Анна Боярчук
История Ведьмы. Стихия
Помнить Верить Знать
Я оказалась в комнате, которая была очень похожа на мою прежнюю спальню. Это вызвало приятные чувства, хоть что-то близкое из знакомой жизни. Кровать, шкаф, туалетный столик, обои и люстра примерно такие же. Единственно, что добавилось, это маленькая детская кроватка и радионяня рядом на полочке.
Я осторожно подошла ближе. Под тонкой вуалью балдахина крепко спала моя девочка. Моя Лили. Сердце замерло. Мне захотелось взять ее на руки, крепко прижать к себе и больше никогда не отпускать. Но я сдержалась. Стараясь даже не дышать, просто смотрела на нее, испытывая при этом абсолютное спокойствие и радость. Ей больше ничто не угрожает.
– «Я все правильно сделала, спокойный сон моей малышки прямое доказательство».
Я в очередной раз постаралась убедить себя в этом, но жуткое чувство предательства в отношении Макса никак не хотело отпускать меня.
Находясь в достаточной близости от дочери, я не почувствовала тепла. Она обычный человечек и не принадлежит нашему миру. Это вызвало искреннюю радость. Мне не хочется, чтобы ей угрожала хоть какая-то опасность. Но так ли она проста? Является ли она Контуром Времени или это была чья-то помощь, чтобы изменить прошлое.
Помня некоторые подробности о способностях Лаури с появлением Лили в нашей жизни, я решила проверить. Единственно верным решением было заглянуть в будущее.
Я немного помедлила, боясь ответа. Но лучше знать наверняка. Мысли устремились вдаль. И ничего. Пусто. Белое пятно.
– «Что ж, мы не выбираем, кем нам родиться».
Я не вижу будущего, но не потому что его нет, а потому что рядом абсолютный первородный источник силы, создающий серьезные помехи для такой мелочи, как любопытство. Это неоспоримое подтверждение. Лили Контур Времени. Здесь ничего не поделать, придется лучше охранять ее.
Я немного расстроилась. Но с другой стороны, разве могло быть иначе. Вся семья как центр мира, дары на любой вкус.
Мои размышления прервал тихий шепот:
– Спит еще?
Я оглянулась и чуть не вскрикнула. На пороге, просунувшись в приоткрытую дверь, стоит мама.
Я машинально кивнула головой, от внезапно нахлынувших эмоций в глазах слегка потемнело. Я перестала контролировать собственные мысли. Перед глазами мгновенно возникли руины сгоревшего дома, два гроба на кладбище, и тишина в их квартире. Во рту ощутился горький привкус копоти и сажи.
Ноги сами понесли меня вперед. Я распахнула дверь и бросилась к ней на шею. Как же я была счастлива видеть ее. Я так сильно прижалась к ней, что между нами не осталось ни миллиметра свободного пространства. Мама слегка опешила от моей реакции на ее появление.
– Оля, тихо, – прошептала она. – Лили разбудишь. Что случилось?
Я просто стояла в дверном проеме и не могла произнести ни слова. Мама, видя мой ступор, потянула за собой.
– Пойдем вниз, расскажешь, что произошло.
Мы спустились в гостиную. Я следовала за ней, оглядываясь по сторонам. Все вокруг выглядело почти так же, как я помню. Мы сели на диван.
– Оля, что происходит? Ты ведешь себя так, будто мы не виделись целую вечность.
Мама говорила на чистом русском языке с легким английским акцентом. И только теперь я сообразила, что перед встречей с родителями, а особенно с мамой, надо было досконально обдумать один момент. Стоит ли посвящать ее в то, что наши жизни были другими? Наверное, пока нет, а потом как получится.
– Мам, прости, если напугала тебя. Мне просто дурной сон приснился.
Она озадаченно посмотрела на меня.
– Во втором часу дня?
Ой, неувязка.
– Ну, в Лондоне сейчас позднее утро, – я слегка улыбнулась, надеясь, что она знает про мою ночевку дома.
Она подозрительно рассматривала меня. А я изо всех сил боролась с желанием вновь прижаться к ней.
– Да, ты права. Как там моя сестра? Ты поговорила с ней?
Я облегченно выдохнула, мама знает про ночевку в Лондоне. И мысленно начала молиться, чтобы она дала хоть какую-то подсказку о сути разговора с Амандой и моей отлучки домой.
– Нормально. Привет передавала.
– Оля, с тобой все в порядке? Ты сама не своя.
Мама продолжала подозрительно смотреть на меня. Я не знала, как мне сейчас вести себя. Наверное, если ей рассказать о прошлом, в котором был Макс, это будет слишком. Поэтому я решила избрать другую линию поведения.
– Я в порядке, мам. Просто нервы совсем расшатались. Очень переживаю за Эвена.
Выражение ее лица изменилось, оно стало грустным и озабоченным.
– О, детка, мы все переживаем, – она заботливо обняла меня. – Вчера вечером ты сказала, что есть некоторые догадки насчет болезни Эвена. Решила вернуться домой, поговорить с Амандой. И?
Я почти возненавидела себя за собственную скрытность. Почему нельзя было предусмотреть потерю памяти или падение метеорита на мою голову? Почему я не рассказала ей обо всех своих догадках? Хотя, как это можно было предусмотреть, если в моей новой жизни все настолько благополучно сложилось.
Мама выжидающе смотрела на меня.
– Догадки оказались беспочвенными, – я грустно опустила глаза.
Мама, видя мое расстройство, вновь обняла меня и поцеловала в макушку.
– Оленька, ты у нас очень умная и обязательно разберешься с этой проблемой. Ведь Эвен не просто болен. Врачи до сих пор не могут определить его состояние. Я думаю, что здесь не обошлось без стороннего вмешательства. Будто из него кто-то вытянул силу.
Я внимательно посмотрела на маму и немного задумалась. Что-то промелькнуло в голове, но я не успела ухватиться за обрывки мысли. Мама сейчас сказала фразу, которая могла бы иметь более глубокий смысл. Я будто почувствовала это. Только еще не могла сформулировать то, что промелькнуло в голове.
Я решила сменить тему.
– А где Антон?
– Рано утром ушли с дедом на рыбалку. Я еще спала.
Мы с мамой улыбнулись. Недалеко от нашего дома есть озеро, в нем можно только купаться, а рыбы там давно не было.
Тут я вспомнила кое-что. Нужно было услышать подтверждение собственной догадке.
– Мам, а можешь ответить мне на один вопрос?
– Конечно. Какой?
– Как давно я не вижу будущего?
Она немного удивленно посмотрела на меня. Затем машинально потерла лоб, пытаясь вспомнить определенную дату.
– Ну, можешь примерно сказать, – я постаралась облегчить задачу.
– Примерно, с рождения Лили. Давно мы не вспоминали об этом, – она немного задумалась. – А почему ты вдруг спросила об этом? У тебя есть ответ на этот вопрос?
– Думаю, да. Я не утверждаю, но, скорее всего, Лили Контур Времени. Она создает серьезные помехи.
Ее лицо вытянулось, правая бровь приподнялась вверх, в глазах читалось беспокойство. Я уже пожалела, что спросила об этом.
– Что это значит? Она тоже принадлежит вашему миру?
– Нет. Наша малышка обычный человечек. Но в ней хранится источник первородной силы, которая не подвластна даже Антону. Лили ключ к открытию портала в прошлое и будущее.
Удивление мамы сложно описать словами. Она посмотрела на меня абсолютно круглыми глазами и не могла произнести ни слова.
– Невероятно, но разве такое возможно? – выдохнула она.
– Ты даже не представляешь насколько.
В голове промелькнула картинка, как Лили открыла сенор, и на противоположной стене возник проход. Мама стала выглядеть еще более обеспокоенной.
– Оля, значит надо усилить защиту домов. Если кто-нибудь узнает, ей может грозить опасность.
Вполне логичное предположение. В голове появилась новая картинка из старой памяти. Я открыла глаза, а кроватка Лили пуста. Ее похитила Жаклин.
Жаклин! Этот образ ненадолго застыл в сознание. Эвен в больнице. А что если…
– Оля, ты меня слышишь?
Мама прервала мои размышления. Мысль опять ускользнула.
– Да, прости, задумалась ненадолго. К сожалению, на Лили нельзя наложить никакое охранное заклинание.
– Почему ты так уверенна? Можно хотя бы попробовать, – не переставала настаивать мама.
– Пробовала уже. Не вышло.
Вспоминая о наших тщетных попытках, а точнее об их количестве, мне стало даже немного смешно. Нет смысла повторять все заново.
Мама подозрительно смотрела на меня.
– Оля, ты явно что-то недоговариваешь, – прямо сказала она. – Мне кажется, сегодня ночью с тобой что-то случилось. Ты какая-то другая.
Она попала в самую точку, даже сама того не понимая. Я действительно другая. У меня была совсем другая жизнь. Но об этом ей лучше не знать. Уже достаточно новостей о внучке. Теперь я полностью в этом убедилась.
В открытое окно гостиной послышались звуки шагов и разговор. Кажется, наши рыбаки вернулись.
Сердце замерло, сейчас я увижу папу. Я постаралась подавить волнение и успокоить разгулявшиеся эмоции. Уже достаточно того, что я при встрече бросилась на маму. Это для нее мы расстались вчера вечером, а для меня почти вечность прошла. В общем, папу не стоит шокировать.
Мы вышли им навстречу.
Антон, гордо подняв подбородок, шагал чуть впереди. В руке он торжественно нес маленький садок, на дне которого лежали два крошечных карасика. Но несмотря на это, он выглядел так, будто выловил огромного кита. Мы с мамой переглянулись, едва сдерживая смех.
Папа шел чуть поодаль, давая возможность внуку насладиться моментом славы. Я с трудом посмотрела на него. Сердце споткнулось на мгновение, а затем продолжило неровный ритм, дыхание перехватило, и в глазах потемнело. Я быстро собралась. Никто не заметил.
– Смотрите, я сам поймал! – радостно прокричал Антон, подбегая к нам.
– О, это отличный улов! – ответила я, обнимая сына.
– Молодец! – добавила мама.
Тут к нам приблизился папа.
– Привет!
Он улыбнулся и поцеловал меня в щеку.
Как мне этого не хватало! Как мне хотелось прижаться к нему! Но я сдержалась. Только слегка обняла его и поцеловала в ответ.
– Чем занимались? – спросил он уже в дверях дома.
Мы последовали за ним. Мама взяла ответ на себя.
– Как обычно. Погуляли, поиграли. У Лили полуденный сон.
Папа остановился и повернулся ко мне.
– Оля, ты же хотела с утра к Эвену ехать.
О, спасибо, что напомнил. Радость встречи мгновенно померкла, грудь пронзила тоска.
– Да, хотела. Но решила после обеда. Лили с утра капризничала.
Я быстро сообразила с ответом, папа не успел ничего заподозрить. Только Антон как-то странно посмотрел на меня.
– Тогда давайте обедать. Мы проголодались.
Папа повернул к лестнице и поднялся к себе. Мама пошла на кухню. А я осталась с сыном наедине.
– Мама, все в порядке? – спросил он, взгляд стал тяжелым и проницательным.
– Да, конечно.
Я постаралась выглядеть максимально спокойно и расслабленно. Не помогло. От Антона сложно что-либо утаить.
– Папе хуже? – спокойно спросил он.
Его вопрос вызвал во мне странные чувства. Я впервые услышала, как он назвал Эвена папой. Не Макса, а Эвена. Еще одно яркое подтверждение, Максима здесь никогда не было. И вопреки моим желаниям, грудь вновь пронзила боль.
– Нет, милый. С папой все так же, – спокойно ответила я, пряча боль как можно дальше.
– Точно? – чеканя каждую букву, переспросил сын.
В этот момент от ребенка в нем ничего не осталось. Он будто сканировал меня. Я закрылась как можно сильнее.
– Конечно. Сейчас собираюсь ехать к нему. Хочешь со мной?
– Мам, мы вчера ездили, а сегодня ты собиралась одна. Забыла?
– Не забыла, – быстро спохватилась я. – Просто, поинтересовалась. Иди в комнату, переодевайся, будем обедать.
Антон еще несколько секунд смотрел на меня выжидающе. Взгляд тяжелый, проницательный. Я вдруг почувствовала, как давно забытая бетонная плита вновь раздавила сознание. Но я не отвела глаз, стойко выдержав его натиск. Такой взгляд в моей жизни был только у одного человека. И я его никогда не забуду.
То ли это особенность всех суарутов, то ли у меня очередное помутнение рассудка на фоне пережитых событий. Но в его глазах, лице, манере речи и мимике я четко увидела отражение Макса.
Как?
Как такое может быть?
Я внимательней присмотрелась к сыну. Он его копия, ничего не изменилось.
Как?
Ответа нет. Пока нет.
Антон поднялся к себе. На некоторое время я осталась одна. Эмоции зашкаливали. Последнее открытие фактически выбило почву из-под ног. Хотелось убежать и спрятаться где-нибудь ненадолго, хотелось немного подумать, разложить все по полочкам, осознать.
Известия о случившемся с Эвеном, живые родители, перемена прошлого с момента рождения моей мамы, отсутствие новых воспоминаний, потеря Макса, сын, похожий на давно несуществующего человека. Но главное, сам факт изменения прошлого!
Столько всего свалилось одновременно. В таком возбужденном состоянии сложно контролировать себя. Сложно думать о том, что говорить, куда идти или ехать. А вдруг недавно было еще какое-то событие, о котором я не знаю, и сейчас за обедом мы будем обсуждать его. Я не знаю, что делать. Но надо собраться. Другого варианта нет. Осталось пережить семейный обед, и я поеду к Эвену, а по пути можно обдумать происходящее.
Находясь в полушоковом состоянии от разговора с сыном, я так и стояла возле лестницы. Из гостиной донесся звук радионяни, услужливо сообщив, что моя девочка проснулась. Я очнулась и поднялась к дочери.
Спустя полчаса мы уже сидели за обеденным столом. К моему великому счастью, обошлось без лишних разговоров. Я старалась вести себя спокойно.
Мы обсудили состояние Эвена, но ничего нового я так и не узнала. Он без сознания, стабилен, на аппарате жизнеобеспечения, за него дышит машина. И это самая страшная новость.
Затем папа рассказал о делах в компании. И о том, что сегодня ночью улетает в Мурманск на переговоры. Мама возмутилась, напомнила, что он в отпуске. На что папа только улыбнулся. А я даже немного обрадовалась, что его ближайшие пару дней не будет. Так я могла беспрепятственно перемещаться к себе домой, не боясь, что придется объяснять свое отсутствие. А мне сейчас крайне необходимо побыть одной.
Дальше мы обсудили учебу Антона. Родители настоятельно вразумляли внука о необходимости занятий вне школы.
Весь обед я не сводила глаз с родителей. Как можно скрыть столько радости? Мне хотелось петь, танцевать, кричать и прыгать от счастья. Они живы. Живы! Я не могла наглядеться на них.
А еще весь обед я чувствовала на себе взгляд Антона. Но в глаза ему старалась не смотреть, чтобы не сдаться.
После обеда я обняла, поцеловала папу и сына. Мама проводила меня до двери. Я с трудом оторвала от себя дочь. Лили никак не хотела отпускать меня, словно чувствовала, что мы давно не виделись.
Я вошла в гараж. Три автомобиля. Крутой внедорожник, скорее всего папин, и два седана. Один из них вместительный купе, больше подходит для поездок с внуками на прогулку и по магазинам. А второй маленький, спортивный итальянец, скорее всего мой. Мама вряд ли села бы за руль такого автомобиля. Я с трудом отыскала в сумке ключи, пискнула сигнализация. Интуиция не подвела. Это моя машина.
Я медленно ехала по проселочной дороге. Ярко, зелень, слабый ветерок разносит глубокие ароматы. Но мне было не до любования природными красотами.
В голове полная каша.
Когда я решилась вернуться в прошлое и изменить его, мало представляла себе, каков будет результат. Главной целью было исправить то, что натворил поступок Макса. Мне надо было вернуть к жизни родителей, Олега, бабушку. Дать возможность Лаури прожить ее настоящую жизнь, а не ту, которая получилась в результате ее неожиданного бессмертия. Необходимо было изменить ситуацию с Софи. И я даже не думала, что буду помнить о другом прошлом. Мне казалось, я проснусь в новой жизни, и все для меня будет привычным и знакомым. Ведь это единственно верный исход.
Но, по всей видимости, я опять где-то просчиталась, ошиблась. Конечно, родители живы и счастливы, бабушка прожила свой срок в любви с дорогим мужем, детьми, внуками и правнуками. Олег, наверняка, тоже жив и здоров.
А я? А моя жизнь? Что получила я?
Ничего не помню из нового прошлого. Не понимаю, как вести себя, что делать, говорить. Я даже не знаю, какая я.
Эвен в непонятном состоянии. По словам Аманды ни врачи, ни магия не смогли помочь ему.
Мой сын похож на несуществующего человека, ведет себя так же, даже интонация в голосе напоминает о Максиме.
А еще мы с Эвеном, оказывается, не должны быть вместе. Мы не созданы друг для друга.
Как такое могло произойти?
Где я опять просчиталась?
Что я сделала не так?
Как обычно, ответов нет. И мне придется в очередной раз с головой окунуться в поиски решений возникших проблем, причину которых я вообще не понимаю.
Но по сути своей, мое понимание в нашей всеобщей жизни не так уж и важно. Главное в другом.
Помнить, сколько невинных жизней пострадало однажды.
Верить, что во всем происходящем есть глубокий смысл, и если постараться, то скорее всего возможно постичь его.
Знать, что все они живы и счастливы, что мои усилия были не напрасны.
Невозможно представить, что все так обернулось
Спустя примерно три часа я, наконец-то, подъехала к больнице, в которой находился Эвен. Точный адрес мне, конечно, был неизвестен. Местонахождение Эвена я аккуратно выяснила за обедом, но только ориентировочно. Теперь мне предстояло разыскать мужа в бескрайних лабиринтах московского НИИ. Спасибо папе, позаботился, поместив моего мужа в лучшую больницу страны.
Я посмотрела на часы – шесть часов вечера. Быстро вошла внутрь, до окончания приемного времени еще пара часов. Пройдя по бесконечным коридорам с указателями, я увидела надпись большими красными буквами на стеклянной перегородке: «Реанимация». Сердце замерло, дыхание перехватило, кончики пальцев похолодели.
Я медленно открыла дверь и тихо вошла в длинный белый коридор. Очень тихо, никакого движения, даже страшно.
Тут неожиданно у меня зазвонил телефон. Я судорожно начала рыться в сумке, пытаясь найти его. И, как назло, мелодия звонка на полную громкость. В такой тишине даже писк звучал как духовой оркестр, а меня теперь слышало все отделение.
Вот он, наконец-то. Я скинула звонок. Мгновенно пришло сообщение: абонент Вера пытался вам позвонить.
– «О нет, Верочка. Только не сейчас», – я мысленно извинилась перед ней.
Тут же пришло еще одно сообщение:
«Оля, прошу, перезвони, как сможешь! У меня тут такое произошло!»
– «Ох, Вера! Ты даже не представляешь, что у меня происходит».
Я быстро набрала ответное сообщение: «чуть позже», и отключила звук.
Пройдя несколько метров, послышался шорох за спиной, я оглянулась. Передо мной стояла медсестра не сильно приветливого вида, похожая на коменданта в институтском общежитии. Не проскользнешь. Она недовольно посмотрела на мой телефон в руке, я не успела спрятать его.
– Извините, – едва слышно выдавила я, искренне раскаиваясь в собственной оплошности.
– Пропуск есть? – монотонно спросила она, скрестив руки на груди, чем только подтвердила мое сравнение.
Я нервно сглотнула. Какой пропуск? Куда? Я понятия не имею, о чем она говорит.
Приветливо улыбнувшись, я машинально открыла сумку, содержание которой мне до конца еще неизвестно, и начала искать нечто, напоминающее входной билет в кино. Это заняло довольно много времени, но не принесло желаемого результата.
Она сделала шаг вперед, показывая всем видом, что мне лучше покинуть ее территорию. Но я не двинулась с места, продолжая копаться в собственных вещах. Мне на помощь пришел доктор.
– Галина Сергеевна, все в порядке. Это к пациенту из третьей палаты.
Я подняла голову и увидела молодого мужчину в белом халате. По возрасту мне показалось, что он еще интерн, однако бейдж опроверг первое впечатление:
«Шувалов Алексей Петрович, врач-реаниматолог».
Но кое-что привлекло мое внимание к нему, гораздо сильней, чем информационная карточка на груди. Я почувствовала, как меня обдало особым энергетическим теплом, исходящим от него. Теплом, которое бывает только от людей, принадлежащих нашему миру.
Я быстро определила его статус. Он такой же, как Аманда, пузыречки – колбочки, ведун, стихия земля, довольно сильный и опытный. Он меня, конечно, не почувствовал.
Грозная медсестра удалилась. Алексей проводил ее дружеской улыбкой.
– Она в нашем отделении новенькая, – обратился он ко мне, не переставая улыбаться, и добавил, склонив немного голову, – мое почтение.
Из его поведения я сделала единственный вывод: мы уже знакомы. И даже больше, он точно знает, кто я. Я же в свою очередь ничего не помнила о нем, впрочем, как и обо всем остальном. Поэтому пришлось импровизировать.
– Есть новости?
– Нет. Ваш супруг по-прежнему без сознания и мы не знаем, что с ним. Но одно радует, мозг жив. Он будто спит.
– А вы пробовали применить свои способности?
Я произнесла вопрос так, будто мы уже обсуждали это. Алексей не удивился, я попала в точку.
– Пробовал, но опять безрезультатно.
Он огорченно вздохнул и отрицательно качнул головой. Я не почувствовала в нем обмана. Видно было, что этот доктор хотел помочь, чем может. В ответ, я благосклонно улыбнулась.
– Проводите меня?
– Да, пойдемте.
Он повернулся в сторону длинного коридора. Я последовала за ним. С каждым шагом идти становилось все тяжелее. Ноги будто свинцом налились.
Когда ты просто слышишь о чем-то плохом, до конца не осознаешь всего масштаба случившегося. У человеческого разума есть уникальная способность. Пока ты не видишь проблему, на уровне подсознания кажется, это неправда. А вот увидеть все собственными глазами, уже совсем другое дело. И если проблема связана с кем-то очень дорогим для тебя, но ты не можешь ничем помочь, вообще невыносимо.
На уровне подсознания мне не хотелось идти в палату. Не хотелось видеть Эвена таким. Я не хотела чувствовать собственную беспомощность. Хотелось верить, что он просто уехал в очередную командировку или с друзьями на отдых. Все, что угодно, только не это.
Мы остановились возле полупрозрачной стеклянной двери. Цифра «3» на табличке. Я на секунду зажмурилась, в глазах слегка потемнело, в ушах зазвенело, к горлу подкатил ком.
– Вам плохо? – неожиданно спросил Алексей.
– Я в порядке.
– Вы так побледнели. Может, присядете?
Он смотрел на меня весьма обеспокоенно. Я глубоко вдохнула и постаралась собраться.
– Нет, не беспокойтесь. Я в норме. Благодарю за компанию.
– Звоните, если что-то понадобится.
Алексей вновь едва заметно склонил голову. Я вежливо улыбнулась, открыла дверь палаты и вошла внутрь.
Однажды я сама находилась в таком же месте, когда родился Антон. Но это было давно и даже не в этой жизни.
Белый кафель, белый пол, белый потолок, стерильная чистота и абсолютный порядок, ничего лишнего. Вокруг множество включенной аппаратуры и гармошка, ездящая вверх-вниз.
Я с трудом приблизилась к кровати Эвена. Он лежал неподвижно, во рту трубка, глаза закрыты, а лицо белее первого снега. Если бы не ровный сигнал пульсометра, можно было бы подумать, что он мертв.
Я почувствовала, как ноги подкашиваются. Несколько слезинок скатились по щекам.
– «Этого не может быть, – мысленно запротестовала я. – Надо еще раз попробовать»
Я бросила сумку в рядом стоящее кресло и потерла руки. Сконцентрировавшись на его дыхание и сердцебиение, я медленно начала вливать в него свою силу. Еще, еще и еще. Но она будто проходила сквозь него и разливалась золотистыми нитями по всей палате, в поисках чего-нибудь живого. Спустя минуту результат не изменился.
Я оставила попытку исцеления. Села в кресло, откинула голову на спинку и прикрыла глаза. Внутри пусто. Даже мыслей нет. Состояние полного отупения.
– О, Эвен! Что же мне делать?
Я просидела так примерно минут десять, надеясь найти хоть какое-то решение. Не получилось. Больше мне здесь делать нечего.
Я встала, подошла к кровати, взяла мужа за руку, поцеловала в щеку.
– Люблю тебя, – по привычке прошептала я в самое ухо.
И тут на меня будто горная лавина обрушилась. Я сама до конца еще не осознала того, что произошло. В какое-то мгновение мне показалось, что я тону, легкие быстро наполняются жидкость, мне нечем дышать. Перед глазами появились радужные круги. Я упала обратно в кресло.
Такое ошеломленное состояние у меня было лишь однажды. Когда я встретила Макса. Только к Максу у меня мгновенно вспыхнула необъяснимая привязанность, можно даже сказать влюбленность. А сейчас случилось совсем наоборот.
Я сказала всего лишь два слова, которые ежедневно миллионы людей повторяют миллиарды раз. Причины наших признаний самые разные. Кто-то говорит искренне, кто-то из вежливости или жалости, кто-то потому что действительно любит весь мир, а кто-то просто врет. Но вряд ли кто-либо из них до конца задумывался о том, что он испытывает, произнося эту фразу.
А мне вдруг пришлось!
Раньше, точнее, в моем другом прошлом, я много раз говорила Эвену слова любви. В тот момент я чувствовала прилив счастья, трепет, воодушевленность, единение. Эти эмоции всегда сопровождали мое признание, тем самым подтверждая искренность сказанных слов. Мне хотелось обнять его, поцеловать, быть рядом как можно дольше и ближе.
А сейчас, произнеся заветную фразу, я ничего не почувствовала. Совсем ничего, будто и не говорила вовсе. Внутри тишина и пустота, ничто в душе не отозвалось. У меня не возникло привязанности к человеку, который был для меня любовью всей жизни. Я больше не чувствовала к нему того же, что раньше.
В эту секунду для меня рухнул мир.
Я вновь посмотрела на него. Столько беспомощности на лице. На глаза навернулись слезы. Нет! Жуткое беспокойство и переживание за его жизнь никуда не делись. Но сейчас в душе остались лишь теплые чувства как к другу, к брату, как к человеку, с которым связана жизнь. Хочется кричать о помощи, перевернуть все вокруг, только бы он очнулся.
Но я продолжила неподвижно сидеть в кресле и, не моргая, смотреть перед собой. В каждой клеточке тела, в каждом миллиметре души пустота. Она как непроглядная тьма окутала разум. Такого потрясения я не испытывала еще никогда в своей жизни.
Я потеряла Максима. Я потеряла Эвена. Я осталась одна.
Значит, благополучие новой реальности обман? Фальшивка?
Но почему так случилось?
Если я не люблю Эвена, почему я вышла за него замуж? Ведь мы не в средневековье живем. И в наше время даже незапланированная беременность не является поводом для продолжения отношений. А любит ли он меня?
Бред какой-то. Этого всего не может быть. И он любит меня, и я люблю его. Между нами точно все как раньше. Это просто хандра на фоне тяжелой адаптации к новой жизни. Эшли, наверняка прояснит ситуацию и развеет мои страхи.
Мне нужна сестра.
Я достала телефон, набрала ее номер. Эш ответила мгновенно.
– Привет. Как ты?
В ее голосе послышались участие, понимание и поддержка. Именно этого мне сейчас не хватало. Я не смогла ответить, слезы сдавили горло. Я разрыдалась.
– Оля, что случилось? – взволнованно пролепетала она, в ответ тишина. – Что-то с Эвеном? Родителями? Детьми?
Я с трудом подавила приступ истерики. И, немного заикаясь, спросила:
– Ты где сейчас?
– Уже бегу к себе в комнату, – сообразила она, – жду тебя.
Я еще раз взглянула на Эвена. В душе ничего не изменилось. Огромное переживание за его жизнь и глухая пустота.
Я переместилась в комнату Эшли. Увидев меня, она бросилась с объятиями.
– О, я так переживала! Что случилось? На тебе лица нет.
Мои всхлипывания никак не способствовали внятному разговору. Она налила мне стакан воды. Я выпила его полностью. Она налила еще, я допила до конца, и только теперь смогла нормально говорить.
– Теперь можешь рассказать?
Эшли заботливо погладила меня по спине. Она постаралась говорить спокойно, но в голосе слышалось волнение.
– Да. Прости за истерику.
Я глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Не зная с чего начать, решила сказать самое главное.
– Я не люблю Эвена.
Эшли широко раскрыла глаза, явно не понимая, о чем речь. Пришлось повторить.
– Я не люблю Эвена.
Для меня самой эта фраза звучала нелогично, бредово, дико, абсурдно, как нечто противоестественное. Но, к сожалению, она была истинной правдой. И добавить здесь нечего.
– Я тебя не понимаю, – спустя минуту, прошептала сестра.
Я вздохнула. Она меня не понимает. А я вообще ничего не понимаю.
– Как это ты не любишь Эвена?
Она смотрела на меня так, будто пыталась оценить мою умственную вменяемость.
– Эшли, я сама не понимаю, что происходит.
– Оля, с чего ты взяла? Точнее, исходя из какой информации? Из воспоминаний моей мамы? Тебе что-то рассказали родители?
– Нет, они здесь не причем. Я сейчас была в больнице у Эвена. Встретилась с врачом, выяснила, что они действительно не могут найти причину его состояния. Посидела с мужем. Потом пришло время ехать домой. Я поцеловала его и сказала, что люблю. И тут поняла, что это неправда.
Эшли слушала меня с круглыми от удивления глазами, не произнеся ни слова. Я продолжила, голос дрогнул.
– Я очень переживаю за него. Хочу, чтобы он поскорее выздоровел. Хочу, чтобы мы опять жили вместе, как раньше. Чтобы вновь было как раньше. Когда я произнесла слова любви, во мне все воспротивилось. Я не знаю, как объяснить. Мои чувства к нему очень глубокие, но они как к другу, брату, к человеку, с которым многое связано в моей жизни. И честно сказать я не представляю, как у нас родилось двое детей. Я не чувствую к нему того же, что до сих пор чувствую к Максу.
При упоминании последнего, сердце внутри сжалось и замерло, кончики пальцев похолодели, во рту вновь пересохло, а шея покрылась мурашками. Я больше никогда не увижу его. Это явилось прямым доказательством того, что мое отношение к Эвену изменилось.
– О нет! Давай пока не будем про Максима. Проблем и без него хватает, – вырвалось у сестры.
– Честно говоря, давай вообще не будем про Макса. Больше никогда, – добавила я.
Она сочувственно посмотрела на меня.
Я вспомнила наш последний момент с Эвеном. Он умер у меня на глазах, я ничего не могла сделать. Тогда от горя я едва не умерла вместе с ним. Сегодня я была у него. Он в любую секунду может умереть. Мне невыносимо видеть его на больничной кровати. Но сердце не рвется от горя и боли, как в наш последний раз. Очередное доказательство перемен.
– Оля, мне нужно посмотреть на вас рядом.
Эшли предложила единственно верное решение на данный момент. Мы либо увидим, что я права, либо она поработает со мной как семейный психолог.
– Да. Сейчас врачу позвоню, чтобы в палате никого не было.
Я достала телефон.
– Ой, кстати, Вера звонила. Я не могла взять трубку. Потом она сообщение прислала, у нее тоже что-то произошло. Надо ей сейчас перезвонить. Вдруг срочно.
Я не успела набрать ее номер.
Входящий вызов. Мама.
– Привет, – с наигранным спокойствием ответила я.
– Оля, все в порядке? Ты не звонишь. Хорошо доехала, без пробок? Как Эвен?
Мама сразу засыпала меня кучей вопросов. Я совсем забыла, что значит быть чьим-то ребенком. И неважно, сколько мне лет, она волнуется и переживает.
Я быстро и спокойно ответила на ее вопросы. Затем пересказала разговор с врачом. Конечно, я не сказала, где нахожусь сейчас и про перемены к мужу. Ей не стоит знать об этом. Она попросила меня ехать неспеша и осторожно. Я пообещала и отключилась.
