– Нет, ключевое слово здесь – «провожать», а не «расследование». Иными словами, мне приятно с тобой находиться. И давай на «ты»?
– Давай.
– Поцелуемся?
– Ты очень шустрый, как я гляжу, сыщик Паша! Еще даже девушку выпить не угостил, а туда же. Кто на сухую брудершафт пьет?
– Так зайдем? Вот и бар напротив.
– Э, нет-нет, я говорю: меня дома ждут. – Теперь прозвучало безличное: просто «ждут», а не «муж».
Мы прошлись по очень красивой в начале лета Москве: бульвару, потом переулкам, Архангельскому и Киривоколенному. Затем вырулили на Мясницкую. Проследовали длинным, как кишка, подземным переходом под Лубянкой. Потом прогулялись по Никольской и Третьяковскому проезду. Наконец, у входа на «Театральную» она протянула мне руку:
– До свиданья, Павел. Спасибо, что проводил.
– Готов и дальше.
– Ну, нет. Такие жертвы мне не нужны.
Я не стал спрашивать номер ее телефона. Почему-то мне казалось, что судьба сама нас сведет. И, возможно, даже не далее, чем сегодня.
Сам не зная, почему и зачем, я скрытно устремился вслед за Зоей. Она вошла в вестибюль и отправилась на тот эскалатор, что спускает на станцию «Театральная». Я отправился за ней.
Вечерний час пик схлынул, но народу было еще много – как раз столько, чтобы и остаться незамеченным, и не потерять свой объект из виду. На станции, правда, заворачивались водоворотики из разнонаправленных потоков – иные, как Зоя, отправлялись после работы в свои окраинные районы, другие, более веселые, шли навстречу, к центровым ресторанам и другим развлечениям. Я едва не потерял ее из виду, но потом заметил: девушка проследовала к поездам, что ведут на юг.
Я успел вскочить в соседний с ней вагон. Хорошо видел ее через стеклянные окна. Зоя села и достала из сумочки книжку в мягкой обложке. Надо же, удивительно: бумажную книгу – нынче все в основном (я не исключение) пялятся в гаджеты.
Поезд все дальше и дальше уносился от центра, а девушка и не думала выходить. «Автозаводская», «Технопарк», «Коломенская»… Она все сидела и читала. Засобиралась к выходу только на предпоследней, «Красногвардейской». Подумать только, я родился и вырос в Москве, но в том районе, куда прибыла она, сроду не был!
На платформе людей оказалось немного, и мне пришлось выдерживать дистанцию, чтобы остаться незамеченным.
Станция «Красногвардейская», как говорят метрополитеновцы, мелкого залегания, и я по ступенькам поспешил за Зоей. Наконец, она вышла на поверхность. Здесь совсем стемнело. Засветились оконца семнадцатиэтажных домов-монстров – совсем таких же, как тот, где я вчера обнаружил труп Алениного мужа.
Народ толпился на остановках автобусов и маршруток. Хвала Создателю, мой объект не остался ждать общественный транспорт. И, ура, Зою никто не встречал. Она отправилась пешком вверх по улице. Я последовал за ней. Если бы меня вдруг спросили, зачем я это делаю, я бы не нашелся, что ответить. Тем более, если бы вдруг спросила Римка.
Летний день угас, однако оставил после себя некое свечение, пародию на белую ночь, поэтому фигуры и силуэты были хорошо различимы. Я следовал за Зоей метрах в тридцати и оставался, как мне казалось, невидимым ею. Думаю, она жила неподалеку – ведь вряд ли девушка нынче решится на долгую прогулку по ночной окраинной Москве.
Мы миновали первый семнадцатиэтажный дом – он располагался несколько в глубине от проезжей части. Подошли ко второму. Порядок следования оставался прежним: Зоя впереди, я чуть поодаль.
К следующей многоэтажке вел внутридомовой проезд, перпендикулярный тротуару, по которому мы шли. Туда и намеревалась свернуть Зоя.
Как принято у нас в Москве, весь проезд по своей длине был впритирку уставлен автомобилями. И среди них я увидел серую «Нексию». Ничего необычного – однако, едва девушка повернула в проезд, оттуда вылезли две мощные мужские фигуры. И направились в сторону моей подопечной.
– Зоя, стой! Назад! – крикнул я что есть мочи.
Девушка думала недолго – какие-то доли секунды. Она развернулась и бросилась в мою сторону. Мужики устремились за ней, а я кинулся навстречу.
Но они изначально были к ней гораздо ближе, чем я, – поэтому первый настиг ее и схватил за шею сгибом локтя. Подбежал второй. Они потянули девушку назад, к своей машине. Странно, но она молчала, не издавала ни звука, как партизанка.
Но тут всех троих догнал я. Недолго думая, прыгнул и засветил первому, который держал Зою за шею, ногой прямо в затылок. Когда-то в школе милиции я был хорош насчет боевого самбо. И хоть этим видом давно не занимался, все больше айкидо, но навыки, оказывается, сохранились. Голова первого жлоба мотнулась. Он выпустил девушку и беззвучно осел на тротуар.
Зато второй оглянулся, увидел меня, ощерился, вытащил из внутреннего кармана финку-выкидушку и пошел на меня. Я двинулся на него, Зоя стояла рядом в некотором ступоре.
Бандит сделал выпад ножом – я парировал его предплечьем, но не совсем чисто, поэтому лезвие чиркнуло мне по руке. Однако его руку мне перехватить удалось. Я вывернул ее, нажал на костяшки. Раздался крик боли, и нож вывалился на землю. Не жалея врага, я, выкручивая руку, уложил его наземь, а потом ударил носком в висок. Раздался страшный крик.
– Бегом! – Я схватил Зою за руку и потянул назад, к метро, где было светло и полно людей.
– Нет, сюда! – она повлекла меня по междворовому проезду в сторону дома.
Мы пронеслись мимо «Нексии» с распахнутыми дверцами. Я машинально запомнил номер.
На моей руке, которую задел своей финкой первый амбал, проступила кровь. Я зажал ее левой рукой.
Мы с Зоей оббежали дом и оказались со стороны подъездов. Никто нас не преследовал. Она открыла своим ключом дверь в первый же подъезд. Мы ворвались в холл и кинулись к лифту.
Зоя нажала кнопку последнего, семнадцатого этажа. Пока подъемник возносил нас, с моей руки на пол упала пара капель крови.
– Как ты? – спросила Зоя, глядя на меня снизу вверх.
– Ерунда, просто царапина. А ты?
– Дышу, как видишь. Но синяки от его ручищ будут.
Лестничная площадка была точь-в-точь такая, как вчерашняя, в доме Зюзина – Румянцевой.
Зоя открыла ключом бронированную дверь. Аналогичный холл, заваленный всяким барахлом. Только жила девушка не в однокомнатной квартире, а в другой – как впоследствии оказалось, двухкомнатной.
– Подожди, не зажигай свет, – сказал я, когда мы вошли. – Есть окна, которые выходят на улицу?
Она показала, и я двинулся на кухню.
С высоты было хорошо видно поле битвы. Сперва очухался тот, кого я ударил первым. Заворочался, поднялся, подошел к распростертому на земле второму. К ним приблизился сердобольный прохожий, что-то спросил – однако был, судя по дальнейшей мизансцене, немедленно послан. Наконец, с помощью первого встал второй. Он придерживал свою правую руку левой и, судя по его незакрывающемуся рту, орал и ругался. Вдвоем они ретировались к машине. Самой «Нексии» не было видно из-за разросшихся деревьев, однако спустя минуты три машина вырулила из проезда и унеслась вверх по улице.
В темноте я чувствовал рядом с собой у окна легкое, но учащенное дыхание Зои.
– Включай, – скомандовал я.
Она отошла и зажгла свет.
От моей раненой руки на подоконнике и на полу образовалось несколько кровавых пятен.
– Ну-ка, пойдем, – приказала девушка и отвела меня в ванную. Там у нее имелась аптечка – в точности, как где-нибудь в американском доме. Она смыла кровь. Порез оказался длинным, но неглубоким.
– Надо вызвать «Скорую», – неуверенно промолвила она. – Зашить рану.
– Ни в коем случае. Обойдусь. Шрамы украшают мужчину.
Она обработала мне рану каким-то антисептиком, потом наложила бактерицидный лейкопластырь и забинтовала. Движения ее были ловкими и сноровистыми – примерно, как тогда, когда она делала мне маникюр.
– А ты прямо патентованная санитарка, – похвалил я.
Но тут глаза ее внезапно, несоразмерно с обстоятельствами, повлажнели, и она всхлипнула.
– Иди отсюда, – толкнула она меня рукой в грудь. – Пойди, поставь чайник.
Пользуясь случаем, пока Зоя пребывала в ванной, я бегло осмотрел ее квартиру. Мужчиной здесь и не пахло – в прямом и в переносном смысле. Зато имелись следы присутствия мальчика – судя по его всюду расставленным фотографиям. Фотографии были вместе с мамой и соло. Мальчишечка был худенький, как и Зоя (даже странно, как ей удалось его родить и не раздаться), с очень сильными очками и немножко странный. На карточках с мамой он жался к ее ноге и чуть ни прятался за юбкой. Судя по тому, что в детской висел постер с «Сердитыми птицами», парню было лет восемь или десять – я плохо разбираюсь в детском возрасте.
Я также обревизовал содержимое Зоиной сумочки. Она оказалась той, за кого себя выдавала: Зоя Шагина, 19*** года рождения, прописана в Москве, на улице Мусы Джалиля, в доме номер ***, квартире шестьдесят восемь. То есть конкретно здесь, где мы находились. Брак с каким-то там Богданом Шагиным расторгнут четыре года назад, имеется сын Артем 20*** года рождения. Значит, ей тридцать семь – а что, хорошо сохранилась, я думал, она моложе. И сынишке, стало быть, девять.
Я наполнил чайник из крана и поставил на конфорку. И только когда он засвистел, из ванной комнаты появилась Зоя. Глаза и носик ее были покрасневшими. Она глубоко вздохнула и молвила:
– Ужасно хочу есть. – Потом обратила внимание, что на спинке стула валяется забытый с утра халатик, слегка покраснела нижней частью щек и шеи – она вообще краснела чрезвычайно легко – и сказала: – Ой, извини меня за беспорядок. Я не ждала гостей. – Схватила халатик и умчалась в недра квартиры. – Отсутствовала долго – видимо, прибиралась, затем вернулась, залезла в холодильник. – Есть котлеты с макаронами. Борщ. Ты что будешь?
– Кофе.
– Да? Слушай, Паша, а давай маленько выпьем, а? У меня тут водочка имеется початая. Слегка, с устатку и от стресса. Хочешь, соком разбавим или колой.
– Можно.
Мы махнули, и Зоя довольно споро стала сервировать стол.
– Для борща и впрямь поздновато, а от котлеток моих не отказывайся. Не из какого-нибудь фарша покупного, я сама верчу и, как положено, половину говядины кладу, половину свинины. Иные еще баранину добавляют, но я считаю, это уже загиб. Слишком хорошо, как говорят, тоже плохо.
Я видел, что – очевидно, как реакция на стресс, – ею овладела болтливость. Хотелось бы это использовать в своих, детективных целях – но меня, тоже, видимо, как следствие поединка с бандитами, захватило противоположное чувство: полная апатия.
– Я разбавленную пью, с колой. Как говорил мой бывший муж, когда с пузырьками, хорошо по шарам ударяет, быстро.
Она махнула своего коктейля, я пригубил чистой водки, поковырял вилкой котлету. Вяло спросил:
– Как ты думаешь, кто это был?
Глаза ее вновь стали наполняться слезами.
– Понятия не имею.
– Врагов у тебя нет?
– Чтобы вот так хватать вдруг – нет.
– Угроз не получала?
– Нет вроде.
– Как считаешь, это нападение с пропавшей Аленой может быть связано?
– А что еще остается думать?!
– Наверное, ты знаешь, куда она делась. Или где скрывается.
– Понятия ни малейшего не имею!
По глазам ее и по лицу я видел, что она, несомненно, говорит правду.
– Но эти придурки, что тебя хватали, видимо, полагают иначе, – заметил я. – Может, ты все-таки мне расскажешь, что о Румянцевой знаешь?
– Да не знаю я ничего такого!
– Нет-нет, давай-ка ты вспоминай: родители ее, друзья, любовники – где она может быть?
– Слушай, я тебе, по-моему, все уже говорила: Алена откуда-то с Дальнего Востока – причем не из Владивостока или Хабаровска, а из какой-то вообще, извини, перди: город, кажется, Черногрязск называется. Приехала покорять Москву в начале нулевых. Ну, вот, покорила. Муж, квартира.
– Мужа ее вчера убили, – бухнул я. Причем бухнул не случайно: хотел, чтобы девушка в дальнейшем последовала моему совету, а этого легче всего добиться через испуг – если она еще не в достаточной степени испугалась.
Зоя на секунду замерла, и ее пробрала дрожь.
– Убили? – переспросила она. – Зюзина?
– Вот видишь, ты даже знаешь его фамилию. А труп его я вчера сам видел. И знаешь, практика показывает: в современной жизни взрослые женщины просто так, вдруг не исчезают. Наверняка тут замешан любовник. Вот я и спрашиваю: ты ее любовника знала? Кто он?
– Понятия не имею ни малейшего!
– А эти парни, что на нас напали, почему-то считают по-другому.
– Не знаю я, с чего они могли это взять! Никогда я близкой к Алене не была.
– И все равно: тебе сейчас лучше исчезнуть.
– Зачем? Почему? Куда?
– Видишь, какой ты интерес вызываешь у отморозков? А если они вновь повторят свою попытку? А меня рядом не будет? Давай, возьми отпуск и свали куда-нибудь. Когда все с Аленой выяснится или я ситуацию разрулю, я тебе позвоню.
– Куда ж мне деваться?
– Это тебе видней.
– Темка мой у бабушки, это свекровь, мать бывшего мужа. В деревне. Но мне как-то к ней неловко.
– Очень даже ловко. У свекрови, даже бывшей, вряд ли тебя кто-то искать будет.
– Да? Я подумаю.
– Не «подумаю», а надо рвать когти. Прямо завтра утром. А лучше – немедленно. Я провожу тебя до вокзала.
– Ой, свекруха моя в Костромской области проживает, сейчас поздно, все сегодняшние поезда уже ушли. Только завтра. Вдобавок на завтра у меня – полная запись.
– Что это значит?
– Клиентов полно. Неудобно подводить.
– Да? Неудобно? А если что с тобой случится – удобно будет? В общем, как знаешь. Жизнь твоя, тебе видней. Смотри, Тема может без матери остаться. Довольно легко. Ладно, я поеду, пожалуй.
– Может, останешься?
– Это ни к чему. Только не открывай никому. И телефон рядом держи.
– Ты кофе не выпил – а ведь хотел.
– Нет, я передумал, поздновато для кофе. Спасибо за ужин.
Я встал и вышел в коридор. Зоя проследовала за мной.
– Запрись за мной на все засовы.
– Мне будет страшно без тебя, – проговорила она и сделала шаг, как бы приникая к моему торсу.
Конечно, она была секси – маленькая, худенькая, большеглазая, – однако ничего, кроме возбуждения, я по отношению к ней не испытывал. А этого с некоторых пор было для меня маловато, чтобы завязывать отношения.
Я взял ее за худенькое плечо, слегка потрепал и отстранил.
– Пока.
Я вышел из подъезда Зои. Никто меня не ждал, не подкарауливал.
Я вызвал через Интернет такси. Было уже начало первого, и большинство окон в доме погасли. Толстый мужик, прямо в шортиках и в комнатных тапках, выгуливал таксу – по-простому, по-домашнему.
Я вышел со двора на улицу и набрал номер моего заказчика, Вячеслава.
Он ответил сонным голосом. Я припечатал его матерной тирадой.
Вообще-то я не люблю мат и применяю его в общении крайне редко, лишь в самых экстремальных ситуациях – но, по-моему, сейчас был тот самый случай.
– Что случилось? – пробормотал мой клиент испуганно.
– Вчера на квартире я наткнулся на мертвое тело, а сегодня на меня и на мою подопечную, коллегу Алены, напали два бугая. Все, Слава, с меня хватит. Давай, приезжай прямо завтра ко мне в офис, я верну аванс, и забудем о существовании друг друга навсегда.
– Прошу тебя, Павел! Это какое-то недоразумение. Я понятия не имею, что происходит. Пожалуйста, я хочу, чтоб ты продолжал на меня работать!
– Послушай, Слава. Если ты не объяснишь мне, что творится, – я немедленно, через минуту, тебя сдам. Свяжу тебя и со вчерашним телом на адресе у Алены, и с сегодняшним нападением. Знакомства в столичной полиции у меня имеются, и на самом хорошем уровне. Готовься к неприятностям.
– Паша, – взмолился он, – меня сейчас нет в Москве, – тем самым он подтвердил мою догадку, что он провинциал. – Я специально приеду, прямо завтра, и давай встретимся, все обсудим и обо всем договоримся. Прошу тебя! Я все объясню.
Рядом со мной остановилось такси. Я здесь был один такой, на окраинной улице Мусы Джалиля, кто собирался и мог куда-то ехать. Я сделал шоферу знак, чтоб он подождал. А Слава в трубке, видимо, взбодренный моим молчанием, продолжал:
– Я остановлюсь в гостинице «Имперская», это на улице Большая Никитская, дом ***. За мной там постоянный номер. Приезжай прямо ко мне, часам к одиннадцати, поднимайся, посидим, поговорим. Я тебе все объясню, что происходит, – точнее, как я ситуацию понимаю.
– Расписку мою не забудь, – буркнул я и нажал на «отбой».
Я сел в такси и сказал шоферу свой домашний адрес.
Наутро, после бритья, кофе и душа, мне предстояло выполнить нехарактерную для моего утра процедуру: стать самому себе санитаром. Я отлепил пластырь, что вчера приклеила мне Зоя, и заменил его новым. Чтобы не блистать своей раной, надел рубашку с длинным рукавом.
В этот день я решил передвигаться на колесах – слишком много мест в разных концах города предстояло посетить, на общественном транспорте не поспеешь. Сел в свой джип «БМВ» и понял, что за день без него соскучился.
У частного сыщика одна из главных задач – не выделяться из толпы. Автомобиль детектива тоже должен сливаться с потоком. В полном соответствии с этим требованием некогда я колесил на «восьмерке», потом купил себе седан «Рено». Однако года три назад благосостояние столичных людей повысилось настолько, что на наших улицах стал органичен внедорожник – «бэха». Вдобавок он вселяет уважение в соседей по потоку.
Мой черный монстр радостно заурчал, и я ответил ему взаимностью: включил скоростной режим и понесся от светофора к светофору, обгоняя всех.
Без четверти десять я взял ключи на вахте НИИ и поднялся в свой офис. Римка еще не пришла – да она сроду раньше одиннадцати не появлялась. Я оставил ей записку с номерами вчерашней «Нексии» и просьбой пробить ее по нашим левым базам. Затем достал из сейфа аванс, что мне дал позавчера Вячеслав. Верну ему целиком, решил я, до копейки. Мое рабочее время, нервы и бензин, истраченные на дело, не стоят тех неприятностей, которые, как я чувствовал, оно способно принести.
Затем я снова сдал ключи на вахту и отправился в центр Москвы. То, что я скоро развяжусь с этим мутным делом и не менее мутным Вячеславом, наполняло меня радостью.
Без четверти одиннадцать я оказался в районе Никитской и еще минут десять потратил, чтобы отыскать место на парковке. В итоге обрел его только на Вспольном переулке и отправился к месту встречи пешком.
Гостиница оказалась из новых, маленькая и уютная. Девушка-портье меня поприветствовала настолько радостно, словно я был ее братом, нашедшимся после многолетней разлуки.
– Я к Вячеславу, – сказал я и сообразил, что даже не знаю его фамилии.
– Вы Павел?
– Да.
– Проходите, пожалуйста, он ждет вас, номер двести третий. Вот сюда, по лестнице на второй этаж.
– Лифта нет? – буркнул я. Меня утомляла подобная заданная и заученная лучезарность.
– К сожалению, нет, – закручинилась рецепционистка. – У нас традиционная гостиница, старый фонд.
– Зря.
Я поднялся по лестнице. Гостиница и впрямь оказалась небольшой – на этаже только шесть номеров. Я подошел к комнате номер двести три – и меня охватило чувство, похожее на дежавю. Потому что дверь номера была приоткрыта.
Я толкнул дверь носком своих мокасин – она распахнулась. Номер оказался люксом или полулюксом – в общем, как говорят отельеры, улучшенный. С порога я видел только дверь в ванную, телевизор на стене и под ним письменный стол.
– Эгей! – негромко окликнул я. – Вячеслав!
Молчание было мне ответом. Наверное, я совершал ошибку – любопытство, как известно, сгубило даже кошку, – но я вошел внутрь. Снова, как позавчера в Марьине, достал из кармана бумажный носовой платок, обернул им руку и захлопнул за собой дверь. Я сделал несколько шагов в глубь комнаты, и передо мной открылось все ее убранство: широкая заправленная постель размера «кинг сайз», две тумбочки с красивыми лампами, а выше – картина полуэротического содержания. Номер дышал солидностью и спокойствием. В таком жить бы да радоваться – но не моему заказчику Вячеславу.
Его больше обрадовать не могло ничто.
Он, одетый в стиле «кэжуэл» – цветастая рубаха, белые брюки, – лежал на полу, частично привалившись спиной к кровати, и во лбу его красовалась маленькая круглая дырочка – пулевое отверстие. Можно было даже не слушать дыхание и не щупать пульс – Вячеслав был совершенно, непоправимо мертв.
Тут в коридоре раздались голоса. Я замер. Две мысли пронеслись у меня в голове. Первая – очевидная: «Моего заказчика убили». И вторая – тоже не бог весть что: «Его убили так, чтоб подставить меня».
В этот момент на письменном столе зазвонил гостиничный телефон. Я вздрогнул. Что-то мешало мне ответить: «Вячеслав подойти не может, потому что он мертв» – хотя это, возможно, было наиболее разумным решением. Равно как и другое, аналогичное: подождать, пока телефон отзвонит, самому набрать номер портье и сказать о страшной находке внутри номера. Телефон смолк, но я к нему не двинулся.
Мне подумалось, что где-то здесь, внутри комнаты, имеется моя расписка в том, что позавчера я получил от хозяина номера кругленькую сумму. Однако искать ее мне сейчас было бы весьма странно. Зато прямо на письменном столе, у стационарного телефона, лежал другой аппарат, мобильный. Не иначе, хозяина номера. Не знаю, зачем – наверное, чтобы хоть отчасти развеять туман вокруг личности Вячеслава и его задания, – я сделал неразумное и непозволительное: взял мобильник и сунул его в карман.
И тут в дверь номера забарабанили – отчетливо, по-хозяйски. Я не стал открывать дверь и не ответил. С момента, как я вошел сюда, меня подгонял не разум и даже не чувства. Скорее инстинкты. Теперь главным из них оказался один: бежать.
Я подошел к окну и распахнул его. Вспрыгнул на подоконник. Никитская подо мною была во все стороны практически пуста, только у мусорного бака копошился аккуратно одетый дворник. Неспешно проплывали машины – все больше недешевые лимузины. Ни на гостиницу, ни на меня в окне никто внимания не обращал.
И тогда я собрался и прыгнул вниз. Удар о тротуар оказался сильнее, чем я рассчитывал, – но я сразу понял, что ничего себе не сломал. Как учили, я упал вперед, на плечо и на бок, перекатился и встал. Бейсболка слетела с моей головы, я поднял ее, отряхнул и надел на голову.
Откуда-то со стороны Манежа раздался вой полицейской сирены. Он приближался.
Я пошел по Никитской в сторону Вспольного, где была припаркована моя машина. Быстро, по-деловому, но ни в коем случае не суетливо и не бегом.
Я понимал, что здорово влип, но пока не мог сообразить, как мне из сложившейся ситуации выпутываться.
Алена Румянцева.
Годом ранее
На следующий день, когда Алена Румянцева вышла с работы с черного хода салона и отправилась в сторону метро, ее встретил давешний знакомый – Андрей.
– Сюрприз, – сказал он и протянул огромный, словно свадебный, торт и безвкусный букет цветов. Но муж Зюзин ей не дарил цветы уже… Да трудно вспомнить, когда в последний раз и дарил.
– Как ты узнал, где я работаю? – удивилась она.
– Птичка в ухо насвистела, – он взял ее под руку – цепко, словно правонарушителя. Повлек к машине. – Поедем, поужинаем.
– Я говорила тебе, я замужем.
– Ничего страшного, муж твой монтирует сегодня сигнализацию в особняке в дальнем Подмосковье. Пока управится, пока потом в Москву вернется…
– Ты меня пугаешь, – искренне сказала она.
– Чем? – хохотнул Андрей.
– Откуда ты все знаешь?
– Я говорю: работа такая.
Он повез ее в ресторан не первой руки, но и не в шалман какой-нибудь. Все было мило, вежливо, вкусно. Обслуга приветствовала Андрея с подобострастием. Он прямо-таки заставил ее выпить два больших коктейля, да и сам налегал на виски, несмотря на то что был за рулем. Последнее обстоятельство, даже в большей степени, чем его всеведение, доказало Алене, что он и впрямь имеет отношение к правоохранительным органам. У них, как известно, свой свояка видит издалека и рука руку моет.
Довольно пьяненькую, он повез ее домой в Марьино. Правой рукой гладил ее бедро, на светофорах целовал в губы и шею. Алене это доставляло сладкую, греховную, но радость. Ничего подобного она так давно не чувствовала с мужем!
Не доезжая до ее дома, он остановил машину в глухом месте на набережной Москвы-реки. Они долго и сладко целовались, но потом Андрей сказал:
– Что мы как подростки американские! Все должно быть красиво. – Перестал приставать и повез к ее дому.
Она пришла раскрасневшаяся, растрепанная, с огромным букетом – а муж ничего и не заметил. Только про цветы спросил. Она, особенно не стараясь, наврала, что клиент подарил, чрезвычайно впечатленный ее работой, – а Зюзин подобным, шитым на живую нитку, враньем легко удовлетворился.
Потом Андрея не было целую неделю, и Румянцева уже начала недоумевать, злиться и спрашивать себя, что с ней не так или что она сделала неправильно. А потом он вдруг возник и не стал ничего объяснять. Это, впрочем, было в его манере: никогда ничего не объяснять, тем более не оправдываться и никогда ни перед кем не извиняться. Редкостная уверенность в себе – но это в нем и привлекало.
В этот раз он был без машины и сказал: «Пойдем в гости к моему другу». Друг, оказалось, живет недалеко, на Сретенке, в хрущевской башне, чудом затесавшейся среди старорежимных особнячков. Квартира друга, однокомнатная, с низкими потолками, была, впрочем, довольно стильно превращена в современную студию с кремовыми стенами, зеркалами и кроватью, заправленной алым покрывалом. Стол был застелен белоснежной скатертью, уставлен яствами и накрыт на двоих. Оставалось только свечи зажечь и «Моет» откупорить.
– А где твой друг? – с ехидцей спросила Алена.
– Он улетел, но обещал вернуться, – усмехнулся Андрей, процитировав старый советский мультик. – Прошу к столу!
Тогда и случилось то, к чему все и шло. Андрей, в отличие от Зюзина, в постели никогда ничего не просил, ее не добивался, и о партнерше ничуть не думал. Брал Алену – уверенно, жестко, нахрапом. Приказывал. А она – подчинялась. И – удивительно, с первого раза, безо всякой притирки – ей не пришлось изображать страстное наслаждение – наоборот, потребовалось сдерживать рвущийся изнутри крик, чтобы не обеспокоить своими звуками других жителей панельной «хрущевки».
С тех пор и началась их связь.
О себе Андрей ничего не рассказывал, от Алениных наводящих вопросов про его жизнь мастерски уходил.
Однажды, когда он был в душе, она обревизовала его карманы. Паспорта не нашла, но обнаружила удостоверение: действительно, капитан полиции Андрей Федорович Шаев. И больше никаких документов, даже прав не имеется. Но когда он вышел после водных процедур, отчего-то догадался, что она в его вещах копалась, сказал жестко:
– Еще раз так сделаешь, будет плохо.
Она попыталась сыграть дурочку:
– Что – «сделаешь»? Что, я не поняла?
Он не повелся, ответил, прямо глядя ей в лицо:
– Я тебя предупредил.
И этого оказалось достаточно, чтобы предотвратить дальнейшие ее попытки.
Встречались они обычно у «друга» на Сретенке (при этом никакого друга она в глаза не видывала). Андрей, как правило, водил Алену в рестораны – но тем совместная культурная программа ограничивалась. Никаких театров, концертов, выставок и даже кино. А вскоре после того, как Алена попыталась обшарить карманы любовника в поисках информации, он расщедрился на объяснение:
– Формально я, как и ты, женат. Но вместе мы не живем. Разводимся. У нас есть сын. Школьник. Меня он не любит, не воспринимает. Не хочет общаться. Мать настроила. А я не настаиваю.
Муж Зюзин, возможно, что-то стал подозревать. Но ни разу ни словом не обвинил, не попросил объяснений. Она, правда, всегда возвращалась ночевать домой – но, с другой стороны, разве трудно догадаться, что к чему, когда супруга является часа в два ночи, слегка выпившая, раскрасневшаяся, довольная? Разве трудно хотя бы спросить: «Ты где была?» Алене иной раз хотелось, чтобы это случилось. Чтобы состоялся скандал, объяснение. Чтобы ситуация как-то разрешилась. Но нет, в треугольнике «Зюзин – она – Андрей» все оставалось тихо, благопристойно.
Однажды в постели, когда они отвалились после особенно жарких объятий, она спросила любовника:
– Андрей, а чего ты хочешь? Ну, дальше?
Тот был в редкостно размякшем состоянии, поэтому перевернулся на живот, уставился ей в лицо и переспросил:
– А ты?
– А я… Ох, я бы хотела отсюда смотаться. Куда-нибудь, где тихо, чисто, тепло. Где море, песок, коктейли, нирвана.
– Смотаться? И что? Чем заниматься? Песок граблями ровнять на пляже? Пепельницы чужие опустошать? Или коготки кому-то стричь?
Она передернулась:
– Ну, нет! Жить тихо, спокойно, наслаждаться.
– А для этого деньги нужны. Много денег.
– Давай где-нибудь достанем. Ведь ты же умный. И «корочки» у тебя есть.
– Вдобавок мне, как сотруднику силовых структур, сейчас запрещен выезд за границу.
– Значит, понадобятся документы на чужое имя.
– Да, сущая ерунда, – он хмыкнул. – Чтобы до конца жизни ни в чем не нуждаться, требуется десять миллионов зелени – а лучше двадцать. И чистые паспорта.
– Прекрасная ведь цель, если разобраться, – промурлыкала она. – Но только при условии, если со мной будешь ты.
Однако дальше из этого разговора ничего не последовало. Она продолжала обманывать мужа, и они встречались с Андреем раз примерно в неделю, а то и в две – ему часто приходилось ездить в командировки (как он говорил). При этом инициатором свиданий всегда был он, а она начала временами тоскливо думать, что, может, придет, рано или поздно, момент, когда она ему надоест или сделает что-то не так, и он, без объяснений и ссор, просто навсегда исчезнет из ее жизни. Нет, нет, нет, Алена не хотела этого и готова была на все, лишь бы этого никогда не случилось.
Павел Синичкин.
Сейчас
Глубоко надвинув бейсболку, я двигался по Никитской в сторону Садового. Камер видеонаблюдения в этом районе, в километре от Кремля, явных и скрытых, было, хоть ложкой ешь. Они наверняка запечатлели, как я вхожу в отель, поднимаюсь на второй этаж в номер убитого, а затем выпадаю из него на улицу. Да и безо всяких камер улик против меня хватало. Приторная девушка-портье, например, которая спросила, Павел ли я, и указала мне на номер убиенного.
Поэтому в том, что сейчас я – подозреваемый номер один, сомнений у меня не было ни на грош. Другое дело, мне ли не знать, что полиция наша – структура инерционная. И до тех пор пока меня поставят в розыск, какое-то время у меня есть. И я хотел употребить его с максимальной пользой – прежде всего для себя и своих близких. И еще я понимал, что для того, чтобы снять с самого себя подозрение в убийстве Вячеслава, лучше всего было бы найти настоящих его убийц.
Вдобавок мне, конечно, следовало избавиться от вещей, которые легко выведут полицию на меня самого. Возле здания ТАСС, на пересечении с бульварами, я выкинул в урну свой телефон. Жаль, конечно, было расставаться с неновым, но рабочим и любимым айфоном – но свобода дороже. Хорошо еще, я не поленился и скопировал все контакты на свой второй, левый, не записанный на меня ни в каких базах, мобильник.