Анна Князева
Крепдешиновое лихо
Глава 10
Подруга № 2
18 апреля, вторник, 19 часов
Милентьева, подруга и в прошлом сватья Бруновой, явилась в Управление после работы. В свои шестьдесят Валентина Петровна выгляжела намного старше: седая, морщинистая, в старомодной шапке с помпоном – иначе, как старухой не назовешь.
Из уважения к возрасту Сергей услужливо придвинул к ней стул.
– Располагайтесь, пожалуйста.
Милентьева села, не спеша поставила на колени сумочку, достала из нее очечницу, протерла очки и нацепила их на нос.
– Хотел бы с вами поговорить о Надежде Бруновой, – начал Сергей.
– Можете задавать вопросы, – неразборчиво пробормотала Милентьева и тут же добавила: – Прошу извинить за плохую дикцию – последствия перенесенного инсульта.
– Итак, вы с Бруновой были не только подругами, но и какое-то время родственницами?
– У нас есть общий внук Ваня. – Ответила Валентина Петровна.
– Вот как… – вежливо улыбнулся следователь.
– Не хочу вас огорчать, но меньше всего я хотела бы говорить про Надежду.
– Чем она вам так насолила?
– Долго рассказывать.
– Мы здесь как раз для того, чтобы обсудить все, что касается погибшей Бруновой.
– Если надо, давайте поговорим. – Не слишком охотно согасилась Милентьева.
– Почему ваш сын разошелся с ее дочерью?
– Не сошлись характерами.
– А если серьезно?
– Мой Лешка сходил налево. И это не удивительно, имели бы вы такую жену, как Ленка, сделали бы то же самое.
– Ну-у-у… – Сергей Дуло расплылся в добродушной улыбке. – Не так радикально. Что, по вашему, в Елене Бруновой не так?
– Надежда сделала из нее травоядное. – Категорично заявила Мелентьева.
– Расшифруйте.
– Надежда была очень властной. Она подавила волю дочери, лишила ее интереса к жизни и к себе самой. Чуть что не по ней, орала так, что у неподготовленных глаза на лоб вылезали.
Сергей сообразил: у Валентины Петровны слабое здоровье, плохая дикция, но напора хоть отбавляй. Отреагировал он очень нейтрально.
– Резкое замечание.
– И не удивляйтесь, все так и есть.
– Как давно вы знакомы с Бруновой-старшей?
– Около пяти лет.
– Как именно познакомились?
– На свадьбе у наших детей.
– И ни днем раньше? – удивился следователь.
– Так уж вышло.
– А с какого времени начали с ней дружить?
Милентьева болезненно всколыхнулась, как будто это воспоминание не доставило ей удовольствия. Скорее наоборот.
– С первой минуты, как только познакомились.
– То есть как?
– Надежда умела найти подход к любому человеку. Где лестью, где правильным замечанием, где показной честностью. От нее всегда исходили флюиды невыразимой доброты и расположения к собеседнику. Вот я и купилась.
– А потом разочоравались. Почему? – Сергей уточнил вопрос: – Из-за чего вы поссорились?
– Разводятся дети – расходятся их родители.
– Так просто?
– Нет, не совсем. В наших отношениях с Надеждой многое намешано: обида за детей, борьба за любовь внука. И знаете, – Мелентьева замолчала, потом снова заговорила еще неразборчивее и медленнее, старательно подбирая слова. – Я стала замечать, как Надежда характеризует других людей – говорит хорошие слова, а на деле пачкает грязью.
– Значит, между вами не было стычек или ссор?
– Этого – нет. Была только подлость.
– Ее свершила Брунова? – спросил Дуло.
– Вам расскажу, хоть не планировала этого делать. – Валентина Петровна сняла очки и протерла пальцами глаза, отчего они покраснели. – Сын Лешка нам не родной. Мы с мужем усыновили мальчика, когда ему было два месяца. Взяли отказника, кусочек больной плоти. Для того, чтобы выходить его, я бросила работу… – Она замолчала, стараясь не заплакать. – Никому не гворила об этом, а ей сказала.
– Имеете ввиду Брунову?
– Да.
– И что было дальше?
– Когда наши дети разводились, она позвонила Лешке и сказала, что он усыновленный. Лешка был за рулем…
– Попал в аварию? – догадался Дуло.
– Когда я вошла в его палату, он, весь в бинтах, крови, переломанный… Только спросил: это правда, мама? Вот тут меня и хватило…
– Инсульт?
Милентьева молча кивнула.
Сергей Дуло сдвинул брови и с показным спокойствием спросил:
– Когда видели Брунову в последний раз?
– Около месяца назад, когда забирала у нее внука.
– Она делилась с вами какими-то подробностями из своей жизни?
– Говорила про какого-то молодого. – Валентина Петровна равнодушно махнула рукой. – Глаза у нее горели, похоже любовника завела.
– И все?
– Куда-то торопилось, они с этим молодым собирались за город. Он ждал ее в машине.
– Видели его?
– Нет, не видела.
– А машину?
– Оно мне не нужно.
Сергей подписал повестку и протянул Милентьевой:
– Можете идти, всего вам хорошего. И не болейте!
Когда сам Дуло начал собираться домой, ему позвонил Сафаров.
– Сергей Васильевич! Шиномонтаж с адреса съехал! Опять облом!
Глава 11
Злой ребенок
18 апреля, вторник, 22 часа 30 минут
Сергей и Полина сидели за кухонным столом. Разбитый трудным днем, Сергей в нескольких словах описал ситуацию с расследованием дела Бруновой и ответил на вопросы жены. Он словно искал у нее поддержки, не в состоянии объяснить поведение и мотивы убийцы. Но, как не странно, личность погибшей вызывала у него не меньше вопросов, чем тот, кто ее убил.
Сергей и Полина не были склонны к эмоциональным разговорам, однако на этот раз разговор получился именно таким.
– Не знаю, что тебе сказать… – проговорила Полина. – Если бы речь шла о живом человеке, я бы сказала, что эта Брунова – гадина.
– Добрая Надя… – тихо сказал Сергей.
– Что? – не расслышала она.
– С кем ни говорю, все твердят, что она была доброй женщиной и при этом рассказывают мерзкие вещи. Вот, как это объяснить?
– Ты же сказал, что она была очень артистичной особой, каждому говорила то, что он хотел услышать. То, что ее знакомые называют добротой, на самом деле, просчитанное средство воздействия.
– Да нет, – возразил Сергей. – Там нечто большее. Там какой-то особенный, природный цинизм.
– И любовь к себе. – Добавила Полина. – Эта твоя Брунова считала себя умнее и прозорливее других. Я знаю таких эгоистичных людей. Ее можно сравнить с избалованным, злым ребенком, который из любопытства курочит игрушки, чтобы посмотреть, что внутри. Только Брунова курочила людей.
– Точно сказано. – Заключил Сергей. – И начала курочить новую жертву…
– … да видать не на того напоролась, – договорила Полина.
Глава 12
Жизнь учит
19 апреля, среда, 8 часов
Сергей Дуло пришел на работу раньше, чтобы подтянуть остальные дела, которые запустил, занимаясь убийством Бруновой. Но как только достал из сейфа несколько папок, в дверь постучали, и на пороге появился Олег Сафаров.
Он чертыхнулся:
– Принесла же тебя нелегкая.
Вернув папки в сейф, следователь сел на место и в ожидании уставился на Сафарова.
Тот молча положил на стол компьютерный диск.
– Что это? – осведомился Сергей.
– Запись подъездной видеокамеры за три дня как вы приказали.
– Я приказал посмотреть и доложить.
– Докладываю: соседка опознала всех, входивших в подъезд, кроме одного мужчины и одной женщины. Женщину я нашел по фотографии – она работник собеса. А мужика не нашел.
– Почему?
– Лица не видать. Оба раза входил в надвинутой кепке.
Сергей Дуло заинтересовали его слова:
– Ты сказал оба раза?
– Возможно, я ошибаюсь, и это были разные мужики. – Признался Сафаров. – На записи не поймешь.
– Когда он или они приходили?
– В восемь часов вечера пятнадцатого апреля и в шестнадцать часов семнадцатого.
– Постой… Но ведь именно в это время, в четыре дня семнадцатого апреля, мы осматривали квартиру Бруновой.
– А я о чем говорю?!
В тот же момент от двери послышался голос Курочки:
– Разрешите, Сергей Васильевич?
– Заходи! – Сергей Дуло встал и, заметив у нее в руках листы, спросил: – Что там у тебя?
– Списки владельцев Джипов Вранглер. В Москве их около тысячи, но с тентами – всего сорок пять.
Сергей сел на место и внимательно изучил список, минут через пять поднялся, пошел к сейфу и вернулся на место с делом Бруновой. Порывшись, отыскал протокол осмотра квартиры и со злостью ударил по нему кулаком.
– Ну, вот же!
– О чем это вы?!
Сафаров и Курочка сгрудились возле него и впились глазами в протокол.
Сергей Дуло громко объявил:
– Среди владельцев Вранглеров есть некто Самвел Мелконян! Но тот же Мелконян был у нас понятым при осмотре квартиры!
Трясущимися руками Олег Сафаров вставил диск в ноутбук и перемотал на нужное место. Взглянув на изображение, разочарованно вскрикнул:
– Точно он! Ну как же я его не узнал?!
– Можно подумать ты рассмотрел его там в квартире. – Заметила Курочка.
Но оперативник никак не мог успокоиться:
– Это все та бабка, что опознавала входящих! Все уши мне прожужжада, Все сплетни пересказала. Да я от нее просто одурел!
– Не казни себя слишком строго. – Вмешался Дуло. – Такое с каждым бывает. Сейчас возьми кого-нибудь с собой и дуй на адрес, который Мелконян указал в протоколе.
– Уверена это липа! – сказала Курочка.
– Липа, не липа, проверить надо, – Сергей обратился к ней: – А ты объяви Мелконяна в розыск. Его и его машину!
Олег Сафаров и Курочка бегом устремились к двери.
Минут через пять после того, как они ушли, к Сергею заглянул Тимофеев:
– Ну, как движется расследование?
– Кажется, мы нашли того урода, – сказал Сергей. – Осталось только поймать.
– Нашли убицу бабы на стуле?! – криминалист вошел в кабинет и остановился возле стола. – Кто такой?
– Ты не поверишь, – криво усмехнулся следователь. – Наш понятой, что ходил по ее квартире.
Услышав эти слова, Тимофеев хлопнул себя по лбу.
– Так вот в чем тут дело! А я-то дурак весь измучился! Идентифицировал след преступника на ковре, а он, на одних снимках есть, на других его нет. Понимаешь?
– Нет. – помотал головой Сергей.
– На первых снимках он его еще не оставил. Потом походил по квартире, и след появился.
– Вот оно что!
– А я все списал на освещение. Жизнь, знаешь, учит!
Глава 13
Мужское достоинство
19 апреля, среда, 20 часов 25 мин
Несколько часов прошли в тревоге и ожидании новостей о Мелконяне. Сафаров сообщил, что по указанному адресу преступник не проживал. И только днем пришло долгожданное известие: его задержали под Смоленском, где он хотел пересечь границу и скрыться в Белоруссии.
В Москву его привезли поздно вечером. И, если в квартире Бруновой Мелконяна никто особенно не рассматривал, то теперь, в кабинете Сергея Дуло, три пары глаз буквально буравили его (на допросе кроме следователя присутствовали Курочка и Сафаров).
Это был невысокий, кругленький парень лет двадцати семи. Его заметной особенностью, которая сразу бросалась в глаза, были маленькие руки и ступни в изящных, похожих на женские, кроссовках.
Мелконян сидел на стуле посреди кабинета, на его руках были наручники.
– Ну, что, Самвел Тигранович? Дадите чистосердечное или будете отпираться?
Тот сгорбился и замотал головой:
– Я не хотел ее убивать. Это была случайность.
– Непреднамеренное убийство тоже карается законом. – Заметил следователь и приказал Курочке: – Нина Витальевна, пиши протокол. – Потом снова обратился к задержанному:
– Зачем ты ее примотал к стулу?
– Обиделся сильно. – Волнение усилило акцент Мелконяна, порой он ошибался в словах.
– На что именно?
– Сначала Надюша обещала прописать меня у себя в квартире, а потом отказалась. – Он шмыгнул носом. – Еще оскорбила мне мое мужское достоинство. Сказала, что я возобновил себя Казановым.
Нина Курочка подняла голову и встревоженно спросила:
– Так и писать: возобновил себя Казановым?
Усмехнувшись, Сергей Дуло перевел:
– Пиши: возомнил себя Казановой. – После этого он снова задал вопрос Мелконяну: – Раскажи, как все было.
– Я обиделся и, когда привез Надюшу в гараж, привязал ее к стулу.
– В гараж поехали по ее просьбе?
– Она хотела там что-то забрать.
– Что было дальше?
Самвел Мелконян продожил:
– Хотел получить компенсацию. Забрал у нее ключи и поехал на квартиру за деньгами. Вернулся, смотрю – она мертвая.
– Что именно собрались компенсировать?
– Возил ее, куда скажет! Ну и за остальное… – Самвел опустил глаза.
– У вас были интимные отношения?
– А я о чем говорю?…
– Сколько денег забрали из квартиры Бруновой?
– Двести тридцать четыри тысячи. Ну и золотишка немного. Вы об этом уже знаете.
– Зачем пришли во второй раз?
– Когда был понятым?
– Ну, да.
– Зря пришел. – Мелконян вздохнул и помотал головой. – Увидел вас, хотел убежать, но вы же не дали.
Сергей Дуло повторил свой вопрос:
– Зачем пришли во второй раз? Назовите причину.
Мелконян искоса посмотрел на Дуло и, прищурившись, произнес:
– За электрическим чайником. Мой сгорел, а Надюше чайник уже не нужен.
Эпилог
Когда посреди ночи Сергей вернулся домой, его буквально шатало от усталости. Полина, как всегда поднялась с постели, чтобы встретить мужа.
Из прихожей Сергей переместился в гостиную и сел на диван.
– Есть хочешь? – поинтересовалась она.
Он молча помотал головой.
– Что с твоим делом? – спросила Полина.
– Убийцу поймали. – Он взял ее за руку. – Ты была права – все дело в обиде.
– Вот и хорошо. – Полина помогла мужу снять свитер.
– Ты вот что, – сказал Сергей. – Завтра утром, часам к десяти, собери вещи.
– Зачем?
– Поедем на все выходные за город. Ты, я и Лидочка.
Полина прижалась к мужу и обняла его за шею.
– Договорились.
В мертвом доме после полуночи
Весеннее небо сияло голубизной до полудня. В двенадцать часов на небе появились влажные облака, слепились в серую кучу и встали, заслонив собой солнце. Дайнека прикрыла створку, села на подоконник и положила рядом с собой письмо.
В коленку ткнулся холодный собачий нос. Погладив Тишотку, она снова взглянула на небо – обойдется ли сегодня без дождя и грозы? – потом вскрыла конверт и вынула тетрадный лист, исписанный с одной стороны.
«Дорогая Людмила! Пишу тебе, чтобы сказать спасибо. Я не вправе рассчитывать на прощение, но, получив такую возможность, настоящим письмом снимаю с тебя обязательства, которые ты сама на себя возложила, и благодарю тебя за помощь и за молчание…»
Не дочитав, Дайнека отложила письмо и задумалась. Почему иногда привычная жизнь так резко меняется? Откуда берется тот механизм, который вдруг скрипнет, тронется и давай разгонять безумную круговерть событий и потрясений. С кем-то подобное не случается никогда. Почему же ей «везет» больше других?
Эта история произошла год назад. Как и теперь, был май, занятия в университете уже закончились. В конце зачетной недели ей позвонил отец.
– Людмила, не хочешь приехать на дачу?
– Нет, – это был ее обычный ответ.
На даче вместе с отцом постоянно жили Настя, которая считалась его гражданской женой, и Серафима Петровна, ее мать.
– Нет, папа, – сказала Дайнека, – у меня скоро сессия, нужно готовиться.
Отец хорошо ее знал и поэтому приберег решающий аргумент:
– Мы едем в отпуск.
– Все вместе, втроем?
– Ну, ты же с нами вряд ли поедешь…
– Надолго? – поинтересовалась Дайнека.
– На месяц. – Отец проявил настойчивость: – Хватит сидеть в Москве. Готовиться к экзаменам можно в деревне. Тишотку возьмешь с собой, ему здесь намного лучше.
На следующий день, утром, Дайнека подъехала к даче, которую когда-то очень любила. Теперь здесь хозяйничали новоиспеченные родственницы, и она стала чужой.
Навстречу ей вышла Настя.
– Людми-и-и-ила, а Славик еще не вернулся из города. Его вызвали на работу.
Дайнека не любила, когда к ней обращались по имени (Людмилой ее называл только отец), и ненавидела, когда отца называли Славиком. Она открыла заднюю дверцу, выпустила из машины Тишотку. Потом взяла с сиденья резинового ежика и, размахнувшись, швырнула его в траву. Пес метнулся туда, куда улетела его игрушка.
Она прошла к гамаку и легла в него, свесив одну ногу. Покачиваясь, смотрела на зеленый забор. Гамак удалялся – Дайнека видела крышу соседского особняка. Гамак приближался, и крыша пряталась за забор.
Когда они с отцом купили здесь дом, особняк уже стоял на своем месте, но в нем никто никогда не жил, поэтому соседи прозвали его мертвым. Было время, когда Дайнека влезала на лестницу и подглядывала через забор, но ни разу не видела там жильцов. Бывало, на участке работал садовник. Иногда привозили мебель и какие-то ящики, но работами руководили случайные люди. Пока Дайнека была ребенком, таинственный особняк занимал ее мысли, потом она и думать о нем забыла.
«Интересно, кто теперь там живет? Нужно спросить отца».
Отец приехал в половине двенадцатого, едва успел переодеться в поездку. В начале первого прибыла машина такси. Прощаясь с отцом, Дайнека мимоходом спросила:
– В соседний дом никто не заехал?
– Нет, никто. Так и стоит пустой.
Она попрощалась с Настей и Серафимой Петровной. Машина уехала, и Дайнека осталась одна. Точнее, они остались вдвоем, потому что Тишотка для нее был важней самого лучшего друга.
Ночью случилась гроза. Кроны сосен рвал ураганный ветер. По крыше долбил дождь, и стучали обвалившиеся ветки деревьев. Тишотка прибежал с первого этажа, запрыгнул к ней на кровать и спрятался под одеяло, вздрагивая там от каждого громового раската.
Дайнека встала, прошла к окну. Чудовищный ветер разметал цветущий рододендрон, у забора переломил усыпанную цветами сирень. Она подняла глаза, посмотрела поверх забора и вдруг застыла от удивления. На втором этаже мертвого дома в окне вспыхнул свет. Дайнека прильнула к стеклу. В тот же миг в комнате возник силуэт, человек поднял руку, собираясь открыть створку или подать сигнал, но свет внезапно погас, и уже ничего нельзя было разглядеть.
Остаток ночи она провела без сна, сжимая в руке телефон. Уснула только под утро.
Когда проснулась, сразу же распахнула окно. В комнате запахло свежестью и травой. Дайнека вдохнула весенний воздух и поняла, что все ее страхи – пустое. Над крышей особняка ярко светило солнце, а через все небо раскинулась широкая радуга.
После полудня она пошла за продуктами. Их поселок располагался у самого леса, примыкая к деревне под названием Вишерки, в которой был магазин.
Дайнека шла по дорожке, заросшей крапивой и бузиной. В траве стрекотали кузнечики. Рядом трусил Тишотка и время от времени брехал на собак, стерегущих свои дворы. Со временем это ему надоело, и он молча добежал до самого магазина.
Дайнека купила вареники, которые любили и она, и Тишотка, а когда собралась уходить, в магазин зашла знакомая старушка, живущая по соседству.
– Здравствуйте, Таисия Ивановна!
– Здравствуй, Людочка! – Соседка называла ее так, потому что знала еще ребенком.
– Я подожду вас, – сказала Дайнека.
– Вот и хорошо, обратно пойдем веселей.
Таисия Ивановна Перевозникова имела пышные формы, однако ситцевое платье в мелкий цветочек было приталено «по фигуре». Отечные ноги обуты в шлепанцы на танкетке, а волосы прибраны в скромный пучок.
Она набрала два пакета продуктов, и Дайнека взяла один, чтобы помочь донести. Дом Таисии Ивановны стоял у самого леса. По дороге они болтали на разные темы, а когда проходили мимо пустого особняка, расположенного как раз между их домами, Дайнека заметила:
– Кажется, туда кто-то заехал…
– Сколько живу, не видела ни души, – возразила старуха. – Вчера приезжал садовник, может быть – он?
– Нет, – твердо сказала Дайнека. – Этой ночью я видела свет в комнате на втором этаже. Там был человек.
Таисия Ивановна с опаской покосилась на высокий забор.
– Может быть, показалось? В такую бурю, что была прошлой ночью, привидится что угодно. – Дойдя до своей калитки, спросила: – В гости зайдешь? Савелий Васильевич будет рад. – Она склонилась к Тишотке: – И ты заходи, угощу тебя мосолыгой.
– Мосолыга – это такая кость? – на всякий случай поинтересовалась Дайнека.
– Вкусная, мозговая, – подтвердила старушка, и Тишотка первым юркнул в калитку.
За пару лет, что Дайнека здесь не была, ничего в доме не изменилось. На полу дешевые коврики, мебель в стиле восьмидесятых. Чистые занавески, и на окошках – цветы.
– Савелий, посмотри, кто к нам пожаловал!
К ним вышел худой старик в клетчатой рубашке и синих тренировочных брюках.
– Людмила! Давненько тебя не видел… – Он обнял ее и усадил за кухонный стол. – Тася, неси-ка нам чай! – Глядя, как жена собирает на стол, спросил: – Рассказывал я тебе, как ее полюбил?
– Нет, – Дайнека улыбнулась, потому что слышала эту историю много раз.
– Мы жили на Пресне, в одном дворе. Вот за что ее уважал: отчаянная она была. Очень смелая. Бывало, отберет у меня деньги на завтрак: «Хватит тебе булок…» И высыплет мелочь в свою сумку. А сумка у нее была картонная, вроде папки для нот, на веревках…
Таисия Ивановна обернулась и, продолжая что-то помешивать, улыбнулась.
– Оставь девчонку в покое. Не надоело тебе одно и то же…
– Нет, подожди, – Старик выставил перед собою ладонь, будто обороняясь. – Заберет деньги, высыплет в сумку. И так каждый день. Потом достанет, что вдвоем накопили, и купит на все колбасы. Пойдем с ней к забору, что сад у самой Москвы-реки ограждал, перелезет она первой через него, потом меня позовет. Вижу – собака огромная, сторожевая, вроде кавказца, колбасу нашу лопает. На Тасю посмотрит, хвостом завиляет, на меня – рыкнет, но не тронет. Наберем в саду вишен и обратно через забор. Э-э-э-х!
– С тех пор вы всегда вместе? – После этого рассказа Дайнека всегда задавала такой вопрос.
– Всю жизнь, как один день, – ответил Савелий Васильевич.
– Сколько лет с вами знакома, ни разу не видела ни одной фотографии. Какими вы были в молодости?
Старики благодушно переглянулись.
– Ну что, Тася, неси альбом… Э-хе-хе…
Таисия Ивановна пошла в спальню, Дайнека – за ней.
– Я помогу.
Открыв шкаф, старушка потянула альбом в плюшевой облицовке. Вместе с альбомом выпала папка и рассыпалась, стукнувшись об пол. Из нее выпали газетные вырезки. На одном клочке Дайнека увидела рекламу химчистки «Розовый заяц».
«Смешное название», – подумалось ей.
Таисия Ивановна сложила вырезки в папку.
– Савелий Васильевич увлекается. – Она поставила папку на место, и они вернулись на кухню.
Разглядывая старые фотографии, Дайнека спросила:
– А это вы где?
– На работе, – Таисия Ивановна взяла фотографию и улыбнулась. – С девочками из «Посейдона». Я оттуда на пенсию уходила. Работала делопроизводителем. Когда это было? Лет десять прошло, может, и больше…
– Да… – протянул старик. – Приходит старость, и все – трындец!
Таисия Ивановна укоризненно хлопнула его по плечу.
– А это кто? – снова спросила Дайнека и показала на фотографию молодого мужчины.
Таисия Ивановна отвернулась, а Савелий Васильевич сказал осипшим вдруг голосом:
– Наш сын, Алексей.
– Я его никогда здесь не видела. В каком городе он живет?
– Его с нами нет, – Таисия Ивановна взяла полотенце и вытерла им глаза.
– То есть как… – Дайнека не решилась озвучить догадку.
– Много лет назад Алешенька не вернулся. Уехал на электричке домой, но в московской квартире не появился.
– Вы искали его? – Задавая этот вопрос, она понимала, как абсурдно он прозвучал.
– Искали, – проронила Таисия Ивановна. – В милицию заявили. Листовки развешивали. Все бесполезно.
– Такого быть не должно! – возмутилась Дайнека. – Это нельзя так оставлять! Нужно искать!
– Милая девочка, – Таисия Ивановна погладила ее по голове. – Мы искали. Пропал, никаких следов не оставил…
Старик посмотрел на жену с такой болью, что Дайнека не смогла удержаться.
– Могу я взять его фотографию?
– Зачем? – удивленно спросил Савелий Васильевич.
– Есть у меня один человек…
– Милый ребенок, – печально улыбнулась Таисия Ивановна. – Бери, если хочешь. Столько лет прошло, кто же найдет…
– Дайте листок, – распорядилась Дайнека и, когда получила его, попросила: – Пожалуйста, расскажите, когда он пропал, какие шрамы, приметы, болезни… Перевозников Алексей Савельевич, – написала она первую строчку и вскинула голову: – Когда он родился?
Старики продиктовали ей всю информацию, потому что в этот момент она выглядела так, словно всю жизнь занималась поиском пропавших людей.
Закончив писать, Дайнека сказала:
– Сегодня же все передам. – Она прижала руки к груди. – Надежду терять нельзя. Нужно верить!
По дороге от стариков Дайнека уже набирала телефон Вешкина, руководителя службы безопасности крупного холдинга, где работал ее отец.
– Сережа, мне срочно нужна твоя помощь…
Договорившись о встрече, Дайнека не сомневалась: Вешкин ей не откажет. В тот же день они встретились в кафе на въезде в Москву, Дайнека передала фотографию и все рассказала.
– Как думаешь, можно как-то помочь? – Она умоляюще смотрела на Вешкина.
Сергей поправил очки.
– Сделаю все, что смогу…
– Ты просто не представляешь, какие это замечательные старики!
Сергей, улыбаясь, спросил:
– Послушай, Дайнека, плохими у тебя люди бывают?
– Бывают, – сказала она и поняла, что никого не может назвать.
Вернувшись домой, просидела над учебником и тетрадкой до самого вечера. Тишотка нашел желтого ежика и, пристроив его рядом с собой, лег у ее ног. Иногда, чтобы размяться, Дайнека брала ежика, выходила во двор и кидала к забору, а когда Тишотка его приносил, кидала еще раз. Пес носился как угорелый, получая удовольствие от игры и возможности быть нужным своей хозяйке.
В очередной раз размахнувшись, Дайнека поняла, что взяла высоко, но уже ничего не могла исправить. Еж перелетел на участок мертвого дома. Тишотка посмотрел ей в глаза, грустно побрел прочь и лег у забора, положив морду на передние лапы.
Он лежал там до темноты. А когда она сварила вареники и позвала его есть, даже не посмотрел в сторону миски.
Дело принимало плохой оборот. Дайнека окликнула его. Тишотка не повернулся. Она подошла, присела и погладила его по спине.
– Ну что ты, я ж не нарочно…
Тишотка никак не отреагировал на ее слова.
– Вернемся в Москву, куплю тебе нового, – продолжала Дайнека, – такого же, желтенького.
Тишотка не отвечал.
Дайнека вернулась в дом, но не могла найти себе места, понимая, что пес будет лежать у забора всю ночь. Она и предположить не могла, что игрушка так ему дорога.
Время для визитов было неподходящее, тем не менее Дайнека вышла на улицу и позвонила в ворота соседнего дома. То, что ей не открыли, не удивило. Она позвонила еще раз, скорей для очистки совести. Однако, вернувшись и увидев лежащего у забора Тишотку, поняла, что не сможет бросить друга в беде. Принесла лестницу, приставила к забору там, куда улетел еж, и влезла наверх.
Усевшись на забор, оглядела темный, без света дом и стриженую лужайку, на которой светлым пятном валялась игрушка. Тут же определилась, куда поставить ногу на другой стороне, и благополучно спрыгнула на чужую территорию.
За забором тихо скулил Тишотка…
Пригнувшись, Дайнека добежала до ежика, вернулась и забросила его обратно, в свой двор. Взялась за забор и уже занесла ногу на поперечину, как вдруг почувствовала неодолимое, прямо-таки всепожирающее любопытство. Она обернулась и внимательно оглядела территорию таинственного дома. В этот момент из-за облаков показалась луна.
Сколько раз в детстве она изучала этот ландшафт. Он и теперь нисколько не изменился: стриженый газон без признаков деревьев или кустарников. Ни беседок, ни гаража. Казалось, для хозяев важно лишь то, чтобы все здесь идеально просматривалось.
Дайнека стояла как на ладони, и если в доме сейчас кто-нибудь был, при свете луны он хорошо мог ее разглядеть. Она двинулась к зданию, похожему на классическую двухэтажную виллу. По карнизу, как у итальянских аналогов, не обошлось без лепнины. Крытая веранда была пуста, ни стульев, ни даже стола. По участку проходила одна дорожка, к воротам, все остальное – засеянный травой луг. Дайнека пробралась вдоль стены, поочередно разглядывая жалюзи первого этажа.
Вдруг стало темно, как будто кто-то огромный закрыл ладошкой луну. Где-то в лесу ухнула птица, еще дальше, в деревне, проехал автомобиль. Дайнека свернула за угол и увидела приличную полосу света, выбивавшуюся из-под металлических жалюзи. Тут же сообразила, что это окно смотрит на лес. В очередной раз уверившись, что благоразумие – это не ее добродетель, заглянула под жалюзи и увидела спальню: кровать с позолоченным изголовьем и балдахином из парчовой ткани. У кровати, в человеческий рост, стояло белое изваяние, которое поначалу Дайнека приняла за живую женщину. В ногах кровати стояла кушетка и лежал бордовый ковер, простиравшийся до окна, у которого застыла она.
Вдруг свет погас, но тут же вспыхнул фонарь в руках белого изваяния. Мелькнула тень, на кушетку упал халат, а на кровать уселся мужчина. В неясном свете Дайнека не могла рассмотреть лицо, видела только, что он немолод и худощав.
Мужчина взял пульт, и комната наполнилась мерцанием телевизора. Мимо него кто-то прошел. Дайнека увидела женщину с подносом в руках. Поставив его на тумбочку, она скинула дорогой цветастый халат и, оставшись в ночной рубашке, повернулась лицом к окну.
У Дайнеки подкосились колени.
– Господи… Это же Таисия Ивановна…
Та подошла к окну и наглухо задернула шторы. Дайнека упала на землю и замерла. Убедившись, что ее не заметили, поднялась и бросилась прочь.
Перевалившись через забор, она спустилась на свою территорию, Тишотка встретил ее радостным визгом, однако на всякий случай схватил ежа и уволок его в дом.
Дайнека провела беспокойную ночь, пытаясь осознать, связать воедино то, что знала о стариках, об их маленьком бедном доме и то, что увидела ночью через окно в роскошном особняке.
Когда она спросила у Таисии Ивановны, не поселился ли кто-то в особняке, та ответила, что не видела ни души. Мужчиной, что лег на кровать и по-хозяйски включил телевизор, без сомнения, был Савелий Васильевич. Почему он так бесцеремонно распоряжался в чужом доме и почему Таисия Ивановна бессовестно соврала, пока оставалось тайной.
Назавтра, как только проснулась, Дайнека отыскала отцовский бинокль и, выбрав позицию, изучила каждый сантиметр на фасаде мертвого дома. Окна закрыты жалюзи, никакого движения ни в доме, ни во дворе. Помаявшись, она достала старую телефонную книжку и нашла телефон Перевозниковых.
Понимая, что лезет куда не просят, все-таки позвонила. Таисия Ивановна подняла трубку, и Дайнека сказала первое, что пришло в голову:
– Можно, я к вам зайду? Очень скучно, я в доме одна.
– Минут через тридцать, пока с делами управлюсь. Приходи, будем рады.
Догадавшись, что Перевозниковы еще в особняке, Дайнека взяла бинокль и кинулась на балкон. Но сколько ни смотрела, не заметила того, как они вышли из мертвого дома.
Когда раздался звонок и Дайнека взяла трубку, Таисия Ивановна мирно спросила:
– Ну что же ты, Людочка, не идешь? Мы уже стол к чаю накрыли.
Отложив бинокль, она вышла из дома. По дороге перебирала разные объяснения и, уже подходя к калитке Перевозниковых, решила: наверное, старики присматривают за домом по просьбе хозяев. Однако в такую версию не вписывалась ложь Таисии Ивановны.
Савелий Васильевич сидел у стола, накрытого старенькой скатертью.
