Анна Фурман
Любовь и смерть в Ляояне
Глаза бездонные – два колодца среди ночи – глянешь, а там вода на глубине плещется, блестит при луне, и чувствуешь, как прохладой веет в разгар летнего жара. И волосы чёрные, будто дёготь. Длинные такие и сияют, что рыбья чешуя на солнце. А голос какой! Правда, по-нашему она совсем ни могла, только и знала, что имя моё. Иван, говорит, смешно так, и ударение на «и».
Хорошо нам с ней было. Вечерами сбегали оба – она от дядьки, я из лагеря. Была там неподалёку хибара брошенная с дырявой крышей, вот в ней и прятались. Я китель на доски постелю, чтоб помягче было, и ляжем, прижмёмся друг к другу. Она на небо показывает и лопочет что-то на своём, а я слушаю и киваю нет-нет, будто вправду понимаю. И вся усталость за день как в землю уйдёт, когда рядом Мэй. На небе звезда замрёт, точнёхонько над дырой в крыше, и ветер травинки не шелохнёт, и дождь прекратится, будто заговорённый. Я волосы её глажу, мягкие, что перина дома у матушки, – не по моим грубым рукам. А она всё ближе и ближе ко мне под бок. Иван, говорит, «ватаси но Иван». Я потом узнал, что это «мой» по-японски.
Но недолго счастье длилось. Как дожди прошли и земля просохла, так гости к нам нагрянули. Я её дядьку упрашивал бежать, пока не поздно, но он на своём стоял. Мы, говорит, здесь всегда жили и жить будем. Госпиталь, говорит, откроем, чтобы раненым помогать.
Мы с Мэй и проститься толком не успели. Лишь раз слёзы в её глазах видел, будто знала, что расстанемся вскоре. Уж я ту ночь до смерти помнить буду. И поцелуй наш прощальный.
Дальше все дни у меня смешались, вздохнуть некогда, только и успел винтовку свою схватить. А она новенькая была, такие не каждому давали. Уж я её берёг пуще самого себя. Бывало, чищу сижу, пока всё стихнет, поглядываю на бок блестящий да всё Мэй вспоминаю. Уж как она там, жива ли, нет, только образ её душу и греет. А кругом грязь, пыль, стоны, и хоть небо над головой – вот оно, – а звёзд не видно, точно не было их никогда.
А потом снаряд в наш окоп прилетел. Свист помню, и как земля подскочила, будто кто её вверх подбросил, а больше ничего. Тишина дальше и темнота, точно в домовину угодил.
