Анна Ольховская
Требуется Квазимодо
Глава 7
Страх. Боль. Это все, кто остался «в строю». Больше он ничего не чувствовал, только страх и боль. Эта «парочка» прочно заняла позиции лидеров, лишь иногда устраивая небольшую склоку за первое место. Поначалу они еще опасались возвращения «конкурентов», способных сместить их с трона, но со временем они успокоились и наслаждались властью по полной, глумясь над хозяином.
А что такого, ведь этот скрюченный человечишко напоминает вылепленного криворуким гончаром голема – создание из глины и песка?
Ну, как кирпичи, которые он механически, монотонно, изо дня в день таскал с конвейера и складывал на поддоны. «Братишка», короче.
Сколько дней он провел в этой дыре – он не знал. Потому что фиксировать моменты смены темноты и света и отсчитывать, сколько раз это произошло, он не мог. Нечем было это делать. Страх и боль прочно закатали «триумвират» прежних его помощников в асфальт и, усевшись над могилой врагов, лениво курили бамбук.
Странно, что он вообще выжил. Ведь ему было абсолютно все равно, что с ним станется. Больше никто и ничто не держали его в этой жизни. Он никого не слышал, ничего не чувствовал, кроме своих мучений – ничего не ощущал.
Он даже смерти себе пожелать был не в силах.
Может, именно это его и спасло? Ведь наши мысли и желания формируют нашу реальность, и, захоти он умереть, тело услышало бы его и включило бы режим самоуничтожения.
Но никаких приказов из «рубки управления» не поступало, и включился автопилот.
Молодое, сильное, тренированное тело совсем еще недавно абсолютно здорового мужчины не хотело исчезнуть, сгнить заживо. И даже сведенные вечной судорогой мышцы не смогли полностью подчинить себе организм человека.
Он, организм, сумел адаптироваться, он научился как-то функционировать, поставил хозяина на ноги, возвратил ему способность передвигаться, обслуживать себя, заправлять тело пусть скудным, но – питанием, и даже работать.
Потому что иначе хозяина организма пристрелили бы и закопали неподалеку от кирпичного завода, в яме, где уже лежали не менее десятка трупов.
Хозяин организма и так едва избежал этой участи, сразу же после доставки его в это проклятое место.
Когда Кабан и Пашка вытащили из багажника дергавшегося и отчаянно мычавшего калеку, посмотреть на уродца собрались почти все охранники, а из трейлера, где располагалось мобильное заводоуправление, вышел главный босс, хозяин этого и еще нескольких похожих заводиков, Сергей Петрович Кособуцкий.
Получивший во время первой ходки по малолетке весьма неожиданную и оригинальную кличку.
Ни за что не догадаетесь!
Косой.
Но сейчас его так почти никто уже не называл, разве только приятели из прошлого, да и то лишь те, кто стал Кособуцкому равным по статусу.
Для всех остальных он был Сергеем Петровичем. И точка.
А синеву наколок на теле скрыла дорогая одежда. Правда, особым вкусом и чувством стиля господин Кособуцкий не отличался, для него было главным, чтобы все «богато» выглядело.
И потому даже на выезды «в поле», то есть на свои заводы, Сергей Петрович надевал остроносые туфли из кожи питона, джинсы от Армани, с трудом сходившиеся под его разбухшим «комком нервов», рубаху безумной расцветки «привет с Гавайев» и кожаную куртку с черепом на спине.
А еще крест он носил на груди, здоровенный, почти как у Стаса Михайлова.
Песни которого, кстати, Косой… ох, простите – Сергей Петрович, конечно же, – очень уважал. Душевно ведь поет мужик, аж на слезу пробивает после третьего стакана водочки да рядом с сисястой телочкой.
Сергей Петрович даже бородку отрастил а-ля Стас Михайлов и крест на пуп повесил. А че, солидно, богато, он ведь, крест, брюликами щедро унизан.
В общем, этот упитанный павлин вышел ленивой походкой из трейлера, услышав шум и крики за окном.
– Что тут у вас?.. Что это?! – Сергей Петрович совсем несолидно, словно пацан желторотый, отпрыгнул от рванувшегося на него жуткого урода.
И из-за своего конфуза мгновенно рассвирепел. Лицо его побагровело, и без того маленькие глазки сузились, тяжеленный взгляд медленно поплыл по лицам подчиненных.
– Кто притащил сюда это страшилище? – заорал он.
– М-мы, – икнул Пашка, предоставив Кабану в одиночку управляться с оборзевшим «клиентом» – уродом.
– Зачем?!
– Дак, это… а че, пусть работает!
– Где вы его нашли?! Из цирка уродов сперли?!
– Не, мы его ночью в какой-то деревне сбили, он прямо под колеса кинулся! Не видно ж ни …, фонарей там нет, и тут – вот это!
– Ну и оставили бы его там, какого лешего сюда-то притащили?
– А это все Кабан, это его идея! – трусливо поджал хвост Пашка, мгновенно переведя стрелки на приятеля. – Я хотел его добить и закопать в старом карьере…
– Мне плевать, чего ты хотел! – прошипел господин Кособуцкий, с отвращением глядя на завывавшего урода. – Я спрашиваю, зачем вы его вообще подобрали?!
– Так искали его! Если бы он один был, мы бы его там и бросили, но местные с фонарями вдруг появились! Ну, мы и решили забрать его и закопать. Пусть догоняльщики думают потом, че с их уродом стало! Пропал – и пропал! А по дороге он очнулся. Бузить начал, дергаться, ну, вот Кабан и решил, что он может пригодиться, на конвейере ведь работать некому!
– Вот этот калека?! – визгливо заорал Сергей Петрович. – Работать?! Да он вообще стоять вряд ли мог до того, как вы на него наехали, а теперь вон, кровищи сколько, у него стопудово что-то еще покалечилось, и голова явно проломлена! Зачем его сюда было тащить, кровью машину пачкать?! Дебилы! Урою всех!
Для целевых вразумительных бесед с подчиненными у господина Кособуцкого имелась резиновая палочка из арсенала вооружения полиции. Удобная такая вещь, знаете ли! И руки о чужие хари не поранишь, и стресс снять помогает.
И Сергей Петрович минут пять снимал стресс, «надевшийся» на его нервную систему даже не фактором появления окровавленного урода, а из-за его, господина Кособуцкого, позорной реакцией на это чмо.
Досталось и Кабану, и Пашке и, собственно, уроду. Но уроду – меньше, потому что, как только его перестали держать, калека рухнул на землю, а охаживать «вразумлятором» лежащего человека не очень удобно. Его ногами пинать гораздо удобнее, но жалко ведь пачкать туфли из кожи питона в чужой кровище.
Поэтому бо́льшая часть предсказанных Пашкой «трындюлей» досталась самому предсказателю и его излишне инициативному приятелю – Кабану.
К счастью для мальчонок, босс, отнюдь не злоупотреблявший занятиями в тренажерном зале и утренними пробежками, быстро выдохся. И успокоился заодно.
Усталым жестом стерев со лба трудовой пот, Сергей Петрович пропыхтел:
– Ладно, проехали. Но чтоб вы больше всякое дерьмо сюда не тащили!
– А с этим делать че? – хлюпнул кровавой соплей Кабан. – Добить?
– С этим? – господин Кособуцкий пару раз ткнул палкой в свернувшегося улиткой калеку. – Ну да, в расход его, на хрен он тут нужен!
– Щас, я быстро, – толстяк хотел побыстрее реабилитироваться в глазах босса и, вырвав у стоявшего рядом охранника автомат, направил ствол на типа, ставшего причиной внеочередной порции «трындюлей».
– Дебил, ну не здесь же! – раздраженно гаркнул босс, шарахнув палкой по предплечью не в меру ретивого толстяка. – Оттащи его за территорию и там добей!
– Ага, понял, – закивал Кабан. – Пашка, подсоби!
Вдвоем они подняли переставшего дергаться урода и потащили его к воротам.
Калека безучастно висел на руках палачей, словно тряпичный мешок. Но когда его поволокли мимо принадлежавшего господину Кособуцкому «Мерседеса» с тонированными стеклами, несчастный вдруг заметил в зеркальной поверхности свое отражение…
И, дико взвыв, стряхнул с себя двух здоровяков, словно пушинки, приблизил лицо вплотную к стеклу, всмотрелся – и завыл еще громче, еще безнадежнее, а потом рванул к воротам странной, ковыляющей походкой.
Но довольно шустро рванул, так что его поймали только за территорией завода.
И Сергей Петрович, убедившись, что калека действительно вполне может оказаться полезным, решил не добивать его, а отправить в землянку-барак, к прочим рабам.
Пусть поработает – сдохнуть-то он всегда успеет.
Глава 8
Его и отволокли. И бросили на первую же попавшуюся лежанку.
Ну как лежанку – рваный, кишащий насекомыми тюфяк на общих полатях. Если так можно назвать дощатый помост, протянувшийся от одной стены землянки до другой. Края досок были вкопаны в стены, а подпорками служили бракованные кирпичи.
Поскольку все рабы на момент появления нового постояльца отеля «Ад» были заняты «любимым делом» – изнурительным трудом, – окровавленного уродца швырнули на первый же попавшийся тюфяк. Охранники понятия не имели, кто из доходяг где лежит – еще чего не хватало! Они и не пересчитывали возвращавшихся с работы пленников – зачем? Бежать им некуда, колючая проволока, проходящая по периметру «зоны», не позволит им такого. Да и периметр охраняется не в пример серьезнее, чем цеха заводика, там даже сигналка натянута. Вмиг территория осветится и сирена взвоет, если какой-нибудь придурок решится на побег.
Весной, когда завод только начал работать, такие придурки еще имелись, а как же! Но после того как выловленные в течение десяти минут беглецы были забиты до смерти, желающих повторить их попытку больше не было.
И к осени, к моменту закрытия завода, охрана окончательно расслабилась. Даже периметр они уже не обходили по ночам, положившись на сигнализацию. Зачем мотаться по территории в такую холодрыгу, да еще и под дождем, да еще и ночью, когда можно спокойно поспать в теплом вагончике?
Или в картишки перекинуться. Или журнальчики порнографические, до дыр затертые, в сотый раз полистать, сопя от вожделения. Или потрепаться «за жизнь». Или телик посмотреть, но с этим было хуже – антенна маленького переносного телевизора едва справлялась с поиском передающих волн, глушь тут все-таки. Если удавалось поймать обрывок какой-либо программы – охранники сбегались со всей территории, оставив дежурить лишь страдальцев у ворот.
А больше, собственно, и делать-то было нечего. Так что появление безобразного чмошника, который еще и так прикольно «истерил» при виде зеркала, стало хоть каким-то, а развлечением все же.
Поэтому Кабан и Пашка, доставившие уродца в землянку, быстренько сбегали в вагончик, сняли со стены небольшое зеркало, висевшее над умывальником, и от души «развлеклись», показывая обезумевшему от страха бедняге его отражение.
К ним присоединились почти все охранники, и веселая карусель продолжалась до тех пор, пока босс не заинтересовался – а почему это, собственно говоря, территория опустела? Где все?
Искать всех ему долго не пришлось: дружный гогот и дикий вой услужливо указали господину Кособуцкому, где в данный момент обретается его менеджеры по персоналу. И чем они заняты.
В общем, «вразумлятор» в этот день потрудился на славу – вторично. «Благословил» не только Кабана и Пашку, но и всех остальных менеджеров.
А в процессе обучающего тренинга босс весьма доходчиво, на понятном коллегам языке, объяснил им, что нового работника по пустякам отвлекать не стоит и что этого дурика оставили в живых вовсе не ради развлечения вышеозначенных менеджеров, а ради добросовестного труда на благо босса.
И ежели босс еще хотя бы раз заметит зеркало возле морды чучела, босс будет очень недоволен!
Вот как-то так, если резюмировать.
В общем, калеку оставили в покое. Ну как, в покое – в ужасе, если честно. В ужасе и на грани безумия.
И вернувшихся со смены рабов ждал более чем неприятный сюрприз – мало того, что тюфяк одного из них занял какой-то жуткий урод, так ведь и согнать оттуда этого урода было невозможно. Он жутко скалился и, по-звериному сверкая глазами, рычал что-то непонятное. Нечеловеческое нечто.
К тому же тюфяк, и без того не отличавшийся стерильной чистотой, теперь был еще и выпачкан кровью.
В общем, прежний хозяин лежбища, ворча и матерясь, перебрался на место не так давно умершего от воспаления легких раба, а вновь прибывшее страшилище оставили в покое. Не просто в покое – ложиться рядом с ним никто не пожелал, благо мест в землянке к концу рабочего сезона стало гораздо больше, и рабы больше не напоминали шпроты, уложенные в банку.
Так что вокруг урода образовался своеобразный вакуум. И физический, и ментальный. Общаться с ним тоже никто не хотел.
Вернее, не мог – урод был еще и психически нездоров. Он не реагировал на обращенную к нему речь, только скалился и что-то мычал. Но оказался неожиданно сильным, во всяком случае, попробовавшие поиздеваться над ним сокамерники мгновенно залились кровавыми соплями, а один отскочил с диким визгом, прижимая к черепу надкушенное ухо.
Но со временем к нему привыкли, и ни его внешний вид, ни глухое мычание больше не вызывали ни у кого никаких эмоций, ни отрицательных, ни положительных.
Тем более что Немтырь (так его все прозвали с подачи Кабана) никаких проблем не доставлял ни охране, ни другим рабам. Если его не цеплять – вполне нормальный тип. Работает от звонка до звонка, причем неплохо работает, почти с самого первого дня. Переломов, как оказалось, у него не было, всего лишь сильные ушибы. Обильно кровоточившая рана на голове была неглубокой, так, сорвало часть кожи с черепушки.
Так что через пару дней, отлежавшись, урод странной, дергающейся походкой, больше всего напоминавшей передвижения краба, доковылял до конвейера и занялся укладкой готовых кирпичей в поддоны.
Первое время было ему, конечно, очень тяжело – скрюченные руки подчинялись плохо, и он ронял кирпичи. За что получал поначалу палкой по ребрам, но это оказалось малоэффективным.
Тогда надзиратели решили тайком от босса вновь задействовать зеркало.
Вот это помогло. Это вообще оказалось единственным средством, способным угомонить урода либо заставить его что-то делать.
А еще – время от времени таким образом он развлекал охрану и надзирателей, когда босс не появлялся на территории завода.
Вот как сегодня, к примеру.
Когда очередные мучители ушли – он не различал их, все они были для него на одно лицо, – он еще какое-то время лежал на полу, судорожно пытаясь вынырнуть, всплыть на поверхность из пучины дикого ужаса. Он не знал, почему эти серебристые штуки вгоняют его в такое состояние, ведь он даже толком разглядеть не мог, что там отражается. Просто достаточно было одного лишь взгляда, чтобы его мгновенно затягивало в смерч, в цунами, в ядовитые волны животного страха.
Но вот наконец его обезумевшее сердце немного успокоилось, ужас почти исчез, оставив на «поле боя» только боль. Привычную, постепенно притупившуюся. А еще обнаружилось, что он почти закоченел от холода.
Если бы его сознание было хоть чуточку более светлым, нормальным, если бы он мог соображать или хотя бы чего-то желать, он бы остался лежать на земляном полу. И примерно через час уже не поднялся бы – никогда.
Но тело по-прежнему не хотело сдаваться. Оно хотело жить: есть, пить, спать, справлять нужду – функционировать, в общем. Как и любой живой организм, да хоть как инфузория-туфелька.
И поэтому человек сначала пошевелился, а потом медленно, с трудом, поднялся на ноги, хотя ему гораздо удобнее было бы передвигаться на четвереньках. И менее болезненно, это было бы кстати.
Но этого он себе позволить не мог. Почему – он не знал. Не мог – и все.
Тело его все сильнее сотрясала крупная дрожь. Он попробовал вернуться к конвейеру – работа должна была согреть его. Но оказалось, что и без того плохо слушавшиеся руки совсем окоченели. А подмокшая от падения на сырую землю одежда остужала тело все сильнее.
Надо хотя бы переодеться. А еще лучше – переодеться и выпить горячего чаю.
Он осмотрелся по сторонам. Уже давно стемнело, на территории зажглось скудное освещение: несколько лампочек-времянок, работавших от дизельного генератора.
Значит, скоро конец работы и ужин. И чай. Горячий.
Но ждать он не может. Вернее, его тело, жадное до жизни тело, не могло ждать, коченея все больше. В легких уже началась подозрительная возня, еще немного – и начнется воспаление.
Надо переодеться, срочно!
Во что? А на днях кто-то из других рабов умер, и его одежду оставили в землянке (мертвецов здесь закапывали голышом). Желающих поменять свое гнилое тряпье на чужое не нашлось, и смердевшие штаны и телогрейка так и валялись на осиротевшем тюфяке.
Но ему сейчас было все равно, чем пахнет и как выглядит одежда мертвеца, главное – она сухая.
И он заковылял к землянке, не дожидаясь сигнала об окончании работы. Чего никогда раньше не делал – он обычно уходил вместе с остальными. И шел в толпе, не обращая внимания на то, куда идет.
Куда его ведут, туда он и идет.
Поэтому, наверное, он и заблудился сейчас, приковыляв не к землянке, а к вагончику охранников.
И заметил это, только когда вместо привычной земляной стены вдруг увидел деревянную. А еще он услышал странный звук – словно кто-то тараторил, взахлеб, громко и оживленно.
Как никогда не разговаривали местные охранники.
Он испугался. Испугался наказания за самовольный уход, наказания в виде зеркала. И неуклюже повернулся, стремясь как можно быстрее уйти отсюда, скрыться.
Но внезапно в оживленной болтовне, доносившейся из вагончика охраны, прозвучало имя. Вернее, имена.
Милана Красич и Кирилл Витке.
Глава 9
Он замер, не зная – отчего? Ведь надо как можно быстрее уйти отсюда прочь, пока снова перед его глазами не замаячила жуткая блестящая штука!
И он попытался закончить свое неуклюжее движение, но…
У него ничего не получилось! Руки, ноги – тело опять не подчинялись ему! Но не так, как раньше, нет. Конечности не просто отказали, они действовали абсолютно автономно! Словно какой-то кукловод привязал к ним ниточки и превратил его в послушную марионетку.
Буквально швырнув его к окошку вагончика. И заставил жадно смотреть и слушать.
Смотреть на маленький мигавший экранчик. Изображение было мало того, что нечетким, так еще и помехи периодически прерывали показ, там глумливо кривлялись разнообразнейшие загогулины. Но в целом происходящее на экране разглядеть было не очень трудно.
И расслышать тоже, потому что набившиеся в вагончик охранники врубили звук на полную катушку.
Он понятия не имел, как называется эта штука, которая показывала эти живые картинки. Но совсем не удивился и не испугался – ничуточки. Наверное, он уже видел нечто подобное… когда-то.
Вертлявый напомаженный человечек, суетливо бегавший в кадре на маленьком экране, тараторил слишком быстро, и калека не успевал до конца усвоить, о чем идет речь. Но и уйти, убежать, пока его не заметили, он не мог.
Кукловод не пускал его, заставляя смотреть и слушать…
А ведущий популярного ток-шоу продолжал взахлеб рассказывать:
– …больше месяца. Это чудовищное преступление потрясло тогда всю Россию! Да, мы привыкли уже к так называемым преступлениям на бытовой почве, к тому, что матери убивают своих новорожденных детей, отчимы насилуют падчериц, а убийствам по пьяному делу вообще несть числа! Но то, что произошло недавно в одной из подмосковных деревень, до сих пор у большинства нормальных людей не укладывается в головах! Для тех, кто по какой-либо причине не в курсе, мы вкратце напомним о том кошмаре…
Картинка на экране сменилась на довольно-таки ухоженный дворик перед симпатичным домом. Затем – перевернутую буквально вверх дном спальню, потом – большой свинарник, где похрюкивали штук двадцать здоровенных откормленных свиней, каких-то людей…
А за кадром звучал глубокий, переполненный сдержанным гневом мужской голос (нет, уже не «бисер», не говорок ведущего, а другой, профессионально поставленный):
– Они считались лучшими подругами – Милана Красич и Елена Осенева. Ведь им нечего было делить, и причин для взаимной зависти тоже не имелось: обе – красавицы, обе умницы, состоятельные, успешные. Правда, у одной из них, Миланы, еще и муж имелся. Пусть гражданский, но они жили вместе уже несколько лет. Невероятно красивая была пара – Милана Красич и Кирилл Витке…
На весь экран засветились счастливые улыбки действительно красивых мужчины и женщины.
Он – высокий, статный, с гибким тренированным телом, с аристократическими чертами лица; в глазах цвета горького шоколада, устремленных на спутницу, – океан любви и нежности.
Она – изящная, похожая на кошечку шатенка, с очень сексапильной фигуркой; большие глаза оливкового цвета, пушистые длинные ресницы, тонкие брови, красивый рисунок чувственного рта, роскошные вьющиеся волосы.
– Ох, и хороша, сучка! – хрипло выдохнул кто-то из охранников. – Я бы ей вдул! Так вдул, что она своего красавчика мигом забыла бы!
– Вдул бы он! – гыгыкнул другой. – Да тут очередь вдуть выстроится! Токо она тебе не даст!
– А че, мужика ейного подружка-то укантропупила, она теперь – свободная сучонка, небось истомилась уже!
– Это без твоего, че ли, «хозяйства»? Не смеши! У тя там – пипетка глазная!
– Чего-о-о-о?! Да я тя щас как…
– А ну, заткнулись, идиоты! – рявкнул самый огромный «товарищ» из группы бравых секьюрити. – А то щас под дождь обоих выкину! Телик и так пашет раз в неделю, и не всегда че-то нормальное увидеть можно, а тут хоть интересно! Ишь, че бабы холеные такие вытворяют! Куда там до них нашим манькам и людкам!
– А чего он…
– Цыц!
Бузотеры угомонились. Прижавшегося лицом к стеклу человека трясло все сильнее. И это была уже не дрожь от озноба.
Он чувствовал, как откуда-то из самых глубин его сути, из-под плотных слоев монолитного «небытия», начинает с надсадным хрипом прорываться…
Кто или что – он не знал. Но этот подъем, прорыв этот, был поистине катастрофическим.
Катастрофическим для него – нынешнего.
Потому что уже сейчас, в самом начале этого прорыва, он едва удерживался на месте, не позволяя себе сию же минуту ворваться в душный, переполненный возбужденными самцами вагончик, и рвать их зубами, душить, ломать им руки и ноги – уничтожать их всех.
Уничтожать за то, что они посмели похабно отозваться о НЕЙ!
Об этой девушке, которая… которая…
Катастрофа приближалась: в висках заломило с такой силой, что он едва не разбил лбом стекло, содрогнувшись от приступа дикой боли.
К счастью, оравший телевизор легко заглушил легкий звон, донесшийся со стороны окна. Да и действо на экране уже достигло кульминации:
– …ей все же удалось добиться своего! Никто уже не скажет нам, как все это произошло – Кирилл Витке мертв, а Елена Осенева, получившая за убийство с особой жестокостью двенадцать лет строгого режима, так и не призналась в содеянном. Она продолжала упрямо твердить, что ее подставили, что она никогда не состояла в любовной связи с мужем подруги, что она любит другого мужчину. Как же, не состояла! А фотография, на которой они с Кириллом, обнаженные, лежат в постели? Елена заявила, что это – постановочное фото, что она была без сознания, когда неведомые злодеи уложили ее в одну постель с любовником! Это оправдание настолько нелепо, что даже… смешно! Были они любовниками, были. Вот только Кирилл, видимо, тяготился этой связью, он продолжал любить свою жену. И вскоре решил порвать с надоедливой любовницей. Чего обезумевшая от страсти Осенева ему не простила. Она подсыпала своему любовнику в пищу медленно действующий яд, который «сработал» лишь через несколько часов после того, как Елена рассталась с Кириллом Витке. А когда Кириллу стало плохо во время деловой встречи с профессором Шустовым, вместо вызванной профессором настоящей кареты «Скорой помощи» приехала совсем другая тишина. В итоге несчастный оказался в загородном доме своей любовницы, где и скончался. Зачем Осенева приволокла Кирилла туда? А чтобы избавиться от трупа! Кирилл Витке должен был исчезнуть бесследно и навсегда! И поэтому его тело красотка безжалостно подбросила в кормушку для свиней, в дом своего соседа-фермера. Известно ведь, что милые хрюшки вполне способны сожрать человеческую плоть вместе с костями…
– Ох и сука! – загнусавил один из охранников. – А ведь ни за что не скажешь, вон, какая цыпа!
– Че, и ей вдуть хочешь?
– Не, этой – нет, – буркнул «озабоченный» под дружный регот коллег. – Еще откусит мои причиндалы и свиньям бросит! Паучиха просто! Как эта, как ее… о, как «черная вдова»!
Но девушка, смотревшая на зрителей с фотографии, меньше всего напоминала паучиху или монстра. Если верно выражение, что глаза – зеркало души, душа этой девушки никак не могла принадлежать жестокому чудовищу.
В больших, чуть раскосых глазах редкого оттенка молодой листвы светились ум, ирония, верность, преданность, доброта. Да и весь облик этой коротко стриженной стильной брюнетки вызывал мгновенную симпатию, а вовсе не опасения и тревогу.
Прильнувший к стеклу человек мучительно всматривался в лицо на экране, ощущая, что он видел эту девушку, причем совсем недавно! Но раздиравшая его изнутри боль мешала сосредоточиться, он вообще с большим трудом улавливал происходящее на экране.
А действо вновь переместилось в студию, и вертлявый типчик возбужденно затараторил:
– Вот так все и было. Елена Осенева осуждена и отбыла к месту отбытия срока, но ее подельники, активно помогавшие ей в расправе над несчастным Кириллом Витке, еще на свободе. Они успели скрыться до того, как ими заинтересовалось следствие. Вот, кстати, их лица, – на экране появились две фотографии: мужчины лет сорока с умным волевым лицом и парня помладше, лет двадцати семи, чьи глаза тоже не могли принадлежать бандиту – слишком спокойный и открытый был у него взгляд. – Это Матвей Кравцов, бывший начальник службы безопасности строительного холдинга Мирослава Красича, и его заместитель, Владимир Свидригайло. Если вы, дорогие телезрители, встретите этих людей, – не подавайте виду, что узнали их, они чрезвычайно опасны! Лучше сразу звоните в полицию! А теперь вернемся к основной теме нашего ток-шоу – жизнь после смерти: смерти любимого человека, смерти веры в дружбу, смерти всех надежд. Мы пригласили в студию Милану Красич и тех людей, которые поддерживали эту так много пережившую девушку в течение всех долгих дней бесконечного кошмара. Они постоянно находились рядом с ней! Итак, встречайте: Милана Красич и ее друзья – Сергей Тарский и профессор Петр Никодимович Шустов!
И в студию вошли трое. ОНА – и…
От всего увиденного личность того, кто прорывался на волю, не обращая внимания на дикую боль и все более жестокие атаки липкой бездны, не желавшей отпускать лакомую добычу, последним усилием воли, которую захрипевший от ярости копил все эти мучительно долгие дни небытия, устремился к поверхности реальности…
