Анна Данилова
Сердце химеры
4
«– Гора, ты помнишь мои теплые панталоны? Такие красные… Я их надевала под юбку… Так слушай меня. Их надо найти и к моему приходу погреть на батарее… Холод жуткий, у меня зуб на зуб не попадает. Еще набери в ванную горячей воды, только очень горячей, чтобы к моему приходу она немного остыла. И сыпани туда соли побольше, ты знаешь, желтая такая банка, соль с запахом ванили… Вот приеду, лягу в ванну и буду лежать, пока не сварюсь… Где я? В автобусе, милый, где же еще?! Ты, кстати, машину отремонтировал? А чего тогда спрашиваешь? Денег нет? Это я уже где-то слышала. Так спроси у своей мамочки или у папочки. Гора, мне все это надоело. Ты знаешь, я заказала шубу Глафире. Она со дня на день вернется из Греции, что я ей скажу: извини, Глафирочка, у меня денег нет? Гора, не заставляй меня так унижаться. Я и так унижена с самого рождения… Ладно, ты понял про панталоны? Да, чуть не забыла, рядом с ними положи на батарею теплые носки. Белые такие, пуховые, они в шкафу, на верхней полке. Слушай, я говорю тебе об этом, и у меня ноги словно теплеют, представляешь? Все, дорогой, целую тебя».
«– Вик? Это я. Ты сделал, как я тебе сказала? Достал из морозилки курицу? Вот и славненько. Теперь поставь вариться бульон. Кастрюлю возьми белую, в красных маках… Не знаю точно, когда я к тебе приеду, но приеду, это точно. Ты деньги достал? Лапочка… Обожаю тебя. Ты же знаешь, Глафира не станет ждать денег, сразу шубу перепродаст… А она, знаешь, какая, с капюшоном, норковая… Я тебе перезвоню. Где я? В автобусе… Здесь такая холодина… Ладно, Вик, дорогой, целую тебя».
Ни в каком автобусе она не ехала. Она сидела, провалившись по уши в теплое уютное кресло и закутавшись в теплую шаль в гостиной квартиры своих родителей, и ела торт, запивая его чаем. Все это я узнал, прослушивая ее телефонные разговоры, находясь через стенку от нее и весь обратившись в слух. Перед тем как поговорить со своими мужчинами – мужем и любовником, она болтала с подружкой Глафирой, той самой, которая, по ее словам, должна была уже вернуться из Греции с шубой.
«– Глафира, привет… Приходи, я у мамы. Я тут торт ем. Какой еще покупной? Когда я покупала торты? Я его сама пекла. За шубку спасибо, она – просто прелесть. Пришлось на родителей надавить, они кредит в банке взяли. Чего только не сделаешь для любимой дочки! А что Гора? Гора – ничего. Как всегда. Но и бросать его тоже жалко. Без меня он пропадет… Сейчас позвоню ему, но знаю, что бесполезно… Приходи, Глаша, погадаешь мне. Да и вообще, мне так много рассказать тебе нужно… Я тут с одним мужчиной познакомилась… Случайно. Он подвозил меня… Представляешь, сажусь я в машину, вся из себя такая… Ну, он и клюнул. Спросил телефон и в этот же день позвонил, свидание назначил… Глаша, не телефонный разговор… Приходи, а то от торта ничего не останется…»
За Гору, Егора, она вышла замуж по большой любви. Их познакомили, и они удивительным образом понравились друг другу, уже на второй день знакомства Лора осталась ночевать у Егора, а через месяц они подали заявление в ЗАГС. Аля пришла ко мне и самым торжественным образом попросила денег в долг – на свадьбу Лоры.
– Понимаете, Михаэль, деньги у нас есть, но Лора хочет какое-то необыкновенное платье, да и свадьбу решили отпраздновать на теплоходе… Она же наша единственная дочь, да и замуж выходит, как она говорит, на всю жизнь…
Очень хотелось в это верить, и я с легкостью дал им денег. На свадьбу они меня, правда, не пригласили, да я и не обиделся: ну кто я им такой? Сосед. Разве могли они предположить, насколько тяжело для меня было вообще осознавать, что моя Лора, как я ее уже про себя начал называть, будет теперь принадлежать какому-то хлюпику, маменькину сынку, внешне – прыщавому подростку с осторожным взглядом и мокрым ртом? Гора работал в какой-то конторе, связанной с книжным бизнесом, ходил всегда аккуратно одетый, и движения его были плавны, медленны, как у кисейной барышни. Вдвоем – Лора и Гора – смотрелись как сущие дети, поскольку в Лоре лишь только проглядывала женственность, а в Горе – мужественность. Какими-то они были недоделанными. Но я-то в своих фантазиях превращал Лору в женщину, обучал ее любви и всему тому, что мне хотелось бы видеть в своей жене. И кто бы мог подумать, что она так вот быстро окажется в руках молокососа? Возможно, мне надо было как-то форсировать события, намекать родителям о своих чувствах к их дочери да и приударить за самой Лорой, но мне тогда казалось, что она слишком молода, что восемнадцать лет – это почти ребенок, девочка, а я так боялся травмировать ее своими мужскими желаниями, своими конкретными, целенаправленными ухаживаниями. К тому же я тогда еще находился в том блаженном состоянии созерцания, которое приносило мне массу удовольствия и без более близкого контакта с возлюбленной.
До того как выйти замуж за Гору, Лора ни с кем не встречалась, она была девственна и проводила все свое свободное от еды и сна время (она после школы нигде не работала и не училась, ссылаясь на больные нервы) в чтении романов. Я наблюдал за ней, находясь в ее квартире, прячась в темной комнате и испытывая сильнейшее чувство страха перед разоблачением. Но кто бы знал, как часто я бывал вознагражден на свою дерзость и смелость! Лора пользовалась темной комнатой исключительно для сна или для того, чтобы взять там одежду. Переодевалась же она в гостиной, тем более что родители большей частью отсутствовали, а потому прятаться было просто не от кого. Она свободно расхаживала по квартире голышом, словно привыкая к этой своей раздетости и обретая тем самым некую уверенность в своей внешности. У нее была красивая полная грудь, миниатюрное тело, но, повторюсь, не костлявое, какое могло быть при ее размерах, словно вместо костей у нее был тончайший проволочный каркас. Стройные бедра приводили меня просто в восторг, как и ее узкая красивая спина, наполовину скрытая тяжелыми золотыми локонами.
Лора любила пудру, и пудрилась везде, где только могла. Высматривая ее из своего убежища, я пытался представить себе ее реакцию в случае, если она меня заметит, и всякий раз приходил к выводу, что я ее совершенно не знаю. Испугается ли она настолько, что накричит на меня и наши отношения, пусть даже пока только соседские, будут разорваны? Или напротив, оценит мой порыв и желание подсматривать за ней и позволит мне чуть больше, чем положено соседу? Судя по той литературе, которой она зачитывалась (Шекспир, Лопе де Вега, Вилье де Лиль Адан, Гофман и т. п.), она была склонна к авантюризму, но насколько он в ней был развит, я пока еще не знал. Однако понимал, наблюдая за ней, что в ней медленно, но верно пробуждается чувственность, что где-то внутри нее дремлет желание, ищет своего выхода… Возможно, знакомство с Горой как раз и совпало с ее желанием удовлетворить свое женское любопытство и вступить в близость с мужчиной. И, судя по всему (уж не знаю, как там у них все это произошло), Гора ее устроил. С другой стороны, он же был ее первым мужчиной, а потому и сравнивать-то ей, бедняжке, было его не с кем. Возможно позже, вообразив себя одной из романтических героинь любимых книг, она познала не один десяток мужчин, и Гора на их фоне побледнел, растворился, однако жить она продолжала с ним и разводиться собиралась лишь на словах. Я так думаю, что ей нужно было такое место, куда бы она могла вернуться после своего блуда – дом, гнездо, нора, где она могла бы с упоением зализывать свои раны и обдумывать дальнейшую жизнь. Время от времени она возвращалась в родительский дом, однако там не было влюбленного в нее по уши Горы, а ей на тот момент требовалась жертва, раб, который бы мыл ее, как куклу в ванне, разогревал бы ей ужин и стирал чулки, а еще, и это главное, выслушал бы ее, утешил и приласкал. Она просто-таки упивалась этой своей женской силой, позволявшей ей, становившейся с каждым годом глубоко порочной и необузданной в своих желаниях, удерживать подле себя желавших ее мужчин. (В их числе, между прочим, был и ваш покорный слуга… И это при том, что я так ни разу и не дотронулся до нее! Разве что получал время от времени быстрые, безвкусные поцелуи благодарности за одолженные деньги – она целовала, не глядя, попадая своими густо накрашенными губами то в щеку, то в висок, то в нос…)
«– Я сегодня останусь у мамы. Ей нездоровится. Говорю же, Гора, она заболела. И не жди меня сегодня… Нет, дело не в Вике, и вообще, я с ним рассталась. Ты же помнишь… И не начинай все снова! Я устала от твоей любви, ревности…»
Ей нравилось играть роль роковой женщины, сочиняя по ходу действия целые душераздирающие монологи, суть которых сводилась к следующему: как же вы все мне надоели, вы все хотите от меня любви, а сами не способны ни на что (подразумевались, конечно, помимо любви – деньги, подарки). На подарках она была просто помешана, и я воспринимал это как элементарную невоспитанность. Вероятно, это родители испортили дитя, заваливая с детства подарками. Ребенок вырос и стал требовать такого же к себе уважения и любви, подкрепленного материально, от всего окружения. Обнаружив этот ее грешок, я стал главным дарителем, вот только каждый раз ломал себе голову над тем, как бы удобнее вручить ей тот или иной подарок, чтобы она не поняла, что я безнадежно влюблен в нее… В нашей стране великое множество праздников, вот я и подгадывал, когда именно вручить ей то японский зонтик, то отрез бархата (у Лоры гардероб ломился от платьев и юбок, сшитых из этой благородной и так любимой ею материи), то серебряный браслет, то духи… Я не мог дарить ей дорогие вещи, поскольку тогда она все поняла бы, раскусила меня, и неизвестно, чем бы закончились наши отношения… Это сейчас, когда Лоры не стало, я начал понимать, как же я был глуп, непроходимо глуп, скрывая свои чувства, и что, возможно, моя любовь спасла бы ее от многих ошибок и заблуждений. Но как тяжело признаться себе в том, что я боялся ее! Я, взрослый мужик, с опытом семейной жизни (я был женат на Полине, и наш трудный брак продлился целых три года) и имевший в разное время любовниц, трепетал перед соседской девчонкой, как школьник… Все время, что я следил за Лорой и умирал по ней, я больше всего боялся быть высмеянным ею, поскольку знал, как остер ее язычок и сколько яда пульсирует в ее железках от рождения. И лишь после того, как она умерла, мне стало ясно, как же ничтожна была жизнь стороннего наблюдателя, профессионального подглядывателя, человека ущербного, все чувства которого из сердца переместились в зрачки и барабанные перепонки…
Если бы кто-то подглядывал за мной, то решил бы, что я всего-навсего пошлый вуайерист, да просто свинья, нахально вторгавшаяся время от времени в чужую частную жизнь и без зазрения совести подслушивавшая биение чужой жизни.
Мой компьютер полнился записанными телефонными разговорами Лоры, в которых та часть, которая была произнесена ее мужчинами-собеседниками, была опущена мною, как нечто невыразительное, неинтересное, прилагаемое к активной и инициативной части Лориной речи. Как правило, суть разговора излагалась Лорой, да и весь разговор вела она, как опытный проводник, отлично знавший направление и конечный пункт.
Помимо телефонных разговоров я записывал многочисленные истории Лоры, которые знал либо от нее лично, либо также благодаря подслушиванию ее разговоров с подругами. Бывали и случаи из жизни, свидетелями которых являлся я сам. И это были самые болезненные для меня факты ее биографии…
Сейчас, когда я был один и мне никто не мешал сосредоточиться и подумать о том, кто и за что мог убить Лору, я, просматривая свои записи, все больше и больше склонялся к тому, что убийцей ее мог быть либо Гора, либо Вик. Саша, высокий, худой красногубый парень с вытаращенными глазами и носом, забитым разросшимися аденоидами, был не в счет – слишком молод, слишком глуп, слишком труслив, чтобы быть способным на такое. К тому же он был, на мой взгляд, здоровым в отличие от этих двух психов – Горы и Вика.
Почему я не записал в убийцы ее остальных, «разовых» любовников? Да потому, что убийство было совершено в квартире ее родителей, а Лора вряд ли давала своим «денежным мешкам» их адрес. В этом не было никакого смысла. К тому же если с Горой и Виком ее связывала какая-никакая, но любовь, то с остальными – вполне конкретные, я бы даже сказал, экономические отношения: Лора спала с ними исключительно за деньги. Реальной, озвученной таксы никакой не было, но она существовала в Лориной взбалмошной головке: «Представляешь, – возмущалась она в трубку, разговаривая с подружкой Глафирой, – эта свинья дала мне всего сто долларов! Он что же, думает, что я такая дешевка?!» Было ясно, что это свидание было первым и последним. Начитавшись романов и вообразив себя обнищавшей графиней, заложившей свой последний дом, Лора продавала себя, как последняя проститутка, причем не где-нибудь, а в гостинице, где работают настоящие профессионалки. Уж не знаю, как она с ними договаривалась, но ее редкие попытки украсть у них хлеб ничем особо криминальным не заканчивались.
Как я вообще узнал об этом? Случайно. Ко мне приехал друг из Москвы, Макс, поселился в гостинице «Европа» и пригласил меня на ужин. Вот там-то, в холле гостиницы, на лестнице я и увидел свою Лору в компании двух командировочных. Видно было, что Лора нервничала и хотела как можно скорее зайти в номер, чтобы никто из знакомых не увидел ее. Я же, понимая, что она оказалась здесь не случайно (и что только вполне определенные обстоятельства позволяли двоим мужикам лапать ее, подталкивая в спину и направляя в свой номер), сделал так, чтобы она меня не увидела. Приятель мой, не понимая, зачем я тащу его вниз, решил, что мы идем в ресторан. Попытался заартачиться, мол, мы можем выпить вина и в номере, поэтому мне пришлось, зная его чрезмерную, порядком раздражавшую меня скупость, сказать, что угощу его ужином, после чего он уже шагал рядом со мной едва ли не вприпрыжку. Я имел самое смутное представление, какие именно дела привели его в мой город (кажется, он представлял интересы мебельной фабрики Подмосковья, штампующей «испанскую» мебель в подпольных цехах), но одно я знал твердо: Макс – бабник, и все сэкономленные на ужине деньги и командировочные потратит на женщин. Жене же привезет в подарок какую-нибудь безделицу вроде павловопосадского платка или подноса, расписанного под Хохлому… И уже за столом, изрядно выпив, я вдруг представил себе, что Лора успела переспать уже и с ним, пусть не в этот раз (Макс только что приехал), и мне стало дурно.
– Как ты проводишь здесь вечера? – спросил я у Макса, чувствуя, как краснею. Больше того, по лицу моему покатился пот, предательский, обильный.
– Когда сильно устаю, то ужинаю и ложусь спать. А если есть время и возможность, звоню одной знакомой, и мы проводим вечер вдвоем.
– Проститутка? – прохрипел я, не понимая, отчего я так волнуюсь.
– Да нет, нормальная девчонка. Познакомились однажды на набережной… У нее муж где-то в Сибири работает, дома редко бывает, вот жена и скучает…
Я немного успокоился. Нет, это не Гора. Гора не в Сибири, он вообще работает непонятно где и кем, вроде бы теперь в строительной фирме (или я снова не в курсе).
– Что, и денег не берет?
– Какие деньги, брат… Она же ради удовольствия встречается. Может, это она мне еще доплачивать должна, что я заменяю ей на время мужа…
Я слушал его, а перед моими глазами стояла Лора. И два ее спутника, увлекающие ее в гостиничный номер. И не страшно ей, моей девочке, оставаться наедине с ними? Неужели ей действительно так нужны деньги, что она зарабатывает их таким вот образом? Куда смотрит ее муж? Любовник? Родители, наконец? Мне вдруг захотелось найти ее и вырвать из лап этих подвыпивших командировочных, спросить ее, сколько ей нужно денег, чтобы она не шаталась по гостиницам и не продавала себя, как последняя шлюха. Но где ее искать? В каком номере? Меня в тот вечер охватила такая тоска, что я готов был разрыдаться на плече Макса.
А на следующий день я, размякнув в кресле, в наушниках слушал (вернее, подслушивал) ее телефонные разговоры со своими близкими и подружками, ждал, когда же она выдаст себя, кому первому признается в совершенном ею преступлении. Но так и не дождался. Она говорила о чем угодно, но только не о вчерашнем свидании. И все разговоры ее носили агрессивный характер.
«– Гора? Ты где был вчера? Я тебя прождала целый вечер, а потом мы с Глафирой отправились к моей тетке, помогать ей готовиться к юбилею… Ты слышишь меня? Я спрашиваю тебя, где ты был? В гараже, значит? И что ты там делал? Послушай меня, Гора, ты в машинах не разбираешься, ты не мог ее ремонтировать. Вот я и спрашиваю – что ты там делал? И где ночевал? Дома? Где – дома? У мамы? А почему мне не позвонил? Нет, дорогой, ты мне не звонил. Если ты считаешь, что имеешь право так со мной обращаться, флаг тебе в руки! Но только найди себе другую жену, ты понял меня?..»
Она разговаривала с ним жестким тоном, рубила на куски фразы, причем фразы привычные, повторяемые по пять раз на день, и ей казалось, что она нападает на мужа, обвиняя его в том, чего, скорее всего, и не было (Глафира стала его любовницей много позже, и в день убийства Лоры Гора был у нее, я это точно знаю, поскольку слышал, как он договаривался с ней по телефону из квартиры Ступниковых, другое дело, он мог уйти от Глафиры, чтобы убить Лору, а потом вернуться обратно, и Глафира наверняка подтвердила бы его алиби), а на самом деле она словно оправдывалась, но это знали только мы двое – она и я.
«– Глаша? Привет. Приходи, у меня суп харчо. И принеси те сапоги, которые ты мне показывала. Знаю, что велики, но что поделать? Набью в носки ваты, и все. Не в первый раз. И жакет принеси бархатный. Мне кажется, что я созрела. Да знаю я, что тебе деньги нужны, а кому они не нужны? Да, кстати, а где ты видела кошкин дом? Я домой уже купила такой, теперь хочу еще один, для другой Симы… Вик терпеть не может кошек, но держит Симу только ради меня. По-моему, у него даже аллергия на кошек… Кто? Вик? Как же, дождешься от него денег. Скорее рак на горе свистнет. Нет, мама подкинула. Нет, не ходила. Не встречалась. Пошли они все…»
Мне тогда показалось, что она плачет, что в глубине ее души все разрывается от жалости к себе, когда она вспоминает, как достались ей эти деньги на сапоги, жакет, какой-то там кошкин дом (ее собственная страсть вить гнезда везде, где ее хотят видеть, по ее мнению, была свойственна и кошкам, которым она покупала мягкие, обитые бархатом домики).
Эти ее фразы «…Нет, не ходила. Не встречалась. Пошли они все…» ранили меня в самое сердце. Мне бы тогда позвонить в дверь, упасть на колени перед ней и сознаться во всем, что я знаю и чувствую. Я отдал бы ей все свои деньги, я занял бы у друзей, если бы ей этого показалось мало, только чтобы она была счастлива. Что ж, каждый понимает счастье по-своему. Для Лоры, моей простой, непритязательной девочки, это могло быть новое платье, сапоги, шуба, духи, крем… Возможно, окажись на моем месте подслушивателя женщина, она бы поняла Лору, оценила бы радость от приобретения той или иной вещи, мне же все это казалось настолько не стоящим той цены, которую Лора за все это платила, что я просто зверел от такого несоответствия, мучился, переживал… Как же я жалел теперь, когда ее не стало, о своей нерешительности, бесхарактерности, страха быть высмеянным… Лучше бы уж она посмеялась надо мной, чем такой финал…
Конечно, человеку невнимательному, не смыслящему ничего в любви, телефонные разговоры Лоры с ее мужчинами могут показаться пустыми и неинтересными. Но надо было знать отношения этих людей, выстраивающиеся годами, чтобы понять, насколько циничны они и переполнены эгоизмом. Быть может, я заблуждаюсь на сей счет, но я, в какой-то степени человек наивный, пусть и доживший до седин, до сих пор все примеряю на себя. Предположим, я – муж Лоры. Я люблю ее. Знаю, что и она любит меня. И в то же самое время она изменяет мне, причем постоянно с одним и тем же партнером, с которым они вместе ведут хозяйство, говорят о любви, быть может, обо мне, строят планы на будущее… Сварив вишневое варенье дома (Гора, в вишневой крови по локоть, вынимал косточки шпилькой), Лора несет теплые еще баночки к Вику, где они вместе пьют чай… Что это? Как такое вообще может быть? Сколько раз мне хотелось ей сказать, что так нельзя, что это недопустимо, что рано или поздно у кого-нибудь из них лопнет терпение, и никто не знает, чем все это закончится… Но не сказал, не предостерег, не остановил, не схватил за руку… Не схватил за волосы, не притянул к себе, не поцеловал, не сделал своей женой, не позволил себе любить, а ей – быть любимой. И теперь она из-за меня, из-за моей слабости стала жертвой неврастеника, застрелившего ее, да еще так неумело, заставившего ее так страдать, захлебываясь собственной кровью…
Я выключил компьютер, не в силах вновь и вновь перечитывать написанное. Тишина в доме после того, как стих шум работающего компьютера, заложила уши… Было так тихо, так тихо, словно я на миг оглох.
Я понимал, что мой побег – не желание скрыться, спрятаться от правосудия. Нет. Я должен был воспользоваться свободой, чтобы найти убийцу Лоры. Но как я могу это сделать один? Никак. Убийцу должен искать профессионал, человек, который на этом собаку съел. Каждый должен заниматься своим делом… Он будет искать убийцу Лоры, а я оплачу все расходы. Я должен это сделать ради любви к ней, пусть даже и мертвой. Это будет частный детектив, из бывших ментов. Я помогу ему вычислить убийцу из трех близких Лоре мужчин. Покажу свои записи, и он все поймет. К тому же ему будет проще заниматься этим делом уже потому, что у него наверняка остались связи в прокуратуре и там он узнает подробности дела. Вот только где найти такого человека?
Я решил найти его через Интернет.
