Анна Пейчева
Несчастные Романовы

Полная версия

Алексей Тишайший

Почти царица. Голубоглазая Фима Всеволожская – первая любовь царя Алексея Михайловича

Им было по семнадцать. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Их все хотели разлучить, но им почти удалось победить завистников и сплетников… Они были так близки к счастью – и все сорвалось в последний момент. Трагическая история любви царя Алексея Михайловича и красавицы Евфимии – это русская версия «Ромео и Джульетты».

Алексей

Царевич Алексей рос немного избалованным, иногда вспыльчивым, но в целом – прилежным и добрым ребенком. Его детство в Кремле – это новенький каменный дворец, полный дорогой парчи, драгоценных камней, золота и серебра, хитроумных голландских и немецких игрушек. Как и любой знатный мальчишка XVII века, Алексей больше всего любил охоту и лошадей. Жизнь наследника была беспечной и благополучной.

Царевич и не подозревал, что, едва успев родиться, он уже попал в липкую паутину хитрого и умного боярина Морозова.

Борис Иванович Морозов был намного дальновиднее своих глупых и жадных конкурентов. Пока остальные бояре спорили до хрипоты, кому сидеть рядом с царем Михаилом Федоровичем, Морозов скромно стоял в уголке. Он-то с самого начала инвестировал в будущее – сделал ставку на наследника Алексея. Всеми правдами и неправдами Морозов пробивался в ближнее окружение царевича, и наконец сделался его главным наставником. Борис Иванович составлял программу воспитания наследника, командовал всеми его учителями, был рядом днем и ночью.

И не прогадал. В 16 лет Алексей осиротел и занял опустевший престол. Юноша был растерян, долго не мог прийти в себя от горя. Вот тут-то и наступил звездный час боярина Морозова. За несколько часов Борис Иванович стал первым лицом в государстве, серым кардиналом Кремля.

Историк Николай Костомаров раскрывает коварные замыслы боярина: «Морозов всеми силами старался занять царя забавами, чтобы самому со своими подручниками править государством, и удалял от двора всякого, кто не был ему покорен. Одних посылали подалее на воеводства, а других и в ссылку. Более всего нужно было Морозову, для упрочения своей власти, женить царя так, чтобы новая родня была с ним заодно»^[10].

А Морозову было что терять! За годы работы в Кремле боярин нажил баснословное богатство: 30 000 четвертей, 9000 дворов, 55000 душ обоего пола, 245 деревень, 85 сел, 24 господские усадьбы, мельницы, кузницы, мастерские, металлургические и поташные заводы, пивоварни, кабаки, лавки, амбары, фруктовые сады, рыбные пруды. Весь соляной промысел страны был сосредоточен в его руках. Морозов прекрасно понимал, что родственники будущей жены государя отнимут у него весь бизнес – в России всегда процветало кумовство.

Боярин придумал, как стать для молодого государя не только наставником, но и близким родственником. Морозов крепко дружил с царским стольником – Ильей Даниловичем Милославским. А у того как раз две дочери на выданье подросли – Мария и Анна. Обе высокие, стройные, темноволосые, с румяными щеками и длинными ресницами. Старшую, Марию, боярин решил сосватать царю, а на младшей постановил жениться сам, хоть и был на сорок лет старше невесты.

Осталось только провернуть чисто техническую процедуру – устроить царю смотрины невест, чтобы Алексей выбрал Марию при всех, официально, в соответствии с традицией. В успехе своей интриги Морозов не сомневался: он имел на царя огромное влияние и мог убедить его в чем угодно, в том числе и в том, какая девушка больше подходит на роль жены… По крайней мере, так казалось до начала смотрин.

И отправились бояре по русским городам и весям: отбирать самых красивых участниц для царского кастинга.

Евфимия

Летом 1647 года сонный городок Касимово под Рязанью встрепенулся – прибыла высокая комиссия из Москвы. По улицам пронесся слух, что это царские посланники – молодой государь жениться надумал! А значит, каждая Золушка может стать царицей. Такой шанс выпадает раз в жизни, а то и никогда.

Писатель-историк Всеволод Сергеевич Соловьев забавно описывает суету вокруг кастинга невест: «Весь город волновался, каждая мать желала видеть свою дочь царскою невестой и все усилия употребляла для того, чтобы вывести ее на смотр бояр московских в самом лучшем виде. За целый год в Касимове не изводилось столько румян, белил и сурьмы, сколько извелось в последние три-четыре дня. Но присланные царем бояре московские, несмотря на все хитрости матерей, очень умели отличать хороший товар от худого и немало забраковали невзрачных девушек. Матери их и отцы с досады и обиды просто содом подняли, так и налезали на бояр. В доме воеводы, где происходил смотр, с утра до вечера стон стоял от бабьих криков и воплей»^[11].

Не удержался и сам касимовский воевода – небогатый пожилой дворянин. Раф Всеволожский предъявил царским посланникам свою единственную дочь Фиму – редкую красавицу с небесно-голубыми глазами. Комиссия ахнула и единогласно постановила: Евфимию – срочно в Москву! А у нее и платьев-то нарядных не было. Но поехала, конечно, в сопровождении родителей и няньки.

В общей сложности посланники отобрали для царя двести девушек по всей России. Участницы встретились в столице на следующем этапе кастинга. Теперь нужно было понравиться пятерым судьям из ближайшего окружения царя. Разумеется, среди судей оказался и интриган Борис Иванович Морозов.

Волнение невест описывает Всеволод Соловьев: «Некоторые девушки от страха едва на ногах стояли. Им Бог знает что начинало чудиться. Они точно ожидали какой-то неведомой и ужасной пытки. Среди этих девушек и Фима. Ее старая тетка, Куприянова, употребила все старания для того, чтобы племянница не ударила лицом в грязь: она постаралась навешать на нее все дорогие украшения, какие только были у нее. Украшений этих много. Наряд Фимы безвкусен, но никакое безвкусие, никакое излишество ненужных побрякушек не могут затмить красоту ее».

Поразила Фима своей красотой царских судей. Прошла она в финал вместе с морозовскими протеже – сестрами Милославскими, и еще тремя девушками. Финалисток пригласили в гости к сестрам царя – на женскую половину Кремля. Просто поболтать, послушать музыку – царевны позвали гусляров. Никто из участниц не знал, что среди гусляров был и молодой царь Алексей, который решил понаблюдать за девушками в неформальной обстановке.

Морозов настойчиво указывал царю на Марию Милославскую. Но Алексея как молнией ударило, когда он посмотрел в голубые глаза Евфимии.

Царь не спал всю ночь, метался от любви. На следующее утро, как в тумане, пришел на смотрины невест и, не обращая никакого внимания на Милославскую, подошел к голубоглазой Фиме. Вручил ей серебряное кольцо и платок, прошептав: «Тебя я выбираю, будь моею женою, будь царицей!»

Трагическая развязка

Итак, первый раунд Борис Морозов проиграл. Свадьба казалась неизбежной. Фиму поселили в Кремле с царевнами и начали готовить к венчанию. Алексей на крыльях порхал от счастья. Отец невесты, касимовский воевода, предвкушал новую, богатую жизнь.

Однако боярин не собирался сдаваться так сразу. Для начала он поручил верным людям отравить Евфимию. Но ничего не получилось – рядом с девушкой постоянно дежурила бдительная старая нянька. Тогда Морозов подкупил постельницу Манку Харитонову, которая причесывала невесту в день свадьбы. Харитонова так туго заплела ей косу, что у Фимы закружилась голова.

Рассказывает писатель Всеволод Соловьев: «Вот коса готова, ниже колен она падает, отливаясь золотом и сверкая жемчугом. На лоб красавицы надета тяжелая повязка, вся шитая золотом, с падающими вниз большими бляхами и с сетчатыми длинными золотыми подвесками, унизанными жемчугом. Принесли несколько ларцов с тяжелыми ожерельями, серьги, запоны, перстни… Мало-помалу Фима начала чувствовать, что и стоять ей тяжело в этом торжественном, дорогом наряде. Массивная повязка сжимала ей лоб, огромное ожерелье давило горло и оттягивало плечи, а между тем царевнам и боярыням все казалось еще мало, они не знали, чем уж и украсить Фиму. Никогда еще не испытанная головная боль усиливалась с каждой минутой; как свинцом была голова налита, а тут еще принесли венец тяжелый и, чтоб как-нибудь не упал он, плотно надели».

Фима едва дошла до царских палат и, увидев Алексея, от избытка чувств и невыносимой головной боли потеряла сознание. Жених с ужасом подбежал к почти бездыханной девушке. «Глядите все! – вскричал боярин Морозов. – Да у нее же немочь падучая! От нас скрывали тяжелую болезнь! А если бы царь уже успел жениться? Это измена!»

Одиночество в Сибири и счастье в Кремле

Дальнейшие события развивались быстро и необратимо. Боярин Морозов со всем пылом принялся топтать робкую любовь юного царя. Он убедил Алексея в страшном заговоре, подговорил государя сослать Евфимию с родителями в Тюмень. Государь пребывал в таком состоянии, что безропотно подписывал любые указы. Он впал в отчаяние и депрессию, отказывался есть и совсем не мог спать.

Лишь к концу осени Алексей немного пришел в себя. Морозов немедленно этим воспользовался и воплотил давно задуманный план: обвенчал царя с Марией Милославской, а сам женился на ее сестре Анне. Еще через несколько месяцев Морозов так взвинтил цены на соль, что народ взбунтовался и потребовал выдать боярина для расправы. Но царь не смог принести в жертву свояка. Расчет Бориса Ивановича оказался верным.

Евфимия до конца жизни берегла серебряное кольцо и царский платок. Она так и не вышла замуж. Скончалась в возрасте 28 лет в бедности и одиночестве.

Мария Милославская, которая была старше царя на пять лет, родила Алексею 13 детей – все они страдали от различных болезней, многие не дожили даже до среднего возраста. Однако в целом царь был вполне доволен навязанной ему супругой – он уважал Марию и баловал детей. В отличие от шекспировского Ромео, Алексей Михайлович все-таки сумел пережить крушение своей первой любви.

Каким же государем он стал, когда повзрослел?

Царь, с которым вы хотели бы подружиться

Прежде всего, Алексей Тишайший совсем не был тихим. Он так и не избавился от юношеской эмоциональности и впечатлительности. Но если в молодости из-за сильных душевных волнений Алексей то и дело отказывался от еды, то с возрастом он превратился в настоящего гурмана и даже набрал несколько лишних килограммов. Впрочем, ему это даже шло. Современники считали его настоящим красавцем. На иностранных гостей государь производил неизменно приятное впечатление.

Австрийский посланник Августин фон Майерберг искренне им восхищался: «Алексей статный муж, среднего роста, с кроткой наружностью, бел телом, с румянцем на щеках волосы у него белокурые и красивая борода; он одарен крепостью телесных сил, которой, впрочем, повредит заметная во всех его членах тучность. Кроткий и милостивый, он лучше хочет, чтобы не делали преступлений, нежели имеет дух за них наказывать. И что особенно странно, при его величайшей власти над народом, приученном его господами к полному рабству, он никогда не покушался ни на чье состояние, ни на жизнь, ни на честь. Потому что хоть он иногда и предается гневу, как и все замечательные люди, одаренные живостью чувства, однако ж никогда не позволяет себе увлекаться дальше пинков и тузов»^[12].

Алексей постоянно что-то выдумывал, кипел энергией, взрывался из-за ерунды, а потом так же быстро остывал и заваливал обиженного подарками. Любопытный, простодушный, немного даже суетливый, но в то же время и вдумчивый царь – таким был отец Петра Великого. Он обожал жизнь во всех ее проявлениях, но не забывал и о духовной стороне бытия. Любил западную культуру, но еще больше – все русское.

Необычное образование

В раннем детстве Алексея Михайловича воспитывали весьма традиционно, как и любого другого знатного отпрыска того времени. Мальчик прошел полный курс древнерусского обучения: цитировал церковные тексты с любого места, пел с дьячком стихиры и каноны.

Этим бы все и ограничилось, если бы наставником Алексея не назначили боярина Морозова. Мы помним некрасивую роль Бориса Ивановича в истории с женитьбой Алексея; однако, несмотря на полное отсутствие моральных принципов, боярин все же обладал неоспоримым преимуществом перед другими педагогами – у него был невероятно широкий кругозор. Морозов всячески продвигал идеи западного просвещения. Он тут же нарядил своего воспитанника в немецкое платье, подарил ему литовские книги по грамматике и космографии, а также привез ему из Германии интересные гравированные картинки.

Дальше так и повелось. Как говорил историк Василий Осипович Ключевский, царь Алексей был уверен, «что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, комедийное действо, и при этом с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды»^[13].

В церкви как дома

Религиозность Алексея вошла в легенды. Он мог посоревноваться с любым священником в искусстве молиться, клал по полторы тысячи земных поклонов. По понедельникам, средам и пятницам во все посты он не ел и не пил ничего.

При этом в храме он вел себя совершенно непринужденно и даже по-хозяйски. Историки рассказывают, что во время службы царь ходил среди монахов и учил их правильно читать молитвы, бранил их за ошибки, зажигал и гасил свечи, снимал с них нагар.

Дома как за границей

При этом свой быт Алексей стремился обустроить на иностранный манер. Как-то раз он побывал в литовском Вильно (в военном походе, разумеется) и очень впечатлился кожаными обоями с золотым тиснением. По возвращении в Москву царь немедленно распорядился обить свои комнаты в Кремле «золотыми кожами» и поставить повсюду мебель польского образца.

Ездил Алексей на немецкой карете. Детей учил латинскому и польскому языкам. Историк Ключевский пишет: «Как только Петр стал помнить себя, он был окружен в своей детской иноземными вещами; все, во что он играл, напоминало ему немца. Двухлетнего Петра забавляли музыкальными ящиками, цимбальцами, в его комнате стоял даже какой-то «клевикорд» с медными зелеными струнами».

В свободное время царь Алексей развлекался комедийными постановками, которые только-только появлялись в России. А также забавлялся всевозможными настольными играми, главным образом, шахматами.

Однако много времени тратил он и на саморазвитие. Изучал по книгам астрологию, философию, пытался писать стихи, выписывал газеты из Риги, а потом зачитывал отрывки из иностранных статей на заседании Боярской думы.

Когда не было поста, царь любил как следует отобедать, да чтобы с музыкой и весельем: «Поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и на органе играл». Вечерние пирушки привели к приличному лишнему весу. Пухлые румяные щеки, тучная фигура, мягкие глаза – вот уж точно, хорошего человека должно быть много.

Вспыльчивый и громкий

Алексей гневался буквально из-за всего. Эмоциональным он был до крайности. Давал волю и рукам, и языку. Однажды в думе накричал на пожилого боярина за какую-то глупую идею, обозвал его «страдником», «худым человечишкой», да еще и почещин надавал, а затем выгнал взашей из палаты.

Впрочем, так же бурно царь потом и раскаивался в своих импульсивных поступках. Писал обиженным трогательные письма, просил прощения, посылал подарки. Он вообще близко входил в домашние дела своих приближенных, искренне утешал их в трудные моменты. Но под горячую руку ему лучше было не попадаться.

Так почему назвали Тишайшим?

Это было обычное лингвистическое недоразумение. Поначалу международным дипломатическим языком был латинский, и послы величали Алексея «клементиссимус» (лат. clementissimus) – в переводе означало «государь, во время правления которого в стране царит тишина и благоденствие». Позже все дипломаты перешли на французский, и Алексея стали называть tres gracieux (фр.), что на русский переводилось как «всемилостивейший». А титул «тишайший» в официальных посольских документах отменили как ошибочный.

Вместо послесловия

Впрочем, хоть он и не был тишайшим, царь Алексей Михайлович оставил о себе самые светлые воспоминания. Даже такой скептик, как историк Ключевский, признал: «Царь Алексей Михайлович был добрейший человек, славная русская душа. Я готов видеть в нем лучшего человека Древней Руси».

Да, были в его правлении и ошибки, и бунты, и недоработки. Но все же Алексею удалось невозможное – взять лучшее от Запада, но при этом сохранить огромную любовь ко всему родному. Он все время балансировал между Россией и Европой, и его личная жизнь стала отражением этого колебания.

Царь был женат дважды – первая его супруга, Мария Милославская, скончалась в 1669 году после очередных тяжелейших родов. Алексею на тот момент было всего 39 лет. Второй избранницей государя Наталья Нарышкина, светская львица в польской шляпке, полная противоположность набожной и малообразованной Марии.

Жесткая борьба между наследниками Алексея – Милославскими и Нарышкиными – предопределила дальнейшее будущее России. «Лучший человек Древней Руси», оставив после себя шестнадцать (!) детей от двух разных жен, обрек страну на бесконечные дворцовые перевороты и монархический хаос, из которого Романовы с трудом и позором выбирались на протяжении целого века.

Итак, первым наследником Алексея стал Федор – сын Марии Милославской.

Федор Алексеевич

Царь-модник

Федор Третий царствовал всего 6 лет – но сколько же щегольства было в его правлении! Роскошные кареты, немыслимо дорогие скакуны, красивая жена в дерзких нарядах от европейских дизайнеров, шикарные дома. Никакой больше скромности – все должно быть не хуже, чем за границей! Федор был первым государем, решительно смахнувшим вековую пыль со старой Москвы. Если Петр Великий распахнул окно в Европу, то его старший брат как минимум открыл туда форточку.

Федор стал связующим звеном между царем Алексеем, тихо восторгавшимся западными ценностями у себя дома, и императором Петром, жестоко насаждавшим западные ценности в домах своих подданных. Федор, также ориентируясь на европейские достижения, действовал мягко, как Алексей, но эффективно, как Петр.

Каким был Федор III?

Федора короновали в 1676 году – на тот момент ему было всего 15 лет. Мальчик был слабеньким, страдал от цинги, которую лечили заграничным цитрусовым соком. А еще у него постоянно опухали ноги, особенно зимой, так что, по большому счету, Федор был «летним» царем – с декабря по март он обычно не покидал палаты из-за обострения хронических болезней. Зато в теплое время года его было не узнать – франтоватый юноша поражал окружающих невиданными затеями.

Свои идеи Федор черпал из аналога современной соцсети – рукописной газеты «Куранты», которую специально для него составляли дьяки из Посольского приказа, каждую неделю собирая самые любопытные новости из европейских газет. Этот обычай завел еще Алексей Михайлович, отец Федора. На каждом экземпляре делалась пометка: «Великому государю известно и бояром чтено». А наибольший интерес у молодого царя вызывали Швеция и Речь Посполитая, то есть Польша.

Почти что рэп в Кремле

Юный Федор, как и любой нормальный подросток, начал свои реформы с музыки. Он взялся за церковные песнопения.

На протяжении веков русское Средневековье звучало голосом неспешного знаменного распева. Федор же ввел моду на игривый, полифонический партес родом из католической Италии. Патриарх возмущался и протестовал, но царь его попросту игнорировал – даже на Страстной неделе, когда полагается отринуть все мирское, Федор слушал в дворцовом храме новомодное многоголосие. Приверженцы традиций были шокированы – представьте, если на официальной церемонии в Кремле вы вдруг услышите американский рэп!

Тройка мчится – к большим тратам

Федор страстно увлекался лошадьми. Еще до восшествия на престол у него собралась особая и весьма внушительная конюшня – десятки отборных скакунов. А уж после воцарения коллекция лошадей стала просто фантастической. Федор выкупал коней у голландских послов и греческих купцов, заказывал переводы французских и немецких книг о дрессировке лошадей. Как-то раз попросил у польского шляхтича золотую уздечку, просто чтобы покрасоваться с ней на своем коне. Эх, жаль, не изобрели тогда еще ни фотоаппарата, ни соцсетей!

Как пишет историк Павел Седов, в те годы впервые «красота выезда заслоняет боевые качества лошади. Столичная знать настойчиво искала особенных, пусть даже очень дорогих лошадей и готова была платить за них большие деньги»^[14].

Разумеется, к великолепным скакунам требовались соответствующие экипажи. До 1660-х на Руси можно было встретить только колымаги, у которых не было рессор. Тряска была настолько сильной, что в поездке государя сопровождал ухабничий, который должен был поддерживать хозяина под локоток, чтобы тот не расшибся на ухабах. При царе Алексее в Россию начали массово ввозить кареты с рессорами. Федору от отца достался превосходный немецкий экипаж с мягким ходом и богатой отделкой. А чтобы на дорогах не было пробок, Федор запретил пользоваться каретами всем, кроме членов Боярской думы.