Анна Малышева
Лучше бы я осталась старой девой
– Кто это вам сказал?
– Влад. Только что сказал, после допроса. Да, еще хочу сообщить, что никто из нас Наташу не убивал.
– У нее не было врагов, недоброжелателей? – Капитан как будто не обратил внимания на ее сообщение.
– Никого, все ее любили. Единственный человек, который мог бы ее ненавидеть – это жена Арифа, Лена. Но во-первых, она не знала, что Наташа залетела от ее мужа, во-вторых, они с Арифом давно развелись, в-третьих, Лена никого ненавидеть просто не способна.
– Почему она осталась в общежитии на лето?
– Была беременна. Не хотела делать аборт, боялась, знаете… Совсем неопытная девушка. Решилась на искусственные роды, чтобы меньше риска. Поэтому пришлось дожидаться необходимого срока здесь, в Москве. В Рязань она поехать не могла, там мать и отчим. Ну обычная история. А ее точно убили?
– Да.
– Кошмар… – Марина тоскливо посмотрела на струйку дыма, которая медленно текла из ее приоткрытых губ.
– Опишите мне вчерашний вечер, подробно.
– Могу… – Она пожала плечами и медленно заговорила, припоминая: – Она была очень подавлена. Я поддерживала ее как могла. Мы поболтали, потом я пригласила ее на вечеринку к Паше. Он нашел новую работу, мы решили это отметить.
– Во сколько вы сели за стол?
– Около одиннадцати вечера.
– Гарина не говорила, что кого-то ждет, чего-то боится?
– В ее поведении ничего необычного не было.
– А вообще было что-то необычное в этом вечере?
– Например? – засмеялась она. Смех получился довольно горький. – Вы же сами, наверное, были студентом, участвовали в таких попойках. Мы собрались, как и раньше бывало, выпили, поболтали, кое-что пожевали…
– Кто был на вечеринке?
Она перечислила.
– А когда пришел Тычинин?
– Это кто еще?
– Ваш вахтер, Владислав Тычинин.
– А, этот… Да скоро пришел. Он дежурит по ночам, целый день отсыпался, а к нам пришел где-то через полчаса после начала вечеринки. Конечно, вы уже знаете, что он неровно дышал к Наташе, но лучше оставьте его в покое. Не он ее убил.
– Припомните, как развивалась дальше ваша вечеринка. Кто входил, кто выходил.
– Я тогда хорошо выпила. Об этом лучше спросите Светку, она трезвенница. Кстати, про Светку скажу одно – она ушла вскоре после того, как ушла Наташа.
– Подробнее, пожалуйста.
– Сейчас… О чем-то таком шла речь… А, вы же знаете эту историю с арабским младенцем?
– С кем?!
– Наташа залетела от одного араба, нашего бывшего студента. Он пропал. Думаю, он не знал, что сделал ей пузо, но тем не менее мог бы хоть попрощаться с девушкой. Ни звука от него не было уже полгода. Я еще говорила Наташе, что при встрече надо ему намылить голову. И вот пришел Влад и сказал кроме всего прочего, что Максим сегодня видел на вахте какого-то араба, похожего на Арифа. Наташа заволновалась. Пошла туда, чтобы расспросить, наверное… Вскоре ушла Светка. Вернулась Наташа, расстроенная…
– Во сколько это было?
– Эти вопросы уже не имеют смысла, – пояснила та. – Я была пьяна, уж простите. Может, кто другой вспомнит, но не уверена… Я, правда, плохо переношу алкоголь. Поспрашивайте наших ребят. А Светку не слушайте.
– Итак, вернулась Наташа. Сколько она еще пробыла в комнате?
– Минуты три. Сразу ушла. Только сказала Владу, что Максим выходит из себя на вахте и требует, чтобы сменили.
– Больше ничего?
– Ничего, – твердо сказала Марина. – А если вы про то, что Влад к ней приставал…
И осеклась. Только тут она поняла, что никто не мог рассказать капитану про эти пьяные приставания вахтера – Максима при этом не было, а сам Влад скорее язык бы себе откусил, чем сказал такое.
– Ну-ну, расскажите, – подбодрил ее капитан. – Он к ней пристал? Как она реагировала?
– Плохо… – убито ответила она.
– Они повздорили, верно?
– Нет, не так. Он быстро отвязался, а она ушла.
– Он был очень пьян?
Этот вопрос почему-то сильно испугал ее. Она встрепенулась и твердо сказала:
– Это не он ее убил!
– Я спросил, был ли он сильно пьян?
– Да.
– А кроме того?
– Что – кроме того? – напряженно всматривалась она в его лицо. – Не поняла вас.
– Вы курили анашу?
– Что?! – Тут ей все стало ясно. Максим разболтал. Разболтал, потому что был уверен, что он-то останется в стороне – в вечеринке не участвовал, не пил, не курил, к Наташе никогда не клеился… Больше никто сказать не мог. И улизнул-то он как-то тихо, незаметно… Бедный Влад! Дурак, он поделился с другом впечатлениями от вечеринки…
– Я спросил, курили анашу?
– Не помню, – с вызовом ответила она. – Была совсем пьяна, спала.
– Вот как? Даже не можете сказать, кто именно курил?
– А вы никогда не курили? – взорвалась вдруг она. – Да господи, каждый хоть раз в жизни пробует!
Он пропустил это мимо ушей и спросил:
– Кто принес «травку» в общежитие?
– Понятия не имею.
– Хорошо. Тогда я скажу вам, что ее принес ваш приятель Павел Будько.
– Первый раз слышу про такое.
– Так вы все-таки вспомните, кто курил?
Она поняла, что нет смысла что-то скрывать. Влад, простая душа, явно рассказал Максиму все.
– Курили все парни, включая Влада.
– А вы?
– Нет.
– Тогда вы были трезвее остальных. Гарина сказала вахтеру, чтобы он спустился вниз, а он начал к ней приставать?
– Примерно так.
– Чем это кончилось?
– Ничем.
Она поерзала на стуле, тесно сдвинула колени, пошаркала по полу тапочками. Подняла голову и тоскливо взглянула на капитана:
– Мне можно идти?
– Сперва ответьте, кто из парней ушел из комнаты после этой сцены и в какой последовательности?
Щеки у нее внезапно стали горячими, но не от стыда, как она решила, а от волнения. «Сейчас придется сказать. Свинья ректор, гадина. Наверняка все знает. От кого? Мало ли у него шпионов? Тот же Максим казался таким приличным парнем…» И она вызывающе ответила, даже найдя силы криво улыбнуться:
– Никто никуда не ушел.
– Все трое остались с вами?
– Да.
– Чем вы занимались?
– Любовью… Так что у всех у нас алиби. – Помолчала, ожидая реакции, и резко заключила: – У каждого свои вкусы.
– Все, Лебедятникова, – спокойно прервал ее капитан. – Идите.
– Что подписать? – спросила она, поднимаясь. Говорила нервно, неуверенно, но пыталась изобразить беззаботную наглость.
– Потом еще раз снимем показания и подпишете.
Она вышла. Пробежала по коридору, ничего не видя и не слыша, рванула желтую дверь туалета, уселась там на подоконник в умывальном отделении и просидела так минут двадцать, энергично пиная батарею. Потом пообдирала облупившуюся эмаль с оконной рамы. Выкурила две сигареты. Всплакнула, подумав об отчислении. Плюнула на пол – просто так. Потом открыла окно и посмотрела вниз, во двор. Недавно прошел дождь, и она подумала, что место, где Наташа грянулась об асфальт в своем голубом костюме, должно быть где-то там, под стеной, где сейчас стояла длинная бурая лужа.
Глава 4
Инна ворочалась и сладко зевала. Потом опять едва не уснула, но ей стало зябко под тонким покрывалом. Открыла глаза, и первым делом вытянула шею и посмотрела на детскую постель. Та была пуста. Инна села, вяло отбросила за спину волосы, нашла на стуле халат, запахнулась и вышла на кухню. Там сидела Лена и кормила детей молочной кашей.
– Ничего себе… – пробормотала Инна, присаживаясь за стол. – Три часа… Если бы не ты, Оксанка уже орала бы… Капризничает?
– Нет… Смотри, как она на Сашку глядит!
– Кокетка. В таком возрасте… – Инна занялась кофе. Открыла холодильник, погремела кастрюлями и убито сказала: – Обойдемся ветчиной и помидорами?
– Я уже с ними каши поела.
– Не прикидывайся бедной родственницей! Я просто не успела приготовить.
– Скажи, что сделать, – попросила Лена. Только тут подруга внимательней взглянула на нее. Взгляд усталый и замученный, улыбка натянутая, плечи ссутулены.
– Что случилось? – спросила Инна. – Почему такой траур?
– Я ведь была в посольстве.
– А я ничего не слыхала… Когда ты пришла?
– Уже давно. Я на кухне сидела. Нет денег, ничего там нет.
– Да что ты? – Инна схватила с плиты турку, в которой начинало выкипать кофе. – А что тебе Мухамед говорил?
– Ничего он не знал, просто сказал, что деньги высланы. А они пока ничего не получили. Хотя… Я спросила, как долго могут идти деньги, а они ответили, что вообще-то уже должны были прийти. Но на мою фамилию ничего нет.
– Что же делать? – невнимательно спросила Инна, разливая кофе по чашкам. Подала одну подруге и присела за ее спиной на подоконник. Подула, осторожно попробовала губами край чашки и отпила. Лена к своему кофе не притронулась. Она смотрела на детей, которые скребли ложками в тарелках с кашей и уже начинали скучать. – Так, дети, давайте беритесь за руки и марш играть. Оксана, покажи Саше свои игрушки.
Белокурая девочка стал сползать со стула и едва не упала. Лена вскочила, помогла ей слезть, напутствуемая замечанием Инны:
– Не трогай, она самостоятельная.
Дети выбежали из кухни, и в комнате раздались их громкие крики, упало и покатилось что-то тяжелое… Инна невозмутимо смотрела на подругу, ожидая ответа на свой вопрос. Та вздохнула и ответила:
– Не знаю, что делать. Ждать. Обычная арабская тягомотина. Сказали, раз пока денег нет, то что-то придет в этот четверг. А получу в пятницу.
– Ну и что?
– Господи, так будет уже седьмое число! А мне надо отдать деньги до пятого…
– Я бы тебе одолжила эти полторы тысячи… – задумалась Инна.
– Я не хочу брать деньги у тебя.
– Дай подумать… Нет, не могу. Понимаешь, я ведь плачу за квартиру вперед и на днях отдала хозяйке за три месяца. А работаю еще не так давно, не успела накопить… И столько денег на себя уходит… Нет, это глупо! Ведь я могла бы… Нет, черт. Я Сереге дала пятьсот баксов, ему надо было заплатить за аренду зала, для тренировок.
– Перестань, все равно я не взяла бы у тебя, – перебила ее Лена.
– Вот гадость-то. – Та не слушала, растерянно поднимала брови, что-то соображая. – Получать столько, и не иметь свободных денег!
– Инка, хватит!
– Да мне обидно. Ты подумаешь, что я зажала! Или что врала тебе насчет своих заработков. Погоди, я посмотрю, сколько у меня есть…
Инна вышла в коридор, открыла шкаф и вытащила оттуда целую груду сумочек. Бросила их на пол, опустилась на корточки и принялась вытряхивать из них деньги. Лена улыбалась, глядя на нее, потом заметила:
– Хватит искать, я и без того вижу, что денег у тебя нет.
– А? Почему? – Инна подняла раскрасневшееся лицо. – Вот долларов двести и еще рубли…
– Положи обратно. Стоит посмотреть на твои шикарные сумочки, чтобы понять, куда ты вложила деньги. Ничего я не возьму у тебя. Во-первых, ты тоже одна мучаешься с ребенком, тебе деньги нужны. А потом, мне надоело жить в долг. Не хватало еще занимать у одного человека, чтобы расплатиться с другим.
– Да ты ведь все равно получишь деньги в пятницу, – Инна поднялась с пола и запихала сумочки обратно в шкаф, оставив только одну – крохотную, словно игрушечную, из лаковой белой кожи. – Тогда и отдала бы. Нет, ничего у меня не получится. У Сереги тоже денег нет…
– Это твой парень? – догадалась Лена.
– Да. Вот фотография, посмотри.
Инна раскрыла сумочку и достала оттуда глянцевое фото, сделанное на очень плотной бумаге. Девушки сблизили головы и стали разглядывать прилизанного блондина с обнаженным торсом, который был запечатлен в момент прыжка на фоне каких-то геометрических декораций. Все мускулы его тела были напряжены, вырисовывались отчетливо и рельефно, а вот лицо было почти отвернуто от зрителей.
– Ого… – заметила наконец Лена. – Так он настоящий балерон?
– Нет, он, конечно, не в Большом театре танцует… – Инна забрала у нее фотографию и сунула обратно в сумочку. – Так, балетная труппа на кооперативных началах. Танцуют в клубах, на разных там праздниках и прочее… Иногда ездят за границу, но там русским балетом давно обожрались. Как он тебе?
– Хорошая фигура.
– Ноги короткие, – вздохнула Инна. – Отвратительный характер, растянутые связки, маленькие глаза и ни гроша в кармане.
– Боже мой… – Лена наконец засмеялась по-настоящему – впервые за день. – Почему же ты за него держишься?!
– Это он за меня держится, – пояснила Инна. – А мне лень поискать что-то получше. Понимаешь, когда девушка моей профессии начинает знакомиться с мужиком, неизбежно следует вопрос: «А чем ты занимаешься?» Врать – глупо, зачем тогда вообще завязывать отношения… Сказать правду – готово приглашение в постель за определенную сумму. Или просто начинают презирать. А этот хотя бы не ханжа. Знаешь, мужчины вообще ужасные консерваторы!
Зазвонил телефон. Инна сняла трубку и сделала знак Лене – «останься».
– Это ты? – заговорила она каким-то новым голосом, которого Лена раньше у нее не слышала. Голос был резкий, тон начальственный, холодный. – Что хочешь сказать? Ладно, ответь лучше, где те пятьсот долларов? Они мне самой теперь нужны. Не можешь? А мне какое дело. Найди, займи…
Последовала пауза. Лена прошептала:
– Не хочу, не нужны мне деньги… Ты что – из-за меня с ним ссоришься?!
– Короче, – Инна даже бровью не повела. – Я сегодня еду в клуб к десяти часам. Сейчас четыре. Чтобы ты в шесть был тут с деньгами. Не можешь? Уже заплатил?
Трубка с грохотом опустилась на место. Лена в ужасе произнесла:
– Не стоило! Успокою я своих кредиторов, подождут до пятницы…
– Самое главное, – спокойно ответила Инна, – что он нисколько не обиделся. У человека нет гордости.
– Но все равно, как ты с ним говорила… Ужасно.
– Что, арабский муж приучил к покорности? – усмехнулась та. – Серега – просто животное. Альфонс. Вечно в поисках монеты. Тратит исключительно на себя, мне никогда ничего не подарил, не повел в ресторан. Знаешь, как я развлекаюсь? Вожу его в кабаки сама, за свой счет. Мне это приятно.
– Не понимаю тебя… – Лене было отчего-то унизительно слушать эти признания. На миг ей показалось, что Инна улыбается как-то жестоко, может быть, смеется над нею…
– А ты пойми. В одном месте платят мне за то, что я раздеваюсь и выворачиваюсь перед ними наизнанку. К этому привыкнуть нельзя. В другом я сама плачу, чтобы хоть на час понять, что я тоже человек.
– Нет, это ужасно. Если твой друг таков…
– Таков! – И тут же, переменив тон, Инна вздохнула: – Сергей, наверное, самое темное пятно в моей новой жизни… Зачем он мне нужен – не знаю, но почему-то не могу его прогнать. Приятно думать, что кто-то может быть хуже, чем ты сама, верно?
– Я не хочу с ним знакомиться.
– Не захочешь – не будешь.
На душе у Лены было очень тяжело. Она видела теперь, что ее подруга сильно изменилась, и изменилась не к лучшему, но не могла ни упрекнуть ее, ни посоветовать что-то. А Инна, сразу позабыв о своих откровениях, оживленно заговорила:
– Надо срочно тобой заняться. Ты хоть ванну приняла?
– Не успела.
– Так иди скорей… Мне сейчас надо будет погулять с девчонкой, я и твоего парня возьму.
– Я сама могла бы пойти.
– Займись собой! – махнула рукой Инна. – Мне тоже надо прогуляться.
– Получается, что я не помогаю тебе, а только прибавляю хлопот…
– Ты еще успеешь помочь. – Инна взяла с холодильника щетку и стала расчесывать волосы. Доведя их до блеска, она переоделась в черные брючки и белую кофточку – нарочито скромную, обула туфли и принялась одевать дочь. Лена быстро привела в порядок Сашку. Он совсем уже освоился на новом месте, хватал Инну за волосы, обнимал Оксану, которая успела влюбиться совершенно – не сводила с него глаз и старалась держаться поближе…
– Все, команда, – громко заявила Инна. – Айда гулять!
Лена осталась одна. Первые пять минут она простояла у окна на кухне, ожидая, когда из подъезда выйдут дети с Инной. Вот они – выбежали, взявшись за руки, девочка споткнулась, Сашка успел ее поддержать. Он никогда не падал, этот смуглый живой мальчишка, был цепким, как обезьянка, смышленым, хитрым… Инна вышла следом, остановилась под деревом, достала сигарету, закурила и стала смотреть на детей. Те возились в песке, вот девочка опустилась на попку, платьице задралось, но Инна не сделала ни одного движения, чтобы поднять дочь. Стояла, чуть расставив ноги для упора, и слегка покачивалась на них взад-вперед. К ней подошла какая-то женщина, они заговорили… Лена отправилась принимать ванну.
Что-то тревожило ее в пустой тихой квартире, одиночество казалось совершенно необыкновенным. И в самом деле – за последний год ей редко удавалось побыть одной – рядом были то мать, то бабушка, то Сашка, а то и все вместе толклись в крохотной двухкомнатной квартирке… Лена успела забыть, как хорошо остаться дома одной, ни с кем не разговаривать, никого не видеть, посвятить время себе… Она набрала воды в ванну, опустилась туда, закрыла глаза и окунулась с головой. В ушах зашумело, тело расслабилось, стало невесомым и горячим… На полочке она увидела большую банку с морской солью и флаконы с пеной, но не воспользовалась ничем.
Когда дети вернулись с прогулки, Лена уже успела высушить волосы и переодеться в майку и шорты.
– Ма-ма! Ма-ма! – орал Сашка, весь перепачканный землей. – Тетя Инна сказала, что мы теперь будем жить в Москве!
Лена, которая в этот миг пыталась снять с него шатнишки, подняла голову и вопросительно посмотрела на подругу. Та, посмеиваясь, переодевала девочку. Поймав ее взгляд, пожала плечами:
– А что?
– Будем, но всего неделю, – строго ответила сыну Лена. – Слушайся тетю Инну, понял? Вот что это такое?! Куда ты вляпался?
– Она лучше тебя, – вдруг заявил тот, разглядывая штанишки. – Ничего не запрещает.
Инна захохотала.
– Прости… – сказала она, отсмеявшись. – Пусть ребенок побалуется хоть раз. Я поняла, что твоя мама его совсем замучила воспитанием. Спрашивал меня, можно ли ему лепить пирожки из какой-то там грязи. Я разрешила. А почему нет? Дети есть дети, пусть возятся… Избыток воспитания – тоже плохо.
– А как я потом буду с ним справляться? – спросила Лена. – Все, готов, иди.
И подтолкнула сына к Оксане. Дети уселись в угол на ковер, где были разбросаны игрушки, и занялись ими. Оксана застенчиво подавала Сашке кукол, одну за другой, а тот швырял их и кричал: «Полетела! Полетела!» Когда «полетела» красавица Барби, Оксана вдруг сердито ударила мальчика по руке и заплакала: «Это мама!» Впрочем, они тут же помирились, Барби уложили спать. Инна шепотом заметила подруге:
– Зачем вмешиваться? Они прекрасно управляются сами… Ну, подерутся, поплачут, перемажутся… Подумаешь! Да и времени у меня нет возиться с девочкой… А разве она выглядит заброшенной?
Лене пришлось согласиться. Сама она действительно возилась с Сашкой до тех пор, пока руки не опускались, каждый день стирала, гладила его одежду, читала ему нотации, следила за питанием… Эти методы воспитания ее собственная мать когда-то применяла к ней самой, и Лена органично переняла их, когда у нее появился ребенок. Девушки вместе прибрались в комнате. Мебель стояла хозяйская, не слишком дорогая и модная, но зато все аксессуары принадлежали Инне – они-то и создавали уют. Атласные занавески, пушистые покрывала на постелях, яркий ковер, на котором играли дети, какой-то невероятный музыкальный центр – белый, микроскопический, с круглыми колонками величиной с будильник. («А какая выходная мощность!» – похвасталась Инна, протирая его от пыли.) Она принялась доставать из шкафа свои наряды и раскидывать их на постели.
– Вот это возьми, – говорила она. – И этот костюмчик тоже. И этот свитер, я его всего раза два одевала, он мне не идет.
– Прекрати, – попросила Лена. – Я не могу.
– Опять обиделась? – Инна откладывала в сторону те вещи, которые собиралась подарить. – Я тебя прошу, не надо все портить своими амбициями. Помнишь, как мы в общаге вели аэробику? Помнишь? Ты же не обиделась, когда я подарила тебе кроссовки и ветровку для пробежек…
– Это было совсем другое.
– Почему?
– Тогда я сама могла тебе делать подарки.
– Ну и что? Кто знает, что нас ждет? Может быть, я скоро окажусь на улице и приеду к тебе в Питер. А ты будешь ходить в норковой шубе и подаришь мне автомобиль на бедность?
– Шутишь… – Лена невесело улыбнулась. Она боролась со страшным искушением принять эти тряпки, тем более что Инна предлагала их так естественно и сердечно, не требовала благодарности, вообще ничего не требовала взамен. Еще вспоминался собственный позорный гардероб. Это не Лена протянула руку и подняла с постели кокетливый бежевый пиджачок – это сделали ее двадцать три года. Она примерила его прямо на майку, застегнула, почувствовала, как спину легко обхватила ткань…
– Как на тебя шили… – восторженно оглядела ее Инна. – Кто был прав? А на мне эта штука не смотрится. Вот к нему юбка.
И юбка пришлась впору. Инна вертелась вокруг подруги, обдергивала на ней обновку, разглаживала складки, потом выбежала в прихожую и вернулась с упаковкой колготок и парой коричневых туфель на каблуках.
– Это уж слишком, – Лена почувствовала, как ее лицо пылает. – Нет, я ничего не возьму.
– Я тебе не возьму! – Инна уже совсем ее не слушала. – Примерь. У тебя же размер как у меня – тридцать восьмой?
– Не возьму.
– Они новые! – в отчаянии уговаривала Инна. – Честно! Гляди – чек на подошве приклеен!
– Тем более не возьму.
Но как-то так вышло, что она надела колготки, обулась и, сразу став выше на восемь сантиметров, беспомощно посмотрела на Инну. Та тихо сияла, и Лена вдруг поняла, какую чистую радость созидания испытывает ее подруга, делая эти подарки. Но все равно оставался стыд – и отравлял всю радость.
– Мама! – крикнул Сашка. – Это ты?
Она повернулась к нему и улыбнулась, увидев его распахнутые от изумления глаза. На девочку она впечатления не произвела – та, вероятно, привыкла ко всяким переодеваниям, и туалетами ее было не удивить. Но Сашка просто онемел. Он подошел к матери, погладил ее блестящую ногу, схватился за каблук и наконец обнял:
– Ты всегда такая будешь?
– Я попробую, сынок… – ответила она, наклоняясь и гладя его по голове. Потом беспомощно посмотрела на Инну и развела руками: «Как теперь отказаться?» После этого жеста на нее скатилась лавина подарков – черные джинсы «Lee», к ним – черные лаковые сабо, яркий смешной свитерок с короткими рукавами и круглой дыркой на спине («Я купила его в „Галери Лафайет“, там все вещи такие безумные…»), сумка – к бежевому костюму, длинное летнее платье из прозрачного шифона, еще пахнущее свежими духами Инны… Все подарки сопровождались пояснениями, как выручит Лена подругу, если примет ту или иную вещь, потому что в шкафу у нее уже нет места, потому что она все равно этого не носит и никогда носить не будет, потому что обидно, что вещь пропадает зря, а вот Лене она здорово пойдет. Через час, когда подруги все перемерили, обсудили, показали друг другу свою косметику (Лене тут же досталась парочка помад и румяна), они убрали вещи в шкаф и пошли на кухню готовить ужин. Принужденность исчезла после того, как были приняты подарки. Теперь Лена не понимала, как она могла стесняться Инны? Все было, как в добрые старые времена, еще до того, как они родили детей, до того, как начались их мытарства… Они были студентками, они были тогда так юны, так веселы, легко обменивались вещами и сплетнями, и казалось, не было у них других проблем, кроме сдачи зачета или очередной любовной интриги. Тогда Инна приезжала в общагу, чтобы провести внизу в спортивном зале урок аэробики. Они посмеивались над несчастными неуклюжими девочками, которые старательно повторяли за ними упражнения – все более сложные и тяжелые, пока не просили пощады. Лена была снисходительна, но зато Инна по-хозяйски покрикивала на девчонок и не выпускала из зала, пока с них семь потов не сходило. Потом девушки вместе шли в душ, поднимались в комнату к Лене и пили кофе, болтали, бывало, просиживали до темноты, пока Инна вдруг не спохватывалась, что ей пора ехать домой. Наверное, и тогда Лене было на что пожаловаться, и тогда что-то портило ей настроение, но теперь, когда она глядела на эту жизнь из настоящего времени, все казалось ей таким маленьким, смешным, невинным…
– Скажи, – она на миг перестала чистить картошку и прикрыла воду, чтобы она не шумела в раковине. – Скажи, Инка, а ты никогда не жалеешь, что так изменилась?
Инна обжаривала на сковороде мясо, которое они собрались потушить с овощами, масло брызгало ей на руки и на халат, она ругалась и невнимательно слушала подругу.
– Я вспомнила, какими мы с тобой раньше были…
– А пошло это все куда подальше, – в сердцах сказала Инна, накрывая сковороду крышкой. Мясо заворчало и стало постреливать. – Я тебе, конечно, могла бы рассказать, что со мной тогда случилось… Но не хочу.
– Ты об Оксане?
– Ну да. Мерзкая история. И самая в ней мерзкая – я.
– Наговариваешь ты на себя, по-моему, – осторожно ответила Лена. – В таких случаях обычно виноват мужчина.
– А в моем случае – женщина. Скажи правду, много про меня было сплетен в институте?
– Да, поговаривали… Я слыхала, что ты будто бы влюбилась в известного актера, он сделал тебе ребенка, жениться не захотел… А ты назло всем решила ребенка сохранить и ничего ему не сообщила. Так что он до сих пор ничего не знает.
– Какая трогательная история! – нервно засмеялась Инна. – В ней самое лучшее то, что это вранье от начала до конца. А еще что?
– Говорили, что мать выгоняет тебя из дома. Кем она сейчас работает? Все в своей шикарной фирме? – поинтересовалась Лена. Про мать Инны в институте ходили слухи, что она зашибает огромные деньги, торгуя одеждой напрямую с Парижем.
– Да, но мне ее деньги не нужны. Еще посмотрим, кто заработает больше. Прости, опять сбилась на больную тему… – Инна вдруг ахнула и сорвала крышку со сковороды. Запахло горелым мясом. Она плеснула туда воды из чайника, кухню заволокло паром. В комнате завизжали дети, и в это время в дверь позвонили.
– Открой… – Инна вытирала слезы одной рукой, а другой пыталась нащупать на столе ложку, чтобы помешать в сковороде. – Это мой милый…
Лена вышла, машинально отметив, что на ней то самое прозрачное платье, которое подарила Инна, и Сергей, наверное, сразу его узнает и составит себе мнение о ней. Прихлебательница, нищенка, побирушка… Почему она не переоделась, когда они начали готовить? Инна запретила – сказала, что платье ей очень идет. И самой было неохота расставаться с ним. Она распахнула дверь, отступила в глубь прихожей, пропуская в квартиру белокурого парня с букетом роз. Они поздоровались. Лена отметила, что он производит странное впечатление – при маленьком росте очень развитые мускулы ног и плеч, короткая шея, асимметричные черты лица, немножко не дотянувшие до того, чтобы стать уродливыми…
– О, какие мы галантные…
Это сказала Инна, выглянув из кухни и увидев цветы.
– Что-то необыкновенное… – продолжала она, беря букет и откладывая его на пуфик под зеркалом. – Догадываюсь даже, почему ты их купил. Денег не принес?
– Инночка, откуда бы я их взял? – Голос у него неожиданно оказался высокий, ломкий, как у мальчишки, едва начинающего становиться мужчиной. – Ты ведь знаешь, что, если я не заплачу за аренду зала, мне негде будет тренироваться. А если так – не поеду на гастроли.
– Куда это вы собрались?
– Вроде поедем в Австрию.
– О… – Инна недоверчиво закатила глаза. – Кто вас там ждал?
– Скоро выяснится, кто, – невозмутимо ответил Сергей. – Представь меня, наконец.
– Лена, Сережа, – мотнула та головой. – Нет, не надо мне помогать. Я сама все доделаю. Вы посидите с детьми.
И ушла на кухню. Лена и Сергей прошли в комнату, дети при их появлении подняли головы и молча уставились на них – Сашка просто любопытно, Оксана – хмуро.
– Это твой папа? – спросил наконец Сашка.
– У меня нет папы, – тихо ответила девочка, снова принимаясь за игрушки. Вяло переставила кубики, бросила их, встала и пошла на кухню к матери. Сашка повозился еще с минуту и отправился за ней. Сергей не произнес ни слова, пока дети не вышли. Он вообще не обращал на них внимания. Сидел в кресле, устало вытянув ноги, о чем-то задумавшись. Одет он был небрежно – облегающие брюки, мятая, но чистая майка, холщовые туфли, довольно потрепанные… Лена сидела как на иголках, совершенно не зная, о чем говорить с этим парнем. Она пыталась определить его возраст. Сколько ему может быть? Двадцать пять? Тридцать? Или двадцать? Глаза маленькие, карие, непроницаемое выражение, под глазами – небольшие мешочки… Выбрит тщательно, светлые волосы прилизаны. Короткие толстые пальцы, пушистые от волосков, на запястье – дорогие часы. Она так увлеклась разглядыванием, что вздрогнула, когда он заговорил, лениво переводя на нее взгляд:
– Вы не из Москвы?
– Из Питера.
– Вот как… – протянул он, и тут ей стало жарко – она обнаружила, что Сергей насмешливо рассматривает ее платье. – А с Инной давно знакомы?
– Мы вместе учились, – сдавленно ответила она, вся как-то сжимаясь под этим взглядом. «Заметил, конечно… – пронеслось у нее в голове. – Вот дура-то…»
– Где учились?
– В … – Она назвала институт.
– Ах, да. Я и забыл, что она где-то училась…
«Мерзкий тип», – вынесла она решение.
– Надолго вы приехали?
– Вероятно, до субботы.
Разговор напоминал упражнение по английской грамматике – вопрос-ответ, приличные паузы, полное равнодушие собеседников друг к другу. Впрочем, Лена не была равнодушна. Она не знала почему, но уже поняла, что ненавидит этого человека. За насмешливый взгляд? За то, что берет у Инны деньги? Но она сама только что приняла кучу дорогих подарков… За то, что оба они чего-то хотят от Инны, за то, что находятся в равном положении? Два прихлебателя, столкнувшиеся на одной территории и прощупывающие обстановку? Она поклялась себе, что вернет Инне все подарки или их стоимость, как только будет при деньгах.
– Так вы будете жить у Инны?
После этого вопроса Сергей окончательно ей не понравился. «Да я же ему мешаю! – сообразила она. – Интересно, где они встречаются? Здесь? При ребенке? Впрочем, Оксана еще маленькая… Но как она посмотрела на него!»
– Да, я поживу здесь, – вежливо ответила она. – Надеюсь, я вам не слишком расстрою планы…
– Ничуть. Я даже буду рад отдохнуть от Инны.
Он улыбался, а она не знала, как понять его слова – в шутку или всерьез?
– Инна любит развлекаться, – продолжал он своим странным голосом, похожим на чириканье птицы. – И любит, чтобы я тоже развлекался по ее вкусу. А вкус у нее… – Он скорчил гримасу и тут же пояснил: – Я имею в виду развлечения, конечно. Кабак. Конечно, ее работа накладывает отпечаток. А я ежедневно провожу три часа на тренировке, качаюсь, танцую… Вечером, два-три раза в неделю – выступления. Я предпочел бы тихий отдых. Она же… – Он махнул рукой. – В сущности, что такое ее танцы? Так, ногой дрыгнуть…
– Но вы, как я поняла, тоже танцуете не в театре?
– Что? Нет. Сбиваются труппы, мы ездим на гастроли. И есть постоянный состав, в котором мы выступаем в клубах, на презентациях… Хотелось бы выйти на телевидение, но пока ничего не получается… А у вас нет там знакомых? Ах, я и забыл, что вы из Питера…
