Анна Малышева
Кто-то должен умереть
Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
В этом небольшом кафе, как и во всех прочих заведениях подобного рода, посетители делились на три категории. Первые ходили постоянно, поскольку работали в окрестных офисах. Здесь наскоро обедали, «заморивали червячка» после работы, выпивали кружку пива, флиртовали… Вторые заходили случайно, обедали и никогда больше не появлялись – не потому, что качество обеда было низким, а потому, что в другой раз им было не по пути… И были третьи – те, едва взглянув на интерьер, как-то криво морщились и исчезали прежде, чем официантка успевала приветливо улыбнуться.
Интерьер в кафе выглядел убого, цены держались на среднем уровне, а вот готовили здесь отлично. Все в целом производило неопределенное впечатление, и посетители вечно сомневались – то ли ходить сюда постоянно, то ли забыть дорогу… Выкрашенные в коричневый цвет стены, скромная стойка в углу, невзрачные пожилые официантки, от которых сально пахло кухней, туалет с обсыпавшейся кафельной плиткой. И огромные порции, со знанием дела приготовленное мясо, хороший выбор напитков… Во всяком случае постоянные клиенты здесь не переводились.
Глава 1
И в тот майский вечер их было не меньше, чем всегда. Неторопливая, сонно улыбающаяся барменша сразу узнавала старых знакомцев, и ей не нужно было напоминать о том, что подать к столу. Она лениво цедила пиво, снимала с полок бутылки, разливала напитки почти не глядя, с профессиональной ловкостью – высоко подняв локоть, твердо держа кисть над мерным стаканчиком. Попутно женщина отмечала новичков. Вот эта парочка тут впервые – озираются, неуверенно читают меню. Одинокий мужчина заказал кофе. У его ног приютился спаниель – неотъемлемый атрибут кафе. И это немного волновало мужчину – он изредка отдергивал ногу в пыльном ботинке и опасливо глядел под стол. Спаниель внимательно взирал на него карими очами, дружелюбно улыбался и в конце концов уютно улегся на пол, положив лобастую голову на передние лапы.
Кому принадлежала эта собака – никто не знал. Она появилась тут пару лет назад, и до самого вечера весь персонал думал, что спаниель пришел с кем-то из посетителей. Строгостей на этот счет в кафе не заводили, так что сперва на одинокую собаку не обратили внимания. И только когда стали закрываться и в зале не осталось ни единого клиента, официантки обнаружили пса под одним из столиков. Тот сидел и со своей обычной улыбкой оглядывал удивленных женщин.
– Его забыли?
– Бросили?
– Ты чей, котик?
Последнее замечание было более чем глупо, так как существо под столом ни в коей мере на кота не походило, но почему-то именно эти слова и проняли пса до глубины души. Спаниель взвизгнул и бросился в ноги барменше, облизывая ее щиколотки, обтянутые чулками. Та сперва испугалась, потом умилилась:
– Бросили тебя, бедного… А это мальчик или девочка?
Произвели экспертизу и установили, что пес – несомненный кобель. Собака на удивление кротко позволила себя осмотреть, ко всем приласкалась и покорила сердца усталых официанток. На псе был коричневый ошейник из поддельной кожи. Барменша высказала веское мнение – владельцы собак часто указывают свои координаты на обратной стороне ошейника на случай утери пса. Надо снять и посмотреть…
Но пес, неожиданно возмутившись, отпрянул в угол. Его пытались прикормить – он отворачивался от мяса. Хотели приласкать – жался к стене. И только когда ошейник оставили в покое, снова превратился в добродушную, ласковую собаку.
Спаниель так и остался в кафе. В первую ночь его общими усилиями выставили на улицу, но когда пришли открывать – он был тут как тут: ласково смотрел на всех глубокими доверчивыми глазами и как будто улыбался. Когда открылась дверь, немедленно вошел и занял то же самое место под столом. Его покормили, он поел – деликатно, не торопясь, из чего сделали вывод: это воспитанная собака, не бродячая попрошайка. Еще раз попытались снять ошейник, но пес оскалился, и барменша отпрянула:
– Черт с тобой! Жди хозяина, раз так! Ну люди, ну люди! Бросили и ушли!
Официантки пытались вспомнить, кто мог оставить пса, кто сидел за столиком, к которому так привязался спаниель, – но не смогли. Вечером его покормили еще раз, на улицу спаниель вышел сам и добродушно, без тени обиды глядел, как запирают двери.
Третью ночь он провел уже в кафе. За него вступились все – и официантки, и барменша, которая лично выгуляла его в соседнем скверике, чтобы «чего не случилось». Несмотря на отсутствие поводка, пес чинно шел рядом с ней, держа определенную дистанцию, как будто поводок все-таки существовал – только в его воображении. Сделал дело, поел какой-то травки и бодро потрусил обратно. Наутро никаких безобразий не обнаружили и снова восхитились воспитанной собакой.
– Я ее заберу! – решила барменша. – Будет детям игрушка.
Но пес не дался. Он бодро дошел с женщиной до конца сквера, потом, уже менее охотно, пересек дорогу и вдруг остановился – ни туда, ни сюда.
– Котик, – звала его женщина. Эта кличка так и прицепилась к нему с первого вечера. – Идем, ну?
Пес неодобрительно посмотрел в сторону и вдруг, развернувшись, побежал обратно к кафе. Сел у запертых на ночь дверей, и по его морде было видно – он намеревался провести тут всю ночь. Барменша догнала его и развела руками:
– Забастовку устроил?! Своей выгоды не понимаешь! Ну и живи как хочешь!
И в дальнейшем пес в самом деле жил как хотел. Мало-помалу он навязал всему персоналу свои собственные правила. Например, ночевал в кафе. Утром получал тарелку молока, в обед – миску мясных огрызков, вечером – ничего, потому что уборщица все-таки не доверяла терпению собаки и не разрешала кормить его на сон грядущий. Днем спаниель слонялся по кафе, спал за стойкой, изредка выходил на улицу по своим делам, но немедленно возвращался. В дождливые дни гулял и вовсе редко – пес был невероятно чистоплотен, его шелковистая шерсть всегда выглядела ухоженной. Кличка «Котик» устраивала его, как и любое другое обращение. Было ясно, что пес реагирует не на слово, а на интонацию. Его настоящее прозвище так и не удалось установить, так как ошейник он упорно защищал. Наконец, барменша, больше всех с ним возившаяся, махнула рукой:
– Да может, там ничего и нет. Только собаку зря мучаем!
Котика полюбили все. Даже хозяин кафе, про которого одна из официанток говорила: «Такой на лес глянет – лес повянет!», к нему привязался. Иногда, выйдя в зал, давал собаке кусок сахару. Котик принимал сахар с очень церемонным видом, как дипломат на приеме, будто подчеркивая, что сознает дистанцию между собой и таким важным человекм… Хозяину это нравилось. Правда, он не видел, что после его ухода ненавидевший сладкое Котик деликатно выплевывал в угол полурастаявший кусок рафинада.
К посетителям Котик не лез, никогда ничего не просил. Кажется, просить он не умел вообще. И если кто-то от своих щедрот подавал ему какой-нибудь объедок, пес вежливо все съедал и отворачивался. На его породистой морде было написано: «Хорошо, я съем, только чтобы вас не обидеть, вы же постоянный клиент. Но лучше бы вы этого не делали…» Иногда его гладили, чесали за ухом, вступали в бессмысленные разговоры, с какими подпившие люди вообще склонны приставать к детям и животным. «Ты чей такой хорошенький, а? Ну, чего смотришь?» И Котик, покорно терпевший пьяные ласки, отвечал ясным трезвым взглядом карих глаз: «Хватит вам. Ну ей-богу! Шли бы домой».
Барменша давно заметила, что иных посетителей собака упорно избегала. Никогда Котик не сядет рядом с тем-то мужчиной, никогда – с той-то шумной парочкой. Зато неизменно подойдет к молодой девушке, работавшей в соседнем магазине и забегавшей выпить чашку кофе, окажет внимание компании мелких менеджеров из телефонной компании… И уж конечно не из-за подачек. Сегодня у него появился новый объект симпатии – одинокий мужчина за угловым столом. Мужчина явно этому не рад и все время отдергивает ноги, будто боится, что собака укусит. Но чтобы Котик кого-то укусил? Чтобы подал голос?
В кафе наступило затишье. Все сидели за столиками и ели. Под потолком расплывался табачный дым и гул голосов. Барменше внезапно пришло в голову, что в самом деле никто еще не слышал голоса приблудного спаниеля. «Хотя бы тявкнул, что ли, – подумала она, проверяя наличие чистых бокалов, предчувствуя своим опытным барменским сердцем, что вскоре поступит заказ на большую партию пива. – А все-таки хорошо, что я не взяла его домой. Чужая собака, неизвестно еще, что с ней…»
И вдруг, будто в ответ на ее мысли, пес вскочил с пола и взвыл. Посетители вздрогнули, официантка, несущая поднос, резко обернулась.
– Что с тобой? – испугалась барменша. – Ну-ка, иди сюда!
В первый момент она подумала, что псу отдавили лапу – такое бывало. Но ведь раньше Котик терпеливо сносил подобные превратности судьбы. Тут было иное – собака, будто взбесившись, металась под столом и выла – так выразительно, будто пыталась заменить своим атональным воплем не положенную ей от природы человеческую речь.
– Да иди же ты!
Котик метнулся под стойку и замер, будто умер. Барменша растерянно поглядела на него, перевела взгляд на посетителей. Все казались встревоженными, только парочка, тихо читавшая меню, как будто ни на что не обратила внимания. Женщина за столиком подняла палец, призывая официантку. Та подошла. Несколько слов, пара кивков – и заказ был сделан.
– Ты с ума сошел, – ворчала барменша, разливая пиво. Обращалась она к собаке, сжавшейся под прилавком в комок. – Очумел?
Но Котик не отвечал. Он даже не поднял ласковых, всегда разумных глаз, а лежал, как будто пытался скрыться от всего мира, свернувшись в клубок. Барменше стало не по себе. Она, как все люди ее профессии, повидала многое. Вдребезги пьяных людей. Слезы. Откровения, которые выплескивались на столики вместе с пролитым пивом. Драки, которые, к счастью, оканчивались приездом милиции. Да что там! Но чтобы Котик завыл…
Парочка заказала два салата, зелень, шашлык из курицы, бутылку сухого красного вина и минеральную воду. Сперва подали воду и вино, потом зелень, далее салаты… Шашлык готовился на кухне. И все было хорошо, все шло по порядку, не считая странной позы Котика, который упорно не выходил из-за стойки. Барменша тряхнула ногой, скинув разношенную туфлю, погладила собаку босыми пальцами. Та лежала как мертвая.
«А вдруг умер? – подумала женщина. – Вот был бы номер! Собака в кафе сдохла! И без того его прячем от санэпиднадзора!»
Однако вместе с этой резкой, практичной мыслью пришло и другое. Сожаление? Страх, передавшийся с необъяснимым воем пса? Если умер – что делать? Куда его тащить? Где хоронить?
Но тут Котик поднял голову и искоса взглянул на нее. Барменша успокоилась.
«Старый, наверное, стал, а старики все с причудами, что люди, что псы! Мы же ничего о нем не знаем».
Удостоверившись, что пес жив, она принялась наблюдать за парочкой у окна. В основном за мужчиной – тот был в ее вкусе. Неправильное, но обаятельное лицо, синеватая тень щетины на смуглых щеках, коротко подстриженные черные волосы. Он играл вилкой, но почему-то не ел. Это удивляло барменшу – она давно усвоила, что мужчины начинают есть немедленно и уничтожают закуски до того, как подали основное блюдо, а после томятся. «Шашлыка хочет, – догадалась она. – Ничего, подождет. Полчаса как минимум!»
Мужчина положил вилку на скатерть и отвернулся к окну. Еще не стемнело, жалюзи не опустили, и снаружи были видны силуэты прохожих. Сиреневые майские сумерки – такими они бывают лишь в Москве – постепенно гасили цвета, и только габаритные огни проезжавших мимо кафе машин становились все ярче. Барменша подумала о том, что надо бы приоткрыть окно – в зале душно, а на улице такой чудесный вечер… Взглянула на часы – сегодня засидятся до одиннадцати как минимум… В такие вечера сидят долго. Хорошо для выручки, плохо для семьи барменши, которую тоже нужно кормить и обслуживать. Но ее досада была мимолетной – в такой вечер расстраиваться трудно. Она подосадовала лишь на то, что до сих пор не вынесли на улицу столики с тентами – давно пора, погода позволяет. Тогда в зале будет почти пусто и она не будет так задыхаться от табачного дыма – к вечеру под потолком гуляют сизые облака…
Мужчина взял вилку, подозрительно ковырнул салат и отодвинул от себя тарелку. Барменша сдвинула брови: «Это еще что? Да ты сперва попробуй!» Спутница заинтересовавшего ее клиента тоже взглянула на стол и отвернулась к окну. «И чего пришли? – недоумевала женщина за стойкой. – Не едят, не пьют, не разговаривают… Сидят как чужие. Наверное, поссорились. Любовники – точно!»
Как правило, она никогда в таких вещах не ошибалась – даже с первого взгляда. Когда клиент становился постоянным, о нем неизбежно узнавали больше. Завязывались доверительные отношения с персоналом. Делились подробностями о бизнесе, семейном положении, здоровье. Но Рая – так звали барменшу – не нуждалась в длительном контакте, чтобы вынести свой вердикт, особенно если дело касалось парочек. Эти вот – сослуживцы, «она» ему нравится, «он» ей – нет, зато «он» платит за обед, потому «она» с ним и ходит. «Морочит голову парню!» – решала Рая и попадала в точку! А эти двое – студенты, заказывают только пиво, изредко орешки, сидят часами и флиртуют, иногда слишком повышают голос, отчаянно курят и никак не могут решить – сходиться им или нет? Так и оказывалось. Вот за тем столиком служебный роман, а за тем – любовный треугольник. Была среди постоянных посетителей и семейная пара – законные муж и жена, что очень поражало барменшу. Втайне она им завидовала – это как же надо относиться друг к другу, чтобы после восьми лет семейной жизни все еще ходить вместе в кафе, смотреть друг другу в глаза, смеяться, тратить деньги на обед, который дома, конечно, обошелся бы в три раза дешевле?!
А что сказать об этих двоих у окна? Ну, мужчина хоть куда, а вот женщина… Не поймешь – то ли нервная, то ли нездорова? Очень бледное узкое лицо, небрежно растрепанные волосы, никакой косметики… И постоянно теребит, скручивая, угол скатерти, который уже превратился в жеваную тряпку. Барменша задумалась. «Любовники, – решила она наконец. – Он ее бросает. И понятно, почему – от такой красавицы радости немного».
Она снова проверила собаку ногой, пес тихонько заворчал. Раиса вздохнула. Если у собаки вконец испортится характер, в кафе ее не оставишь. Хозяин станет коситься, посетители будут недовольны. И куда его – на улицу? Пес не вынесет, умрет. Слишком деликатен, слишком непрактичен… Она не могла вообразить Котика, залезающего в помойку, – ее даже передернуло от этой возможной картины.
Из кухни вынесли шашлык, поставили перед парочкой. Рая сощурилась: «Уж теперь-то вас проймет!» Кафе славилось своими особыми маринадами – повар был грузин и пряностей не жалел, сам их где-то покупал или выписывал с родины. Мужчина действительно взял вилку и съел кусок мяса. Жевал с удовольствием, однако по-прежнему смотрел в окно. Женщина отодвинула стул и подошла к стойке.
– Где можно помыть руки?
Голос у нее был на удивление мелодичный. Казалось даже, что она нарочно выпевает слова, и это придавало ее выговору нечто манерное. Раиса указала на дальнюю белую дверь:
– Туалет там.
Дверь закрылась, послышался щелчок запираемого изнутри замка. Мужчина за столиком продолжал есть – теперь уже с явным удовольствием, как будто отсутствие подруги мигом добавило ему аппетита. Рая, глядя на него, с удовлетворением думала, что он придет сюда еще не раз. Да, кто-то гонится за красивым интерьером, кому-то зазорно пойти в такое кафе, как у них, но для настоящих гурманов самое главное – вкусная еда. А уж с этим здесь…
Котик неожиданно вскочил и, уставившись на барменшу, взвыл. Та отшатнулась:
– Тихо ты!
Пес не послушался и снова подал голос. «Да что ему нужно? – почти в панике думала женщина, лихорадочно соображая, как незаметнее убрать собаку из зала. – На кухню его! Нет, на улицу – пусть проветрится!»
Но как выгнать собаку? Поводка не было. Взять за ошейник и выставить – немыслимо, пес не позволял прикоснуться к ошейнику. Идти сама собака не желала – это было ясно.
– Гулять! – зашипела барменша. – Иди гулять!
Она покинула пост и пошла к двери, надеясь, что пес последует за нею. Но, обернувшись, увидела, что спаниель и не думал выполнять обычный ритуал вечерней прогулки. Он занял позицию перед дверью туалета и продолжал стонать – иначе эти звуки назвать было невозможно. В них было что-то настолько пугающее, древнее, что все посетители разом перестали есть, пить и общаться. Теперь они не сводили глаз с собаки. Барменшу пробрал мороз, хотя из приоткрытой двери тянуло теплым ветром, а в самом кафе было душно.
«Ой, Котик, ты не взбесился ли?!» – обморочно подумала она.
И бросилась к двери туалета. Схватила собаку за ошейник – этот маневр удался впервые – и потащила прочь. Пес дико завыл, обнажая желтоватые зубы, и, с неожиданной силой вырвавшись, принялся скрести белую дверь когтями. Рая потрясенно выпрямилась.
– Что это такое! – пробормотала она, не решаясь вновь прикоснуться к собаке. – Ты и впрямь взбесился?!
Последнее слово оказалось роковым для вечерней выручки. Посетители один за другим принялись подниматься из-за столов и покидать кафе. Это было просто – здесь расплачивались сразу после сделанного заказа, – так что никто никого не останавливал. Официантки метались вокруг обезумевшего пса, пытаясь его утихомирить. Ему совали подачки, называли ласковыми именами, пытались гладить – бесполезно. Спаниель выл, задирая породистую морду, на которой прежде не было иного выражения, кроме дружелюбия и доброты. Но теперь – только страх, первобытный ужас.
Рая первая взяла ситуацию под контроль. Она одновременно схватила пса за холку и за спину и мощным рывком откинула от двери туалета. Котик, пролетев пару метров и будто придя от этого в себя, моментально спрятался под стойкой. А барменша принялась стучать в дверь:
– Послушайте! Что у вас там?!
В голове возникла пугающая мысль – женщина сидит в туалете больше десяти минут. Ненормально? Нет, почему же? Ведь женщины всегда проводят в таких местах больше времени, чем мужчины. Возможно, она там пудрится, красится, возможно, ей стало нехорошо… Но почему она не отреагировала на дикий вой под дверью? Испугалась? Да так, что и на человеческий голос не отвечает?
– Откройте дверь, пожалуйста, – сказала Рая непререкаемым тоном – тоном настоящей барменши, повидавшей на своем веку всякое. – Скажите, вам нехорошо?
«Почему нехорошо, с чего? – лихорадочно думала она, дожидаясь ответа и краем глаза отмечая почти опустевшие столики, появление хозяина, испуганные лица официанток. – Если бы перепилась – тогда ладно. Но она даже не прикасалась к вину!»
Она обернулась к сослуживцам:
– Кажется, там что-то случилось. Я сразу поняла, что с ней что-то не так. Бледная, как смерть, ничего не съела.
Хозяин – полный, желтолицый мужчина – властно постучался и строго попросил ответа. Когда ответа не последовало, велел позвать из подсобки Колю-грузчика и сломать дверь.
Ждали молча. Когда явился Коля – сутулый, тощий мужик с опухшим лицом – и вложил между створкой и косяком двери лезвие топора, которым рубили мясо, женщины отшатнулись.
– Н-ну? – недовольно спросил Коля безмолвную дверь. От косяка отвалилась щепка. Дверь открылась.
Женщина, так и не оценившая достоинств местной кухни, была мертва. Под потолком туалета, довольно высоким, проходила проржавевшая водопроводная труба. За эту трубу она перекинула свой длинный газовый шарф, для чего явно пришлось встать на края унитаза. Для этого она сняла туфли – они стояли рядышком, на удивление аккуратно. Ее ноги в чулках не касались пола. Лицо было повернуто к стене, и только потому многим из официанток не снились кошмары – они не видели смертной гримасы, исказившей это непримечательное, бледное лицо.
Барменше кошмары снились. Во сне она часто видела эту парочку у окна, слышала вой Котика, звук крошащегося под топором дерева, крик подруг… Она никогда не думала, что смерть чужого человека может произвести подобное впечатление. Во всяком случае тогда она держала себя в руках. В тот момент у нее были вполне трезвые, рациональные мысли. С трудом оторвав взгляд от туфель на полу – почему-то эта деталь поразила ее сильнее всего, – она вдруг сообразила, что среди людей, собравшихся у двери, нет того, кого это происшествие должно касаться ближе всех. Рая обернулась, чтобы позвать спутника женщины, но увидела, что столик пуст. Стояли тарелки – полные и полупустые, ополовиненная бутылка вина. В пепельнице еще дымился окурок. А вот клиента не было.
* * *
В сумочке, сиротливо висевшей на спинке стула, были найдены кое-какие документы. Паспорт на имя Юлии Федоровны Чистяковой, 1970 года рождения, москвички, замужней, бездетной. Фотография полностью отражала внешность покойной – то же невыразительное, бледное лицо, неряшливо причесанные волосы. В него было вложено свидетельство о браке – документ довольно неожиданный, ибо кто его носит с собой каждый день? Юлия Федоровна была замужем за неким Рудниковым Николаем Константиновичем, родившимся на два года раньше нее, во Владивостоке. Брак был заключен три года назад.
Кроме того, в сумочке находились: пудреница, помада, ключи на связке, общим числом пять, щетка для волос, зубная щетка в нераспечатанной упаковке (что было отмечено особо), шоколадная конфета и проездной на метро, из которого осталось две неиспользованные поездки.
И еще записка. Собственно, запиской это было считать нельзя. Клочок линованной бумаги, вырванный откуда-то нервной, злой рукой. Ни даты, ни подписи, никаких объяснений случившемуся. Только несколько слов, которые всех озадачили.
«Кто-то должен умереть».
Благодаря тому что барменша неотлучно присутствовала при появлении милиции, сразу выяснилось, что клочок был оторван от копии счета, которую после расплаты за ужин положили на столик. Куски совпадали идеально. Барменша не могла вспомнить, чтобы женщина что-то писала, но в конце концов она ведь не все время наблюдала за парочкой…
Домой она шла нога за ногу, вороша в памяти все подробности минувшего вечера, внезапно обратившегося в кошмар. «Взять да повеситься, – думала Рая. – До чего нужно довести человека! А этот тип? Куда он делся? Когда сбежал? Котик начал выть, я сдуру брякнула, что собака взбесилась, люди побежали прочь… Ну а этот? Он же видел, что подружка заперлась в туалете. А пес был рядом, и если бы она вышла, сразу бы вцепился в нее… Если бешеный, конечно. Но Котик с ума не сошел, нет! Не такой это пес! Он предчувствовал! Клянусь – предчувствовал, понимал, что сейчас что-то случится, вот и подал голос! Этому красавчику надо бы встревожиться, а он сбежал вместе со всеми! Ну и проходимец… Можно сто раз поссориться, но нельзя же так бросать человека!»
И чем было ближе к дому, тем больше барменша чувствовала усталость и даже ненависть к людям, которых она многие годы поила, кормила, безропотно обслуживала и по-своему любила. Да, ей нравилась ее профессия, но если бы кто-то сказал ей, что наступит такой вечер и придут такие клиенты…
«А пес? – подумала она, уже подходя к подъезду – Рая жила неподалеку от кафе. – Заперли бедного – так из-под стойки и не вылез. Испереживался… До чего же умная собака! Если бы мне догадаться, что Котик воет к покойнику, мы бы сразу сломали дверь и, может быть, успели бы…»
Милиция еще раз наведалась в кафе, а потом все пошло по-прежнему. Или почти по-прежнему. Никто из клиентов, бывших тут в злополучный вечер, не видел ни взлома двери, ни трупа, но слухи все равно разошлись, хотя хозяин отдал приказ держать язык за зубами. Рае пришлось вынести немало неприятных минут, рассказывая клиентам о том, что тут случилось. Лгать было глупо, потому что сюжет даже показали в какой-то криминальной хронике, и хотя название кафе не было упомянуто, постоянные клиенты узнали интерьер.
А в общем вскоре все утихло и вошло в обычное русло. Обеды и ужины, бесчисленные кружки пива и чашки кофе… О «той истеричке» почти никто не вспоминал. Спаниель вел себя тише воды ниже травы, голоса подавать не пытался, и было лишь одно изменение в его повадках – он совершенно перестал подходить к посетителям. Лежал под стойкой, рядом с ногами барменши, дремал, изредка приоткрывая глаза и уже безо всякого энтузиазма оглядывая окружающий мир. «Стоит ли вставать, если вокруг происходит такое?» – как будто сомневался он.
От представителей милиции Рая получила четкие указания – немедленно позвонить куда следует, если она вдруг углядит среди клиентов того смуглого мужчину, спутника погибшей. Она пообещала все исполнить и первые дни в самом деле ждала этого человека, нервничала, у нее все валилось из рук. Но ожидание затягивалось, и барменша мало-помалу начинала понимать: «тот» не придет. «Если бы хотел узнать, что с подругой, давно бы пришел. Нет, он возвращаться не собирается! Что такое вышло между ним и этой несчастной? Как он ее довел до петли? Записку-то она написала за столиком, на нашем счете, значит, и решение приняла прямо тут. Я даже точно знаю, когда – после того, как им принесли вино! Он сразу заплатил за весь заказ, и ему оставили копию счета. Что же случилось? Ведь они молчали, даже друг на друга не смотрели! Дело нечистое… Нет, он не придет».
* * *
Благодаря тому что при самоубийце были документы, дело пошло быстро. В тот же вечер наведались к ней домой. Она жила в центре, в одном из переулков возле Яузского бульвара. Дверь подъезда была оснащена кодовым замком, который, впрочем, можно было отпереть и при помощи магнитного ключа. Ключ был на связке, но представители власти все-таки набрали номер квартиры. Тут же откликнулся мужской голос. После недолгих расспросов дверь с жалобным писком открылась.
– Юля? Вы не шутите? – Пожилой мужчина явно не знал, на каком свете оказался. Он впустил нежданных гостей в темную прихожую, причем света не зажег, метнулся куда-то вглубь квартиры, вернулся, что-то уронил впотьмах…
– Кем вы приходитесь Чистяковой?
– Отцом, – немедленно ответил тот и вдруг обрушился на табурет в углу, едва не повалившись вместе с ним на пол. – Мне что-то нехорошо…
Поговорить с ним удалось лишь через сорок минут. Все это время мужчина находился в таком состоянии, что у следователя являлась мысль вызвать «скорую». Но хозяин, которого уложили на постель, отвергал любую помощь и только закатывал глаза, будто единственным средством прийти в себя было для него созерцание довольно облезлого потолка.
Квартира оказалась мрачной, обширной, и было ясно, что ремонта в ней не было долгие годы. Повсюду в углах – протечки, паркет визжал, темные дубовые шашки подпрыгивали под ногами, а когда в ванной неожиданно раздался душераздирающий рев, следователь с непривычки подскочил. Но это оказалась водопроводная труба.
Собственно, дело было скорее экстравагантным, чем интересным. Имелся явный случай самоубийства, причем у женщины можно было предположить истерию. Самоубийца предпочла привлечь к себе всеобщее внимание, наложив на себя руки в общественном месте. Имелась предсмертная записка, написанная в последние минуты жизни – о времени красноречиво свидетельствовал торговый счет. Обыск ее сумки не дал никаких интересных результатов – ни оружия, ни наркотиков. Впрочем, насчет наличия наркотиков и алкоголя в ее крови выводов еще сделано не было.
И в общем, дело гроша ломаного не стоило. По свидетельству барменши, женщина в последние минуты своей жизни очень нервничала и явно была в ссоре с кавалером. Но возникало несколько вопросов.
Кто был этот мужчина? Почему он так предусмотрительно скрылся из кафе, если не ожидал подобной развязки? Странным казалось и содержание короткой записки. Следователь прочел ее несколько раз, и сперва текст не показался ему необычным, но потом его кое-что насторожило.
«Кто-то должен умереть». Не «я должна», а именно «кто-то». Тут было что-то неясное, и это не нравилось ему больше всего.
Наконец хозяин пришел в себя. Он сам сходил в кухню, напился воды из-под крана, еще раз выслушал расказ о том, как умерла дочь, спросил, где тело, как его забрать, и в дальнейшем держался с относительным самообладанием.
– А где муж вашей дочери? – задали ему вопрос. Первой версией насчет загадочного незнакомца в кафе была именно эта. Предполагаемый развод – иначе для чего самоубийца принесла с собой свидетельство о браке?
– Муж? – пробормотал тот. – Который?
– То есть?!
– Первый, второй или третий?
Следователь оторопел. С паспортом Юлии Федоровны он ознакомился самым подробным образом и обнаружил там всего одну запись о браке. Правда, паспорт был нового образца и выдали его всего несколько месяцев назад.
– Вот этот, – и он показал мужчине свидетельство о браке. Тот взглянул и отмахнулся:
– Не знаю. Я его видел-то несколько раз.
– А фотография его у вас есть?
– Нет, – как будто даже с обидой ответил тот. – Зачем он мне?
– Но… – Следователь слегка растерялся. И эта квартира, и этот человек начинали производить на него неоднозначное впечатление. Казалось, все было так просто, сумрачно и буднично… И в то же время чего-то он не понимал – чем дальше, тем больше.
– А выглядел он, – продолжал припоминать хозяин, – вроде как вы. Среднего роста, плечистый, глаза серые… И бородка. Хотя я давно его не видел – может, он ее сбрил.
– Блондин, брюнет?
– Блондин!
Деталь не совпадала с описанием барменши, но внимания на это обращать не стоило. Цвета глаз барменша припомнить не могла – мужчина сидел слишком далеко от стойки. Но зато отлично помнила проступившую синеватую щетину на щеках – а это исключало то, что мужчина был перекрашенным блондином.
– Он курил?
– Что? – растерялся хозяин. – Да… Нет… Не помню! Почему вы спрашиваете?
– Вы что же – совсем с ним не познакомились, с зятем?
Тот отмахнулся:
– Очень нужно! Ее дела – это ее дела, а меня это не касается. Если хотите – посмотрите: вот тут она жила.
– А где жил ее муж? Не с нею?
– Понятия не имею, где он обитал. Поженились, Юля познакомила его со мной – и делу конец. Говорю – он тут был раза три. В последние годы вроде бы они не виделись.
– Собирались разводиться?
– А кто их знает! Я не спрашивал – какое мне дело! Третий раз замуж вышла, так что мне переживать? Может, вышла бы и в четвертый…
Мужчина говорил все с большим раздражением и, казалось, без особой любви к погибшей дочери. Было видно, что настойчивые вопросы следователя подняли с его души всю осевшую на дне муть, все обиды и неприятные вопроминания.
