Церковь высилась белостенной громадиной прямо перед нами. Или это не церковь, а храм? А, никогда не разбиралась… Краска со стен местами сползла, обнажив серую изнанку. Слева от меня встал Макс, попытался обнять, но я привычным движением выскользнула из-под его руки и направилась к двустворчатым дверям, приоткрытым на совсем немного.
– Девчонки, может, не пойдем? – Максим нервно почесал лысеющий затылок.
Меня обогнала Кристина, одетая в кислотно-леопардовые лосины.
– А давайте наперегонки? Или струсил, а, Максончик?!
Максим стушевался, явно не желая показаться трусом перед нами, и коротко посмотрел на своего младшего брата, Димку. Тот пожал плечами и пошел вслед за нами.
Протиснувшись в двери, по моим плечам поползли мурашки. Всюду стояли паломники, с жадностью вглядываясь в мироточащие иконы, и несло таким холодом, словно мы не в жаркой Абхазии посередине августа, а где-то в морозном феврале на Камчатке.
На нас даже никто не обернулся, привыкшие, видимо, к приблудшим туристам.
Внутри было не так величественно, как в наших храмах. Кристина часто в них наведывается, и сейчас с интересом разглядывала интерьер.
– Может свечки поставим? Пока батюшки нет. – Тихо шепнула она, подойдя ко мне. Макс опять бесшумно следовал за мной по пятам. Честно говоря, за почти год я уже привыкла к этому.
– Давайте пойдем в кафешку? Я тут по дороге видел. – Максим растерянно почесал локоть и обернулся за поддержкой к Диме.
Димон даже не стал снимать солнцезащитные очки, и сейчас склонился к какой-то иконе практически вплотную.
– Потом зайдем, – шепнула Крис, – вон уже батюшка идет.
К высокому темноволосому мужчине в рясе протянули руки две женщины, скорбно моля. Он коротко взглянул на них и начал что-то читать, очень быстро, и как бы я не вслушивалась ничего не могла понять. Его басовитый голос не отражался от каменных стен и, казалось, моментально впивался в разум, заставляя его внимательно слушать.
Тут одна из этих женщин затряслась, словно в приступе эпилепсии. Я напряглась, вцепилась в руку Крис. Вторая женщина внезапно опустилась на четвереньки и начала мяукать. Еще кто-то начал ей вторить из толпы нечеловеческим голосом.