Анна Лебедева
Фальшивое солнце
5
Алевтина Григорьевна была очень рада известию о расставании сына с Еленой, девушкой, которую он когда-то привозил домой. И ведь она знала, предвидела то, что случилось наконец. Саша привел девушку, представил ее матери, и та была вежлива и улыбчива. Алевтина вида не показала, пригласила к столу, а сама приглядывалась украдкой.
– Саша, мне, наверное, не стоило вмешиваться в твою жизнь, но…
Алевтина вытирала посуду и укладывала тарелки в сушилку. Ее сын сидел за столом, смотрел в окно, на маленький дворик, где невеста играла с собакой Жулькой. Жулька звонко лаяла, подпрыгивала, пытаясь дотянуться до лица девушки.
– Что, мама? Начала уж… Говори до конца.
Алевтина Григорьевна присела напротив Александра.
– У вас все с Леной серьезно?
– Нет, мама, я тебе каждую встречную решил привозить, – Саша начинал злиться. Вспыльчивый, угрюмый. Давно ли он был милым и ласковым сыном? С годами все больше и больше проявлялся отцовский, неуживчивый характер. Сладить с ним никто не мог. И вот, пожалуйста, Сашка – вылитый Женя. Одно лицо, и нрав – один и тот же.
Алевтине с мужем было нелегко. Но с годами она научилась угадывать настроение Евгения. Ей хватало мудрости не вступать в перепалку с грозным мужем, отмалчиваться. Глядишь, и тот остывает, успокаивается. Если бы на месте Алевтины была другая женщина, бог знает, чем бы это могло закончится. Саша влюбился совсем не в ту девушку. Хватило пары часов, чтобы понять: Лена не будет помалкивать. Не из того теста. Любой мелкий спор впоследствии может вылиться в крупную ссору. А жизнь, сотканная из крупных ссор, будет для обоих мучением. А если дети пойдут?
Поддаться Лене, значит, показать слабость. А она не любила слабых. Алевтина сразу все поняла. Лена перешагнет через упавшего равнодушно. А Саша? А с Сашей будет воевать до конца, пока не сломает. Ей нужен личный раб, а не соперник. Таким, как Лена, лучше жить в одиночестве. Или с человеком, который не будет ее любить. Тогда она отдаст все. А с любящих она будет брать, брать, брать, как черная дыра засасывать в бездну. Сейчас, пока она молоденькая и хорошенькая, совсем не видно темной сущности, легко обмануть любого. Но не Алевтину, нет. И, главное, Сашка не поверит матери. Хватит ли ума этой девочке вовремя бросить жениха? Остается надеяться на армию. Осенью Саша уйдет, два года – срок долгий. А там – посмотрим.
И вот – новость. Сашка из армии пришел, побыл немного с матерью и рванул в тот клятый городишко. Алевтина не спрашивала и так обо всем догадалась. Об одном молилась: только бы обратно с ней не сошелся. Брак и ребенок для таких как Саша – не преграда. Этого только не хватало. Но страхи оказались напрасными: сын, пожив с годик в холостяках, скоро познакомил мать с хорошей и покладистой Верочкой. Миленькая, тихая, умом не блещет – ну и что? Умных Сашке и не надо, обо всем остальном Алевтина позаботится.
***
Работать поваром в детском саду нелегко. Каждый день – нервотрепка. То проверки СЭС, то комиссии, то директриса с медичкой выносят мозг с пробами, с калорийностью, с гигиеной. До смерти надоела рутина. Подъем в пять утра, каши, запеканки, супы. Коллектив неплохой, но такие все ограниченные, туповатые сельские бабы с красными лицами, натруженными руками и огромными животами. У каждой второй – нет половины зубов.
Работа повара – неблагодарный труд. У работниц, через одну, к тридцати годам обязательно появляется грыжа. Женщины, словно тяжелоатлеты, легко подхватывали огромные баки и таскали на себе, не жалуясь. Ловко орудуя топором, рубили говяжью тушу, наращивая на руках мужские мускулы. Галя, старший повар, могла в одиночку принять молоко с фермы и перенести несколько бидонов в холодильник. Шофер в это время покуривал и даже не пытался помочь женщине. Да какая это женщина? Конь в юбке. Ниче-е-его, справится. А ему за погрузку не доплачивают.
Лена смотрела на шофера и злилась. Один раз продукты пришлось принимать ей. Кладовщица Марина, мелкая дамочка в бараньих завитушках, стояла и что-то чиркала в накладной, шофер лыбился, глядя на Лену. Бидоны стояли на асфальте. И Лена стояла.
– И что? Елена Ивановна, вы в первый раз замужем, что ли? – кладовщица нервничала, она замерзла на улице.
– Я не поняла, вы хотите, чтобы я ЭТО таскала?
– Нет, мне таскать? – недоуменно спросила Марина.
Лена развернулась и ушла на кухню. Она не слушала брань и матюги шофера. Встала к раковине, принялась чистить лук. Мужик приволок молоко в холодильную камеру и ворвался в цех.
– Ты не охренела часом, мадама? Ты кто? Поварешка сраная! Вот и делай свое дело! Мне еще продукты в пять точек везти, я что, каждой б…. помогать должен! Да я…
Договорить фразу он не успел, получив звонкую оплеуху по рябой морде. Оторопев от наглости, застыл на месте, потирая покрасневшую от удара щеку, а потом хотел было врезать по башке зарвавшейся городской бабенке, но увидев в руках ее острый нож, не посмел поднять руку.
– Ладно, сучка! Попомнишь меня, – и вышел из цеха, громко хлопнув дверью.
Елена продолжила чистить лук. Из глаз лились слезы, потекла тушь. Она яростно отбросила луковицу, села на табурет. Потом поднялась и включила мясорубку, огромный, громко визжащий агрегат, с легкостью перемоловший в фарш куски мяса и лука. В меню на сегодня были биточки с картофельным пюре.
Директор совхоза с интересом разглядывал молодую женщину. Ему, восточному мужчине, очень нравились именно такие, как она. Крупные, яркие черты лица, густые, дугой брови, красивый разрез зеленых глаз. Ей очень бы подошли крупные серьги. Пышные волосы, высокая грудь. Женщина не была худенькой: круглые плечи, белая шея и полные бедра. Но талия не пропала, и это тоже нравилось директору. Мужчины любят раздевать глазами, а он мысленно наряжал ее: на красавице здорово смотрелось бы платье с глубоким вырезом, на шее – цепочка с изящным кулоном, прятавшимся в аппетитной ложбинке между мягкими полушариями груди. Ай, ва! Вкусная какая девка! Смелая! Добилась приема, сверкает глазищами, прямая, гневная!
– И поэтому я требую предоставить водителям экспедитора! Или нам грузчика! Почему в столовой в штате грузчики имеются, а в школе, в детском саду, в магазине продуктовом – их нет? Я конечно понимаю, что в нашей стране равенство между мужчинами и женщинами, но не до такой же степени! Положено поднимать тяжести не выше семи килограммов! А у нас что? Это позор! – Елена говорила как по писаному. Директор внимательно слушал ее, сложив свои волосатые ручищи в замок. Черные, глубокие, умные глаза смотрели прямо, смущая ее. Что-то не то Елена прочитала в его взгляде, инстинктивно поняв – нравится. Ну конечно…
Ах, ты, старый развратник. Глаз положил, сразу видно! Елена почувствовала, как у нее краснеют щеки. Директор заметил это и улыбнулся.
– Я вас внимательно выслушал. И абсолютно с вами согласен! Отсутствие экспедитора – мое упущение. Серьезное, при этом! Нельзя допустить, чтобы такие красивые девушки надрывались. Кстати, какое у вас образование?
– Среднее техническое.
– Вам нужно учиться. От совхоза вы получите направление на заочное обучение в Ленинград. Семья, дети – имеются?
– Муж, ребенок!
– Муж, наверное, не отпустит вас в Ленинград? Я бы не отпустил, – бархатные глаза директора смотрели в упор. Его рука слегка коснулась пальцев женщины. И она не отдернула их, не отстранила.
Арон Арамович Карутян был настоящим хозяином. Он не терпел разгильдяйства и халатности. За двадцать лет работы в должности директора совхоза он смог захудалую деревню превратить в процветающий поселок городского типа. Под его началом все крутилось и развивалось. Выросли новостройки, новый животноводческий комплекс с сауной и базой отдыха для работников. Тяжелая техника развернулась на пустыре, вбивают в грунт сваи для спортивного комплекса.
На главной площади был устроен настоящий открытый бассейн с фонтаном. Дом культуры – не хуже городского, а может и лучше. И зарплаты привлекли много молодежи, и в садики не надо ждать очереди, и в школах работали лучшие педагоги района! О магазинах слагались легенды – Арон лично взял под контроль снабжение и доставку товаров и продуктов. В общем, жители совхоза буквально молились на своего директора и прощали ему некоторые слабости.
Другого бы отправили по всем инстанциям за аморальное поведение, порочащее советского человека, только не Карутяна. Да что это за мужик, коли баб не любит? Тряпка, слюнтяй! А этот – молодец. И, главное, семью не бросает. Подумаешь, любовницы. Сам живет и другим жить дает. Никого не обижает! Да и не бравирует Арон своими похождениями, не афиширует. Нормальный руководитель, дай бог каждому.
Елена вступила в партию, получила членский билет. Теперь она часто бывала на собраниях и совещаниях. Осенью предстояла сессия. Виталик косо смотрел в сторону жены.
– Зачем тебе это надо? Денег мало, что ли?
– Я не собираюсь вкалывать на кухне до конца жизни! – аргументы Елены были железобетонные.
– А Валю на кого оставишь?
– Я уже с мамой договорилась. Она у нас поживет, справитесь.
– Я одного не понимаю, с чего такая прыть? Можно ведь просто найти другую работу? – муж нервно расхаживал по комнате.
– Какую, Виташа? Какую работу в совхозе? Дояркой? На другую должность меня не возьмут, образования нет. Вот и буду учиться.
Разговор можно было считать законченным. Виталий понимал, что права жена. Но… Что-то мешало ему быть спокойным. Что? Ну да, она три недели будет жить в Ленинграде. Учиться ведь будет, не что-нибудь там. Теща, золотой человек, поможет. Это правда. Пускай едет, жизнь увидит, отдохнет от семейной рутины. Она ведь все равно уедет, такой характер…
Черная «Волга» Карутяна стояла прямо на выходе из Московского вокзала. Арон встретил Елену, открыл перед ней дверцу.
– В общагу ты не поедешь, будешь жить в квартире. Я обо всем позаботился. Сейчас едем туда, а потом я покатаю тебя по городу. Любишь кататься, Леночка?
– Люблю, – ответила она, подумав про себя: «Еще и саночки возить придется».
Ленинград был прекрасен и строг. Над Невой возвышались колонны стрелки Васильевского острова. Блестел шпиль Петропавловки. Невская вода билась о гранитный парапет. Солнце отражалось от купола Казанского собора, всюду сновали легковые машины и автобусы, полные туристов. Иностранцы, непохожие на горожан, фотографировали достопримечательности. Одетые модно, но просто, они, и молодые, и старые, отличались раскованным поведением и ослепительными улыбками. Даже у пожилых были хорошие, белые зубы.
– У наших женщин к тридцати годам рот щербатый. А этим – хоть бы что, – произнесла вслух свои мысли Елена.
– Отечественная стоматология хромает по сравнению с западной на обе ноги. Зато – бесплатно. Там, у них, все это стоит очень дорого. Но ты не бойся, твоим зубкам ничего плохого не грозит. Пока я рядом, – Арон вдруг положил свою руку на ее колено.
Елена вздрогнула. Ей стало противно. До смерти хотелось выпрыгнуть из роскошной волги, кинуться обратно на вокзал, взять билет и уехать к мужу. Но она не сделала этого.
6
По поселку ползли слухи. Уж очень быстро делала карьеру Елена Ивановна Никитина. Без году неделю тут живет, а уже заведующая столовой. Интересно, как? Бывшая начальница, жох-баба, в силах, была отправлена на пенсию. С чего бы это?
– Мазуркина проворовалась и попалась некстати! – кто-то пустил пулю.
– Мазуркина? Светлана Егоровна? Да вы что? Да не было еще такого человека, чтобы Мазуркину поймать! – не верили.
– Да успокойтесь, что тут непонятного! Вы новую заведующую видели? Ну и делайте выводы, кто ее туда пропихнул и за что! – судачили, мозоля языки.
До Виталия, конечно, слухи тоже доходили. Он не верил – не хотел верить! Что за ерунда! У нас здесь Советский Союз, а не Америка! Завидуют жене, у самих-то ума, видно, не хватает! А Леночек – молодчина. Да, ему не нравятся эти поездки ее в Ленинград, но зато должность какую получила, зарплата больше, чем у него самого. Квартиру в декабре дают, в новом доме, двухкомнатную! У Валюшки свой уголок теперь будет! Разве плохо?
Но червячок сомнений точил, не отпускал сердце. Он не был дураком, понимал, что так не бывает. Хлебную должность и квартиру сложно получить за красивые глаза. Но его Ленка – не простая бабенка, а умница. Он всегда это знал! Но почему тогда бригадир сказал ему:
– Эх, парень, далеко у тебя жена пойдет. Сочувствую, – по плечу хлопнул тяжелой рукой и отошел.
Ребята скрытные стали. Как ни зайдет Виталий в каптерку – замолкают, хотя о чем-то оживленно беседовали до этого, гоготали. И молчат гаденько, суетливо закуривают и расходятся. Да и Ленка… Откуда у нее появились золотые колечки, цепочки, сережки? Зарплата высокая? Ладно. А шуба? Не норка, конечно, не песец, каракулевая. Но пойди, найди сейчас такую. Говорит, что купила по случаю в Гостинке. Ой, смутно верится.
Да и вообще: не нравятся ему все эти дела в столовой. Мутит, крутит что-то там жена. Какие-то накладные левые, какие-то знакомые появились непонятные. Какие-то халтуры, свадьбы, собрания. А Валюшка мать вовсе не видит, все с бабушкой. Ой, не к добру все это!
Анна Николаевна тоже не слепая, все видела и знала, откуда у слухов ноги растут. На чужой роток не накинешь платок: дочка, считай, в открытую с директором роман крутит. Все видели, как она с ним разъезжает. Господи, куда жена этого бабника смотрит? А ей – что? Трое детей, квартира, дом, семья. Знает, никуда не денется от нее…. Мужики восточные могут целый гарем иметь, но законных своих ни за что не бросят. А Ленка себе что вообразила, неужели ей Виташу не жалко? Дочку не жалко? Думает, что Арон будет с ней всю жизнь? Так тому, слава богу, полтинник уже. Ведь не вечный же он! Стыд-то какой, матушки… Совести у нее, у подлюки, нет, вся в батюшку своего, кобеля, господи прости.
Бедная Валюшка. А Ирка на Ленку смотрит, рот открыв. Конечно, такая сестра, в техникум в Ленинград ее устроила. Что она там делает, учится ли? Вся душа изнылась, ночи эти бессонные. Девчонка молоденькая, в большом городе. Вот найдется ухарь какой, обманет, что потом будет? Ой, ну и времена настали: куда ни посмотришь, везде край. Умереть бы и не видеть ничего этого, но как? Валечку растить надо, коли мать у нее такая никудышная. Ирку замуж выдать за хорошего человека. Виташу досмотреть, на себя не похож стал. И …винцом от него что-то часто попахивает. А этой, стерве, наплевать, начальница какая. Столовка деревенская, тьфу ты, а гонору, будто рестораном столичным руководит. Ну и деньги эти шальные… А вдруг ОБХСС нагрянет с проверкой?
Анна Николаевна глотала горстями таблетки, пила капли и все чаще растирала сухонькую грудь: ныло, давило что-то там и никак не отпускало. Не такой она жизни хотела для дочери, не о том мечтала, когда свадьбу справляли.
Елена через профсоюз выхлопотала для коллектива столовой однодневную путевку в соседнюю область, в музей-усадьбу какого-то композитора, жившего в личном имении в начале прошлого века. Коллеги топтались около экскурсовода и скучали. Им было не интересно. Больше всего поварих занимали совсем другие проблемы: прошвырнуться по магазинчикам крупного областного города, ухватить какие-нибудь дефицитные товары. Курицы тупые, мало им, что ли своих магазинов? Уж Арон для них расстарался, так нет же… Идиотки.
Сама же Елена впитывала каждое слово сухонькой женщины, увлеченно, с жаром, рассказывавшей о жизни композитора. А более всего Лену занимала обстановка усадьбы. Это были чудесные вещи! Сервиз тонкого фарфора, инструктированный золотом, хрупкий как яичная скорлупа, спрятанный за стеклом буфета из красного дерева. Мебель, изготовленная так искусно, что дух захватывало: переплетение диковинных цветов и фруктов, крылатые амурчики, сказочные животные – красота! Мягкие диванчики и козетки, пуфики и кресла, огороженные лентой, так и тянуло на них присесть.
Матово поблескивали старинные зеркала, в них отражалась совсем другая Елена – загадочная, таинственная. Вот он – ее мир! Здесь – ее место! Ах, как бы хорошо она смотрелась в пышном, домашнем платье, отделанной сложной вышивкой, в атласных башмачках, с тонкой шалью, наброшенной на белые плечи!
Вот медный колокольчик стоит на ломберном столике. Это – ее колокольчик! Позвони, и тут же прибежит какая-нибудь растрепанная Машка или Парашка, вытянется перед хозяйкой в ожидании распоряжений. И через десять минут в столовой ее уже ждал бы завтрак. Окна раскрыты, легкий ветерок играет с кружевными занавесками… Она проверяет счета и советуется с молодым приказчиком, молодцеватым и хитрым, мечтающем о прекрасной барыне, о ее белом теле, о ее деньгах… К обедне она едет в коляске, запряженной парой сытых лошадей, и встречные бабы и мужики, такие же туповатые, как эти современные поварихи, отвешивают низкие поклоны. Барыня! Добрая барыня!
Обратно ехала и не слушала своих работниц, оживленно галдевших на весь автобус. Мимо пролетали бескрайние вологодские поля и леса, колхозы, совхозы, фермы, животноводческие комплексы, огромные коровьи стада паслись на пастбищах. В приоткрытое окно то и дело врывался запах навоза. Елена морщилась и отворачивалась. Барыня, барыня. Ей бы очень шло быть барыней. Кому нужно это равенство? Этим тупоголовым курицам? Зачем? Им место в кухне. По жизни, навсегда. А она – другая. И жизнь у нее должна быть другой, не такой, как сейчас. Ради чего она терпит старого любовника, дурака мужа? Мелкое плавание. Хотелось большего. Ей бы совсем не помешала добротная дачка в сосновом бору, машина и квартира в старом фонде Ленинграда. Вальке нанять бы частного учителя, чтобы образованной была.
https://yandex.ru/images/
О муже она совсем не думала. Кто такой муж, чтобы еще о нем думать?
***
Елена вышла из ванной, свежая, душистая, в белом халатике. Прилегла на широкую постель, где лежал Арон.
– Милый, я хотела бы с тобой поговорить.
Арон нахмурился.
– Только не говори, что ты опять беременна, третий аборт, дорогая! Тебе надо обратиться к врачу и решить эту проблему раз и навсегда.
Елена перевернулась на спину, обнажив длинные, полные ноги.
– Арончик, я не хочу ставить эту спиральку!
– А я не хочу, чтобы ты гробила свое здоровье. И, в конце концов, эти аборты…
– Все, все! Я поняла! Хватит строить из себя святого! Я прекрасно знаю, о чем ты беспокоишься! Не волнуйся, наследников тебе не предъявлю и твою жену не подвину!
Арон поднялся, накинул халат, сел в кресло, налил вина.
– Моя жена тебя не касается!
Ни один мускул на лице не дрогнул, но Елена чувствовала – злится Арон. Палку перегибать и спорить с ним – чревато.
– Я совсем о другом хотела поговорить.
– Чего еще желает моя царица? – Арон смягчился и улыбнулся.
– Да какая царица, Арончик, любимый. Всего лишь…помещица. Может быть, выделишь мне соток тридцать? Хочу построить дачу.
Арон прищурился, посмотрел на любовницу долгим, пристальным взглядом. Елена была хороша. Роскошная, вальяжная кошка. Ишь, как раскинулась. Хвоста, лениво помахивающего, не хватает. В последнее время располнела, но это ее не портило. Таким, как она, идет полнота. Жадная стала, наглая. Помещица.
– Ты забыла, в какой мы стране живем? Здесь никому просто так ничего не дают. И купить – нельзя. Я не бизнесмен, я директор совхоза!
– Ты директор образцово-показательного хозяйства. Тебя по телевизору показывают чаще, чем Андропова. И сейчас наступают совсем другие времена. Ты в министерстве ногой двери открываешь! Чего тебе стоит? А?
– Ай, тебе все мало? Ай, наглая, нахалка! Ну-ка, встань! – бархатный голос Арона стал жестким, металлическим.
Елена насторожилась. Присела, прикрыв круглые колени полами халата. Арон налил себе еще один бокал.
– Ты знаешь, в мои дела мало кто лезет, везде у меня свои люди. Но в том самом министерстве, где я открываю двери ногой, со мной уже проводили серьезную беседу! И я, уважаемый человек, сидел и краснел как мальчик. Про тебя не говорит только ленивый. Мне проблемы не нужны. Ты зарвалась, девочка! Я не люблю, когда бабские интересы превышают все остальное!
Елена вспыхнула, вскочила:
– Я тебе не навязываюсь! Можешь идти ко всем чертям! Проживу!
Арон не повышал голоса, но его черные, бездонные глаза сделались похожими на эбонитовые глаза сфинкса.
– Я не люблю, когда женщина начинает со мной спорить. Мне не нужны вздорные и пустые бабы! Кстати, я в курсе твоих делишек в столовой. Я думал, что ты умная. А ты – глупая. Еще раз узнаю про левые накладные – выгоню с позором. Поняла?
Лена испугалась не на шутку. С Ароном нельзя наглеть, это тебе не Виталик. А она заигралась в сказку про золотую рыбку.
– Я поняла, Арон Арамович… Даю вам слово, такого больше не повторится. Простите меня, бес попутал, – тихо прошептала она.
