bannerbannerbanner
Привидения являются в полдень

Анна Малышева
Привидения являются в полдень

Полная версия

– Ты еще здесь?

– Да, – отозвался он, помолчав, сказал: – Катя, прости меня за вчерашнее. Я вел себя слишком резко. Этого не надо было.

«Ну вот, он на попятную, – расстроилась она. – Стоит подумать, что он способен на большее, чем просто терпеть мои выходки, как опять начинается по новой… Но если я соглашусь ему подыгрывать, эта история никогда не кончится. Хватит!» А вслух сказала:

– Нет, ты вел себя совершенно правильно. Все было как надо. Ты прав, что отказался.

– Нет… – сказал он очень тихо, она не расслышала и попросила повторить. – Нет, нет, неправильно!

«И опять получается, что его топчу, – подумала она. – Виновата я, а извиняется он. Но так всегда и было».

– Ты приедешь домой? – спросил он, не дождавшись от нее ответа.

«Так вот чего он боится, – поняла Катя. – Неужели я ему еще нужна?»

– Да, приеду, – спокойно ответила она. – Тогда и поговорим обо всем. Как у тебя? Получше?

– Ты о чем?

– О простуде. Лучше себя чувствуешь или нет? Может, вызовешь врача?

– Нет, не требуется… Катя, тебе много раз звонили.

– А… – протянула она. – Наверное, мать Иры. Я вчера долго говорила с ней.

«Знает, что я ночевала не там или нет? – соображала она. – Если звонила мать Иры, то знает. Та наверняка сказала что-то такое, отчего он все понял. Ну и пусть. Падающего толкни!»

– Может быть, и мать Иры, – согласился он. – Женщина, во всяком случае. И еще мужчина.

– Кто? – удивилась она.

– Назвался Тимуром.

– Тимур… – Она некоторое время перебирала своих знакомых, пытаясь вспомнить хоть одного Тимура, но почему-то не могла этого сделать. – Странно, но у меня нет ни одного знакомого Тимура. Не перепутал ничего?

– Нет, его зовут Тимур. Он просил позвать тебя, по-моему, он тебя знает.

Она вдруг вспомнила.

– Ну конечно, муж Лики! – воскликнула она. – Где была моя голова? Я же вчера была у них и видела его. Но почему звонит он? Я с ним и сказала-то всего пару слов за всю жизнь. Может, что-то просил передать? С Ликой что-нибудь?

Ей вспомнилось состояние подруги в тот миг, когда она ушла из их квартиры. «Истерический припадок, – пыталась догадаться она. – А потом, вполне возможно – попытка самоубийства! На Лику это было бы очень похоже… И он звонит мне, потому что я вчера была там, думает, наверное, что я могу чем-то ее успокоить… Ну, мужики!»

– Он просил меня позвонить туда? – спросила она. – Ничего больше не сказал?

– Да, просил, чтобы ты ему позвонила, и поскорее. Я не понял, зачем ему это понадобилось. Но просил позвонить срочно, очень срочно.

«Ну вот, я была права. Лика что-то отколола, и он теперь кусает локти, – вздохнула Катя. – Жалко девку, и что это у нас такая невезуха с мужиками… А я еще ей про Иру расскажу, она вообще упадет духом… Или, наоборот, поднимется – часто чужое несчастье радует других. Даже незлых людей. Смотрите, мол, у некоторых еще хуже, чем у меня…» И это будет тоже похоже на Лику.

– Ладно, я ему позвоню, – сказала она. – Больше ничего?

– Телефон звонил еще раз, но я был в ванной, – виновато сказал он, и она как будто увидела перед собой его глаза – те глаза, которые она когда-то любила. – Не успел подойти, как он замолчал.

– Когда это было?

– Часов в десять утра.

Катя посмотрела на часы. Стрелка приближалась к часу пополудни, и ей подумалось, что скоро она опять увидит того мужчину в рубашке «сафари». «Он сказал, что придет после обеда. Или не придет, бывают и такие, которым просто надо потрепаться, – подумала она. – Хотя как раз он на такого типа не похож… Что ж, увидим».

– Ладно, – сказала она мужу. – Я позвоню Тимуру, по-моему, с Ликой что-то неладное делается… Хотя тебе все равно, конечно.

– Я виноват… – повторил он снова очень тихо. – Мне вовсе не все равно, просто чувствовал я себя ужасно. Иру жалко, поверь мне. Я ведь ее хорошо помню.

– Да, ее жалко, а еще жальче ребенка. – Катя сглотнула неизвестно откуда взявшийся комок в горле. – Хотя что, ты его не видел, мальчику всего три года, понимаешь? Матушка у Иры вроде особа стервозная, хотя и убита несчастьем. Но можно понять, что за человек. Понимаешь, ребенок ведь останется у нее на шее, а она и так считает, что он родился зря.

– Зря?

– Ни от кого, – пояснила Катя, хотя всю эту историю Игорь знал, как знали все знакомые Иры. – И она, мне кажется, собралась его вечно попрекать этим…

– Ужасно, – тихо сказал он, и она снова попросила его повторить, она не расслышала. Но он сказал, что это не важно, и повесил трубку.

Катя тут же набрала номер Лики. Отозвался мужчина.

– Тимур? – спросила она, поймав себя на том, что очень волнуется.

– Нет, кто его спрашивает? – тут же переспросили ее.

«Что за дела? – удивилась она. – Звоню Лике, но, чтобы поговорить с ней, мне нужно поговорить с ее мужем, а чтобы поговорить с ее мужем, мне нужно поговорить еще с кем-то и сказать, кто я такая…» Ответила она несколько раздраженно:

– Тимур звонил мне и просил позвонить ему. И я звоню. Он дома или мне позвонить позже?

– Вы – Екатерина Фомина?

– Как? – оторопела она.

Мужчина, говоривший с ней, назвал ее девичью фамилию, по мужу она была Булавина. «Чертовщина какая-то… – растерянно подумала она. – Что-то тут нечисто… И откуда он знает мою старую фамилию?» Но она тем не менее подтвердила, что да, она и есть Екатерина Фомина. Мужчина сказал:

– Передаю трубку.

И теперь с ней говорил Тимур. Голос звучал как-то странно: сдавленно и потерянно.

– Катя? Вы вчера были у нас…

– Ну да, была! – Она вконец рассердилась из-за этих недомолвок и непонятных расспросов. – И что из этого следует? Тимур, объясните мне! С кем я говорила?

– Со следователем.

– С кем?

– Здесь следователь, – повторил Тимур. – Лику вчера убили.

– Как?! Как?! – Кате казалось, что она кричит, но тут же она поняла, что не производит ни звука, – только открывает и закрывает рот. Крик не прорывался наружу, такого с ней еще не случалось. Ноги дрожали, и она подумала, что если бы стояла сейчас, то наверняка упала бы в обморок.

Тимур продолжал:

– Катя, вам надо приехать. С вами хотят поговорить. О ней.

– Да… Да… – Она наконец совладала со своим голосом и смогла несколько привести мысли в порядок. -

Я тоже хочу кое о чем поговорить со следователем. Вам известно, Тимур, что позавчера вечером убили Иру Ардашеву? Нашу подругу?

«Надо теперь говорить – мою подругу, – поправила она себя. – „Нас“ теперь не осталось. Есть только я, и это моих двух подруг убили одну за другой… Впрочем, есть еще Лена. Она знает обо всем этом?»

– Я приеду немедленно! – сказала она. – Сейчас же! Меня подождут?

– Да, это они просили меня позвонить вам. Я и сам хотел вчера вечером… Нашел телефон в ее старой записной книжке…

«И поэтому я оказалась Фоминой, – сообразила Катя. – На „Ф“, Лика когда-то записала меня на „Ф“. Все ясно».

– Я буду через час, если удастся, – сказала она и положила трубку. Димы в агентстве не было. Некому было выкрикнуть все, что она узнала. «Он бы отвез меня, он бы не отказал, – подумалось ей, когда она торопливо швыряла в сумку необходимые вещи – деньги, расческу, записную книжку. – Он бы довез меня, и мы бы во всем разобрались… Нет, ни в чем я не разберусь, кому, кому все это понадобилось? Еще и Лика! Лика…»

В квартиру Лики и ее мужа она попала только к двум часам. Одну электричку на Ярославском вокзале упустила, и пришлось ждать еще минут десять, пока придет другая. За это время она едва не сошла с ума – кружила по платформе, бралась за голову, проверяя, горячий лоб или нет. Ее сильно знобило, и ей казалось, что она заболела. Поезд до Мытищ шел, как ей показалось, целый час. Сквозь грязное стекло вагона она видела бегущие мимо трубы, бетонные платформы, зелень вдоль дороги и все время говорила себе: «Подожди, это еще не конец света, все разъяснится», а другой голос, принадлежавший неизвестно кому, отвечал: «Нет, уже никогда не разъяснится. Никогда не станет ясно, как можно убить двух женщин, двух матерей, оставить сиротами двух детей. Этого тебе никогда не понять». И уже когда она вышла из вагона, узнала этот голос. Это был голос ее отца.

Следователь оказался мужчиной лет тридцати пяти. Его лицо она не разглядывала, хотя всегда любила смотреть в лица людям, с которыми ей вот-вот придется общаться. Это была своеобразная лотерея – угадай, что это за человек, угадай и – как правило – ошибись. Но тут ей было не до лотерей. Кроме следователя, в квартире находился милиционер в форме – совсем молодой – и Тимур. Он был в спортивных штанах, в грязной белой майке с арабской надписью. Небрит, глаза красные, опухшие – слезы или бессонная ночь? Разгром казался еще более ужасающим, – видимо, в квартире что-то искали.

– Это я, – сказала Катя, – говорила с вами по телефону.

Она обращалась только к следователю. Он кивнул ей, представился и попросил пройти вместе с ним в ту самую комнату, где она вчера говорила с Ликой. Это было единственное место в доме, где можно было на что-то сесть. Ни Тимур, ни милиционер за ними не пошли.

Катя машинально опустилась в то самое кресло, где сидела вчера. Дрожь прошла, но ей все еще было очень холодно, хотя день выдался совсем жаркий. Тем не менее у нее на шее и на груди, открытой вырезом пиджака, выступила испарина, и ей подумалось, что следователь это видит и думает, что она очень волнуется.

– Я веду это дело, – сказал он. – С вами надо было поговорить уже насчет Ардашевой, но события развиваются слишком быстро. Мы будем говорить сразу о двух женщинах. Вы готовы?

– Я готова, – сказала Катя и сглотнула слюну. – Скажите, как это случилось? С Ликой, про Иру я уже знаю. Ее мать вчера…

– Да, она нам об этом сообщила, – сказал следователь. – Вы туда приезжали. Она вам рассказала, как погибла Ардашева?

– Да. Ее задушили в подъезде, – ответила Катя. – Не ограбили и не изнасиловали. Верно?

 

– Да. Но с Салаховой случай несколько иной.

– Ее не задушили?

– Задушили, и предположительно тем же самым платком. Характер удушения точно такой же, как в первом случае. Сходится очень многое – она не была ограблена, видимых причин для убийства никто не знает. Но ее изнасиловали.

– Как?… – растерянно спросила Катя. – Вы думаете, тот же самый убийца…

– Тот же почерк, – жестко сказал следователь. – С нее сняли одну часть туалета…

– Да, да… – Катя закивала. – Мне сказала мать Иры… Значит, это все же маньяк…

– Ну вот, вы и сами это поняли… Разрешите курить?

Он достал из кармана сигареты и предложил сперва Кате. Она отказалась и некоторое время смотрела на то, как он выпускает дым и щурится. Потом подала голос:

– Вы можете предположить, почему убийца выбрал именно их?

– А вы? – ответил он вопросом на вопрос. – Как вы сами думаете?

– Не могу понять. Они никому не сделали ничего дурного… Во всяком случае, за Лику я ручаюсь.

– Почему именно за нее? А за Ардашеву – нет?

– Потому что… – Катя мучительно искала нужные слова. – Потому что Ира Ардашева, знаете, была таким человеком…

– Каким?

– Довольно жестким, могла сказать как отбрить, могла напрямую заявить, что она о тебе думает… Не выбирала слов, когда волновалась и хотела высказаться. Конечно, это причина недостаточная, чтобы ее убить… Да и убил, видимо, какой-то маньяк, а среди ее знакомых такого… – Она осеклась, и следователь немедленно ее подбодрил:

– Продолжайте. Я не буду вам мешать. Говорите все, что хотите, все, что придет на ум. Почему вы остановились?

– Потому что я, в сущности, общалась с ней не много и ничего не знала о ее знакомых… – медленно сказала она. – И кроме того, как можно заподозрить маньяка в твоем знакомом? Конечно, пока он не набросит тебе платок на шею… Вы как думаете, это кто-то со стороны или все же кто-то из ее окружения?

– Окружение у Ардашевой было слишком большое, – вздохнул следователь. – Работа к тому обязывала. Мы могли бы, конечно, искать всех, кого она стригла, с кем иногда виделась. Но это отнимет очень много времени. А этот человек, кто бы он ни был, не дает нам такой форы. Второе убийство произошло на другой же день.

– Вы думаете, это один и тот же человек? – спросила Катя. – Он убил их специально? То есть я хочу сказать, специально убил именно их?

– А почему вы так думаете?

– Нет, это вы думаете! – поправила его Катя. – Чтобы что-то думать, надо что-то знать, а я не знаю ничего. Вы нашли что-то общее в его поведении? – Поймав его взгляд, она пояснила: – Не удивляйтесь, что я так говорю. Когда-то я начинала работать как журналистка, и осталась привычка задавать подобные вопросы.

– Да, нашли что-то общее… – медленно проговорил он. – Трусики с обеих женщин были срезаны, притом что колготки не были сняты до конца.

– И я так подумала! – воскликнула Катя. – Ее мать, то есть мать Иры, рассказала мне, в каком положении нашли ее дочь, и я сразу поняла, что трусики были срезаны. Иначе он не мог бы их снять.

– Вы верно догадались. Он воспользовался в обоих случаях одними и теми же тупыми ножницами. Очень спешил и потому оставил на обоих трупах царапины. В характерных местах… – Он показал на своем бедре где. – И это для нас все равно что визитная карточка, скажем. Ну, как если бы воспользовались одним и тем же оружием.

– Ясно, – кивнула Катя. – Да, в таком случае можно утверждать, что это один и тот же человек… Но есть ведь одна разница…

– Изнасилование? Действительно, тут расхождение. Но пока мы ничего не можем установить. Почему в первом случае он ограничился подобной фетишистской кражей, а во втором ему понадобилось еще и это… Но такое тоже бывает.

– Да, конечно… – Катя сгорбилась и сложила руки на коленях. – А скажите, почему он выбрал именно этих женщин? Они жили в разных районах, работали в разных местах, редко встречались… Случайно?

– Эту версию мы исключили. Он действовал избирательно, и это неприятней всего. В первом случае он знал, на что шел, – выкрутил лампочки в подъезде. Во втором – дожидался, когда Салахова выйдет с работы; она ушла последней, значит, он приметил ее и дожидался, когда она выйдет. В любом случае первое убийство было совершено не случайно. Насчет второго можно спорить, но есть один момент, который исключает случайность и тут.

Он как-то особенно пристально посмотрел на Катю, и ей вдруг стало не по себе от этого взгляда.

– Что же это за момент? – спросила она, чтобы прервать это разглядывание.

– Тот момент, что обе женщины, как вы сказали, совершенно разные, живущие в разных районах и прочее, тем не менее связаны одной особенностью. Они обе учились в одном классе одной школы и вместе ее закончили. Я прав?

Катя пожала плечами и не нашлась что ответить.

– Ведь и вы учились с ними? – продолжал следователь. – Вы все – школьные подруги?

– Да… – пробормотала она наконец. – Но что это, по-вашему, значит? Что он почему-то решил убить всех бывших выпускниц из одного класса? Тогда он должен как минимум быть нашим знакомым…

– И к сожалению, именно это мы и предполагаем, – сказал следователь, вздохнув. – Есть у нас еще одно подозрение.

Катя ждала, когда он скажет ей, что же это за подозрение, но вместо этого он закурил новую сигарету, а окурок прежней раздавил в пепельнице. Он молчал, и она не выдержала:

– Вы мне ничего не сказали!

– Разве? – словно опомнился он. – А вы-то сами ни о чем не думаете?

– Как я могу о чем-то думать?… – Катя начинала испытывать раздражение. Сперва следователь ей понравился, особенно понравилось то, как он с ней разговаривал – просто, доверительно, без занудных вопросов. Она не думала, что с ней будут говорить именно так. Но его молчание не нравилось ей все больше. – Вы начали что-то говорить и не закончили. И вот я жду.

– Так что ж… – вздохнул он. – Видите ли, пока именно тот факт, что обе женщины учились в одной школе, является для нас основным связующим звеном в этом деле. Именно поэтому я веду оба дела сразу – оба убийства. Я-предполагаю, что они относятся к одному делу. А вы…

– Что – я?

– Вы ведь тоже учились с ними. И у меня есть подозрение, правда, еще неясное…

Катя вдруг поняла, а поняв, внезапно вспыхнула:

– Вы думаете, что он и меня убьет?

– Не думаю, что убьет, вернее, думаю, что теперь ему будет труднее это сделать, ведь вы знаете о смерти ваших подруг. Но есть такая мысль. Не знаю почему, но есть. Может, потому, что за исключением одной школы женщин этих ничто не связывало.

– Но послушайте… – Катя рассмеялась, и смех этот ей не понравился – он получился визгливым, неестественным. Она заставила себя замолчать и спустя минуту сказала: – Но это просто нелепо. Кому это нужно?

– Это мы и пытаемся понять. – Он сменил доверительный тон на деловой: – И вы нам должны помочь.

– Нет, вы действительно думаете, что теперь он захочет убить меня? Меня? – Катя не находила слов от волнения. – Но почему именно меня?! Почему?! Ведь если вы решили, что он убивает моих одноклассниц, точнее, не моих одноклассниц, я тут ни при чем, я не являюсь точкой отсчета… Просто учениц одного класса. Так ведь нас же было двадцать шесть человек! Вычесть парней – останется меньше половины, человек двенадцать – одиннадцать, у нас в классе почему-то было больше мальчишек, чем девчонок, хотя чаще бывает наоборот. И почему вы думаете, что он захочет убить именно меня?

– Вас или кого-то другого, – сказал он. – Вам будет легче, если это случится?

– О чем вы говорите?… Но все же вы сказали – убить меня! Я хочу знать – почему?! Вы что же, располагаете какими-то фактами?

– Никакими, – устало сказал он, и она только сейчас заметила его глаза: с такими же покрасневшими веками, как у Тимура. Он провел бессонную ночь. – Никакими особенными фактами мы не располагаем, только теми, что вы виделись с обеими жертвами именно в день их гибели. Это верно?

– Да, тут вы правы… – Она задумалась. – И о чем это говорит?

– Ни о чем. Но вы можете вспомнить что-то, в отличие от других ваших одноклассниц.

– А, так вы потому решили, что я паду следующей жертвой, что я была дружна с обеими… – Она осеклась, чуть не сказав «жертвами», как он, но в конце концов не сказала ничего. – Да, мы дружили со школы, иногда виделись, пожалуй, тут вы правы. Это нас как-то объединяет. Для вас это важно?

– Важно все.

«Где я это слышала? – подумала Катя. – Важно все. И мы были подругами, верно. Мы учились вместе, мы поддерживали отношения. Наша неразлучная четверка – Катя, Лика, Ира, Лена… Лена! Она-то, надеюсь, жива?!» И она немедленно задала этот вопрос. Реакция следователя была молниеносной.

– Лена? Ничего о ней не знаю. Кто это?

– Ну как же… Наша подруга. – Катя оживилась. – Мы дружили вчетвером, понимаете? Держались немного особняком, ну, как обычно бывает в школе… Тесные компании. Я, Ира, Лика и она. Если уж вы решили искать среди ближайших подруг убитых новые жертвы, то это будем мы: я и Лена. Вот я вас и спрашиваю.

– У вас есть ее координаты?

– Телефон. – Катя достала записную книжку и продиктовала следователю телефон Лены Напалковой. – Прошу вас, позвоните ей сейчас! А то и вправду что-нибудь случится!

– Подождите меня тут.

Он вышел из комнаты и отсутствовал несколько минут. Катя за это время успела о многом подумать и в конце концов пришла к одному выводу: случайности в этом деле быть не могло, тут следователь был прав. Могло быть что угодно, но не случайность. «Маньяк обычно действует в своем любимом районе или убивает женщин, как-то отвечающих его личному вкусу, то есть достаточно однотипных, чем-то похожих. Но чем могли быть похожи Ира с Ликой? Ничего у них не было общего, кроме того, что мы учились вместе и после не теряли друг друга из виду. И все же он выследил их, подстерег, убил и обошелся с ними почти одинаково, если не считать того, что Лику изнасиловали… Лика, несчастная Лика… Что будет с ее сыном? Тимуру он не нужен… А сын Ирки? Кому теперь нужен он? Кому вообще нужны чужие дети? Все охают и ахают: ах, сиротки! Но стараются держаться от чужих сирот подальше, чтобы не навлечь на себя расходы и проблемы… И теперь судьба этих детей сложится совсем иначе, чем в том случае, если бы их матери остались живы… У меня детей нет, никто не осиротеет. Да что это я?! – оборвала она сама себя. – Что за мысли? Осиротеет! Да разве меня убьют? Разве смогут? Разве захотят?! Кому я сделала зло?» И тут же она поймала себя на мысли: «Сделала, и даже очень сделала». Но думать об этом сейчас не было смысла, иначе это увело бы ее слишком далеко.

Следователь вернулся и, встретив ее взгляд, покачал головой:

– Ее нет дома, она на работе. Я говорил с ее сестрой.

– С Наташей?

– Да, ее зовут Наталья. Она моложе своей сестры?

– Да, у них большая разница, во всяком случае, вместе они не учились, – вздохнула Катя. – Так что ее из числа будущих жертв можете исключить. Но с Леной все в порядке?

– Да. Она должна вернуться через час. Тогда я поговорю с ней самой. Я предупредил сестру, чтобы она, в случае если та позвонит, велела ей немедленно возвращаться домой и быть осторожной.

– А мне? Мне тоже надо быть осторожной?

– А как вы думаете? – Следователь потер лицо рукой и снова уселся напротив Кати. – Я вам прямо скажу, что такие дела ненавижу. Больше всего.

– Ненавидите разговаривать с будущими жертвами? – уточнила Катя. – Или ненавидите маньяков? Вам случалось уже заниматься подобными делами?

– Это моя специальность.

– Тогда вы ненавидите свою специальность, – вздохнула она. – Что ж, бывает…

Следователь никак не прокомментировал ее замечание, а предложил ей ответить на несколько вопросов. Сам он закурил новую сигарету и снова предложил Кате пачку. «Рассеянный следователь, не запомнил, что я не курю, – подумала она. – Нам, девочкам из 10 „А“, крупно повезло. Маньяк, которого ловит рассеянный, невыспавшийся следователь».

А он тем временем задавал вопросы:

– Когда вы виделись в последний раз с Ардашевой?

– Позавчера, пятого мая. Я у нее стриглась. Я всегда стригусь у нее.

– Вас не было в списке, который мы у нее нашли.

– В списке?

– В списке, куда она вносила желающих подстричься у нее в тот день. По записи.

– А, ничего удивительного, она меня никогда не вносит… – начала было Катя, а закончила, после запинки, куда тише: – Не вносила. Стригла без очереди. Как старую знакомую.

– О чем вы говорили?

– Не помню. Ни о чем.

– Как так? – Он поднял на нее усталые глаза, перестав чиркать ручкой в блокноте. – Прошу вас вспомнить. Вы сами понимаете, что это важно. Ну, например, не говорила ли она, что у нее неприятности? Что кто-то ее преследует, что она встретила недавно старого знакомого и тому подобное?

 

– Вот как раз ничего подобного, – возразила Катя. – Надо знать Иру. Она никогда не жаловалась ни на что. На личные дела тем более, была сильной личностью, так все и считали, еще со школы.

– Прекрасно, но о чем-то вы все же говорили? Никогда не поверю, чтобы парикмахер стриг кого-то молча, особенно своего знакомого.

– Ну, о чем-то, не более… Она говорила, что хотела бы отдохнуть в этом году где-нибудь за рубежом, спрашивала меня, где дешевле и лучше. Я рекомендовала ей Словакию. Я работаю в турагентстве, – пояснила она следователю. – Со мной консультируются многие мои знакомые.

– Прекрасно. Что-нибудь еще? Какие-нибудь имена называла? Может, кто-то назначил ей встречу и она торопилась вас постричь и уйти?

– И снова нет. Я повторяю, не было сказано ничего особенного, вообще ничего, что запомнилось бы. Она просто болтала ни о чем. Говорила, что мне надо остричься покороче, чем обычно.

– Почему?

– Ну, это надо было спрашивать у нее… – вздохнула Катя. – Я осталась недовольна результатом. Во всяком случае, я привыкла к чему-то другому. Я всегда стриглась у Иры и не ожидала ничего радикально нового. Пожалуй, вот единственная необычная подробность нашей встречи – моя стрижка. Я чуть не заплакала, увидев, что она мне настригла. Будто назло.

– Будто или все же назло? – Следователь внимательно смотрел на нее. – Вы поссорились с Ардашевой? В-тот день или до этого?

– Никогда, – отчеканила Катя. – Во-первых, мы редко виделись, чаще всего именно когда я стриглась, а потому у нас никогда не возникало серьезных разногласий. Если и были, то какие-то бабские пустяки, вроде несходства вкусов в одежде или еще в чем-то.

– Но все же вы считаете, что в тот день она была настроена несколько необычно?

– Постригла она меня необычно, а настроена была самым обычным образом, – пояснила Катя. – Нет, ничего необычного не было. Я бы заметила.

– Хорошо. – Он провел у себя в блокноте горизонтальную черту. Катя это отметила по движению ручки. – Теперь расскажите, что вам известно про жизнь вашей подруги.

– Обычная жизнь. Не тема для разговора… – Катя пожала плечами. – Работа и сын.

– Она одна воспитывала ребенка?

– Да. Отца никто не знал.

– То есть они не были в разводе или в ссоре? Его просто не знали? Так я понял?

– Не так. Ира, конечно, знала отца. Она не из тех, кто может родить от случайной встречи. Я уверена, что она потерпела какую-то личную катастрофу. После этого она замкнулась еще больше, хотя и прежде общительностью не отличалась.

– Когда это случилось?

– Что именно?

– Катастрофа.

– Тогда же, когда она забеременела. Ее нельзя было узнать. «Не подходи – убьет», как линия высокого напряжения. Потом она стала потише, но все равно что-то в ней перегорело. Наверное, она надеялась на семью. А вышло иначе.

– Еще что-нибудь можете добавить? Ее старые приятели? Друзья, сожители? Знаете кого-нибудь?

– Никого.

– Но что-нибудь слышали о них? От нее самой или от подруг? Как я понял, вы вчетвером дружили очень тесно.

– И это нас погубит… – пробормотала Катя.

– Что вы говорите?

– Ничего, глупости. Странно, что кому-то помешали мои подруги и могу помешать я сама. Надо быть настоящим маньяком, чтобы додуматься до такого. Вы действительно уверены, что это может быть кто-то из наших знакомых?

– Не важно, в чем я уверен. Пока об этом рано говорить. Что ж, раз вы больше ничего не можете рассказать об Ардашевой, перейдем к вашей второй подруге.

Катя машинально оглянулась на дверь. Он перехватил ее взгляд и спросил:

– Какие отношения были у Салаховой с мужем?

– Плохие… – Катя не сразу решилась сказать это, но все же сказала. В таком деле она боялась скрывать или вуалировать что-либо. Она прекрасно понимала, что это может обернуться чем-то серьезным. – Она мне пожаловалась на его неверность.

– Вчера?

– Во время нашего вчерашнего разговора. Я к ней заехала по ее просьбе, хотя в общем-то встретились мы чисто случайно, спонтанно.

– Почему – случайно?

– У меня оказалось дело в этом районе, по работе. И вышло так, что Лика про это узнала и просила меня зайти, поговорить.

– Значит, вчера она была расстроена, возбуждена? В отличие от Ардашевой?

– Да, – твердо сказала Катя. – Она сперва вела себя обычно, шутила, смеялась, потом вдруг стала плакать и сказала, что муж ей неверен. Она боялась распада семьи. Это уже второй ее брак.

– Ребенок, как я понял, у нее от первого брака?

– Да, но Тимур его усыновил, она мне рассказывала.

– Скажите… – начал он, но она по его глазам догадалась, что услышит, и перебила его:

– Послушайте, я в это не верю. Это не Тимур. Он мог ей изменять, но я никогда не поверю, что он убил ее только затем, чтобы избавиться от надоевшей жены. Для этого существует развод. Кроме того, зачем тогда связывать эти два убийства? Ведь Иру он убил бы вообще зря.

– Насчет развода не соглашусь, бывают разные ситуации… – Следователь почему-то улыбнулся. – А вот насчет ее мужа вы меня несколько опередили. Я вовсе не хотел сказать, что это он.

– Но вы подозреваете именно его?

– Не можем исключить такую возможность, хотя я лично в это не верю. Но то, во что я верю и во что не верю, никого не касается. Во всяком случае, к следствию мою веру не приобщишь. Нужны факты, а факт тот, что Салахова ссорилась с мужем вчера, и весь коллектив ее мастерской знал это. Она жаловалась подругам весь день, пока они не разошлись. Когда же она сама решила уйти, кто-то убил ее на обратной дороге к дому.

– Ясно, – хмуро сказала Катя. – Но не в подъезде?

– Нет.

– Он ведет себя не совсем так же, как в первый раз, верно? – заметила она. – Это характерно для маньяка или нет?

– Его поведение прежде всего характерно для человека, который тщательно обдумал эти два нападения. Он убил обеих женщин в тех местах и в такое время, когда ему никто не мог помешать. Та дорога, по которой шла Салахова домой, в это время совершенно безлюдна, и можно быть уверенным, что никто не помешает сделать задуманное.

– Для этого надо следить, для этого надо всех нас знать, – пробормотала Катя. – Да, вы правы, это кто-то из наших знакомых. Или из знакомых Лики и Иры – общих знакомых, с которыми я знакома не была. Если это так, то мне ничто не угрожает, верно?

– Я хотел бы, чтобы это было так. И все же вспомните, не говорила ли она, что чего-то или кого-то боится? Может, упоминала кого-то?

– Нет, ничего подобного. Жаловалась на личные проблемы, больше ничего… Переживала, что муж не успеет сделать ремонт до ее отпуска, они вместе собрались ехать в Эмираты.

– Значит, отношения все же были достаточно прочными, если они задумали совместную поездку?

– Спросите у Тимура… – вздохнула Катя. – Кто его знает? Может, ему просто были нужны лишние руки, чтобы тащить сумки с товаром… Впрочем, я несправедлива. Простите меня.

– Да не за что мне вас прощать. – Четвертая сигарета задымилась в его руке, и Катя подумала, что он устал так, что вряд ли что-то запомнит из того, что она ему сообщила. – Скажите лучше, можете ли вы составить мне список ваших общих знакомых? Пока я имею в виду всех, подчеркиваю, всех ваших знакомых. Я не требую, чтобы вы сделали это сию минуту, знаю, что это невозможно. Но я прошу вас посвятить этому сегодняшний день. Вечером я заеду к вам и заберу результаты. Договорились?

– Конечно. – Следователь снова стал нравиться ей. Молодой, усталый, приятное лицо. Образ грубого мента – расхожий стереотип – значительно побледнел после этой встречи. – Я напишу сегодня на работе. И знаете что? Вы попросите Лену, чтобы она сделала то же самое. Я могу кого-то забыть. Она тоже журналистка… – Катя замялась. – Впрочем, я напрасно говорю «тоже», ведь я давно занимаюсь не своим делом. У нее хорошая память, и она вам поможет лучше, чем я.

– Вы мне очень помогли. И я прошу вас, будьте в эти дни особенно осторожны. Никаких поездок в чужих машинах, подчеркиваю, никаких. Никого не зовите в гости и сами никуда не ходите. Старайтесь везде появляться вдвоем с человеком, которому вы доверяете, хотя мне и страшно советовать вам это.

– Потому что именно этот человек может оказаться тем самым? – уточнила Катя. – Тогда мне лучше всего соблюдать целибат.

– Что?! – удивился следователь.

– Обет безбрачия у католических священников, – мило улыбнулась Катя. – Ни с кем вообще не общаться. А вы лучше дайте мне охрану.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru