Анна Цой
Связка и дракон
Папа стал для меня тёплой опорой и добрым проводником, а она тем, кто в опасной ситуации убьёт и не поведет глазом.
– «Поэтому лучше к Аямако с чём-то жареным не подходить! – рассмеялся ведущий, – а мы вернемся к прогулке по дому Фиджезов».
Впереди шагала, дефилируя, мамина фигура. Идеальная фигура модели – она занимается боксом, поэтому всегда выглядит стройной.
– «На первом этаже общие комнаты – гостиная с кухней, туалет, прачечная, – рассказывала она, – помимо этого моя мастерская и кабинет нашего папы. Вон там второй выход на закрытую террасу, с неё на задний двор и в сад. Как-то раз Ая горела своим огородиком, что-то высаживая. Она такая милая, особенно когда увлечена каким-то делом. Вы бы видели эти глазки! Простите, – она совсем не смутилась, – сложно рассказывать о взрослой дочери, когда она ещё несколько лет назад ходила в младшую группу».
Я хрюкнула. Так я и сейчас хожу!
– «Второй этаж, – мамины каблуки цокали по деревянной лестнице наверх, – наша с мужем спальня, тут семейные фотографии, которые вы тоже замажете, – мама была ехидна, – а вот тут комната самой Аи. Да, главный вопрос, а вы у неё самой спросили хочет ли она показывать вам свою совятню? – строго, – вот я так и думала. Сейчас напишу ей, а вы пока… чай?».
Она снова начала спускаться вниз. Пока камера с ведущим застряла на втором этаже.
– «Сколько бы дал ей лет? – голос за кадром, – боюсь представить сколько сенатор Фиджез за ней бегал».
– «Ей тридцать шесть в этом году, – ведущий, – вот и я тоже вылупился, как ты, – смешок, – она старше матери Фреи на год. Я же ещё перепроверил системные данные. Не-а. Адам старше её на восемнадцать лет. Ровно в восемнадцать она и родила Мако. Представил себе ситуацию, да? Кимиллии восемнадцать, а её мужу тридцать шесть!».
Мы с папой злились. Особенно он.
– «Она разрешила, – вернулась мама, – ничего не трогайте и постарайтесь ничего не менять – Ая такого не любит, – она открыла дверь, пропуская в светлую небольшую комнату с открытым балконом».
– Ты открывал? – спросила у папы.
– Мне нужна была книга, – пророкотал его голос, – я искал твой словарь соголдского.
Я кивнула.
– «Заметили, что это первая уютная комната, совмещающая в себе то, что нужно школьнику её возраста? – шагал мимо кровати ведущий, – милое покрывало с сердечками на кровати, телевизор с компьютером, стол, большая колонка для музыки, куча всякой мелочи вроде брелоков, гардеробная и балкон. Так, – он подвис, шагая туда, куда озвучил, – это всё настоящие книги? Бумажные?!».
– «Они привозили их с Адамом, – снова улыбалась мама, – он собирал эти полки ещё до её рождения, а после они стали общим местом коллекционированием. Ая очень похожа на своего отца. На меня же только внешне».
Ведущий оглядел заброшенную наверх плетёную качель на крюках на всё том же балконе и вернул внимание двум стенам из книг в пол.
– «Невероятно, – пробурчал он, – только представьте сколько это коллекция стоит. Явно больше этого дома!».
Мы покупали их в Соголде и в других странах, так что она стоила каплю в море.
– «Не буду раскрывать вам секреты её комнаты, но скажу вам, что здесь намного больше тайн, чем вам возможно увидеть, – хихикнула мама, – например, у нас есть третий этаж под крышей, в который можно забраться только из этой комнаты. Ая еще несколько лет назад играла там с Фреей, – грустный вздох, – теперь там хранятся всё её игрушки, старые вещи и что-то памятное. Мы не выбрасывали такое, а она как маленький хорёчек утаскивала в своё логово, – кивок, – пусть уже и не нужное».
Она была ужасно милой. Даже без показанного лица.
– «На этом наше посещение дома Фиджезов было окончено, однако сюжет только начинается! Потому как мы вернулись в школы Берлинга, чтобы раскрыть скандальную правду, которую по какой-то причине не стали выносить на всеобщее обозрение Костны. И я не стану сомневаться в том, что тут снова постарался Адам Фиджез, потому как… вы поймете почему. Итак – школа. У большинства из нас ассоциации прямые – задания, учеба и друзья. У Аямако прибавляется одно слово, которое обязано стоять перед её именем. Королева, – смешок диктора, – вот вам прямое доказательство, – полностью заблюренная фотография вероятно меня на весь экран, – мы будем показывать большинство фото Мако именно в таком формате – она несовершеннолетняя, а её видение мира слегка отличается от законодательства Костны, – он хихикнул, – ладно, привираю – вот вам самая обычная, – я там тянулась куда-то вверх на крыше соголдского смотрового здания над их столицей, – как вам? Только руки и мысли прочь! Ей здесь тринадцать! – явно имел ввиду вполне себе обычные шорты и топик он, – или ещё вот. И эта! М-мм… Аямако крайне похожа на свою маму, я вам скажу. Хотите ироничный пример? Я уверен, что хотите, – мужчина на лавочке в нашей бывшей школе кивнул, – вот это уже точно заблюренные фотографии Кимиллии в одном из соголдских журналом, ровно девятнадцать лет назад. Почему заблюренных, спросите вы? Костна предотвращает распространение эротики и порнографии, в то время как Соголда пропускает в общие массы к-хм… семнадцатилетнюю девушку без верхней части белья, которая прикрывает интимные места лишь ладонью. Мы не станем раскрывать ни именитую девичью фамилию матери Мако, ни название, ни тем более номер журнала, однако… – он хмыкнул, – давайте признаем – замечательный журнальчик. Особенно разворот».
Папа закрыл лицо ладонями. А я пожала плечами. Они нашли только один выпуск? Ха! У папы их стопка лежит в прикроватной тумбе в нижнем ящике.
– «По этой причине, скорее всего, Кимиллия отдала запрет на сьёмку её лица, – ведущий, – однако мы отвлеклись от темы, хотя факт особенностей жизни матери Аямако тихо подвел нас к самой Мако, подобные фото которой провисели в системе два месяца, пока… а об этом последовательно!».
Я приготовилась к худшему. И если в той школе я привыкла к тому, что все знают, то в этой нет. Меня ждало сокрушительное падение в местное дерьмо.
– «Аямако? – протянула одна из сидящих напротив камеры одноклассниц, – она красивая и…».
– «Хорошо, что её перевели в ту школу, – кивнула вторая, – знаете, когда мы были детьми, то всё ещё как-то терпимо было. Она всегда была лучшая. Не в учебе, нет – училась она посредственно. Скорее в том, во что обычно девушки не хотят лезть».
– «Она состояла в школьных командах вообще везде, где брали только парней, – снова первая, – она высокая и хоть и стройная, но очень сильная физически».
– «У нас большая часть мальчиков по ней тихо слюни пускала! – хихикнула вторая, – Аямако была популярной всегда. Но держала нос высоко. Из-за богатого папы и собственной «невероятной» красоты, – она хохотнула, – знали бы вы как она с ней полетела в самое болото!».
– «Не смешно, – пробурчала первая, – там было как-то совсем неправильно и жестоко».
– «Что именно произошло?» – диктор.
Обе они скривились. Начала снова первая:
– «Мако в этот раз вцепилась в футбол. Ну который в защитном костюме и с мячом по полю бегаешь. Сколько ей было? Не помнишь?».
– «Пятнадцать вроде, – пробурчала вторая, – там смысл был в том, что у нас в школе был один парень. Он как-бы…».
– «Ему после всей этой ситуации хотели поставить психический диагноз, но его отец поднял шум, и вроде как всё обошлось».
– «Он тоже состоял в той группе по футболу, ну она его как-то и толкнула во время игры. А он знаете… очень обидчивый и агрессивный. А они же полностью в защите, там не видно кто тебя пихнул. Только фамилия на футболке».
– «Он её искал неделю – все классы обошел, потому что в раздевалки её поймать не смог. Ха! В мужской!».
– «А когда зашел к нам в класс и спросил: «Где этот проклятый Фиджез?!», то она и встала, – смешок, – так там такие разборки были!».
– «А Реджи сам по себе ну… не маленький, понимаете».
– «Два двадцать, – кивнула вторая, – и он вообще никогда тощим не был. Он нас на два года старше. Представьте пусть и высокую, но худенькую Мако и это чудовище. А она ему ещё и стоит рассказывает насколько он наглый и дурак, если обиделся за такую чушь!».
– «А он её пока разглядывал круглыми глазами, так она ему и прочитала лекцию, пока Фрея хихикала сзади, – кивок, – а следующую неделю он за ней ходил и домогался».
– «Такое себе слово» – глядя на подругу.
– «Для Реджи – самое то!».
– «Ты права, – склоненная голова, – хорошо, что он больше у нас не учится».
Перед глазами показался узкий телефонный формат камеры с очередной историей от Фреи.
– «Почему все смотрят меня только, если на экране ты? – бурчала она на сидящую с ней на полу рядом с экраном системы в главном холле, – вот! Смотрите! Ваша Мако рядом, можете писать мне какая она крутая, чтоб вас!».
– «Может не пойдём на статистику, м? – зевнула на видео я, – я есть хочу. Поехали пиццу поедим».
– «Ты всегда хочешь жрать, – закатила глаза Фрея, – пошли, только без… вот только про него вспомнишь, как он тут!».
Её телефон стал направлен на длинный центральный коридор, где хихикающий Редж толкал какого-то парня в стену, пока вокруг него стоял гогот его дружков.
– «Он снова всё сожрет и всех выбесит, – бурчала Фрея, – я с ним зареклась куда-то ездить, если помнишь. К тому же у тебя в двухместке с ним я не поеду. Он точно как-нибудь найдет себе самый лучший столб в городе и разобьётся ко всем чертям!».
– «Змейка! – заметил меня Реджи, – вставай, я есть хочу!».
Он вальяжно шагал в мою сторону, пока не подошел, схватил меня за руку и «помог» подняться быстрее рывком.
– «Белобрыска, ты нам не нужна, – на Фрею Редж, – сходи на урок. Потом продиктуешь змейке, что там они несли, давай! – её он толкнул сразу в класс, – ты тупая, Фрея? Иди, чёрт тебя дери, пока тебе не прилетело! Курица, блин», – он рассмеялся, как и остальная компания за ним.
– «Аямако, заходи в класс, – остановила уже шагающую меня учительница младших классов – не моя, меня вела система, – твой табель совсем пустует. Заходи, я проконтролирую».
Фрея теперь снимала из-за угла. Поэтому моя ехидная усмешка высокомерия была запечатлена во всей красе.
– «Ей это не надо! – Реджи, – хотя… мы с парнями приедем через час, – теперь он толкнул и меня, – иди учись».
Я зло его оглядела, но шагала к подруге, попутно проходя со всё той же мерзостью на лице мимо учительницы.
– «Милые бусы, – пропела, глядя на её ожерелье на шее».
А когда я зашла и закрыла за собой дверь, из коридора донёсся ещё больший хохот парней, хрип учительницы и удары по двери.
– «Вот посадят его в тюрьму, что ты будешь делать? – притихла рядом Фрея».
– «Радоваться», – ответила ей.
Мое лицо больше не показывали – только просвечивающие сквозь плотные колготки синяки на ногах. Целая россыпь. Особенно на внутренней стороне бедра. На этом видео закончилось. За ним шли снова лица тех девочек.
– «Она после того, как начала с ним встречаться, стала вообще другой. Какой-то безразличной, злой и очень неприятной. Высокомерной такой. Могла как и он над кем-то издеваться или обозвать обидно», – вторая.
– «Это он её провоцировал, – первая, – про неё всегда много слухов было, но и без них видно было, что она шею замазывает от засосов или… она вообще всегда в синяках была. А Реджи говорил, что это у него любовь такая».
По телу прошёл холод.
– «Они в прошлом году стали королем и королевой школы», – вспомнила вторая, пока на экране показывали фотографию школьной сцены, где мы с Реджи сидим на тронах в высоких коронах и с улыбками. Платье мне тогда мама сшила шикарное, едва ли я про него хотела сейчас думать.
– «Её отец вроде как даже до полиции доходил, чтобы они ей защиту от него ставили. Это как раз после того раза, когда она ей «нечаянно» руку сломал вроде, или все же нос разбил? Ты помнишь?».
– «А не ребро? Не тот раз? Нет?» – вторая.
– «Да какая разница! – первая девушка, – главное, что потом в нашу школу перевелись двое близнецов. Мальчик и девочка. Их отец стал новым градоначальником, взамен отца Аямако. И они с Реджи естественно повздорили за место правления».
Снова видео. Шум компании Реджи, пока мы сидим на чьём-то уроке или занятии по бейсболу. У одного из парней бита, которой он отбивает мячи. Я рядом с Реджем, запрокинула на край лавки голову и смотрела в никуда. Не знаю кто снимал.
– «Эта тварина рыжая мне ещё что-то чешет!» – Редж под волну хохота.
– «Его сестра напротив, – указал в сторону подачи мячей тот, кто с битой».
– «Дай мне, – поднялась я, – мне она тоже пыталась что-то рычать».
Я поднялась под общий довольный свист.
– «Не промахнись, змейка, – подбодрил довольный Редж».
А я забрала биту и приготовилась к её броску. Оз был неправ – на каблуках я могла всё. Удар! И крик под свист и хохот парней за моей спиной.
– «Она ей нос раздробила, – буднично сообщила первая, – говорю же – удар сильный, а из-за Реджа она научилась маниакальной точности. Они вроде как развлекались иногда тем, что ножи по мишеням кидали в его гараже».
– «Её отец замял этот случай, как и остальные».
А после уже моя снятая история. Я лежу у себя в комнате на кровати, строю губы на камеру, пока подпирающая меня мама гладит меня по голове. А вот папа кричит, меряя разъярёнными шагами пространство от двери до балкона. Нет, он тогда скорее орал, впервые в жизни, но так, что мама прибежала меня защищать своим присутствием.
– «Какого чёрта ты это сделала, Аямако?! – папа, – где была твоя голова, когда ты делала это? Да ещё и пока кто-то снимал? Ты думаешь, что всё так просто?! Тебя посадят в тюрьму за такие увечья!».
Я продолжала кривиться на камеру. За мной следило почти двести человек онлайна.
– «Она погорячилась, Адам, – мама, – а ты уже всё исправил. Что поделать если эти рыжие… люди раздражают всех?».
Папа взвыл с рычанием.
– «Я с ума сойду с вами двумя! – тяжело дышал он, – Кими, ты же понимаешь, что скрыть от системы это видео не получится? А ты? – на меня, – Ая, ты должна думать о последствиях. Хотя бы иногда».
Лицо ведущего на весь монитор:
– «У Аямако нет записи в личном деле об этой или других историях. Не знаю, что именно будет с этой информацией после выхода видео, но я вам точно скажу, что милый папуля Аямако замнёт и это».
– «А потом она получила по заслугам, – вторая ехидно».
– «Нет, вообще незаслуженно, – первая, – она и до этого психопата терпела, а тут он совсем с ума сошёл, так что… нам сказали молчать, но…».
– «Давайте одно слово, которое вы вырежете, – вторая, – насилие».
Они обе опустили голову.
– «Нам прямо никто не сказал, – она же, – но как только будущая история вышла на всеобщее обозрение, руководство сменилось, а нам начали показывать лекции по сексуальному просвещению. Что норма, а что нет».
Я зажмурилась.
– «Что за история?» – диктор.
– «Реджи обвинил Аямако в том, что она спала с тем рыжим близнецом, – все вторая, – она отрицала. Они расстались. А на следующий день Реджи распечатал на листах её нюдсы, ну то есть обнаженные фотки, и расклеил по всей школе. Заставил кого-то».
– «Её травили около двух месяцев, не переставая, – первая, – и она, я вам скажу, так и осталась королевой, – смешок, – она их выставила в свой профиль, пока её не заблокировали, как эротику».
– «А ещё как-то запрограммировала центральную системную стойку, чтобы она транслировала только две страницы переписки того самого близнеца и её самой, где он пишет ей, что либо она бросит Реджа, либо он соврёт ему, что они спали».
– «У нас до сих пор взамен звонка на обед играет голосовое сообщение, где Реджи поет ей какую-то любовную песенку, – хихикнула первая, – мило, но для него было ужасно позорно!».
– «И что потом?» – диктор.
– «Потом Реджи очень долго извинялся, а её всё ещё травили, – вторая, – пока её папа не узнал масштабы, – она тяжело вздохнула, – за три дня у нас сменился весь учительский состав, руководство школы и исключены некоторые ученики. Мако ходила к психологу эти полгода, а Редж донимал её и её отца, который, к слову, хотел его посадить в тюрьму за распространение личного и… еще эротики с несовершеннолетней. У Реджи были ужасные проблемы».
– «Он по разговорам за эти полгода пострадал больше самой Аямако – он трижды резал вены, потому что она его не прощала, а его отец тоже судился с сенатором Фиджесом, но проиграл. А мама Мако при первой встрече отправила его в нокаут одним ударом прямо возле здания суда!».
Мне было уже не смешно. Я смирилась. Папа обнимал меня за плечи.
– «Насилие? – спросил ведущий, – вы имеете ввиду сексуальное? Он её…».
Они обе склонили головы сильнее. Я пыталась дышать под косящимися взглядами со всех сторон.
– «И он всё ещё на свободе? – диктор».
– «Он ее любит!» – первая, – очень сильно!».
– «Вот ты дура, – буркнула вторая, – Аямако хоть на человека стала похожа, когда его не было рядом. Извинялась при возможности, говорила так спокойно и… – она взглянула четко в камеру, – я считаю, что ей попало по заслугам, потому что она сильно изменилась после этого. Словно другой человек. Добрая и помогающая. И я не говорю по Фратрии – она была такой и в школе у нас. Пока её не окунули в грязь, она не понимала, как это неприятно».
Чёрный экран.
Я пыталась не реветь, думая, что сейчас ещё придется вставать, однако:
– «А это ещё не всё, – диктор, – вашему вниманию центральный полицейский участок столицы».
И довольная улыбка Реджи на весь экран.
– «Ты уверен, что она меня увидит? – он поставил на стол руку в наручнике, прицепленной к столу, – клянёшься, ты, с камерой?» – он издевался.
– «Точно увидит и услышит, – репортёр, который его явно побаивался, – можешь передать ей всё, что захочешь».
– «Змейка, – его улыбка стала шире пока он опасно подавался вперед, – тут так невкусно кормят. Когда пойдешь ко мне – принеси что-нибудь вкусное».
Слёзы хлынули из глаз.
– «Это всё? – ведущий».
– «Ну и ещё отцу своему вонючему скажи, что он ублюдок, – Реджи, – если вы думаете, что змейка меня не любит, то вы тупые. Это её папаша драный там воду мутит. Он вчера меня у её новой школы поймал сразу с полицией. Срать я хотел на ваши запреты на приближение, – хихикнул, – этот ненормальный, что жену свою в плену держит, что мою змейку!».
– «Мы обещали ему, что покажем всё Аямако и не солгали. Вот только с момента сьемки прошло полтора месяца. Это был день церемонии в поместье Лакмаар. И так же мы умолчали ему о том, что уже на следующий день его увозят совсем не в тюрьму. Адам Фиджез и в самом деле добился того, что Реджи не подойдёт к его дочери – ему назначили принудительный пожизненный стационар в психоневрологической клинике в другом конце Костны. И это было первое хорошее событие за откровенно адскую жизнь типичного подростка нашей страны. Насилие, физическое воздействие, давление, психологические травмы. И всё для одной девочки с её пятнадцати. На протяжении двух лет. Я с каждым участником Фратрии этого года убеждаюсь в том, насколько несчастные дети могут здесь жить. Под наблюдением системы, в безопасном государстве и с любящими родителями. Что тогда произошло сейчас?».
Снова чёрный экран. Мы с папой встали резко и одновременно.
– Домой, – взял меня за руку он, – к черту эти уроки и что у тебя там по планам. Мы едем домой, Ая.
