Анна Кутковская
Динкина акварель
Она хотела отвернуться, но Никита крепко держал ее за затылок. Когда он попытался просунуть ей в рот язык – такой же мерзкий, ее обдало горячим несвежим дыханием, в котором смешались вчерашний чеснок, табак, алкоголь и нечищеные зубы. «Фу, неужели он мне нравился, свинья», – удивилась она про себя. Собрав в кулак остатки сил, Динка оттолкнула Никиту, тот повалился на спину, запутавшись ногами в обивке матраса.
– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – зло проговорил он, медленно вставая с пола.
Динка поняла, что дело принимает скверный оборот, и вот-вот случится то самое…
– Никита, не надо, – жалобно проговорила она.
– Чего не надо-то, а? Катька рассказала, что ты влюбилась в меня. Я видел, как ты на меня смотрела.
– Нет, не влюбилась, – проблеяла Динка, вставая на ноги
– Да наплевать! – с этими словами он толкнул девочку на матрас и попытался стянуть с нее джинсы.
Девичью честь спас тот самый новый ремешок, который крепко держал джинсы на поясе Динки. Этих мгновений хватило для того, чтобы в темноте раздался звуки чьих-то шагов, а потом в проходе появилась тень и произнесла:
– Уйди от нее.
– Чоа? – протянул Никита.
– Я сказал тебе: свали отсюда.
– А, Руся, – осклабился Никита. – Хочешь присоединиться?
– Оставь ее в покое, – в голосе мальчишки, несмотря на то, что от волнения он давал петуха, слышалась злость. – Ну и мудак же ты!
– Сам ты мудак! – зло крикнул Никита и бросился головой вперед на Руслана.
Завязалась драка. Оторопевшая, Динка села и не могла пошевелиться. Тут одна тень оседлала другую и сказала голосом Руслана:
– Увижу, что подойдешь к ней или заговоришь, убью! Понял?
Никита придушенно что-то захрипел.
– И даже не думай трепать языком, иначе получишь еще раз. Усек?
Тот снова что-то прохрипел и принялся тихонько поскуливать. Руслан подошел к Динке и протянул ей руку:
– Вставай.
Она с готовностью ухватилась за нее и вскочила на ноги. Хмель будто ветром сдуло.
По улице шли молча, рядом, рука к руке. Тишина давила, наконец Руслан нарушил ее:
– Я все слышал, как он сговаривался с Катькой. Я хотел увести тебя домой, но ты…
– Я знаю, я вспомнила, – перебила его Динка.
Волна воспоминаний и жгучего стыда накрыла ее, и она заплакала. Страх, стыд, горе, разочарование и облегчение – все слилось в этом потоке. Руслан положил руку ей на плечо, но Динка скинула ее.
– У меня сегодня мать в ночь дежурит, – помолчав сказал он. – Хочешь, пошли ко мне – умоешься, одежду почистишь, а потом домой пойдешь. Еще десяти нет.
Динка ахнула. Она совсем забыла, что должна была вернуться в девять вечера. В первую секунду она хотела бежать домой, но потом решила, что за опоздание получит меньший нагоняй, чем за грязную одежду, размазанную помаду и запах алкоголя. Подозрительно оглядев Руслана, своего вот уж как восемь лет одноклассника, Динка кивнула.
Дома Руслан первым делом поставил на плиту кастрюлю с супом. Потом дал Динке чистое полотенце, одежную щетку и отправил в ванную. Умывшись с мылом, Динка прополоскала рот, пригладила волосы и принялась чистить одежду. Когда с этим было покончено, выскользнула из ванной и зашла на кухню. Руслан уже порезал хлеб и разливал по тарелкам жиденький суп. Ели молча. После импровизированного ужина, убирая тарелки со стола, он сказал:
– Я провожу тебя до дома. Если хочешь, могу сказать, что были в кино.
– Нет, не надо. Спасибо, но я сама.
– Хорошо, – ответил Руслан. – Ну-ка, дыхни.
Смущаясь, Динка дыхнула.
– Сойдет. Если не будешь с родителями целоваться, то никто ничего не заметит.
Снова шли молча. Динка стыдилась того, в какую историю умудрилась попасть. Но еще больше стыдилась того, что ее свидетелем стал Руслан. Из-за этого она почти ненавидела его. А он молча топал рядом и сопел: спокойный, коренастый и уверенный в себе.
– Ну, я пойду, – еле слышно пролепетала Динка, когда они подошли к ее подъезду.
– Хорошо. Спокойной ночи.
– Руслан, – позвала она.
– Что?
– Ты только…только никому не говори, пожалуйста.
– Могила, – ответил он и утопал в ночь.
Динка еще постояла у подъезда, пытаясь совладать с нахлынувшими на нее чувствами. Но, представив, какой нагоняй получит от мамы, заторопилась домой. Тихонько открывая квартиру, она надеялась, что родители уже спят. Но не тут-то было! Во всех комнатах горел свет, родители ругались, Маняша плакала.
– …да потому что ты… – мама запнулась, увидев Динку. – Явилась, не запылилась! Где тебя носило, паразитка? Всех одноклассников обзвонила, в больницу, в морг – нет тебя нигде! Ты хоть знаешь, что я пережила? Щас как дам!
Мать подлетела к Динке и закатила ей подзатыльник такой силы, что у девчонки клацнула челюсть.
– Надя, не бей ребенка, – вступился отец.
– Уж кто бы говорил! – зло бросила она ему, а потом снова переключилась на дочь. – Ну, где шлялась?
– Мам, я…
– Толку от тебя никакого! Только жрешь да в художку свою бегаешь!
– Надя, хватит, пожалуйста, – тут уже не выдержала тетя Женя, выглянув из гостиной.
Мама метнула злой взгляд на сестру и быстрым шагом ушла на кухню, громко хлопнув дверью.
– И никакого ужина! – раздалось оттуда.
Но в голосе мамы Динка уже уловила слезы. Впрочем, все как обычно: завтра мама будет плакать и извиняться, потом все будет тихо до очередного срыва.
– Ну и напугала же ты нас, – покачал головой отец. – Все нормально?
– Да, пап. Прости, я….
– Ну и хорошо, завтра все расскажешь. Сейчас уже поздно, спать пора, – перебил ее отец, поцеловал в макушку, пожелал спокойной ночи и ушел спать. В прихожей остались лишь тетя Женя с Маняшей. Понурившись, Динка поплелась мимо них в ванную. Встав под горячий душ, снова заплакала, и за мокрой горячей пеленой пара слез ее не было видно.
Уже потом, когда все уснули, в детскую тихонько прокралась тетя Женя.
– Дина, солнышко, что случилось? – спросила она тихим шепотом.
Динка притворилась, что спит. Тетя Женя вздохнула, погладила ее по волосам и, поскрипывая половицами старого паркета, вышла из комнаты.
***
С той злополучной среды прошло две недели. Начались и очень быстро кончились каникулы. Май уже готовил себе дорогу – на улице царила настоящая весна: юная, свежая, зеленая, утопающая в ароматах сирени и цветущих яблонь.
Никита избегал Динки также старательно, как сама она избегала Руслана, его присутствия, взгляда и даже упоминания о нем. С Маринки все еще не сняли наказание. Санька ходил с остатками синяка под глазом, а Игорь – заживающей ссадиной на всю скулу. Но, как оказалось, дружба их не угасла, а стала еще крепче.
– Представляешь, – шептала Маринка в трубку подруге. – Игорь предложил мне встречаться!
– Так и сказал?
– Ну да! Сказал, что кончится мое наказание, так в кино пойдем. Звонит мне каждый вечер, стихи читает, – счастливо и глупо захихикала она.
Потом Маринка несколько раз пыталась завести разговор о Никите, но Динка уклонялась от него. А после очередной особенно настойчивой попытки коротко отрезала:
– Да он свинья, этот Никита, – на том разговор и кончился.
***
Динка опять проснулась задолго до будильника. Еще не открыв глаз, она с тоской вспомнила о переезде. Несколько дней назад за ужином родители объявили, что переезду в Москву быть. С того вечера квартира постоянно была полна чужими людьми – покупателями. Некоторые были вежливы и разувались на входе. Другие были менее воспитаны и ходили по дому прямо в уличной обуви, оставляя за собой весеннюю жирную грязь, которую Динке приходилось потом убирать.
Когда покупатель наконец-то был найден, родители стали паковать вещи и продавать мебель. В квартире осталось только самое необходимое: одежда, белье, кое-какая посуда. Все было готово к переезду – родители ждали окончания учебного года.
В пустой комнате даже мысли Динкины казались громкими и гулкими, поэтому она изо всех сил старалась не думать. Если раньше она пряталась от переезда за шкафом, шторами или под ковром, то теперь прятаться было некуда – квартира была пустая. И над этой пустотой гордо возвышался ПЕРЕЕЗД. Динка молча переживала эту свою трагедию, не приставала с расспросами к родителям, как это делала Маняша, а если и плакала, то в подушку, да и вообще больше молчала в последнее время.
Родителям было некогда. Но если бы они нашли хоть немного времени, понаблюдали за Динкой или даже поговорили с ней, они бы увидели, что Динка окуклилась. Окуклилась как гусеница перед тем, как стать бабочкой. Единственное отличие было в том, что бабочка из кокона появлялась в точно положенный срок, а вот когда вылупится живая, настоящая, отгоревавшая свое маленькое большое горе Динка, не знал никто. Поэтому, никем не тревожимая в своем коконе, она лежала в тишине яркого майского утра.
За окном слышался шум машин, размеренное «ширк-ширк» дворницкой метлы по асфальту и веселое чириканье воробьев. Солнечные лучи высвечивали голые половицы паркета большими неровными квадратами. В их лучах по-королевски неспешно плавали пылинки и шерсть Графа. Сам Граф дремал на подоконнике, жмурясь и пристально разглядывая свои кошачьи сны. Душа Динки тоже дремала….
Последним уроком была горячо любимая Динкой биология. Елена Ивановна – учительница, запустила контрольную. Шелестели листы, скрипели ручки, нерадивые ученики вздыхали, не зная, что написать.
Динка очень быстро, почти играючи, справилась со всеми заданиями, и теперь сидела за партой, не сдавая листа, выводила какие-то каракули на черновике, подсказывала Маринке правильные ответы. И вдруг на нее с оглушительной ясностью накатила волна понимания: пройдет еще неделя, и не станет тут Динки, не ходить ей по коридорам, не переодеваться в гардеробе, не лазать по канату, не слушать Елену Ивановну. В следующем году все снова будут здесь, а ее, Динки, не будет. От этой несправедливости, а еще больше тоски, она начала всхлипывать. Слезы капали на черновик, минута – и рыдания уже рвались из нее наружу.
Ослепнув от слез, Динка подняла руку и просипела сдавленным голосом:
– Елена Ивановна, можно выйти? – и, не дожидаясь ответа, одним мощным движением вырвала себя из-за парты и стремительно выскочила в коридор.
Спрятавшись в закутке, она наконец-то дала волю слезам – очень частым в последние дни. Плач разносился по всему коридору, поэтому учительнице не составило труда отыскать ее.
– Дина, что случилось?
– Я… Мы уезжаем в Москву, насовсем! – девочка подняла опухшие от слез глаза на учительницу.
– И ты плачешь из-за этого?
– Да, потому что не хочу уезжать, я хочу остаться. Я бы жила у тети Жени, – снова всхлипывания.
– Глупышка, – Елена Ивановна протянула Динке платок. – Ты только представь, какие возможности у тебя будут в Москве с твоим талантом к рисованию!
– Не хочу, – упрямо буркнула девочка.
– Родители хотят лучшей жизни для тебя. Поверь, когда ты снова вернешься сюда – через год, три, пять лет, ты поймешь, что родители были правы.
– Все равно не хочу.
Елена Ивановна помолчала, потом вздохнула и произнесла:
– Урок последний, можешь идти домой, если хочешь.
– Спасибо. Там контрольная…
– Оставь ты контрольную. Будто не знаю, что ты на пять с плюсом все сделала.
Под недоумевающие взгляды одноклассников Динка забрала вещи и неспешно пошла по коридору.
– Дина, – позвала учительница, та обернулась. – Все будет хорошо.
Динка вышла в жаркий майский день. Домой идти не хотелось – там ее никто не ждал, никому не было дела до нее. Поэтому она не придумала ничего лучше, кроме как сесть на автобус и поехать за город, к бабушке.
Выйдя на последней остановке, она побрела по утоптанной тропинке среди высокой травы. Чуть погодя тропинка вывела ее на окраину кладбища.
