Анна Каракова
Мой любимый чемпион
Глава 3. А как же Джонатан?
Автобус подкатил к остановке и, длинно вздохнув, открыл двери. Саша вышла, поправила на плече школьный рюкзак, огляделась. По ту сторону дороги разбредались в разные стороны деревенские улицы. Крашеные срубы в три окна с унылыми палисадниками карабкались вверх, на холм, который венчала бело-голубая церковь. Кирпичные коттеджи, с шеренгами туй вдоль заборов, подпирали деревню с боков. За ними начинались холмы и перелески.
Луговые травы – мятлик, полевица и осока – уже легли грязно-бурым ковром. Только сизые метёлки вейника – тощие, трогательные, зябкие – трепетали на ветру здесь и там. Припозднившийся хозяин где-то жёг прелую листву – от костра вкусно тянуло горьким дымом. Вдоль дороги, ломая тонкий лёд в лужах, ходили рыжие куры. Они так высоко задирали худые ноги, что были похожи на сборную по гимнастике.
Конюшня прилепилась на окраине деревни. Чтобы пройти через КПП со шлагбаумом и вывеской «Конно-спортивный клуб “Шарапово”», надо было миновать пруд. Пучки бузульника и камыша обрамляли блестящую воду, как остатки волос – лысину. Деревянные кривые мостки облюбовали рыбаки. Сидя на перевёрнутых вёдрах, они гипнотизировали поплавки.
Сашу никто не остановил. Она спокойно нагнулась под шлагбаумом и пошла себе дальше, изучая территорию новой конюшни. Знакомые ароматы накрыли её душным облаком – острый запах навоза, перемешанного с сеном, сладкий свежий дух от тюков с опилками. Крытый манеж, плац с трибунами по периметру, «бочки», в которых по кругу гоняют лошадей на специальной верёвке – корде, – всё это Саша как будто уже видела, хотя и была здесь впервые. Она принюхивалась и присматривалась, стараясь понять: хорошо ли здесь будет Джонатану?
Корпуса конюшни выстроились вокруг главного манежа. Саша заглянула внутрь. Денники были достаточно большими, с окнами. Лучи света перечёркивали конюшню широкими полосами, в которых клубилась пыльная взвесь, и упирались в цементную дорожку прохода яркими пятнами-половиками. Несколько лошадей высунули любопытные морды из денников в надежде получить кусок сахара. Саша вздохнула с досадой – как же она забыла! Сахара у неё не было.
Джонатан гулял в леваде среди других коней. Сашка сразу узнала его тощий зад, худые, как верёвки, ноги и гриву с медным отливом. Он ходил под попоной – ещё не зимней, осенней. Эту попону они покупали с отцом. Давно… Всхлип судорогой подкатил к горлу, но Сашка усилием воли сглотнула этот комок, подошла к бортику левады и встала так, чтобы Джоник сразу её увидел.
– Джонатан! – крикнула она.
Конь поднял голову. Равнодушно посмотрел на Сашу. Отвернулся.
– Джоник, ты чего? Не узнал? Это же я!
Саша обошла леваду, чтобы оказаться рядом с Джонатаном.
– Классно, что ты приехал! Теперь будем вместе, да?
Джонатан меланхолично двигал челюстями – изо рта торчал грязный клок сена. Он не обращал внимания на Сашу, задумчиво переступая с ноги на ногу. Сашка дёрнула молнию на рюкзаке и достала пакет со школьным завтраком.
– Вот! У меня яблоко есть! Будешь?
Конь медленно подошёл. Понюхал яблоко и отвернулся.
– Ешь! Я не хочу.
Джонатан помотал башкой. Но Саша не сдавалась.
– Тогда пополам!
Саша с хрустом откусила половину яблока. Протянула Джонику другую половину на раскрытой ладони, как учил папа, когда впервые привёз её на конюшню. Сколько ей тогда было? Пять лет? Шесть?
Джонатан не сразу, но всё же взял яблоко с ладони мягкими тёплыми губами. Он и Саша стояли друг напротив друга, двигая челюстями. Саша боялась, что Джонатан развернётся и уйдёт, поэтому жевала старательно и медленно, глядя коню прямо в глаза. Как там папа говорил? Саша протянула руку и провела ладонью ото лба коня к морде.
– Мы с тобой одной крови, Джоник! Ты и я.
Показалось? Или Джонатан действительно вздохнул? Он сделал шаг вперёд и вдруг положил голову ей на плечо. Саша обхватила его за шею, зарылась носом в гриву, вдыхая запах – такой знакомый, такой родной.
– Скучал по мне? Я — да! Всё это время! – сказала Саша в мохнатое ухо. Джонатан легонько боднул её в щёку. – Ты… помнишь папу?
Джонатан высвободился из Сашиных рук и попятился. Между ними опять было расстояние. Дистанция.
Конь опустил морду к земле. Саша подумала, что память об отце не только объединяет их, но и разъединяет. Джоник чувствует и знает – она та самая, из прошлой его счастливой жизни, где был главный для него человек, которому он верил, которого любил. Но Саша – не он.
– Вижу. Помнишь, – прошептала Саша. – Я тоже.
Утро субботы не было томным. Так сказала Ба, но никто её не услышал. Мама с Сашкой были заняты. Они скандалили. Началось с того, что Саша промчалась мимо кухни, воинственно размахивая чем-то парадно-белым. Наотмашь распахнув дверь в мамину спальню, она с вызовом спросила:
– Это – что?!
– Сашенька, – мама старалась говорить спокойно, – свадьба – такой праздник, когда люди наряжаются чтобы выглядеть как.
– Как идиоты! – перебила Сашка.
– Я что, похожа на идиотку?
– Ты – нет! А я – да!
В этой ситуации Ба сделала всё, что могла: заварила себе кофе, намотала на голову шёлковую чалму и под аккомпанемент скандала начала искать в телефоне номер Полины.
– Что за глупости! – судя по интонации, мама начинала выходить из себя. – Почему ты всегда противоречишь?
– Потому что! Тебе надо – ты и наряжайся! А я – не хочу!
Саша понимала, что перегибает палку. Но отступать было некуда. Иначе придётся идти на свадьбу в этом кружевном ужасе из коллекции вечерних нарядов для маленьких лебедят.
Ба тем временем набрала Полину и слушала в трубке гудки, с интересом изучая разводы кофейной гущи на дне чашки. Она отчётливо видела двугорбого верблюда и пушкинский профиль. Полина не отвечала. Ба не сдавалась. Она повернула чашку под другим углом и задумалась: что означает этот кекс с вишенкой и дохлый кролик?
– Алё! Да! Вера Васильевна! – вдруг заорала трубка. – Что случилось?!
– Гос-споди, Полина! Чего кричишь?
– Волнуюсь потому что! День такой!
– Не психуй. Это только когда первый раз женишься, с ума сходишь. А потом – нормально. Мой муж всегда так говорил.
– Хорошо. Постараюсь, – с трудом выдавила Полина.
– Всё равно у тебя голос какой-то… придушенный, – беспокоилась Ба. – Держись, Полинка! Это не навсегда! Даже если тебя ввинчивают в платье невесты, как штопор! Или наматывают на бигуди!
Полина, которой в данный момент делали маникюр и укладывали лаком локоны, вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться, совсем как мама, ведь у них был один педагог по вокалу.
– Вера Васильевна. Просто скажите: у вас всё нормально?!
– Да. Нет. Я передумала, – заявила Ба. – Зачем мне букет невесты? Я и так пользуюсь успехом у мужчин!
– Не пугайте меня!
– Короче, сделка отменяется.
– Но вы не будете молчать всю свадьбу просто так! Я же вас знаю! – в голосе Полины звучали панические нотки.
– Разумеется, не буду! Это шантаж. Тебе нужно сделать вот что…
Тем временем мама с Сашей разошлись не на шутку. Из спальни доносились яростные крики.
– Что за ослиное упрямство! Ты совсем как отец!
– Ну и отлично! Я тогда вообще никуда не пойду!
Сашка пробежала мимо кухни и скрылась в своей комнате, шарахнув дверью. Ба скороговоркой пробормотала Полине:
– По рукам! Всё. Пока! – И дала отбой.
На цыпочках она подошла к комнате внучки и приоткрыла дверь. Саша сидела на кровати по-турецки с планшетом в руках.
– Не надену! И не проси! – отрубила она, не поднимая головы.
– Да ради Бога! Не надевай!
– …а-а, это ты.
Сашка оторвалась от планшета и посмотрела на Ба. За последние два года глаза Саши из светло-серых с яркими искрами превратились в тусклые, металлические. Будто перегорела лампочка внутри.
– Послушай! С Полиной я договорилась…
Сашка ожила.
– Ух ты! Здорово! – и тут же пошла на попятный. – А вдруг ничего не получится? Вдруг мы зря это затеяли?
– Даже не сомневайся! – строго сказала Ба. – Всё будет чики-пуки.
Свадьба Полины была камерной, для своих. Ожидая, когда зазвучит вальс Мендельсона, гости возбуждённо переговаривались. Полина с женихом выглядели как актёры, играющие самих себя: принимали выразительные позы под прицелом фотообъективов, стараясь не смазать идеальный грим, и белозубо демонстрировали нарочито счастливые улыбки. Они были такие глянцевые, отглаженные, сверкающие! К ним и подойти было страшно, не то чтобы о чём-то спросить. Саша проглотила свой миллион вопросов к Полине, потому что задать их сейчас статной даме со взбитыми буклями она не могла. Эта Полина была совсем не та, которую знала Саша. Та Полина не снимала конные сапоги и лосины, ходила решительным широким шагом, редко слезала с коня и, если ей что не нравилось, кричала профессионально поставленным голосом на весь манеж. А эта – поводила оголёнными плечами, хлопала длинными ресницами и загадочно улыбалась, теребя золотую ленточку, которой был перевязан свадебный букет. Кроме того, рядом с ней всё время крутился жених – его Саша вычислила по фисташковому цвету рубашки в тон платью невесты.
Неожиданным было и то, что Дворец бракосочетания оказался действительно дворцом – с высокими потолками и богатой лепниной, широкой парадной лестницей, мраморными колоннами и паркетом, начищенным до такого блеска, что он был похож на большую лужу. Саша старалась не попадаться фотографу на глаза. В этих декорациях на фоне разодетой компании гостей в своей толстовке с капюшоном она выглядела как серый гусь среди павлинов. Подозрение, что насчёт платья мама была права, не добавляло Саше уверенности и хорошего настроения. Ба понимала смятение внучки, поэтому не отходила от неё ни на шаг. И потом – она же дала Полине слово! Парадокс заключался в том, что парочка Саша и Ба привлекала больше внимания, чем жених с невестой. Что было логично. Ведь Ба не просто так бросила маме фразу, решившую исход утреннего скандала.
– Оставь! Сашка – личность! И она вправе идти туда, куда её пригласили, в том, в чём она хочет.
Ба искренне так считала и действовала сообразно своим убеждениям. Поэтому сама она надела шёлковое красное кимоно, расшитое золотыми драконами, парик из фиолетовых волос, несколько тяжёлых браслетов на каждую руку и бусы, похожие на связку перепелиных яиц – тёмно-лиловых, в тон парику. Ба полагала, что выглядит шикарно. Только обувь подвела. Вместо кроссовок со стразами она бы предпочла сапоги-казаки. Но таких у неё не оказалось.
– Сашенька! Как ты выросла! А вы, Вера Васильевна, совсем не меняетесь!
Это приветствие в разных вариациях Саша и Ба услышали почти от каждого гостя. Саша смутно помнила, кто все эти люди, поэтому Ба шептала ей на ухо:
– Эта дама в воротнике-жабо, похожая на Фрекен Бок, – мама Полины. Мы вместе ходили в музыкалку на концерты и на родительские собрания.
– Этот хлыщ – бывший ухажёр Полинки. Интересно, зачем она его пригласила?
– О! А это их педагог по сольфеджио! Видела бы ты его двадцать лет назад! Такой интересный был мужчина! Усатый, как Тарас Бульба!
Мама, оценив ситуацию, дистанцировалась от Саши и Ба. Она знала почти всех гостей, приглашённых Полиной, поэтому чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы затеряться в толпе. В вечернем платье в пол с открытой спиной, с причёской из локонов и с небольшим изысканным букетом, мама мимикрировала, как хамелеон.
– Мусечка, конечно, молодец, – сетовала Ба, тщетно ища маму среди гостей. – Взяла и бросила нас. Ну да ладно. Справимся без неё. Будем торчать здесь с тобой, как два тополя на Плющихе.
– Она просто не знает, что её ждёт, – мрачно сказала Саша. – Недолго осталось.
Наконец официальная тётенька с хорошей дикцией объявила Полину с женихом мужем и женой, и все отправились в ресторан.
У каждой тарелки стояла карточка с именем гостя. Саша подумала, что Полина специально посадила Ба на определённой дистанции от стола новобрачных. Ровно так, чтобы Ба можно было контролировать, но муж и его родители не слышали бы её высказываний, если она всё-таки не сдержит слово.
Гости весело звенели бокалами, передавали друг другу закуски и салаты. Кто-то со стола на самой галёрке посетовал, что водка – горькая. Остальные тут же подхватили: горь-ко, горь-ко! Полина с мужем принялись целоваться. Сашке было стыдно смотреть. Она взглянула на Ба. Та театрально закатила глаза.
Дядечка напротив воскликнул:
– Какая красивая пара!
Забыв про обещания, Ба бросилась на амбразуру:
– Вот и я так считаю! А то они все говорили…
Мама перестала жевать, сделала огромные глаза и предупреждающим тоном строго произнесла:
– Мама!
Бабушка закашлялась:
– Всё-всё! Молчу. Могила!
Словно почувствовав неладное, Полина отвлеклась от мужа и взяла микрофон.
– Друзья! По сценарию, я сейчас должна петь. Но сегодня тот день, когда исполняются мои желания! И поэтому сейчас будет петь моя лучшая подруга! Маруся, давай! Нашу! Коронную!
Услышав это, мама застыла с открытым ртом и вилкой в руке. Гости захлопали в ожидании сольного номера. Мама в бешенстве прошипела Сашке и Ба:
– Опять эти ваши дурацкие штучки?
– Не вредничай! Полина всегда нас выручала! – парировала Саша.
Мама с немой мольбой посмотрела в сторону молодожёнов, но Полина сделала вид, что не заметила. Какие-то люди уже включили софиты на сцене и налаживали звук. Маме протянули микрофон от караоке. Вокруг хлопали, приглашая её на сцену. Мама растерянно озиралась – как кролик, которого только что вытащили из обувной коробки. Бабушка поставила перед ней рюмку с коньяком.
– Мам!
– Что? Это – для вдохновенья!
Мама замешкалась на секунду: петь – не петь? Пить – не пить? Саша и Ба смотрели на неё с вызовом. Мама махнула рюмку коньяка, взяла микрофон и пошла на сцену. Ба дёрнула Сашу:
– Сашка, не зевай! Снимаешь?
Саша включила запись видео в телефоне. Зазвучало вступление.
Once upon a time there was a tavern
Where we used to raise a glass or two…
Как только мама пропела первую фразу, гости перестали жевать. Официанты застыли на месте с подносами с горячими блюдами. Чтобы скрыть навернувшиеся слёзы и не испортить макияж, Полина уставилась в потолок.
– Если бы эта… Мэри Хопкин… слышала Мусечку, она бы кусала локти от зависти, бедняжка! – прокомментировала Ба.
У мамы был мягкий бархатный альт. Её голос каким-то странным образом наполнял пространство, вибрируя, проникал в уши и мозг. Саша впервые подумала, что у мамы, наверное, талант: завораживать своим голосом, погружать в него, вести за собой и не фальшивить.
У кого-то из гостей зазвонил телефон. Все посмотрели на него осуждающе. И наступила абсолютная тишина. Не ватная, равнодушная, а настоящая звенящая, в которой каждый звук приобрёл ценность. Мама почувствовала это. Она распрямилась, расслабилась, перестала сжимать микрофон в руках до белых костяшек. В ней как будто разжалась какая-то пружина, и она дала себе волю.
Lalala-lah-lala, lalala-lah-lala,
Those were the days, oh yes, those were the days.
До этого момента Саша боялась, что мама всё-таки даст петуха, расстроится и им с Ба придётся её утешать. Теперь же она всерьёз опасалась, что мама выскочит из своих туфель и пустится в пляс. А за ней все остальные: гости, официанты, запечённая индейка, шеф-повар с кухни и она с Ба. Саша забыла, какая бывает мама, когда счастлива. Мама и сама об этом забыла.
…Под аплодисменты и крики «браво!» раскрасневшаяся, сияющая мама спустилась со сцены и пошла к столу. Ей наперерез кинулась Полина.
– Это было не честно! – издалека упрекнула Полину мама.
– Но зато как это было прекрасно! Спасибо тебе!
Не беспокоясь о наряде, причёске и накрашенных глазах, Полина с разбега бросилась маме на шею и обняла её сильно, по-настоящему. Саша тут же увидела, что Полина ничуть не изменилась. Вот сейчас оторвётся от мамы и заорёт на весь зал: «Александра! Где опять нога?!»
– Полечка! Ты сегодня такая красивая, прямо сама на себя не похожа! – встряла Ба.
– Вера Васильевна! – Полина отлепилась от мамы. – Вы же обещали!
Ба тут же посуровела:
– Всё-всё. Молчу.
Схватив со стола два бокала с шампанским, она протянула один Полине.
– Но чокнуться-то с тобой можно?
– Да, но мне воды!
Мама изумлённо посмотрела на подругу.
– Воды? На собственной свадьбе? Что-то я не поняла… Ты что?..
– Yes! – победно провозгласила Полина.
Теперь мама с визгом бросилась Полине на шею.
– Я так рада за тебя! Какое счастье!.Кто? Мальчик? Девочка?
Саша слушала их, с тревогой переводя взгляд с одной на другую. Полина ждёт ребёнка? Но.
– Мама! Полина! Подождите! А как же Джонатан?!
Ба хлопнула себя по лбу.
– Точно! Джонатан!
Мама поморщилась, как от зубной боли.
– Чёрт. Джонатан.
Полина положила руку на живот, где поселился незаметный пришелец.
– Но вы же понимаете. Я больше не могу тренироваться на Джонатане. И Сашку тоже тренировать не смогу.
Глава 4. Мама хулиганит
Сегодня мама чувствовала себя прогульщицей. Ей казалось, сейчас в квартиру ворвётся классная, потребует дневник и вызовет Ба к директору. Нельзя сказать, что мама планировала провести этот день именно так. Просто Ба неожиданно придумала пойти на выставку с подружкой. У Саши было семь уроков. А у мамы вдруг появилось непреодолимое желание валяться в постели, вместо того чтобы ехать в банк разруливать спорные и бесспорные юридические вопросы – что, собственно, являлось её работой. Сегодня маме хотелось схулиганить, нарушить правила, даже соврать – со взрослыми тоже такое бывает. Она позвонила в офис и сказалась больной.
Сначала убежала Сашка – как всегда, в последнюю минуту, жуя на ходу бутерброд и запихивая в рюкзак сменку. Потом засобиралась Ба. Для выхода она выбрала костюм в стиле «привет английской королеве»: радикально лиловое пальто и такого же цвета шляпу.
– Ты таблетки взяла? – проговорила мама их общий позывной.
В ответ Ба встряхнула таблетницей, как погремушкой.
– Мусечка, ты меня скоро не жди. Мы посидим где-нибудь в кафе, посплетничаем.
Оставшись одна, мама заварила себе зелёный чай и стала смотреть в окно, где на фоне мутного неба качались перевёрнутые мётлы тополей и сыпал снег – злой и мелкий, похожий на стиральный порошок. Мама подумала: неужели я проведу целый день как хочу? Какое счастье! Она представила ванну, полную пены, классический детектив с давно забытым сюжетом, тёплый плед на диване, уютный фильм… Стыдясь этих банальных фантазий, она неожиданно почувствовала себя владелицей несметных сокровищ – свободного времени, возможности делать что хочешь и счастья побыть одной.
Пока она решала, как распорядиться этими дарами, затренькал дверной звонок. Мама подумала, что это Саша или Ба забыли что-нибудь, и распахнула дверь. На лестничной площадке стоял мужчина средних лет. Идеально подстриженные волосы с проседью прикрывали оттопыренные уши. Стильно одетый, пахнущий Фаренгейтом, в меру спортивный. Он был похож на топ-менеджера большой компании или владельца некрупного бизнеса.
– Гольцова, домашку сделала?
Это был их код ещё со школьных времён. Лёшка. Если присмотреться, в его карих глазах можно было заметить прежние озорные искры. А если прищуриться и не обращать внимания на солидное пальто, можно было легко вспомнить того мальчишку – лопоухого, талантливого, влюблённого. Мама с изумлением смотрела на Алексея Осокина.
– Ты?!
– Надо же! Был уверен, что у тебя рабочие будни, – глупо признался он.
– А зачем тогда пришёл? Мы же вроде в выходные договорились! В театр.
– Да я помню! – развёл руками Лёша. – Просто маме продукты привёз. Иду к машине – и тут… наваждение какое-то… Думаю, дай зайду! Хотя вряд ли ты дома. Видишь – ни шампанского, ни букета.
– Звучит странно. Но я – здесь!
– А я и загадал, – улыбнулся Алексей. – Если откроешь дверь, значит, судьба!
Он шагнул в прихожую, решительно обнял маму и поцеловал.
Очнувшись через пару минут, мама призналась себе, что одиночество – не такое уж счастье. Хотя бы иногда необходимо почувствовать себя слабой, нежной и желанной. Не одной.
Осокин вынул из кармана пластмассовую коробку с наушниками и положил на трюмо в прихожей.
– Это – Саше, – объяснил он. – Купил в подарок и носил с собой. А сейчас подумал: чего ждать-то до выходных?
У Саши день не заладился с самого утра. Она опаздывала к первому уроку, но всё равно не торопилась. Брела себе нога за ногу вдоль шеренги серых домов проспекта. Погода была – хуже некуда. Колючий ветер, колкий снег и небо с низкими липкими облаками, похожими на грязную сахарную вату, – всё это нагоняло тоску.
Сашка натянула шапку на уши и медленно шла вперёд, размышляя. Её мысли крутились вокруг Джонатана. Уже три дня она ждала серьёзного разговора с мамой – оставят ли они Джоника на конюшне, которую выбрала Полина? Или будут искать другую, дешевле? И где найти хорошего тренера? Но мама молчала. Сегодня, сейчас, Саша поняла – мама приняла решение и не собирается его обсуждать. А это не сулило ничего хорошего.
На первый урок Саша, конечно же, опоздала. Русичка проводила её от двери к столу хмурым взглядом, но не ругала. Всё-таки когда твоя бабушка – заслуженный учитель с тридцатилетним стажем, это даёт некоторые преимущества.
Саша старалась честно вникнуть в то, что говорила училка. Они проходили частицы не-ни. Саша писала примеры столбиком в тетради – слева «не балуй», «не пляши», справа «ни рыба ни мясо», «ни то ни сё». Она пыталась сосредоточиться, но каким-то непостижимым образом эти отрицательные частицы лепились в её голове к Джонатану – однозначные, конкретные, неизбежные.
На алгебре она получила тройку за ответ у доски. На биологии тихо отсиживалась на задней парте рядом с унылым пыльным фикусом. На перемене между четвёртым и пятым уроком её поймала химичка Гаянэ Вараздатовна, она же классный руководитель Сашиного 8-го «Б».
– Самарина!
Маразматовна пылала гневом, отчего её армянский акцент стал заметнее.
– У тэбя за тэст единица!
– А почему не два? – удивилась Саша.
– Потому что оцэнка «два» предполагает хотя бы один правильный ответ! А у тебя – ни одного! Я хотэла бы поговорить с твоими родителями!
– С бабушкой или мамой? – уточнила Саша.
Маразматовна что-то прокрутила у себя в голове.
– С мамой!
– Хорошо, я передам, – пообещала Саша.
– Будь добра! – сказала Маразматовна. – И сегодня же перепишешь тест! Надэюсь, домашнюю работу ты сдэлала?
Надо ли объяснять, почему перед седьмым уроком, которым была химия, Саша надолго застряла в туалете? Подождала, пока прозвенит звонок. Пару минут послушала, как в коридоре затихают энергичные шаги преподавателей. И, крадучись, вышла в рекреацию. Она бесшумно и быстро спустилась на первый этаж в раздевалку. Сунула ноги в ботинки, накинула куртку. Пока не было охранника, перемахнула через турникет – и вуаля!
Саша вышла на улицу со смутным ощущением – что-то она сделала не так. Но если маму всё равно вызывают в школу, прогулом больше, прогулом меньше – какая разница?
Лёжа в постели с планшетом в руках, мама вполглаза наблюдала за путешествием камеры по узким улочкам старинного итальянского городка и прислушивалась к звукам, доносящимся с кухни. Лёша вызвался сварить кофе, утверждая, что имеет чёрный пояс бариста, и теперь воевал с кухонными шкафами в поисках кофемолки, кофеварки или ещё чего-нибудь. Мама почти решила прийти к нему на помощь… Но тут вдруг заинтересовалась видеороликом, который включил для неё Алексей.
…Под разросшейся бугенвилией на старинном балконе с грифонами дама в сценическом костюме исполняла арию из «Аиды».
«Это – поющая гостиница! – пояснил закадровый голос. – Гордость городка, привлекающая туристов. Люди приезжают сюда не только для того, чтобы отдохнуть. Но и спеть арию из любимой оперы с балкона номера».
Певица эффектно завершила выступление. Возникла пауза – и на неё обрушился шквал аплодисментов. Камера дала общий план. Площадь перед гостиницей была заставлена столами и стульями. В кафе было полно народу. Темпераментные итальянцы вопили «браво, рагацца!» и бросали на балкон цветы. Собаки с восторгом кидались за букетами и отчаянно лаяли. Смеялись и кричали дети. Уличные продавцы свежей клубники и кокосов воодушевлённо аплодировали. Как и их покупатели. И многочисленная группа туристов, возглавляемая экскурсоводом в карнавальной шляпе. Мама искренне восхитилась. Это было здорово! Как будто недосягаемая оперная дива спустилась на галёрку, скинув по дороге ненужную мишуру и надменное выражение лица. Эта музыка была настоящая, безыскусная, неотделимая от лая собак и криков уличного торговца.
В спальню вошёл Осокин. В обеих руках он держал по чашке кофе. Из одежды на нём было только полотенце.
– Ваш кофе, мадам! – театрально воскликнул он.
Тут полотенце упало. Мама прыснула. Но Лёшу это не смутило – он аккуратно пристроил чашки на тумбочку рядом с кроватью и с размаху нырнул под одеяло.
– Так и было задумано! – пояснил он, заключив маму в объятия.
– Лёша! Господи!.. Сколько тебе лет?
– Как и тебе. Мы – одноклассники, забыла?
– Иногда мне кажется, ты всё тот же семнадцатилетний балбес!
– Вообще-то я кандидат технических наук! Но рядом с тобой, Маш.
– Выпью кофе, пока горячий, – перебила мама и потянулась за чашкой.
Осокин убрал планшет, чтобы не мешал.
– Ты посмотрела? Понравилось?
– О да! – мама отхлебнула кофе. – Вкусный. Знаешь, меня всегда жутко пугала сцена. Прожекторы рампы бьют в лицо. Оркестр живёт своей жизнью за спиной, или ещё хуже – в яме. И платье вечно то жмёт, то колется. И лоб от пота блестит. А там, в темноте – люди в зале. Ты знаешь, что их со сцены почти не видно? Просто тёмная дыра. Этому нужно соответствовать. Я не смогла.
– Жалеешь?
– …Иногда мне снится, что я пою.
– Так поехали!
– Куда?
– В Италию! Петь на балконе!
Мама отставила чашку и пристально посмотрела на Осокина.
– Ты серьёзно?
– Да.
– …Что-то не верится.
В её интонации была какая-то странная многозначительность. Как будто обычная фраза подразумевала гораздо больше, чем казалось. Но Алексей понял. Напрягся. Насупился.
– Маша! Скажи, что мне сделать, чтобы ты мне снова поверила?
– Не знаю, – едва слышно выдохнула мама.
И тут раздался звонок в дверь.
После нескольких неудачных попыток повернуть ключ Саша нажала кнопку звонка. Ничего не произошло. Ну и правильно. Ба – гуляет, мама – на работе. Кто должен открыть дверь? Саша снова попробовала. Безрезультатно. Чувствуя себя идиоткой, которая не может справиться с элементарными вещами, Саша со всей силы надавила на звонок и долго слушала его трель. Наконец она опустила руку и задумалась: что делать? Наверное, лучше попросить помощи у Ба. Вряд ли она будет интересоваться, почему Саша так рано оказалась дома. Или вообще никому ничего не говорить, а махнуть к Джонику на конюшню? Пусть мама и Ба с этим замком сами разбираются. Но тут в недрах квартиры послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась – на пороге стояла мама.
– Сашка! Привет! Что-то ты рано! – сказала она со странным выражением лица.
Щёки мамы пылали, глаза блестели. И вид был какой-то виноватый. И вопрос какой-то не конкретный. Обычная мама спросила бы:
– Саша, почему так рано? У тебя сегодня семь уроков! Объясни, что случилось?
Отметив все эти странности, Саша ответила той, обычной маме:
– Маразматовна заболела.
– Не Маразматовна, а Гаянэ Вараздатовна! – тут мама среагировала как обычно.
– Какая разница! Химичка – она и есть химичка, – буркнула Саша и шагнула в прихожую.
Ей хотелось спросить, зачем мама заблокировала замок и что она делает дома посреди рабочего дня, но что-то мешало Саше это сделать. Она уронила рюкзак на пол. Стянула ботинки и бросила куртку в прихожей. Обычно маму всё это раздражало. Она либо делала замечание, либо молча вешала куртку, поднимала рюкзак. Но сейчас мама не сделала ни того, ни другого. Странно.
На трюмо Саша заметила упаковку с новыми наушниками.
– Вау! Это мне?
Мама кивнула.
– Ух ты! Классные! Спасибо!
Саша распаковала коробку, вставила наушники в уши – звук был что надо – и, пританцовывая, направилась в кухню.
За кухонным столом, вцепившись обеими руками в чайную кружку, сидел неизвестно кто. Какой-то взъерошенный помятый тип, с кустистыми бровями, оттопыренными ушами и неприятной полуулыбкой на лице. Саша молча уставилась на этого персонажа. Он ей совсем не нравился. Она вынула наушники из ушей.
– Здравствуй… те! – явно смущаясь, сказал незнакомый тип и откашлялся.
Он неловко попытался спрятать голые ноги под стул. За спиной Саши подала голос мама.
– Это не мне спасибо за наушники. А – вот. Алексею.
– А он – кто?
Мама растерялась, не зная, что ответить.
– Что-то мне подарок этот… не нравится, – со значением протянула Саша и сама удивилась – до чего у неё стал противный голос. Она шагнула к столу и положила наушники перед Осокиным.
– Саша! – укоряя, воскликнула мама.
– Что?! – с вызовом ответила Саша и тут же переключилась на Алексея. – Спасибо! Обойдусь! У вас, кстати, футболка наизнанку! И носки вы забыли надеть! И чай налить!
– Прекрати! Так себя вести! – мама перестала смущаться и всерьёз рассердилась.
Саше было всё равно. Чувствуя весёлую злость от собственной наглости, она сообщила маме:
– А тебя, кстати, Маразматовна в школу вызывает!
– Из-за чего?
– Из-за плохого поведения!
На этом Саша выскочила из кухни.
Мама в замешательстве посмотрела на Лёшу.
– Это какое-то безобразие! Я, конечно, понимаю, что ты для неё – полная неожиданность. Она расстроилась, переживает. Но чтобы так! Будто её никто никогда не воспитывал!
Мама сделала движение к двери, собираясь пойти за Сашей. Ей не хотелось этого делать, но спускать дочери такое хамство тоже было нельзя. Осокин поймал её за руку.
– Оставь! Нормальная реакция для подростка.
– Да?! – саркастически изумилась мама. – Ты уверен?
– Есть и плюсы.
– Какие?
– Зато мы наконец познакомились, – улыбнулся Алексей.
– Это получилось случайно. И, кажется, зря.
Саша заперлась в ванной, чтобы лишить маму возможности читать ей нотации. Её душили слёзы, в горле стоял ком. Саша включила воду на всю мощь и разрыдалась. Она злилась так, что хотелось выть. От того, что её предали. Её и папу.
Хотя Саша высказала маме больше, чем следовало, это не было и половиной того, что она могла бы сказать.
– Да! Давай забудем папу поскорее! – мысленно кричала она. – Был один мужик, будет другой! Подумаешь! Поплакали – и хватит!
– Что этот тип делает на нашей кухне? Кто он тебе? А мне? Он не должен быть рядом с тобой! Никто не должен! Кроме папы!
– Тебе хорошо! У тебя может быть другой муж! Второй, третий! А у меня отец – один! И другого не будет! Никогда! Ты понимаешь, что ты меня предаёшь? Бросаешь? Я чувствую себя круглой сиротой!
…Когда Саша немного пришла в себя, она стёрла со щёк слёзы и попыталась разобраться, что с ней происходит. Она хочет, чтобы мама на всю жизнь осталась одинокой и несчастной? Нет. Она хочет, чтобы мама влюбилась, вышла замуж и привела в их семью того, кого можно назвать папой? Точно нет! Между этими двумя возможностями был очевидный выбор: новая жизнь и прежняя. Саша с ужасом поняла, что отрицает и ту, и другую. Прошлое, в котором живёшь, отменяет будущее. Её вдруг пронзила страшная мысль: папу скоро забудут. Все. Мама. Ба. Полина. И она, Сашка. Тогда получится, что его как будто не было. Ни его улыбки, ни смешных исковерканных слов, ни его способности превратить любой день в праздник. Ничего.