Анна Данилова
Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник)

Ну, вот она и все сказала! Озвучила имя.

– К какой еще Алисе? – Губы его поджались, взгляд стал задумчивым. Он явно вспоминал девушку, свою знакомую, носившую имя героини сказок Льюиса Кэрролла. – Что-то не могу припомнить…

– А‑ли-са! – по слогам повторила Тамара. – Ну! Вспоминайте!

– Она из университета? – Он, казалось, не играл, а на самом деле пытался вспомнить. – Или из медицинского колледжа? Эта ваша подруга?

– Она сказала вам, что учится на бухгалтера. Может, призналась и в том, что работает в нашем киоске, я не знаю таких подробностей.

– Алиса?.. Постойте… Ну да, у меня была одна знакомая с таким именем… Но почему вы о ней спрашиваете?

– Она – моя подруга!

– И что?

– А то, что вы изнасиловали ее.

– Я? – Георгий хрипловато и как-то нехорошо рассмеялся. – Что вы такое говорите?! Значит, поэтому вы и отошли в сторону, чтобы переговорить по телефону с вашей подругой и рассказать ей о том, что я здесь? Да-да, я припоминаю… Алиса. Светленькая такая, красивая девочка. Обманщица, каких свет не видывал! То она учится на экономиста, то на бухгалтера, то работает по вечерам в киоске… И она рассказала тебе, что я ее изнасиловал?

Тамару резануло по ушам это неожиданное «ты». Георгий, еще недавно поразивший ее своей галантностью, сейчас производил впечатление грубого и даже опасного человека. Лицо его покраснело, вокруг рта образовались унылые складки, а губы стали тонкими, как нитки. Сам же он словно вытянулся и теперь смотрел на Тамару сверху вниз уничтожающим, сильным взглядом.

– Что, снова спектакль?

– В смысле? – пролепетала Тамара, чувствуя себя необыкновенно слабой, беспомощной. Она приготовилась даже к тому, что ее сейчас ударят по лицу. И это при том, что сама-то она ни в чем не виновата, ей просто хотелось вывести подлеца на чистую воду. Она даже забыла на секунду, что Логинов включил Георгия в список подозреваемых, что этот парень может оказаться убийцей! Сейчас главным для нее было напомнить Георгию о том, что он сотворил с Алисой в темном подъезде. – О каком спектакле ты говоришь?

Она тоже перешла от отчужденного нейтрального обращения на бесцеремонное «ты» – почему бы и нет?

– Да о таком, какой вы, бабы, научились разыгрывать перед мужиками… – Георгий менялся ежесекундно, его образ разрушался прямо на глазах! – Можешь передать своей подружке, что она – полная дура и что мы все это уже проходили! Больше того, ее могут за это даже посадить, понятно?

Он заглянул в Тамарины глаза тяжелым, убийственным взглядом, словно желая пронзить ее насквозь.

– За что посадить?

– За ложный донос, вот за что, понятно? Одна пару месяцев тому назад накатала заявление об изнасиловании, теперь и вторая нарисовалась… Что, денег захотелось? Бизнес решили наладить?

– Хочешь сказать, урод, что ничего такого не было и ты не насиловал Алису в подъезде после того, как накормил ее ужином в ресторане? Алиса не могла солгать мне, она не такая! Она так переживала после этого… А еще… еще… Она забеременела, вот! А ты… Ты… Какая же ты сволочь!

– Ты еще скажи, что она беременна от меня!

– И скажу! У нее в тот период никого, кроме тебя, не было. Она сказала, что ты обещал на ней жениться. Но потом поступил с ней вот так… подло… низко, гадко! Затащил ее в подъезд и изнасиловал! Кобель несчастный!

– А ты, собственно, кто такая? Ее адвокат? Пришла специально сюда, чтобы разыскать меня и сообщить мне о том, что я скоро стану папашей? Да знаешь, сколько мне таких заявлений делали? Только все это – полная чушь! И вообще я не намерен с тобой и дальше разговаривать.

– Она была беременна от тебя… – Тамара уже не соображала, что говорит. Ослепленная желанием причинить обидчику Алисы боль, она била уже прямо наотмашь, сочиняя на ходу: – А еще… еще она написала заявление об изнасиловании. Понятно? Умные люди ей посоветовали. Больше того, нашлись даже свидетели, понятно тебе, придурок?!

– Там не было никаких свидетелей, мы в подъезде были одни.

– А жильцы дома?

– Решили меня запугать? Валяйте! Только она уже ничего не докажет. И вообще, некогда мне с тобой тут… Вы обе – дуры, понятно? Так и передай своей подружке. Ненавижу вас, баб!

– Она умерла! – вдруг выкрикнула Тамара глухим, царапающим горло шепотом, чтобы ее услышал только удалявшийся от нее взбешенный Георгий. – Ее убили! И если это сделал ты, то ответишь за это, скотина!

Георгий остановился, медленно повернулся к ней и посмотрел на Тому с полнейшим недоумением.

– Да, да! И скоро здесь будет следователь прокуратуры, который хочет допросить тебя. Если ты невиновен, то ты сейчас не уйдешь, понятно? Ты дождешься его здесь, следователь обещал быть с минуты на минуту. Если же ты попытаешься уйти, значит, это ты, ты и убил Алису! И уж в этом случае я молчать не стану, расскажу все, что знаю о ваших с Алисой отношениях, понятно? Лучше стой на месте и не шевелись!

Георгий не ушел. Он стоял напротив Тамары, и чувствовалось, что он никак не может прийти в себя.

– Алису убили?..

– Да, убили! Вчера! И следователь думает, что это – ты. И знаешь почему? Потому что ты изнасиловал Алису, она сделала от тебя аборт, и потом кое-кто научил ее, что надо написать заявление об изнасиловании. Думаю, она нашла тебя и рассказала о своих планах, поэтому-то ты ее и убил!

– Алису убили? Но кто? – Он спрашивал так, словно и не слышал ее последней тирады. – За что? Вот черт! Ты, наверное, за этим сюда и явилась, чтобы выяснить, не я ли это сделал?

Его лицо внезапно стало грустным и каким-то необычайно нежным.

– Давай-ка отойдем куда-нибудь, здесь неподалеку есть кафе. Там ты мне все и расскажешь.

– Щас! Говорю же, через пять минут здесь будет Игорь Валентинович Логинов. Уж он-то поговорит с тобой! Ты попал, парень, понятно?!

Заканчивая эту фразу, Тамара уже откуда-то знала, что Георгий не убивал Алису. Возможно, он уже убил ее – морально, – втолкнув в темный подъезд и надругавшись над нею. Возможно – когда она поняла, что он не только не собирается жениться на ней, но и вообще относится к ней как к последней шлюхе. Но физически, гантелью в висок, он ее, конечно же, не убивал. Он разбивал сердца, но не головы, ломал судьбы, но не шеи своим молоденьким жертвам.

– Но я не убивал! Зачем мне встречаться со следователем? Это ты все подстроила? Это ты рассказала ему про нас с Алисой?!

Вот теперь он стал предельно серьезен. И разговаривал с ней уже без иронии, как с равной.

– Может, я и был с ней грубоват, – вдруг признался он. – Но это не от желания унизить, как это ей могло показаться… Это другое, это мужское, и вам, женщинам, это трудно понять. Назовите это страстью, думаю, это самое верное определение.

– Пусть так, но почему ты бросил ее? Наобещал с три короба – и бросил!

– Так бывает… Люди расстаются.

– Тогда зачем обещал жениться?

– Послушай, что ты сказала о следователе? Он действительно должен прийти сюда? На танцы?

– Струсил, гад?

– Алису убили… В голове не укладывается! Такая хрупкая, нежная… Как ее убили?

– Ее нашли в квартире одного мужика, соседа, с проломленной головой. Вся милиция поднята на ноги, – она не могла удержаться, чтобы сгустить краски. – Мужик-то тот, сосед ее, – известный в городе коллекционер! Его тоже убили… Вот и получается: либо убийца пришел, чтобы убить коллекционера этого, а Алису – заодно прикончил, как свидетеля. Либо, наоборот, пришли убить Алису, а Караваева грохнули случайно, тоже как свидетеля.

– Это ты позвонила следователю и сказала, что я здесь?

– А ты как думал?

– Специально за елками пряталась, когда звонила?

– Да! Алису убили, вот я и подумала – кому она могла помешать? Тебя, отморозка, вспомнила.

– А ты могла бы позвонить ему и сказать, что обозналась, это, мол, не я? Что ты перепутала?

– Интересно, как я могу ему это сказать, раз прошло так много времени и он уже, наверное, едет? Я что, идиотка, чтобы так подставляться?

– Ну что тебе стоит позвонить ему? Ты пойми, меня же могут задержать. Посадят в камеру предварительного заключения со всякими отморозками! Отобьют мне в этой камере все почки, изуродуют лицо… Причем просто так, не разобравшись. Не бери грех на душу. Я не убивал Алису! Бросил – это да. Я же узнал ее, понял, что она – продавщица из киоска, ее весь город знает, а она мне врала, да еще прямо в глаза. Сочиняла, придумывала себе несуществующую биографию. Разве можно начинать совместную жизнь с вранья? Так ты позвонишь?

– Я не знаю…

Никогда еще Томке не было так плохо. Так тяжело.

– Прошу тебя, по-человечески… Ведь я‑то знаю, что никого не убивал, да и ты, думаю, тоже это поняла. Да даже если бы она и написала заявление, что с того? На меня это не произвело бы никакого впечатления. Это было давно и неправда. И, главное, нет никаких доказательств. Тамара… я тебя прошу, очень! Позвони, скажи, что ты обозналась.

Тамара видела фильмы, где невиновных избивают в камере, и живо представила себе, что сделают с красивым и холеным парнем в камере предварительного заключения. И виновна в этом будет она, только она, ведь ясно же теперь, что он никого не убивал…

Она тотчас достала телефон и позвонила Логинову.

– Игорь Валентинович? Это я, Тамара… Знаете, я обозналась. Это не он. Я стояла совсем близко и рассмотрела его. Нет, это не он. Да и вообще, тот Георгий был намного старше… Уж извините меня, пожалуйста, за то, что потревожила вас.

Сказала, услышала в ответ что-то неопределенное и сразу же отключила телефон. Стояла красная, вспотевшая от волнения, осознавая, что еще немного – и она рухнет без чувств. Хотелось побыстрее покинуть этот парк и вернуться к себе домой, в уютную и тихую квартиру. И все забыть. Кроме Алисы.

– Спасибо, – она почувствовала, как Георгий нашел ее руку и крепко сжал. – Если ты не против, мы можем вместе поужинать…

Тамара с виноватым видом взглянула на небо, с которого исчезли все звезды, и мысленно попросила прощения у Алисы.

«Это не он, – обратилась она мысленно к ней, – слышишь? Это не он. И кому, как не тебе, это знать…»

* * *

«Бык рванулся, кинулся, но вместо яркого плаща перед ним очутилась белая лошадь, и пикадор, далеко перегнувшись через голову лошади, всадил стальной наконечник длинной палки из орехового дерева в бугор мышц между лопатками быка и, опираясь на нее, медленно повернул лошадь, так что стальное острие вошло глубже и кровь показалась на спине быка…»

«– Доброе утро, Люда. Спасибо за твой вчерашний звонок, он сильно поднял мне настроение, хотя о каком уж настроении можно сейчас говорить? Сама понимаешь, в каком я нахожусь положении. Знаешь, мне вдруг подумалось: а не я ли виновна в смерти Алисы?.. Смотри! Если бы я не предложила ей учиться и изменить свою жизнь, если бы не дала ей денег, то и работала бы она дальше в своем пивном ларьке. И времени на разные глупости с Денисом Евгеньевичем у нее бы не оставалось.

Да я понимаю, что нельзя себя винить и все такое. Смотрю же передачи по психологии, там много полезного говорят. Но чувство вины все равно есть. Ох, Люда, как же тяжело… Что? А… Рада, что Валечка твоя начала интересоваться музыкой, что вы наняли ей учителя. А как Лена?.. Хорошо. Нет, я на самом деле рада. Какая у вас погода? Жара? Понятно. У нас тоже жарко, но вечерами меня бьет озноб и призраки мерещатся. Или вдруг кажется, что в дверь кто-то звонит, я вскакиваю, на цыпочках подхожу к двери, смотрю в глазок, а там – никого. Никого, Люда! Алиса умерла…»

2010 г.

Игорь глазам своим не поверил, увидев, как нарядно одетая Тамара уходит под ручку с высоким парнем, скорее всего, как раз с тем самым Георгием. Он приблизительно четверть часа наблюдал за нею, спрятавшись за деревьями и пытаясь понять, о чем они говорят. Судя по выражению лица Георгия, сказанные Тамарой слова взволновали его, иначе он не пытался бы ее уговаривать. Будь это совершенно другой человек, не имевший отношения к Алисе, он повел бы себя по-другому. И уж точно не стал бы оправдываться, как это было видно по его эмоциональному состоянию. Просто бы пожал плечами и сказал, что девушка обозналась. Получается, что Тамара дала отбой Игорю, солгав, что она обозналась, исключительно по просьбе Георгия? Что такого он мог ей сказать, чем аргументировал свою непричастность к смерти Алисы? Неужели она, судя по всему, одинокая молодая женщина, купилась на его внешность и почувствовала перспективу дальнейших отношений? Или же он банально пообещал ей денег?

В любом случае Игорю ничего не оставалось, как принять этот факт и дожидаться более удобного момента, чтобы встретиться с Георгием. Но, с другой стороны, если предположить, что Георгий – убийца Алисы, причем явно неплохой психолог, да к тому же еще и понявший, что его подозревают, то Тамаре может грозить реальная опасность!

И тогда он решил ей позвонить.

– Тамара, это Логинов. Я не знаю, что он вам наговорил (а я видел, как вы долго разговаривали и как он вас в чем-то убеждал, поскольку стоял в двух шагах от вас), но если это он убил вашу подругу, то и вам тоже грозит опасность. Постарайтесь отлучиться, скажите, что вам надо в туалет, а остальное сделаю я…

– Хорошо, Виктор Сергеевич, я постараюсь выйти завтра на работу, – ответила она, чем вызвала искреннее восхищение Логинова. Умница, подумал он, умница, все понимает, значит, все-таки боится его, чувствует что-то неладное!

Через какое-то время, когда парочка, смешавшись с толпой, вскоре появилась неподалеку от детской площадки, за которой стоял маленький выбеленный домик-туалет, Логинов весь напрягся. Он увидел, как Тамара что-то сказала своему спутнику, тот кивнул головой, соглашаясь, после чего она пошла по узкой тропинке в туалет, а Логинов, выйдя неожиданно для Георгия из своего укрытия, схватил его за руку и ловким движением надел на него наручники.

– Сука, – процедил Георгий сквозь зубы. – Все бабы – суки!

– Если будете себя спокойно вести, мы выйдем из парка через западные ворота и никто не увидит вас в наручниках. Здесь темно.

Георгий кивнул головой и как-то расслабился, обмяк, поняв, что сбежать все равно не удастся.

Возле выхода из парка, напротив темной громады журналистского центра, где размещались все городские издания, на узкой улочке был припаркован «Мерседес» Игоря. Усадив Георгия на заднее сиденье, он вызвал милицию. Через полчаса он уже допрашивал парня в своем кабинете в прокуратуре.

Однако допрос ничего не дал. Георгий, напуганный, заикающийся, рассказал в подробностях о том, как он познакомился с Алисой, как встречался с ней, признался в том, что он никогда не собирался на ней жениться и для него это была обыкновенная, ни к чему не обязывающая связь. На вопрос Логинова, насиловал ли он ее в подъезде, Георгий сказал, что он вступал с ней в половую связь только по ее согласию, в этом подъезде они бывали несколько раз и сама Алиса признавалась ему в том, что это темное жутковатое место ее заводит.

В общем, Георгий Банников производил впечатление самовлюбленного молодого мужчины, любителя женщин, эгоистичного, лживого и трусливого. Он умело пользовался своими внешними данными, чтобы обольщать женщин, но, в отличие от других ловеласов, с которыми Логинову приходилось встречаться, он относился к женщинам с величайшим презрением, а потому никогда не упускал случая унизить их.

Вероятно, именно это он и продемонстрировал Алисе, девушке, успевшей влюбиться в него и поверившей в его намерение жениться.

– Скажите, когда вы насиловали Алису в подъезде…

– Я же говорю вам, что не насиловал!

– …Я продолжаю. Итак. Когда вы изнасиловали Алису в подъезде, вы не боялись последствий? Что она обратится в милицию? Напишет заявление, и вас привлекут к ответственности? Я понимаю, прошло много времени, Алисы уже нет в живых, а потому вы ничего как будто и не боитесь… Но в тот момент, когда все это случилось? Почему вы были уверены, что она будет молчать?

Но этот вопрос Георгий оставил без ответа. Хотя Игорь и так все понял. Георгий успел достаточно хорошо изучить свою молоденькую любовницу и был уверен в том, что она никогда в жизни не подаст на него в суд. Вероятно, он специально выбирал себе таких безвольных, простых и слабых духом девушек, заранее просчитывая варианты их поведения. И только с ними он мог позволить себе все то, что позволил в отношении Алисы. Скорее всего, когда он все же созреет для женитьбы, он и жену себе выберет из таких, как Алиса, и станет для несчастной настоящим домашним тираном. Будет грубить жене, заставлять ее отчитываться за каждый потраченный рубль, капризничать по поводу еды, придираться к каждой мелочи, всякий раз демонстрировать свое право на свободу, заявляться домой тогда, когда ему заблагорассудится. Все деньги будут всегда у него на руках, и все решения также будут приниматься им, единолично. Он мерзавец, конечно, но не убийца. И это, вероятно, почувствовала Тамара, несколько минут поговорив с ним. Поняла, что он трус, не способный на такой поступок. К тому же если человек такого типа и мог бы случайно кого-то убить, оттолкнуть, скажем, от себя, после чего жертва ударится головой и погибнет от этого удара; или, к примеру, элементарно не оказать вовремя помощь (спасти человека на воде, дать необходимую таблетку); или – что тоже маловероятно – столкнуть жертву с подоконника и отправить ее в свободный полет… но в данном-то случае речь идет о двойном убийстве, причем убийстве в прямом смысле этого слова. Ведь преступник ударил обе свои жертвы гантелей по голове. Кроме того, существует масса доказательств тому, что убийство это было все-таки спланировано заранее. Тем более что в квартиру Караваева убийца проник под видом его хорошего знакомого, близкого друга, доверенного лица. Поскольку такие люди, как коллекционер Караваев, очень осторожны и никогда не впустят в дом постороннего.

На вопрос, где он находился в ночь убийства с десяти до двенадцати ночи, Георгий сказал, что был дома, но не один, а с девушкой по имени Маша. И он, мол, готов ее разыскать, чтобы она подтвердила его алиби. Искушение подержать этого бабника в камере предварительного заключения подольше было велико, однако Игорь заставил себя быть объективным, а потому отпустил Георгия, предварительно взяв с него подписку о невыезде.

Выйдя из прокуратуры, Игорь с некоторым опозданием отметил, что на город опустилась прохлада и, возможно, следующий день обещает быть не таким жарким, как все предыдущие. Вдохнув побольше воздуха, он медленно спустился с крыльца, размышляя над тем, правильно ли он сделал, отпустив Банникова домой. Перед глазами все еще стояло его бледное, с испуганными глазами, лицо. Отсутствие алиби – вот что смутило Игоря. Будь он настоящим убийцей, вряд ли он, запланировав избавиться от Алисы, не позаботился бы об этом. Наверняка придумал бы что-нибудь более убедительное, чем какая-то девушка Маша. Даже если предположить, что парень рассчитывал на ее показания в его пользу, то уж сразу назвал бы ее адрес, фамилию и всячески бы поспособствовал тому, чтобы следователь мог поскорее ее допросить. Однако Георгий на самом деле выглядел растерянным, явно не подготовленным к такого рода проверкам человеком.

Оглянувшись на прошедший день, Игорь с досадой отметил, что многое из того, что он планировал еще с вчерашней ночи, сделать не удалось. Так, не смогла прийти на встречу, отзвонилась-извинилась, Василиса Иванова, бывшая любовница Караваева. Сказала, что у нее разболелся зуб и ей, мол, пришлось удалять нерв. Из-за нее Логинов не поехал в Оренбург, чтобы встретиться там с родным братом Караваева, Василием. Ему удалось только еще раз увидеться с Антониной Петровной и задать ей ряд вопросов, связанных с отношениями Алисы и Караваева. Но и здесь Логинов не услышал ничего нового. Женщина постоянно твердила, что близких отношений между Караваевым и Алисой не было, девушка в свое время обожглась, сделала аборт от одного проходимца и страшно боялась повторить свою прежнюю ошибку. И тогда Логинов спросил ее о личной жизни Караваева до встречи с Алисой.

– Это вам наплел кто-то… Ну, конечно, у него бывали женщины, и я сама вам говорила об этом. Но ничего серьезного. Иначе он бы давно женился.

– Вы знали кого-нибудь конкретно?

– Была у него одна навязчивая дама по имени Василиса. Та еще штучка, – Антонина Петровна брезгливо поморщилась и щелкнула большим и указательным пальцами правой руки по невидимому предмету, словно отстреливая его подальше от себя, как и образ неприятной ей Василисы. – Хорошо, я расскажу. Она – женщина, безусловно, интересная. С пышными формами, высокая, яркая, всегда прекрасно одевалась и знала, что нравится мужчинам. Если вы меня спросите, чем она занималась, как зарабатывала на жизнь, то ни я, ни кто-либо другой не ответят вам на этот, казалось бы, простой вопрос. Так, крутила хвостом в среде богатых людей. И с писателями общалась, и с художниками, то есть была своим человеком в городской богеме, но и адвокатами не гнушалась, чиновниками разными. Уж не знаю, как ей это удавалось, но она открывала двери любого учреждения в городе просто, как говорится, ногой. Вы понимаете меня? И, что самое удивительное, она никогда и никого этим не раздражала. Разве что меня. Нет, может, она и хорошая была женщина…

– Антонина Петровна, уж извините, что я перебиваю вас. Скажите, почему вы говорите о ней в прошедшем времени?

– Да потому, что она для меня осталась как бы в прошлом, понимаете? Сначала ходила сюда часто, оставалась на ночь, даже готовила для Дениса пельмени. Знала, что он их любит, приходила со своим фаршем, приглашала каких-то своих знакомых. А ему это надо? Она никак не могла понять, что он – человек не общественный, привык жить один, и большое количество людей в его квартире ему мешает, раздражает его.

– Он сам говорил вам об этом?

– Конечно, говорил! «Я и Василису понимаю, – рассказывал он, – она – человек, который не может жить спокойно, ей просто нужно, чтобы ее окружали интересные люди, целая толпа. Но я‑то привык жить один! К тому же я не люблю, когда гости вламываются ко мне поздно ночью, будят меня, заставляют, сонного, в пижаме или в халате, готовить им какие-то закуски, смеяться вместе с ними, слушать их истории, анекдоты…» И все в таком роде!

– Он любил Василису?

– Думаю, любил, иначе никогда бы не приблизил ее к себе, уж поверьте мне! Но мне всегда казалось, что он любил ее, как красивую, чуть ли не антикварную вещь. За ее красоту, за ее породистость, что ли.

– Как и из-за чего они расстались?

– Все очень глупо вышло. Понимаете, она всегда производила впечатление богатой женщины. Где она работала, я так и не поняла. Вроде бы в каком-то фонде. Писала какие-то европейские программы, занималась отстающими детьми, устраивала выставки их работ, собирала средства для больных детей. Так вот, к слову, о богатстве. Я уже говорила, что она прекрасно одевалась. Да и украшения на ней всегда были дорогие, роскошные.

– Вы так часто ее видели, успели все это рассмотреть?

– Не часто, конечно, но любопытство заставляло меня заглядывать к Денису именно тогда, когда я точно знала, что она у него, только что пришла. Вроде я за солью пришла или за луковицей. Вот стою я рядом с ней – и дышу одним с ней воздухом, чувствую аромат ее духов, вижу каждую складку на ее платье или костюме. Еще она носила огромные модные шали, шарфы. Все яркое, с кистями. Поймите меня верно – я же одна живу, мало с кем общаюсь. Только с Денисом и Алисой дружила. Но они же целыми днями на работе, а вечерами отдыхают, занимаются своими домашними делами.

– Антонина Петровна, так из-за чего же Караваев и Василиса расстались? Поссорились?

– Из-за перстня. Очень красивого, дорогого. Денис купил этот перстень в Москве у одного своего знакомого, думаю, хотел его здесь перепродать одной даме, просто помешанной на Средневековье.

– На Средневековье? Разве нынче можно достать и такие перстни?

– Да в том-то все и дело! Это перстень королевы Теодоры, какой-то европейской властительницы, ее похоронили в одном из монастырей на юге Сербии. Сами понимаете, Средневековье – это вам не семнадцатый век, Франция, поэтому и перстень был грубоватым, хотя и золотым. На нем был изображен двуглавый орел, а птицу обвивала по кругу надпись… Дайте-ка вспомню… Кажется, так: «Кто мной владеет, тому поможет Бог». Или что-то в этом духе. Словом, этот перстень предназначался, как я говорю, для одной здешней дамы, очень богатой, из театральных кругов. Собственно говоря, ее богатство нажито, естественно, не на театральной зарплате, а бизнесом ее мужа, но ведь это сейчас неважно, верно? Так вот. Когда Василиса увидела этот перстень и, главное, услышала, кому он предназначается, то захотела его получить. До смерти захотела! Просто спала и видела этот перстень. Мне Денис сам рассказывал, как она донимала его, чтобы он подарил его ей. Причем действовала она весьма грубо, давила на него, не говоря уже о том, что обольщала Караваева, пыталась «отработать», так сказать, этот перстень через постель. Думаю, это и отвратило Дениса от нее. Перстень он ей, конечно, не подарил. У него была твердая договоренность с актрисой, и она знала, что он уже вернулся – с перстнем. Словом, Василиса, узнав, что перстень ушел из-под ее носа, устроила Денису грандиозный скандал, обзывала его разными нехорошими словами. Уж извините, но я все слышала, пусть даже и подслушивала. Мы, старики, только и живем подслушиванием и подсматриванием чужих жизней. Она ушла, громко хлопнув дверью. Дверь-то металлическая, прогремела на весь подъезд! Но не думаю, что Денис очень уж сильно огорчился из-за того, что Василиса покинула его. А может, он даже и вздохнул с облегчением. Все-таки ему нужна была другая женщина, более кроткая, что ли, и не такая «общественная», как Василиса.

– Если бы она к нему вернулась, позвонила в дверь, он открыл бы? Как вы считаете?

– Безусловно. Даже и говорить нечего! Он же был вежливым, воспитанным человеком, с хорошими манерами. Вы думаете… это она могла его грохнуть гантелей по голове?!

…Игорь открыл дверь своей квартиры, вошел, бросил портфель с бумагами в глубокое кресло в гостиной, разделся в спальне и встал под душ. Прохладная вода смывала все тяжелые мысли, сомнения и даже раздражение. Он успокаивался, очищался телом и душой. Но все равно: закутавшись в толстый махровый халат и устроившись в кресле перед телевизором, он понял, что это успокоение было лишь временным. Он никак не мог избавиться от чувства, что впустую потратил целые сутки, так и не добившись никакого, сколько-нибудь ощутимого, результата.

В квартире было тихо, так тихо, что ломило в ушах. Казалось, даже город за распахнутым окном притих, заснул. Игорь знал, что на голодный желудок он точно не уснет, а сил на то, чтобы приготовить себе что-нибудь, уже не осталось. И даже не физических сил, а каких-то внутренних, какие заставляют человека вообще желать чего-то. В такие минуты ему всегда хотелось увидеть Наташу. Но как выудить ее из того водоворота ярких захватывающих событий, в которых она чувствовала себя как рыба в воде и без которых, как ему казалось, уже не могла существовать, – он не знал. Любовь, конечно, сильное чувство, и оно когда-то было взаимным, сейчас же, когда его милая, нежная девочка оказалась втянута в сложные игры сильных мира сего, он не находил в себе сил вытащить ее оттуда или хотя бы предложить не менее захватывающую и наполненную эмоциями жизнь. То, чем она занималась, стало походить на наркотик, и он это отлично понимал. И осуждать ее – нет, не осуждал, но и повлиять как-то на ход событий уже не мог. Хотя мог, конечно, ей позвонить. Для этого нужно было только взять в руки телефон. Но он боялся услышать ее голос, доносящийся с другого конца света. «Я в Мадриде…», «Извини, у меня через пять минут вылет в Лос-Анджелес…», «Мы в Лондоне, я сопровождаю человека, у него топографический маразм, он боится заблудиться, к тому же он ни слова не понимает по-русски, а мне же надо как-то с ним работать…»

Она разговаривала с Игорем Логиновым, как с близким человеком, которого не боялась потерять. Которому всецело доверяла, который (она была в этом абсолютно уверена) понимал ее с полуслова и все прощал заранее, на много лет вперед. Наделенная удивительным даром, она словно стала его заложницей и принесла ему в жертву их любовь…

Игорь все-таки позвонил ей.

– А, ты? Привет… Только сейчас о тебе думала. Ты как? Где? – услышал он ее близкий и нежный голос, который всегда заставлял его волноваться. – Почему ты молчишь?

– Я дома, а ты? – Он затаил дыхание, замер, пытаясь услышать ее дыхание в трубке.

– Я тоже дома. Уже три дня. Отсыпаюсь. Этот месяц был таким тяжелым!

– Может, встретимся? Поужинаем? – Он предложил это, нисколько не надеясь на согласие. И не помнил даже, когда они были вместе – сидели напротив друг друга и разговаривали, глядя в глаза друг друга.

– Отличное предложение! А я как раз лежу перед телевизором и думаю, чем бы мне перекусить…

Он почувствовал, как она улыбается. И по телу его прошла волшебная жаркая волна желания. Он ушам своим не верил – неужели он сейчас увидит Наташу, свою ласточку, свою самую милую девочку на свете?! Свое сокровище, свою боль?

– Я заеду за тобой? – Ему было стыдно за свой неуверенный тон. Но что поделать, раз он до сих пор находится в зависимости от нее? И как быть, если за последние пару лет, что они практически не видятся – по не зависящим от них обоих обстоятельствам, – он так и не нашел ей замену? Да и вообще, разве можно найти замену любви?

– Заезжай, я буду готова через полчаса.

…Через полчаса он уже сидел в машине, «запакованный» в новый темный костюм и белую сорочку, глядя задумчиво на переливающиеся по сторонам дороги освещенные витрины магазинов, любуясь ровной жемчужной россыпью фонарей и представляя себе встречу.

Они познакомились в Ялте, жили у хозяйки маленького домика, пили чай в тени персиковых деревьев, болтали о том о сем, целовались, словом, крутили самый настоящий курортный роман, и неизвестно, чем бы все это тогда закончилось, если бы в эту пропитанную солнцем и запахом моря жизнь не ворвался Раф, человек, который, как казалось Игорю, имел куда больше прав на Наташу, чем какой-то там отдыхающий. Раф приехал за ней и увез ее с собой. Раф. Казалось бы, все понятно – она несвободна, у нее есть молодой человек. Однако судьба распорядилась по-своему. И через два года после Ялты им суждено было встретиться на родине, да еще при таких интересных обстоятельствах. В Саратове… Выяснилось, что она – учительница музыки его родного племянника! Вот так они увиделись уже среди других декораций, в иных жизненных условиях. И тогда-то Игорь совершенно случайно узнал, чем напугана Наталия Орехова, что ее беспокоит и чем она живет… Но это было в другой жизни. И тогда им обоим все это казалось невероятным, прекрасным и одновременно чрезвычайно опасным, даже страшным. Сейчас же это стало ее профессией.