Анна Мэй
Дети Азии. Часть 2 «Ад»

Я не слушала, просто смотрела вдаль и улыбалась, сердце бешено колотилось, а ладони то холодели, то горели.

– Он умер четыре года назад…

– Больная, – вскрикнул Андрей и ушел без оглядки.

То, что я так старательно прятала в глубине души, теперь вырывалось из меня мощной струей. Я не смогла убить свое прошлое, которое корнями проросло глубоко в грудную клетку и не отпускало. Всю ночь я бредила и видела сны, которые показывали события многолетней давности. Я видела наше первое знакомство с Даней. Он сидел на детской площадке и ревел от того, что более взрослый мальчик по имени Саша раздавил его куличики и смеялся с беспомощности 6-летнего ребенка. Тогда мне стало так обидно за маленького Даню, что я взяла свою лопатку и отправилась его защищать. Я стала мутузить 10-летнего верзилу с такой силой, что он начал орать на весь двор и звать маму.

Укун недоглядел за мной тогда и испуганно ринулся разбираться. Он оттащил меня и начал отчитывать, говоря, что нельзя бить других детей. Тем временем подлетела мама Саши, которая начала ругаться с Укуном, защищая своего сына. Он принялся извиняться и говорить мне, чтобы я просила прощения у Саши.

– Будешь просить у мальчика прощения?

– Не бууду! – закричала я, топнув ногой.

– Как не будешь? Ты же плохо поступила!

– Нет! – крикнул Даня, подойдя к нам. – Она меня защищала!

Даня, вытирая сопли под носом, стал со слезами рассказывать, как плохо ему было, когда его куличи раздавили. После его рассказа мама Саши хорошенько дала сыну по попе и утащила с площадки, обещая всыпать дома ремня. Укун рассмеялся и потрепал меня по голове, затем осторожно подошел к Дане и, сев на корточки, приветливо спросил его:

– Тебя как зовут, мальчик?

– Даня… – ответил тот смущенно, опустив глаза.

– А ты хорош, Даня! Твоим друзьям очень повезет с тобой!

Он улыбнулся маленькому мальчику на детской площадке, даже не подозревая о том, что через три года мы действительно встретимся с ним вновь, как и с Сашей, и станем друзьями, а еще через одиннадцать лет он умрет прямо на его руках.

Картинка в моем сне сменилась на более устрашающую. Укун принес маленькую меня на берег, примыкающий к бескрайним морским просторам, и сказал тревожным голосом; «Пришло время научиться плавать». «Но я не умею», – ответила я, ручками ухватываясь за его шею, чтобы меня не опускали на землю. «Ты умеешь. Все получится. Тебя ждет семья…». Во сне, словно наяву, я почувствовала, как лицо обдувал холодный ветер свободы, наполненный солью, ощутила удар тела о водную толщу и прониклась дрожью от тяжести океанской массы, навалившейся на хрупкие детские плечи и утаскивающей на дно. «Только будь моим берегом!» – кричала я Укуну, захлебываясь. «Будь моим берегом!». Граница между мирами моря и неба все чаще мелькала перед моими глазами, а вода вливалась в ноздри и втыкалась иглами в задыхающиеся трахеи, руки беспомощно гребли вперед, пытаясь ухватиться за другие руки, которые сидели на берегу и жалобно смотрели прямо в душу, будто извиняясь. В какой-то момент мрак сгустился перед глазами, а впереди сквозь дымку привиделись два огромных зрачка с переливом черного жемчуга… Они приблизились ко мне и…из них раздался оглушительный звон раннего будильника. Белка пробежала еще один круг в своем колесе, а солнце сделало еще один бесполезный круг на небосводе.

Снова вечер. Свинцовые облака уплывали за океан, забирая с собой последний солнечный свет. Тени от веток сеткой ложились на покоцанный асфальт. Погода была такая же, как в тот злосчастный вечер навеки исчезнувшего мая. Я шла, еле перебирая ногами. Почему я не могла поставить точку в последней строчке этого романа? Слезы лились по щекам, но тени скрывали их от глаз прохожих. Воздух пах по-другому. Если быть точным, то за эти четыре года я ни разу не ощущала его запах. Я вообще мало что ощущала. А сейчас этот запах вернулся ко мне. Каждое время года, каждая погода, каждая часть дня и каждое мое настроение раньше пахло по-своему. Страх пах холодом, грусть жухлой травой, а радость солнцем. Сейчас в носу висел едкий запах дождя и пыли, хотя с неба не упало ни капли.

Я не смогла пойти домой, ноги понесли меня вдаль, к морю. Я побежала, чтобы поймать на горизонте солнце, бежала изо всех сил, как будто за мной гналось прошлое, эти страшные образы и лица, разрушающие меня изнутри, но в то же время дающие мне самое ценное, что у меня было – жизнь. Я бежала без остановки, не замечая недоумевающие взгляды прохожих. Я добралась до пирса и застыла на его краю, ветер распустил волосы и сдувал слезы. Воздух… Наконец-то я дышу, я чувствую запах соли, который вымывает боль.

– Не плачь, прошу тебя. Я не стою этого, никто из нас не стоит твоих слез.

Я резко обернулась и прямо напротив увидела тусклые глаза Дани, которые смотрели на меня со страхом и грустью.

– Ты не против, если я обниму тебя? – спросил он.

– Ты живой?

– Сейчас да.

Он обнял меня изо всех сил и уткнулся в волосы, всхлипнув.

– Почему ты плачешь? Где ты был? Ты почему оставил меня?! Я умерла, ты понимаешь? Я умерла вместе с вами, почему вы бросили меня?

– Что ты сделала с собой?

– Я не возвращалась в Океан и сорвала рога.

– Зачем ты это сделала? Господин Лун-ван бы помог тебе, а ты даже не позволила ему это сделать. Знаешь, забудь обо всем. Пойдем со мной. Ты помнишь, что было четыре года назад? Помнишь, как мы гуляли и веселились? Ты хочешь вспомнить это?

– Да, хочу…

– Ну так пойдем! Я обещаю тебе, что за одну ночь ты получишь впечатлений за все четыре года!

Он потянул меня за руку, и его глаза снова загорелись. Я не понимала, что с ним не так. Что-то изменилось и как будто искривило его улыбку. Но в то же время это был он, его бешеную энергетику нельзя было спутать ни с чем другим. Тот самый Даня, которая мог прибежать в момент отчаяния, вырвать сердце и вывести из тьмы, сломав стену.

Он заставил меня сесть за руль и поехать куда-то, указывая путь. Всю ночь мы смеялись, разговаривали, вспоминали прошлое. В глазах замелькали бары, парки и скверы. Мы пили, танцевали, в перерывах между вдыхая морозный осенний воздух на ночных улицах. Размытые огни фонарей, спертый от жаркого дыма воздух, а в конце одинокий маяк… Все завертелось, как на карусели. Я не должна была поддаваться этому соблазну, не должна была позволять ему курить в машине и садиться за руль после алкоголя.

– Твои демоны внутри так изголодались, – сказал мне Даня, сидя рядом на пассажирском сидении.

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты делала с собой? Ты же не в себе. Такое ощущение, что голодную собаку держали на цепи, а затем отпустили перед горой свежего мяса. Обычно это я мог творить всякую всячину, а ты лишь с укором смотрела на меня в ответ. Я не думал, что ты столкнешь меня в воду и разобьешь этот стакан. Ты то смеешься, то плачешь. Я никогда не видел тебя такой. Это этот с тобой сотворил?

– Кто?

– Ну этот, злой пацан, который агрессивно кидается на людей.

– Ты про Андрея? О нет, дело не в нем. Четыре года я была сама не собой, понимаешь? Я все пыталась забыть и жить по правилам этого мира. Наверное, жить… А ты лишь растормошил меня. Не знаю, как это всегда у тебя получалось.

– Ты всегда пыталась жить по правилам. Вспомни, как ты готовилась к экзаменам, а я увез тебя на маяк и столкнул в воду. А помнишь, как я взобрался по водосточной трубе к тебе на пятый этаж и залез в окно, чтобы позвать гулять?

Я рассмеялась. Эти теплые воспоминания согрели мою душу. Я наконец-то начала что-то чувствовать, от этого внутри стало немного больно, а смех поутих.

– Мне кажется, с тебя сегодня точно хватит. Поехали к тебе домой. Я удостоверюсь, что ты не натворила делов по дороге. И да, не смей завтра идти на учебу. А мне пора.

– Куда?!

Вдруг туманная дымка в моей голове рассеялась. Я вспомнила, что даже не узнала, что случилось с Даней и о каком доме он говорил уже несколько раз.

– Я объясню тебе потом, всему свое время. Уже почти рассвет, до восьми утра мне нужно вернуться. Но мне понадобится твоя помощь.

– Какая?

– Не спрашивай ни о чем, просто поехали. Когда я пришел к тебе вечером на мое восемнадцатилетие и ты попросила меня не задавать никаких вопросов, я сдержал свое обещание.

С этими словами он откинулся на спинку, закинул руки за голову, закрыл глаза и втянул сигаретный дым. Утренние лучи солнца упали на его лицо, и я увидела, каким болезненным оно выглядело в тот момент. Затяжка обнажила впалые щеки и глаза. Ресницы и некогда смольные брови потускнели.

Остальную часть пути мы ехали молча, но меня одолевал необъяснимый животный страх. Всю ночь меня тянуло к Дане, хотелось разговаривать с ним без умолку и устали. Он заряжал меня и делал живой. С наступлением утра в его молчании чувствовалось что-то отталкивающее. Казалось, что солнечные лучи испепеляют его.

– Ты не бойся меня, мы уже почти приехали.

Я затормозила у подъезда, но от страха не могла пошевелиться.

– Не бойся меня, пойдем, пойдем.

Он попытался взять меня за руку, чтобы убрать вцепившиеся пальцы с руля. Но его пальцы были холодными, как мрамор. Я еще больше вжалась в кресло, но быстро опомнилась.

– Даня, я не понимаю, что происходит, прости, сейчас я соберусь, и мы пойдем.

– Ева, все хорошо, я не обижаюсь. Я понимаю, почему ты так ощущаешь себя рядом со мной. Я дам тебе время, чтобы собраться духом.

Я сделала глубокий вдох и вышла из машины, затем направилась к подъезду. Поднимаясь по лестнице, я чувствовала холод, ведь он шел сзади. Мы зашли в квартиру. Мне так хотелось захлопнуть дверь, оставив его снаружи, но я сдержалась.

– Я знаю, что ты ждешь от меня объяснений. Но я пока не могу решиться и рассказать тебе все. Я так хочу, но боюсь, что ты отвернешься от меня, а я не хочу тебя терять. Из всех людей на этом свете я решился прийти только к тебе. С Сашей я столкнулся по чистой случайности. Но, может, это и хорошо, он подготовил тебя к встрече со мной.

– Почему мне некомфортно сейчас, когда ты рядом? Мое чутье никогда не обманывало меня, хоть и притупилось за это время. Почему ты хочешь уйти! Почему ты снова бросаешь меня?

– Потому что пришло утро. Я не знаю, почему так стыжусь и почему мне нужно время, чтобы собрать всю волю в кулак и рассказать тебе, кем я стал. Возможно, я все такой же трус, который боится взять на себя ответственность, потому что, рассказав тебе все, я нарушу важное правило, а это чревато последствиями для меня.

Я не понимала, о чем он говорит. В голове было пусто и сухо. Я лишь смотрела на него глупыми глазами и ждала момента, когда он уйдет, а я снова останусь одна и буду медленно отравлять себе душу своими же мыслями.

– Ева, ты простишь меня, если я попрошу тебя о чем-то непристойном?

– Ну ты скажи и посмотрим.

Я старалась побороть дрожь в голосе, так как становилось все страшнее.

– Янь-ван говорил мне, что ты славилась своей способностью безболезненно убивать, сворачивая шею. Ты можешь сделать это со мной?

Я пошатнулась и попятилась назад, голова закружилась.

– Даня, иди отоспись, ты пьян…

– Ева, я не пьян, посмотри на меня, я в трезвом уме. Мне очень нужна твоя помощь, иначе я не смогу вернуться домой, мне слишком страшно. Меня и так ищут, потому что я нарушил правило номер 322.

– Даня, что ты несешь… Ты предлагаешь мне пойти на преступление и убить своего лучшего друга?

– Ева, но мне очень страшно. Я хочу вернуться, но я не знаю, как.

– Ты точно обезумел, уйди отсюда с глаз долой!

– Ева! От меня через несколько секунд не останется и следа, но мне нельзя надолго оставаться здесь. Посмотри, солнце уже поднимается, оно высоко. Ева, прошу тебя!

Даня встал на колени рядом со мной, его лицо скривила уродливая гримаса.

– Я обещаю тебе, что вернусь через дней семь, ты веришь мне?

Я начала плакать, меня сводило дрожью, я не понимала, что происходит.

– Ева! Я молю тебя! Пожалуйста! Он сейчас придет за мной!

Я схватила его за плечо и тихо-тихо спросила.

– Как помочь тебе? Только скажи, кто сотворил это с тобой, кто угрожает тебе. Я убью всех, кого хочешь, ты только скажи.

– Меня. Прошу! Осталось две минуты, Ева!

Я уже не понимала, что происходит. Я своими руками делала непоправимое. А вдруг он и вправду пьян и не понимает, что несет? А вдруг мне до сих пор все мерещится? Ну ладно, закапываться, так уж по уши.

– Ну ладно, иди сюда и расслабься.

Он подвинулся ближе и облокотился на меня. Я обвила его голову своими руками, мягко, как будто обнимая, взяла за подбородок и затылок и прицелилась. На миг мне показалось, что моих сил уже может не хватить, поэтому я напрягла руки до отказа и метко дернула мощным рывком. Послышался характерный хруст, который безотказно сигналил о том, что все получилось успешно. Даня вмиг обмяк и сполз на мои колени. Я отпрянула и ринулась в другую комнату. Я забилась в угол, пытаясь сдержать судорогу. Из-за неистовой дрожи я даже не заметила, как вместе со мной вибрировал мой телефон. Я еле как достала его из кармана. Черт возьми, где я успела разбить стекло. А как я успела насобирать 20 пропущенных от Андрея! И куча сообщений «ДА ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ!!».

Стук в дверь заставил меня уронить гаджет, я не смогла встать и поползла к двери на коленях. На корточках я открыла дверь, даже не задумываясь о том, кто может заявиться ко мне в такую рань.

– Твою мать, Ева!!! – Андрей в ужасе остолбенел при виде меня в таком состоянии. Я увидела его и вдруг произошло непоправимое. Ком подкатил к горлу, сопротивляться было бесполезно. Меня вырвало прямо под его ноги. Это произошло из-за скопившегося ужаса и отвращения к тому, что я сделала буквально несколько минут назад.

– Зачем так нажираться! Ты не можешь даже стоять на ногах! Где тебя носило! Почему ты не отвечала на мои сообщения и звонки! Прости меня, я погорячился, я все сказал и сделал со злости! Ах боже мой, поднимайся! Да что с тобой, господи!

Он поднял меня, потащил в ванную, умыл, затем приволок в спальню, еле как стянул верхнюю одежду, так как мои руки и ноги сводило дрожью настолько сильно, что они почти не разгибались. Потом он засунул меня под одеяло и сжал изо всех сил, тщетно пытаясь хоть немного согреть.

– Анддррей, там Даня лежит, за кроватью, его тело…

Андрей подскочил, с испугом посмотрел в ту сторону и, выругавшись, произнес:

– Сколько же ты влила в себя?! В тебе точно только алкоголь?! Может, тебе уже вообще скорую вызвать? Да что с тобой происходит?

Было видно, что он пребывал в отчаянии и растерянности. Я понимала, что нужно брать себя в руки, иначе я просто сведу его с ума.

– Я в порядке, подожди, я сейчас успокоюсь, дай мне время, иди сюда.

Я лежала в его руках, укутанная в одеяло, дышала глубоко и пыталась забыться. Страх потихоньку отступал, дрожь уменьшалась.

Даня бесследно пропал, а мне оставалось лишь гадать, не был ли он всего лишь плодом моего воображения. Я больше ни разу не напоминала Андрею о том, что произошло. После того события в нем появилась странная, неизведанная ранее холодность. Я мысленно отдалилась от него, зарываясь в собственные мысли и утопая в делах.

Я всецело отдалась дипломной работе, идея которой рождалась в моей беспокойной голове уже четвертый год. Моим научным руководителем был самый молодой и самый уникальный профессор в нашем университете. Войтич Леонид Архипович – тридцатипятилетний специалист по древним и мертвым языкам. Он преподавал на нашей кафедре вэньянь (классический китайский язык, который использовался в Поднебесной вплоть до XX века), но также занимался латинским и санскритом. Он сразу приметил меня, обратив внимание на мои глубокие познания. Я в совершенстве владела диалектом путунхуа, достаточно свободно говорила на кантонском и знала немало традиционных иероглифов. Но самое главное – я испытывала небывалую тягу к вэньяню.

Леонид Архипович как-то пригласил меня в кабинет и положил прямо передо мной на столе выдержку на древнекитайском. «Сможете ли вы прочитать эту строчку?» – спросил он меня, указывая пальцем. Я замешкалась, но все же произнесла: «Здесь написано, что дождь прервал столетний период засухи». «Потрясающе! Просто потрясающе! – воскликнул он. – Как же я сразу не догадался, что здесь имеется в виду именно засуха!». Он не раз обращался ко мне, с чистой душой отдавая даже ценнейшие экземпляры из собственных экспедиций. Я с удовольствием помогала ему возрождать навечно умолкшие голоса некогда живущих людей и приоткрывать тяжелейшую завесу древности.

Я признаюсь, что испытывала благоговение перед древностью. Она казалась мне такой величественной и неприступной. Иногда я ощущала тот же трепет, когда стояла рядом с богами, дедушкой или даже Сунь Укуном. Помню, как он сидел как-то за кухонным столом у меня дома, как всегда непринужденно закинув ногу на ногу и уткнувшись с равнодушной миной в книгу. Я спокойно пила чай, но вдруг в мою голову ударило странное осознание, что возраст существа напротив насчитывает сотни лет. Он сидел передо мной, такой простой и близкий, хотя его глаза видели толщу веков. Я с восхищением уставилась прямо на него и стала пристально рассматривать каждый изгиб его лица и тела, воображая, что он также сидел где-нибудь рядом с Тай-цзуном.

Укун почувствовал мой взгляд и резко поднял глаза, нахмурившись. «Что-то не так? Почему ты так смотришь на меня безотрывно?» – спросил он в недоумении. «Нет-нет! Все хорошо, я просто задумалась…». Я начала оправдываться, хотя он, очевидно, почувствовал мое вранье, но ничего не сказал, а лишь слегка улыбнулся и вновь опустил стеклянные глаза на страницы. Подобное происходило со мной много раз. По этой причине я могла часами пропадать в кабинете профессора и беседовать с ним о мертвых языках.

Язык – это божественная капсула времени, золотая нить, сплетающая древность и современность. Открывая древний язык, вы вскрываете душу мёртвого человека. Изучая иностранный язык, вспарываете голову иностранца. Буквы хранят боль, радость, слезы, доброту, жестокость, страсть, грех и искупление.

Профессор называл меня самородком, всегда выделял среди остальных китаистов и находил время побеседовать. Он фанател по древности, хотя сам был уникальным ее представителем. В свои 35 он выглядел на все 40, имел небольшую проплешину на затылке, всегда носил очки с огромными линзами, заметно увеличивающими его глаза, и поочередно сменял три клетчатые рубашки. В отличие от Сунь Укуна, от него неизменно пахло древностью и ветхостью.

Я никогда не сомневалась, что хочу писать диплом именно с ним. Еще давно в моей голове возник вопрос о том, кто создал кого. Боги создали людей или люди создали богов? После общения со многими из них я поняла одну простую вещь: они мало что решали и почти не умели созидать. Все творения выходили из-под их легких рук скорее случайно. То и дело у меня закрадывалось ощущение, что когда-то давно им будто выдали инструкции, которым они неукоснительно следовали по сей день. Они законсервировали себя и уже тысячи лет соблюдали один и тот же распорядок, питались почестями людей и не задавали лишних вопросов о том, кто или что в действительности правит этим миром. При этом истоки давно позабылись, а все будто появилось когда-то само собой. Как ребенок развивается девять месяцев из одной-единственной клетки, так и мироздание сформировало собственные формы и законы.

Ко всему прочему боги в панике теряли голову от всего нового и неизведанного. Они ненавидели Нэчжу за то, что он так беспечно рвался в мир людей и постоянно что-то исследовал. Именно поэтому он с такой жадностью тянулся к Сунь Укуну. Тот адаптировался к нововведениям быстро и непринужденно, не уставал задавать вопросы и без устали искать на них ответы. Нэчжа хотел от жизни того же, но на Небе не было ни одного существа, которое могло бы дать ему это и удовлетворить его потребность.

Я так долго рассуждала на эту тему, так усердно скрипела извилинами в попытках понять, что может скрываться у истоков и могли ли люди создать богов и выстроить для них искусственные рамки. Для поиска ответов я решила писать работу про мифологическое сознание древности и исследовать источники на мертвых языках.

Моя страсть к Китаю, мертвым языкам и мифологии раздражала Андрея, он не хотел ничего слышать ни про мой диплом, ни про мою очередную занимательную беседу с профессором Войтичем. Однажды, когда он в очередной раз увидел меня за прописями традиционных иероглифов, я услышала фразу, полную раздражения: «Иногда меня не покидает ощущение, что тебе приятнее спать с этими бумажками, чем со мной». Обижалась ли я на него? Скорее нет, чем да. Я не умела злиться на него и тем более кричать. Он стал для меня заменой всего, заставил почувствовать себя человеком, а не чудовищем.

Всю жизнь мир вокруг убеждал меня в том, что я не умею любить. Даня смеялся, что мой холодный панцирь не пробьет ни один ледокол, Ао Бин (любимый сын дедушки, мой дядя) с досадой ворчал, что научил всему, вот только не способности чувствовать сердцем, Лун-ван причитал, что я стою рядом с одиночеством. И это говорили мне те, кто был для меня родным, те, кого я любила всей душой (как я сама считала). Остальные видели во мне лишь зверя и шарахались. Это ранило меня и заставляло плакать по ночам. Я хотела быть принятой и понятой, но оставалась лишь отвергнутой. Юй-ди и остальные боги смотрели на меня с бесконечным ужасом в круглых глазах. «Она показывает лучшие результаты и заставляет содрогаться от звука ее имени», «Она беспощадна и жестока, она не знает сострадания», «Уже ничто не способно пролить свет на разлагающуюся душу», «Жалкая тварь». Какие только слова я не наслушалась от богов, как только не обзывали и не оскорбляли меня. Я хотела поговорить с ними, а они выставляли в ужасе свои острые шипы. Я хотела подружиться, а они швыряли в меня молниями и мечами.

Только одно существо в этом мире говорило мне обратное. Это был даже не дедуля, который носился за мной, как за фарфоровой статуэткой, и верил в меня. Я помню, как в очередной раз рыдала, уткнувшись в подушку и захлебываясь слезами. Он тихо подошел сзади и погладил по голове.

– Что случилось у моей малышки?

– Они…они…! – я не могла сформулировать мысль из-за наполненными солью связками.

Он спокойно лег рядом и позволил мне рыдать уже не в подушку, а в него. Терпеливо дождавшись, когда я хоть немного успокоюсь, он вопросительно посмотрел на меня. Я взахлеб начала жаловаться на богов.

– Они сказали дедушке, что меня лучше убить! – закончила я, роняя слезы.

– Кто сказал? Назови лишь имя – и он покойник. А по поводу того, что о тебе говорят… Ответь мне, тебе сейчас больно? Внутри.

– Очень! Я хочу, чтобы они меня приняли, хочу, чтобы не считали чудовищем, хочу…

– Стоп! Довольно. Тебе больно, ты сама сказала это. Тогда какого черта ты ничего не чувствуешь? Они не могут залезть тебе в душу. А ты и так знаешь, что делается у тебя внутри. Ты не обязана никому ничего доказывать. У тебя же есть друзья. Они знают тебя настоящей, они видят твою душу неглиже и принимают тебя. Я не прав?

– Ты прав, Укун… Ты прав. Но Даня сказал…

– Что сказал Даня?

– Он сказал, что у меня ледяной панцирь.

– Ева, ну иглу тоже из льда и снега, а внутри пылает костер, обжигая своим теплом. Шли подальше ты всех, кто говорит за спиной, распуская злые языки и не пытаясь узнать правду. Им никогда не угодишь, они всегда найдут новую чашу яда, чтобы облить тебя с ног до головы. Они сами стоят по уши в грязи, но смеются над теми, кто испачкал подошвы.

Я смотрела на него с благодарностью. Его слова, как его кровь, заливали мои раны внутри и бережно заживляли их. Я утыкалась в его грудь и, всхлипывая, засыпала. Но какого было выносить все это подростку 13-14-15 лет? Несмотря на нечеловеческие усилия Сунь Укуна, на моей душе остались уродующие шрамы-полосы, которые иногда кровоточили и ныли. Многие установки болезненно пульсировали в моих висках по сей день. Я чувствовала себя пустыней, которой не хватало воды.

Андрей стал для меня живительным дождем, который свалился на мою голову так же неожиданно, как ливень. Я начала упиваться им, стараясь запить горький вкус оскорблений. «Я тебя люблю…». Эта фраза, как разбитое стекло, разлетелась отголосками по моей голове. Эта пуля влетела прямо в сердце и осталась там, внутри. Дрожали ноги, взрывались вены, разлетались ребра. От поцелуя на коже бурлили вулканы, от прикосновения морским узлом скручивало живот. Неужели вместе с рогами на пол в Хрустальном дворце дедушки слетели гордость, холодность и стеснение? А что, если это означает, что я окончательно стала человеком?

Я засматривалась на его четко очерченный профиль, сильные руки и глубокие глаза. Мне нравилось, что он обращается со мной бережно и помогает забыть время, когда каждый день был наполнен опасностями, а глаза кровью. По крайней мере, мне точно казалось, что мне нравится моя новая жизнь. Я чувствовала себя, как за каменной стеной, была расслаблена и спокойна, как лодка, плывущая по течению огромной спокойной реки. Я слаба сейчас? Да. Но пусть я лучше буду беззащитна и стану бояться всех вокруг, чем вновь превращусь в кровожадное чудовище, от которого шарахаются в страхе. Всю жизнь я была злым драконом, а сейчас я смогла почувствовать себя настоящей принцессой. Пусть я не вытравила из себя достигаторство, перфекционизм и принцип никогда не проигрывать, но зато рядом с ним я смогла почувствовать себя маленькой девочкой и, полностью доверившись, отдаться ему.

Андрей показал мне, что такое любовь, поэтому я изо всех сил старалась сберечь ее: я с легкостью шла на компромиссы и уступала, никогда не вымещала на нем свою злость и усталость, решала конфликты через разговоры и поддерживала во всех начинаниях. Андрей не мог скрыть раздражения к моим увлечениям. Ему все казалось, что я уделяю работе слишком много времени, называл каллиграфию бесполезным занятием, а учебники про богов детскими сказками. Я лишь грустно улыбалась в ответ, стараясь незаметно смять очередной листок с иероглифами и сменить тему на более приятную для нас обоих.

Наши отношения были окутаны одеялом тишины и завесой спокойствия, лишь иногда мелкие ссоры сотрясали эту тихую, построенную нами же гавань. Даня врезался в нашу бухту, как цунами, а мое сердце стало чувствовать трепет и беспокойство, будто древнее чудовище пробудили от глубокого сна. С его неожиданного появления прошло пять дней. Андрей несколько раз пытался ненароком заговорить о нем, но я ловко уклонялась от ответа, вспоминая школу своего хитрого учителя. И ждала…

Я все также ходила по бесконечным запутанным коридорам учебных корпусов, но мои шаги стали легче, походка увереннее, на лице в уголках губ застыла еле уловимая улыбка. Сердце предчувствовало нечто необъяснимо волнительное, в жилах родилась давно забытая энергия, а в носу стоял едкий приглушенный запах фимиама из буддийского храма. Почему я стала вновь чувствовать это? Что происходило со мной? Уходите прочь из моей головы…

Я должна была сосредоточиться на важном предложении от Андрея. Он возглавлял подготовку к крупному Образовательному форуму, на котором требовалась помощь умелых синхронистов. Сразу несколько организаторов выдвинули мою кандидатуру, а профессор Войтич обеими руками встал на мою сторону. Я спешила к Андрею, который находился на сборе организаторов, но обещал встретиться со мной сразу после. Я понимала, что припозднилась, поэтому сильно торопилась. В спешке я чуть не налетела на выходящего из конференц-зала Андрея, но тот поймал меня и резко прижал к себе.

– Куда несется такая красавица?

– Андрей! Я так сильно задержалась, машина не хотела заводиться. Вы так поздно освободились…

– Пойдем…

Андрей загадочно побрел прочь, мягко взяв мою руку.

– Я сейчас скажу тебе кое-что, только ты никому! Это пока мало где обсуждается.

– Ты всегда знаешь, что я никому.

– Да что тут сказать… Сегодня уже прибудут первые рейсы с гостями из Китая, а тут такая чертовщина происходит. За эти пять дней каждое утро происходили самоубийства.

– Самоубийства?!

– Тшшш! Мы все заминаем, СМИ не говорит об этом, сейчас это не должно никак разлетаться. Но это просто чертовщина. Это происходило примерно в одно и то же время. Сбрасывались с моста, крыш, телебашни на сопке… Но представляешь, ни одного тела не нашли! Но очевидцев куча, это не просто какие-то алкаши под забором, которым могло почудиться и… Ева, ты слушаешь меня?

Я действительно не слушала его. Мои щеки пылали, внутри поднималась мощная волна. Неужели это он… Но это невозможно. Наверное, какой-то демон обернулся им и старается подобраться ко мне, чтобы убить. Нужно быть начеку. Ничего хуже уже точно не произойдет. Я смотрела вперед и старалась абстрагироваться, чтобы не потеряться в реальности и не вернуться к себе четыре года назад. Пока я отгоняла от себя прошлое, его лицо возникло прямо передо мной. Я помотала головой, чтобы картинка исчезла, но она упрямо и уверенно надвигалась. Андрей в растерянности потянул меня за руку, но ноги приросли к полу и приковались к земле. Я вырвала руку из его теплых пальцев и понеслась прочь, не разбирая дороги. Я сбивала людей и все бежала, сбросив каблуки. Давно я не неслась так быстро, не ощущая пола под разгоряченными ногами. В порыве ужаса я ворвалась в отсек аварийной лестницы и засеменила по холодным ступеням. Сердце взбиралось все выше, пока не добралось до самого горла, где застряло, преградив путь дыханию. Я начала задыхаться и сбавила темп. Именно в этот момент холодный мощный хвост схватил меня за пульсирующее горло и одним рывком скинул с лестницы. Я упала на самый низ и захрипела от пережатой гортани.

– Твой друг у тебя?!

– Нет, – выдавила я из себя, сгорая от обиды и отчаяния.

Я не смогла взбежать по лестнице, мне не хватило дыхалки убежать от женщины-змеи. Нюй-ва одним ударом смела меня и без страха начала говорить гневные речи.

– Если твой неуловимый подонок снова объявится, скажи ему, что боги спустились с небес специально за его головой.

Сказав это, она отпустила меня, отшвырнув.

– Как вы меня уже достали! – вскричала я, осторожно поднимаясь. – Я ни разу за все это время не видела Сунь Укуна! Не знаю я, где он!

– Причем тут обезьяна? Я говорю про твоего второго друга, который поначалу показался мне безобидным. Если он объявится в следующий раз, скажи ему, чтобы он прекращал свои выходки, иначе господин Юй-ди так разберется с ним, что весь Ад вздрогнет. Поверьте, будет не так, как в прошлый раз. Сейчас никто головы уже не поднимет!

С этими словами она спрятала свой хвост под черную юбку-карандаш, кокетливо поправила волосы, уложенные в пучок, и чинно зашагала прочь. Я стояла, стараясь понять хоть что-то. Я пугливо вышла в коридор, стараясь сориентироваться в пространстве. В конце коридора в безумстве метался Андрей, пытаясь найти меня. Завидев издали мой силуэт, он помчался навстречу, размахивая руками.