Анна Мэй
Дети Азии. Часть 1 «Небо»
Я в спешке спускался по грязной лестнице к привокзальной площади, перелетая через несколько ступеней сразу и не смотря по сторонам. Августовское солнце уже клонилось к закату, отбрасывая оранжевые тени на уходящие под воду сопки, напоминающие спины морских чудовищ. Зеленой шерстью их покрывали деревья, в хаотичном порядке по склонам были разбросаны здания всех мастей и архитектурных стилей. Я любовался чистым, высоким небом и блестящей гладью продолговатой бухты. Мне так хотелось задержаться и хоть немного поглазеть на последний летний вечер, но я боялся не успеть до закрытия моей любимой лапшичной на городской набережной. Я добрался до нее как можно быстрее и, выдохнув с облегчением, выложил на прилавок последние карманные деньги.
Еле дождавшись заказанного удона в картонной коробочке, я плюхнулся прямо на берегу и, с наслаждением закрыв глаза, втянул ноздрями соленый воздух. Как бы мне хотелось, чтобы рядом со мной сейчас оказался Макс, но его неугомонная тетушка снова заставила моего лучшего друга ехать на дачу чинить вечно ломающийся забор и в сотый раз красить лавочку, которая уже давно дышала на ладан… Саню внепланово вызвали на работу, а Ева снова где-то пропадала. Скорее всего, вновь поехала к дедушке, которого я не видел ни разу в своей жизни, но о котором слышал бесчисленное количество раз.
От осознания собственного одиночества мне чуть не стало грустно, но я вмиг отогнал тоску и заулыбался при виде огромной креветки под толстым слоем лапши. «Эх, вот бы завтра снова было первое июня!» – подумал я. Люблю лето за его беззаботность. Во время каникул мама никогда не упрекала меня в лентяйстве, и я мог делать абсолютно все, что пожелаю! Лето заставляло наш город расцветать и наполняло его глубоким воздухом с привкусом морской соли, ветер уносил газы от тысяч моторов. Но с приходом осени зеленая шерсть чудовищ-сопок превращалась в облезлую проплешину, а солнечный свет и голубое небо пропадали на целых шесть месяцев.
Я посидел на берегу еще полчаса, пока окончательно не стемнело, затем неохотно поднялся, нащупал завалявшуюся в кармане сигарету и побрел домой.
На следующий день я проснулся от назойливо орущего будильника. Мне хотелось закричать от злости, но я всего лишь бессильно зарычал в подушку.
Мама суетилась: наглаживала мою рубашку и поспешно готовила завтрак. За столом сидела младшая сестренка, спросонья потирая глаза. Наверное, мама разбудила малышку звоном кастрюль. Я обрадовался при виде нее, подхватил на руки и начал весело подбрасывать с улыбкой на лице. Она засмеялась и крепко прижалась к моим ногам.
– Даня! Оставь Лизу в покое! Первый день, а ты собираешься опоздать.
– Нет, мам, я собираюсь.
Я поволочил ноги на улицу и встретился с Максом, который уже ждал меня возле подъезда, докуривая сигарету. Лицо моего друга выглядело довольно жестоко. Короткие волосы всегда были немного взъерошены, губы слегка выпячены вперед, глаза прищурены. Ко всему прочему, его хриплый голос звучал грубовато и басисто. Он редко улыбался, часто покусывал ногти и почти никогда не бывал многословен. Но, несмотря на обманчивую внешность, мой друг был самым добрым человеком из всех, кого я знал. Мы ходили в один садик, а потом 10 лет сидели за одной партой. Не помню, когда в последний раз мы ссорились с ним из-за чего-то. Наверное, он знал обо мне все и даже больше.
– Даня, погнали, осталось пятнадцать минут.
– Привет, брат. Не волнуйся. Минут пять-десять, и мы будем на месте.
Было заметно, что Макс тоже не имел ни малейшего желания идти на уроки, хоть и был более прилежным учеником, чем я. Но мы пересилили себя и добрели до места назначения. Я еле высидел шесть занятий подряд. Все это время я выслушивал нотации о том, какой важный период мы проходим, как нам необходимо сделать правильный выбор и готовиться к выпускным экзаменам, не поднимая головы, чтобы поступить. Очевидно, что под конец я успел задремать, опустив голову на сложенные руки. Даже захрапел, а потому услышал очередное «Озернов! Вышел вон!».
Из школы я возвращался в пресквернейшем настроении. Я даже не мог пойти погулять с Максом, так как не хотел получить очередную порцию скандалов от мамы. Нам пришлось распрощаться и разойтись: я домой, а Макс покупать новую форму для баскетбола. Я уже заходил в подъезд, как вдруг услышал из-за спины возглас.
– Даня!
Я резко обернулся и засиял. Это была Ева. Я захлопнул дверь и раскрыл руки, чтобы обнять ее. Она радостно прижалась ко мне, сверкнув своими глазами цвета морской волны. От нее всегда пахло свежестью и свободой.
– Даня, я хотела сказать тебе, что меня не будет здесь на твой день рождения, я должна уехать к дедушке, поэтому хочу отдать твой подарок сейчас, – она протянула мне что-то похожее на книгу, завернутую в крафтовую бумагу.
– Книиига, – поджав губу, протянул я.
– Да я же знаю, что ты терпеть не можешь книги! Там кое-что поинтереснее. Кстати, Даня… Не хочешь прогуляться до парка? Я вижу, что ты измотанный и расстроенный.
– Хочу, – выпалил я, не раздумывая. – Куда угодно, хоть на край света, только не домой, там снова эти уроки.
– Ну хорошо, пойдем.
Парк находился совсем недалеко от нашего дома. Мы с Максом жили в одной пятиэтажке, а Ева через два дома от нас вниз по сопке. Мы расположились под тенью огромного дуба, широко раскинувшего свои могучие лапы. Я развернул сверток и с интересом стал разглядывать необычный блокнот. Я понял, что его необходимо раскрыть. Вмиг я заулыбался от эмоций, которые переполнили меня. С первой страницы на меня огромными карими глазами смотрел маленький мальчик Даня, измазавшийся в торте. Я начал с жадностью листать страницы. На каждом красиво оформленном развороте были аккуратно вклеены фотографии. Здесь мы поехали на море (я тогда еще чуть не утопил Еву). О, как же я мог забыть, как мы вместе отправились в какой-то лагерь, еще и потерялись в лесу, убегая с фонариками от какого-то чудовища. А тут мы сидим вместе в кафе и делаем вид, что в кружках находится кофе (неужели у меня такая уродская улыбка?..). Я все листал, упиваясь воспоминаниями. На предпоследнем развороте Ева специально вставила самую ужасную мою фотографию, где я вместе с Сашей пытался открутить колесо у машины. Девятнадцатилетний Саша ловко справился с задачей и уже гордо вставал с колесом в руке, но тут ему под ноги подвернулся пятнадцатилетний я. Ева успела запечатлеть момент, когда мы оба начинали падать ничком, роняя из рук колесо. А на последнем развороте она вставила нашу совместную фотографию на маяке. На ней было отчетливо видно, насколько мы с Евой разные. Я стоял слева, улыбаясь во все 32 белых зуба, мои растрепанные черные волосы постоянно падали на карие глаза с огнем внутри. Я продолжал разглядывать себя… чуть смугловатая кожа и немного грубый нос, который так не нравился мне, подтянутое тело в серой толстовке. А Ева стояла справа. Она выглядела очень сдержанно и даже холодно, держалась статно. Ее темно-русые волосы были аккуратно уложены, сине-зеленые глаза цвета беспокойного океана выделялись на фарфоровой коже. Как так получилось, что мы общаемся так много лет?
Я был в восторге от подарка, крепко обнял подругу и чистосердечно поблагодарил ее.
– Я очень рада, что тебе понравилось! А теперь давай просто посидим в тишине. Послушай, какая она завораживающая.
Я понимал, о чем она говорит. Я лежал, закинув руки за голову и полной грудью вдыхая аромат последних теплых деньков. Ева что-то читала, впрочем, как и всегда.
– Эх, хотел бы я, чтобы лето длилось вечно! – не сдержался и воскликнул я, вздохнув. – Ты представь только! Беззаботная жизнь, тепло и солнце, нет школы и этих ужасных домашек. Да, Ева? Ева?
Я вскочил, ловко и аккуратно вырвал книгу у неё из рук и завертел и так и сяк, разглядывая со всех сторон.
– Что это за дрянь? Господи, ты ещё и читаешь эти закорючки.
– Даня! Живо отдай! Никакие это не закорючки, а иероглифы. Этот роман – шедевр китайской литературы. Юй Хуа "Братья".
– Оо, китайская литература. Там всегда такая похабщина, а ты её так взахлёб читаешь. Я как-то пролистнул пару страниц книги на твоём столе. Вот такая же фигня, только на русском. Тоже "Братья" было написано. Ну знаешь, я тоже могу несколько страниц описывать, как кто-то чуть не потонул в нужнике, подглядывая, – я уже еле сдерживал смех. – У меня бы столько материала для китайского романа набралось, там бы твой Уй Хуэ и рядом не стоял бы.
– Даня! – Ева зло вырвала книгу из рук. – ты прочитал пару страниц, а уже сделал выводы. Если ты видишь в книге только лишь это, то проблема явно не в книге. Ну ты ещё держи в голове, что это люди восточные, они видят мир по-другому. То, что для тебя стыдно, для них – естественно. Для тебя это странно, а для них – нормально. В мире не существует, как правильно, ты можешь лишь принимать или не принимать чьё-то мировоззрение или менталитет.
– Звучит красиво. Но ты как будто чеканишь заученные фразы из учебника. Не убедила, – я насмешливо подмигнул ей. – Ты хоть понимаешь, что там написано?
– Я все дословно понимаю.
– Ну а прочитай хоть пару строчек, что-то не верится.
Ева обиженно сверкнула глазами и произнесла что-то очень странное и даже смешное, её голос как будто ломался на каждом слове. Мне это показалось настолько забавным, что я не сдержался и прыснул от смеха.
– Что смешного?
– Ты как будто заикаешься! Почему ты не можешь говорить нормально, ровно?
– Потому что в китайском языке четыре тона. Скажи спасибо, что не шесть, как в кантонском диалекте. Как я тебе буду говорить ровно, если мне нужно голосом показывать, что это за слова?
– Ой, ну ладно, ладно, – пробормотал я, вытирая вытекшие от смеха слезы. – Ты куда собираешься поступать? Питер? Я слышал, что там сильная школа восточки.
– Конечно, ты слышал, это же я тебе говорила. Но нет, я останусь здесь. Я решила. Не хочу я оставлять дедушку. А ты куда собрался по итогу?
– Я? – я закинул голову наверх, уставившись на крону дуба, и задумался. – Я хотел бы забраться в самые дебри Латинской Америки и разбираться там с мафией! Курить и носить с собой настоящее оружие. Вот где свобода!
– Даня, ты опять витаешь в облаках, пора бы уже задуматься о своей жизни. Твоя мама и так уже из-за тебя пьёт успокоительные, а ты собрался в Латинскую Америку.
– Я витаю в облаках? Ну хорошо. А знаешь, в чем твоя проблема? – я запрыгнул на корточки напротив неё и уставился прямо в глаза. – Ты слишком правильная. Ты живёшь по какому-то жёсткому регламенту. Постоянно ставишь себе высочеееенные планки и лезешь из кожи вон, чтобы каждый раз допрыгнуть. Одна за другой, одна за другой. Ты хоть жить успеваешь? Ты же такая добрая и интересная девочка, но, чтобы это понять, надо с тобой с детства дружить, как я. На тебя со стороны посмотришь – что-то непонятное в ледяном панцире, ничего тебя не интересует, кроме постоянной работы и жёсткой дисциплины. Вот поэтому ты никакому мальчику и не нравишься. Они не любят копаться и узнавать, что там за холодным взглядом и равнодушием.
Наверное, я обидел Еву этими словами и довольно быстро пожалел, что так взорвался, не подумав.
– Ну ты нравишься всем, – сказала она довольно спокойно. – И что? Тебе же не нравится никто. И у тебя никогда нет никакого плана, ты просто плывёшь по течению в надежде причалить хоть куда-то. Мы лишь две крайности одной сущности, никто из нас не лучше.
– Ну нет, ты не права. Мне не не нравится, никто, мне нравятся многие! Вернее, первое время. Потом я начинаю общаться и быстро теряю интерес. А как я могу что-то строить с человеком, если я его не люблю? Я к нему даже не прикоснусь и обманывать не буду. Либо внутри все должно гореть, либо ничего быть не может! И как это у меня нет плана? У меня все есть. План – быть счастливым и свободным. Хороший план, как по мне!
– Ты как был максималистом с наивной душой, так и остался, – улыбнулась Ева. – Что ты в двенадцать, что сейчас… Как будто и не взрослел.
Я сидел, надувшись, но её добродушное лицо не позволило мне злиться долго. Мы провели под кроной ветвистого дерева еще минут двадцать, но потом я все же настоял на возвращении домой.
Дома я выслушал пару ласковых от мамы и, наевшись ее упреками и причитаниями, сел за ненавистные мне уроки. «Ну ничего, – думал я. – через девять дней я стану совершеннолетним. Тогда я смогу делать все, что захочу. Жди меня, Латинская Америка…».
Первая неделя после каникул давалась особенно тяжело. Каждый день проходил медленно, как будто маленький человечек постоянно пытался остановить минутную стрелку, а она со скрипом, миллиметр за миллиметром продвигалась вперед.
Я с нетерпением считал дни до своего дня рождения. Ева пропала, как всегда, бесследно, даже в сети не появлялось упоминания о ней. Я знал ее так долго и так хорошо, но на самом деле не знал вовсе. Я даже не видел никогда ее родителей. Они, по ее словам, вечно работали или пропадали в командировках где-то на Сахалине. Вот бы и моя мама давала мне столько же свободы. Ева действительно была предоставлена сама себе. Она справлялась со всем самостоятельно и даже никогда не просила помощи.
Я часто не понимал, как мы могли стать друзьями. Наверное, ни разу так близко не сходились две противоположности. Она держала себя в ежовых рукавицах, все у нее было вписано в четкий график и ко всему она относилась с максимальной серьезностью и излишней щепетильностью. Ее дом, как и все в голове, содержалось в идеальном порядке. Она постоянно что-то делала: занималась спортом, рисовала, читала, прописывала иероглифы, часами могла не вылезать из ноутбука, сидя за каким-то очередным обучением. Если она ставила себе планку, то через какое-то время достигала ее, но этот процесс никогда не останавливался, планка взбиралась еще выше, а она карабкалась вслед за ней. Она никогда не прощала собственные ошибки и могла работать без отдыха, выжимая из себя последние соки.
Рядом с ней я выглядел еще большим оболтусом и разгильдяем. Я относился ко всему проще, ненавидел жить по расписанию, напрягаться и терпеть не мог вгонять себя хоть в какие-то рамки. Я всегда следовал принципу «брать от момента все», то есть я старался отдавать предпочтения своим «хочу», а не «надо». Из-за экзаменов я стал наступать на горло данному принципу, а потому с каждым днем мне становилось все хуже.
Хотя не буду скрывать, что всегда восхищался Евой и уважал ее. Она была для меня и загадкой, и идеалом. Я восторженно наблюдал за тем, как она одевалась и следила за собой, как держалась во время общения, как разговаривала и рассуждала. Дорогие духи, дорогие часы, дорогой телефон. Мне казалось, что она могла позволить себе все, но при этом Ева никогда не выставляла напоказ свой достаток и оставалась простым и открытым человеком. Я как-то пытался узнать, кем работают ее родители, но она так ловко сменила тему разговора, что я и не понял, в какой момент начал взахлеб рассказывать про новый мопед Макса. Больше к этому вопросу я никогда не возвращался, хотя еще не раз думал об этом.
Еву уважали все в моем окружении. Макс и Саша всегда принимали и оберегали ее, заботились и с радостью брали с собой везде. Она не была похожа на нас, но мы не знали человека ближе и роднее. Она ни разу не пробовала курить, не лазила по крышам и заборам, не хулиганила и не носила толстовки с капюшонами, но нам всегда было интересно находиться с ней рядом. Я не был влюблен в нее, но любил всем сердцем.
Я выходил из дома, отправляя ей сообщение «Как же я хочу, чтобы ты была сегодня со мной…». Макс встретил меня на лестничной клетке этажом ниже. Он вылетел, чуть не выбив дверь, и подбежал ко мне.
– Братан! Наконец-то! Теперь не только Саша может покупать нам сигареты! Капец ты постарел, брат! Ой, это что у тебя, седина??
– Отвали, Макс! Это с тебя все через месяц сыпаться будет, а я еще в форме вообще-то. Саня написал, что будет через минут десять, пойдем пока к его дому. У него еще какая-то новость для нас есть.
– Да ладно, Дань, не дуйся. Возьми лучше подарок, старик.
Я заулыбался, поблагодарил друга и на ходу стал разворачивать подарочную бумагу. Мы, оживленно болтая, вылетели на улицу и зажмурились от яркого солнца. Вдруг я окаменел, улыбка вмиг слетела с моего лица. Прямо на нас надвигалась массивная мужская фигура, неуклюже переставляя ноги. «Макс, не шевелись и встань за мной!» – шепнул я ему. Я не успел договорить, как чудовище оказалось в метре от меня. Его глаза были красными, улыбка уродливо кривилась, а глаза зловеще сверкали. Он причинил мне столько боли, сколько не причиняли математика и русский язык вместе взятые. Я помню, как лежал в больнице после того, как меня избивали до потери сознания. Но больнее всего мне было от того, что я не мог защитить свою семью. Зачем он снова и снова возвращался? Почему не мог просто оставить нас в покое?!
– Сынок! Поздравляю тебя с днем рождения! Сколько тебе стукнуло-то? Шестнадцать?
– Мне уже восемнадцать вообще-то.
– Ооо, какой ты уже взрослый! А почему я не получил приглашения?
– Потому что тебе нечего тут делать. Уйди, пожалуйста, и маму с сестрой тоже не трогай.
– Ты меня выгоняешь?!
Он вырвал у меня из рук подарок Макса и бесцеремонно повертел в руках. Я почувствовал, как мой друг за спиной затрясся от злости и сжал кулаки.
– Не рыпайся! – прошипел я ему.
Чудовище ухмыльнулось и кинуло подарок прямо на пыльную дорогу. Тут я не сдержался и, забыв про собственный совет, заорал: «Что ты делаешь?!».
Лишь одно резкое движение или громкий звук заставили его прийти в ярость. Я почувствовал, как этот верзила своей железной рукой схватил меня за заднюю часть шеи и ударил лицом прямо о каменную стену. Боль пронзила через переносицу и сотнями игл ушла куда-то в голову. Макс не смог стерпеть и бросился защищать меня. Он напрыгнул всем своим весом и постарался оттащить мощную руку, но тут же был отброшен на острые камни. Какой же он сильный и огромный… Мы вдвоем не могли справиться с ним одним… «Я пропал,» – подумал я и приготовился ко второму удару.
– Сейчас Саша придет, и втроем мы точно разобьем твое лицо! – заорал Макс, вскакивая.
– Ну раз Саша придет, значит вы точно станете непобедимы, – противно засмеялся отец, до отказа сжав мое горло. – Развлекайтесь пока, а я, может, как-нибудь еще загляну.
После этих слов он резко отпустил меня, оттолкнув, и побрел, ковыляя, в противоположную сторону. Я вытер кровь, стекавшую по переносице, и подбежал к Максу.
– Друг, ты в порядке? Сильно ударился?
– Пустяки, Дань. Я отделался парой синяков, а вот с тобой надо что-то делать, хоть на тебе и заживает все, как на собаке.
Вдалеке показался Саша. Он увидел, что я стою, облокотившись о стену, почуял неладное и побежал к нам. В какой-то момент он разглядел мой разбитый нос и засеменил еще быстрее.
– Даня, что с тобой?! – вскричал он, подбежав.
– А ты догадайся с одного раза, чей это след! – воскликнул я, выругавшись.
– Вот урод! Он далеко успел уйти?
– Саша, не лезь, ты же знаешь, что мы ему не ровня, – сказал Макс холодно. – Ты лучше скажи, у тебя есть что Дане рожу почистить?
Саша пообещал непременно найти все, что необходимо, и мы вместо кальянной пошли к нему домой. Я постоянно придерживал нос, чтобы не оставлять позади себя дорожку из кровавых капель. Мы добрались до места, и я принялся мыть горящий нос ледяной водой из-под крана. Тем временем Саша раскладывал на столе спирт, пластыри и бинты. Макс сидел рядом и потирал ушибленное колено. По его лицу было видно, что он еле как сдерживал ярость.
– Какого черта он вообще приперся!
– Его не было видно и слышно несколько месяцев точно, – проворчал Саша, разматывая бинт и отрезая от него кусок.
– Я не знаю, что он тут забыл, – пожал плечами я, усаживаясь на стул. – Еще и вспомнил же, что у меня сегодня день рождения. Все же удалось ему выйти из ментурки. Надо получить лицензию на травмат, мне как раз есть уже восемнадцать. Представьте: эта сволочь подходит, а я такой достаю пушку метр на метр и его пам!
– Даня, не дергайся, если не хочешь спиртом в глаз получить. – упрекнул меня Саша.
Я уселся смирно и мужественно терпел боль от спирта, который Саша щедро выливал на меня. Я рассматривал потрепанную комнату в надежде отвлечься от огня, разливающегося по лицу. Потертые обои, потрескавшаяся тумбочка, выцветшие шторки над потускневшим диваном. Квартирка Саши казалась очень скромной и даже пустой. Он давно уже хотел сделать хоть какой-то ремонт, но его зарплаты на шиномонтажке иногда не хватало даже на еду. Были времена, когда на выходных он подрабатывал на автомойке, но надолго его не хватило. В день он спал по три часа, без устали и продыху, без маленького глотка свежего воздуха в виде единственного выходного в неделю. Поэтому Саша бросил подработку спустя месяц, а квартира оставалась нетронутой с момента смерти его матери.
Иногда я поглядывал на Сашу, мое сердце сжималось от тоски и жалости, а внутри рождалась мысль «я не хочу жить, как он». Пусть я был еще молодым и глупым, может, я не понимал, что это и есть истинная взрослая жизнь, но все мое нутро противилось такому будущему. Мы сидели молча: я с разбитым носом, Макс с разбитым коленом, а Саша с разбитой жизнью. Мы не сговаривались, но уже было понятно, что ни в какую кальянную мы сегодня в таком виде не идем, а я плетусь домой зализывать раны.
– Саш… – я разрезал гробовую тишину, которую нарушал лишь шум от работы холодильника на кухне. – Ты говорил, что у тебя есть какая-то новость для нас.
– Мне кажется, после всего произошедшего это уже так неважно…
– Да ладно, говори, – вставил слово Макс. – вдруг хоть что-то исправит этот испорченный той мразью день.
– Ну ладно, я скажу… У меня появилась девушка.
– Что?! – я вскочил с места и даже забыл о боли. – Ничего себе! У тебя же уже лет пять никого не было! Ты с этой работой свет солнечный не видел.
– Ну да, как-то получилось вот… Вот…
– Пацан потерян, – вздохнул Макс. – Как ее зовут? Сколько ей лет, откуда она?
– Ее зовут Татьяна, ей двадцать лет, всего на два года младше меня. Она ангел, учится на втором курсе культурологии. Она такая светлая, такая прекрасная, такая…
– Ясно, ясно, больше можешь не продолжать, – грубо прервал Макс, еле как встав с дивана. – Теперь тебя под юбкой не найдешь. Я домой, ребят, колено что-то стреляет. Наверное, снимок надо будет сделать. Черт, лишь бы не перелом, как я буду играть в баскет…
– Саня, у Макса такое настроение после этого случая, а так мы рады за тебя! Потом обязательно расскажешь подробнее. Мы немного отдохнем, расслабимся и сходим в бар, я обещаю!
– Ты сначала хоть нос в порядок приведи, а то мы тебе только-только кровь остановили.
– Все будет, но не сразу! Разве это рана? Это же царапина.
После этого диалога мы распрощались с Сашей и направились в сторону дома. Я помогал идти Максу, который хромал все больше и с каждым шагом слегка морщил складку между бровями (значит, ему было невыносимо больно). Мы еле как добрались до дома. Макс скрылся за холодной железной дверью. Я остался один в промозглом подъезде, и только нос горел от боли, а грудь жгло от злости и обиды. Как же я не хотел возвращаться домой в таком виде. Я знал, что будет дальше. Мама начнет рыдать и причитать, пить таблетки и проклинать отца. Я не хотел снова видеть ее слезы и разрывающееся от боли сердце. Может, мне сейчас уйти из дома? Но куда мне идти?
Я стоял и минут пять бесцельно пялился в пустоту. Вдруг в кармане что-то пикнуло. Ах да, я же не прочитал поздравления от пацанов. Я достал телефон в надежде отвлечься, но тут меня ошпарило кипятком. «Даня, ты освободишься в течение дня? Может вечером… Или даже завтра утром. Найдешь время заглянуть ко мне? Мне нужна твоя помощь, мне больше не к кому обратиться». Недолго думая, я помчался по лестнице вниз, забыв о разбитом носе. Господи, появилась причина не идти домой! Еще и Ева вернулась от дедушки, еще одно хорошее за этот день!
Я не заметил, как взлетел на пятый этаж и тихо-тихо постучался в ее дверь. Я вошел с широченной улыбкой, стараясь не придавать значения перемотанному носу. Передо мной возникло ужасное зрелище. Ева со стеклянными глазами и с мешками-синяками под ними стояла в дверном проеме, каменным взглядом уставясь на меня. Ее волосы были взлохмачены, одежда помята и потерта, ногти обгрызены (или обломаны?..), губы искусаны до крови.
– Даня, что с тобой произошло??
– Ты лучше скажи, что произошло с тобой! Ты выглядишь ужасно!
– Проходи…
Она дала мне пройти и бесшумно юркнула в темную комнату, знаком позвав за ней следом. Я вошел в комнату, в которую из-за плотно задернутых шторок не проникал сумеречный свет. Мне на секунду стало страшновато, Ева дышала настолько бесшумно, что в комнате казалось пусто. Я машинально потянулся к настольной лампе и влил в пустоту яркий луч электрического света. Через секунду я уже пожалел о том, что сделал. Передо мной предстала комната в полном хаосе и упадке. Тетрадки, зарисовки, резинки для волос, ручки карандаши были разбросаны по всем углам, многие листы были порваны на мелкие клочья, у одной из стен персикового цвета валялись стеклянные обломки какого-то предмета. Сама Ева сидела на белом диване в окружении белых подранных листков, как Снежная королева. Ее колени были поджаты к подбородку, потухший взгляд устремлен на меня исподлобья.
– Даня, тебя можно попросить не задавать никаких вопросов?
– Я еле сдерживаюсь, потому что их в моей голове все больше!
– Мне нужна твоя помощь. Я никогда ни у кого из вас не просила ее, но теперь она мне жизненно необходима.
– Что мне нужно сделать?
– Поехать в Макао. И найти там человека.
– Что?! Макао?! А билеты? А деньги для них? А эта, как ее, виза? Она туда нужна?
– Не беспокойся об этом, – она бесшумно встала и поплыла к маленькому шкафчику в углу. Осторожно достав аккуратно запечатанный конверт, она протянула его мне с невозмутимым взглядом.
– Тут твои билеты в обе стороны, твой загран и виза. Билеты до Гонконга, дальше автобус по мосту через залив прямиком в Макао. Город разделен на две части: историческая и новая с казино, вот тебе нужно во вторую. Казино Dragon of Fortune. Спроси там Алана, он должен работать менеджером в каком-то из игорных залов.
– Это твой дедушка?
– Нет, это мой очень хороший знакомый, он настоящий герой.
– Героой? Я никогда не видел героев. Огоо, я согласен поехать в Макао хоть завтра! А когда я вылетаю?
– Завтра утром.
– Уже завтра?! Ладно, ладно, я поторопился, как завтра? Так быстро? Я еще не настроился. Я никогда не ездил никуда дальше дачи Макса, а что мне нужно сказать Алану при встрече?
– Что Еве нужна его помощь.
– Ева, а как в аэропорту понять, куда идти? И на какой самолет мне садиться?
– В зоне вылетов всегда есть куча указателей. Главное пройди регистрацию на указанной стойке, затем на билете посмотри свои ворота и следуй за указателями. Да, и обязательно проверь, что это зона международных рейсов, а не внутренних линий.
– Звучит очень сложно, но я думаю, что справлюсь!
– Даня, успокойся, у тебя уже сейчас воздуха не хватает от воодушевления, – улыбнулась Ева.
Я и правда начинал практически задыхаться от того, что градом свалилось на мою голову. Щеки горели, а живот внизу стало тянуть какой-то непонятной силой.
– Ева… Только… Можно я останусь сегодня ночью у тебя? Я не хочу возвращаться домой.
– Даня, так что случилось? Что с твоим носом? Почему ты не хочешь возвращаться домой? И я даже не поздравила тебя!
Она оживилась, вскочила и обняла меня крепко.
– Это все мой отец, он испортил мне праздник. Вон Макс вообще пойдет делать снимок колена. А домой я не хочу, потому что мама увидит меня с таким носом и будет волноваться.
– То есть она будет волноваться, что у тебя разбитый нос, но при этом не будет волноваться, что ты пропал без вести в свой собственный день рождения?
– Ну Ева… Ты же что-нибудь придумаешь? Пожалуйста, я не пойду домой сейчас… Сколько раз уже так было, мама привыкла!
– Я думаю, что никогда нельзя привыкнуть к тому, что твой ребенок в какой-то момент не приходит домой. Каждый раз ты думаешь, что больше он не вернется. Но дело твое. Оставайся, если хочешь. Хотя неплохо бы тебе было иметь хоть сколько-нибудь запасного белья.
– Об этом я не подумал…
– Ладно, в конверт я положила тебе достаточно юаней и патака. Если что, ты можешь зайти в любой магазин и купить все, что тебе вздумается. Захочешь трусы от Dior – купишь себе от Dior.
С этими словами она ушла в свою комнату и рухнула прямо в одежде на кровать, повернувшись к стенке и даже не укрывшись. Я улегся на диван в гостиной, даже не раздеваясь. Я написал Максу сообщение про мое новое приключение и заодно поинтересовался, как поживает его колено. Затем я сразу же отложил в сторону телефон и постарался как можно быстрее забыться, но рой мыслей мешал мне провалиться в сон. Я как будто медленно тонул в своем сознании, но все не мог достигнуть дна и вмиг упасть в бездну небытия. То одна, то другая мысль выталкивала меня на поверхность. Что случилось с Евой? Откуда у нее столько денег? Как она без меня сделала мне загран и визу? Кто этот герой, который должен ей помочь? Зачем вернулся мой отец? Вихрь в голове крутился все сильнее, но вскоре он сдался под натиском усталости, и я провалился в сон.
На рассвете, как только первые красные лучи начали пробиваться сквозь медовые занавески, Ева разбудила меня. Я открыл глаза, но мне показалось, что я все еще сплю. В красно-оранжевом тумане утра, который залил всю комнату, стояла она и ласково смотрела на меня. Она встала еще раньше, чем я, и привела себя в полный порядок. Наверное, вчера ее одолела минутная слабость, которую сегодня она отчаянно пыталась побороть. Она уложила свои волосы в аккуратный пучок, надела шелковое платьице с лотосами и умылась холодной водой. Отчаявшееся существо на грани срыва, которое вчера жалось в углу передо мной, куда-то пропало. Осталось лишь еле заметное волнение, тщательно спрятанное за безмолвной стеной холодности. Я тоже старался спрятать свое волнение за маской невозмутимости, но у меня это получалось намного хуже. Я сразу же вскочил, начал метаться из стороны в сторону, поднимая под своими ногами клубы ветра с обрывками бумаги.
– Даня, ты конверт ищешь? Вот же он, – сказала Ева, протягивая его мне.
– А… Да… Нет, я не потерял. А ты пойдешь со мной на аэроэкспресс?
– Даня, мне нельзя выходить за пределы квартиры… Если бы можно было, то я бы хоть в аэропорт с тобой поехала. По этой причине я не могу сама поехать в Макао. Тебе следует пойти без меня. Ах да, чуть не забыла.