Анна Белинская
Выбор
11. Саша
Брат?
Он сказал брат? Данила и этот полоумный – братья?
Вот ни за что бы не поверила. Как могло у одной женщины родиться два совершенно разных сына?
Они же как тьма и свет. Даня – светловолосый парень, всегда аккуратный, опрятный. От него исходит добро, тепло и уют. Рядом с ним спокойно и комфортно. А этот мерзавец как черт из табакерки: темные, практически смоляные волосы вечно находятся в беспорядке, темно-карие глаза дьявольски жгучие, обжигающие, полные губы, черные пушистые ресницы и эти бесовские ямочки на щеках, появляющиеся тогда, когда этот гаденыш ухмыляется своей наглой физиономией. Его внешний вид ему соответствует: отросшая темная щетина, небрежно накинутая впопыхах одежда, слегка помятая, создает хулиганский образ. Он ведет себя настолько нагло и самоуверенно, словно ему плевать, кто и что о нем думает и как он сейчас выглядит. Женский пол таких любит: опасных, дерзких, свободных. А у меня, наверное, пожизненный иммунитет на таких. Спасибо моему бывшему…
Хотя нет, все-таки некоторые эмоции он определённо вызывает: меня он дико бесит! Бесит!!!
Выбегаю на улицу, когда на телефон приходит уведомление, что мое такси ожидает. Иду по выстланной брусчаткой тропинке и зачем-то оборачиваюсь. На втором этаже у панорамного окна все также сидит в кресле Данила и смотрит на меня. Улыбаюсь ему напоследок и выхожу за ворота.
Всю дорогу до детского садика мысли скачут от рисунка Дани, где, уверенна, точно изображена я, до наглого мужлана с дьявольскими ямочками.
Непроизвольно улыбаюсь и зажимаю губы ладошкой.
Господи, я назвала его мужланом при его матери! А еще маньяком, хамом и клоуном. Н-дааа, Жукова, ты определенно умеешь произвести впечатление! Закрываю лицо руками и начинаются смеяться.
***
Уже три недели мы занимаемся с Данилой у него дома. Сегодня среда и наше крайнее занятие перед майскими праздниками. Как я их жду! Мы с Никиткой третий год подряд уезжаем на майские к бабушке с дедушкой в область. Мечтательно предвкушаю теплые деньки, рыбалку с отцом, огород, шашлыки, катания на великах с сыном и мамины пирожки с капустой, ммм!
Настроение отличное и даже моросящий дождик мне нисколько не портит его.
В комнате Дани играет музыка Моцарта. Я всегда её использую, когда провожу занятия на развитие когнитивных функций. Сейчас Филатов разгадывает специальные загадки, подготовленные мной, на улучшение мышления и памяти, а я опять рассматриваю его комнату.
Мое внимание привлекает фотография, где Даня с друзьями на байдарках. Молодые ребята заразительно улыбаются, и я тоже не могу сдержать улыбку.
– Данила, – осторожно окликаю парня. Он очень сосредоточен, потому что на решение задач я выделила определенное время.
Даня поднимает голову и смотрит на меня вопросительно. Вижу, насколько он удивлен, ведь ранее я никогда не отвлекала его от выполнения заданий.
– Данила, я хотела спросить, ты мне позволишь?
Утвердительно кивает.
– Твои друзья… они навещают тебя? – смотрю на фото и замолкаю. Это личная территория Дани и мне пока не ясно, имею ли я право на нее ступать.
Филатов прослеживает за моим взглядом и тоже смотрит на фотографию. Замечаю, как меняются его эмоции: брови хмурятся, кулаки сжимаются, а дыхание учащается. Он нервничает.
– Нет? Они перестали с тобой общаться после аварии? – очень аккуратно пробую почву дозволенности.
Легкое движение головой, еле заметное, но я улавливаю.
– Ни-ее, – протягивает Даня. Ему очень сложно дается речь.
– Нет, – помогаю. – ТЫ перестал общаться с ними? – выделяю местоимение намеренно и внимательно наблюдаю за реакцией.
Молчание.
Значит, я на верном пути. Но пока эта тема для нас закрыта.
Делаю мысленно себе заметку, что обязательно вернусь к разговору, а пока позволяю Даниле доделать его задания.
Пока парень увлеченно старается, я прокручиваю в голове вопросы: почему он закрывается от общения? Зачем отвергает друзей и обрекает себя на одиночество?
Возможно, мне стоит поговорить об этом с его матерью.
Мои размышления прерывает мощный гром такой силы, что я вздрагиваю. Смотрю в окно, где разворачивается настоящее стихийное бедствие: графитовое небо низко опустилось на землю, мощные порывы ветра закручивают пыль и мелкие ветки, а моросящий дождь перерос в сильнейший грозовой ливень.
Мы с Даней смотрим друг на друга, а потом неожиданно парень выдвигает ящик стола, вынимая аккуратно сложенный вдвое лист бумаги. Долго разглядывает его, словно решая, что дальше с ним делать, но в итоге протягивает мне.
Я читаю:
Александра. Всё в имени твоем прекрасно:
Оно как роза: красиво, но опасно.
Красиво нежностью своей, душой чистейшей.
Оно звучит, как музыка, как песня…
Наши взгляды пересекаются. В его глазах – уверенность и спокойствие, в моих – смятение и паника.
– Даня… это… это красиво. Спасибо, – мнусь как фольга.
Филатов пристально смотрит и, наверное, ожидает от меня какого-то ответного действия или слова. Что нужно делать в такой ситуации? И как мне ее воспринимать? Это просто знак уважения или комплимент? А если комплимент, то кому: девушке или специалисту-психологу?
Ох, Жукова…
***
Полчаса пытаюсь вызвать такси, но никто не хочет ехать в такую погоду. Уже ни на шутку нервничаю, потому что в саду Никитка остался один: звонила воспитательница и слезно просила скорее его забрать.
Я задержалась с Полиной Андреевной, расспрашивая ее о друзьях Дани. Она мне рассказала, что первое время после ужасной катастрофы ребята из его компании навещали Данилу, поддерживали его. А потом Филатов впал в долгую депрессию и не хотел никого видеть. Он игнорировал звонки, отвергал встречи и прекратил всякое общение с друзьями. Отгородился от людей, замкнулся в себе и отказался от дальнейшей реабилитации. И тут у меня назрел вопрос: почему? Ведь должна быть весомая причина?
– Машина не найдена, – шепчу я в который раз. Что же делать?
– Опять отказ? – Полина Андреевна сочувственно заглядывает в мой телефон. – И я, как назло, отпустила водителя, – огорчается. – Что же делать? Так… Я сейчас позвоню мужу, – воодушевлённо хватает свой телефон.
– Что вы, не нужно…
Я не успеваю договорить, как Филатова убегает в глубь гостиной и начинает звонить супругу.
Стою одетая в дверях и обзваниваю все службы такси.
Мне жарко и душно.
Бесполезно.
Черт, черт, черт!
Резкий толчок в спину, и я лечу вперед. Падаю на колени, успевая задержаться раскрытыми ладонями.
Потрясающе. Хуже быть не может. Сегодня случайно не понедельник?
– Твою мать! Ты другого места не могла найти? Че трешься у двери? – слышу над собой знакомый ненавистный голос.
Максим. Какая нелегкая его принесла в такую непогоду? Три недели мы не пересекались, чему я была несказанно рада. Я даже начала забывать про существование этого человека, ведь каждая наша случайная встреча заканчивалась взаимными оскорблениями.
– Я, конечно, понимаю, что наши полы выглядят дорого и богато, а для простого психолога, – выделяет именно эти слова, – так вообще… Но, позволь спросить, ты долго еще будешь здесь отдыхать?
Господи, как стыдно! Надо что-то сказать! Жукова, соберись и ответь этому засранцу.
Поднимаюсь и одновременно из сумочки, которая перевернулась во время моего фееричного падения, вываливается все её содержимое.
Что я там говорила на счет хуже быть не может? Забудьте! Может. Это эпик фейл!
– Браво! – хлопает в ладоши мерзавец, пока я ползаю у него в ногах, собирая свои пожитки. – Слу-ууу-шай, – мерзко протягивает и потирает задумчиво подбородок, – это не ты получила в прошлом году титул «Неудачница года»? Очень на тебя была похожа…
– Знаешь что? – не даю ему договорить. – А не пойти бы тебе…
– Максим, какая удача, что ты пришел! – Полина Андреевна входит в холл и спасает своего сына от направления последнего в место, где всегда темно и сыро.
– Правда? – наигранно удивляется паршивец. – Помню, последний раз радовался моему приходу Батюшка в церкви, когда я под кайфом заставил его продать святой воды за пятизначную сумму! Пить хотелось страшно! – ржет этот недоумок.
Ну ни идиот?
12.Максим
Они обе смотрят на меня как на идиота.
– Максим, – обращается ко мне мать. – Александра не может от нас уехать.
– Досадно, – стряхиваю капли дождя с косухи. – Помочь вызвать такси?
– Господи, Максим, а мы что, по-твоему, делаем? Уже 40 минут вызываем, – сокрушается мать. – Отвези Александру домой, пожалуйста, – вкрадчиво просит родительница.
– Что? Ты видела погоду? – деланно удивляюсь я, показывая пальцем за дверь.
– Именно поэтому такси не принимает заказ, – растолковывает как слабоумному ма и всплескивает руками.
– Нет, нет, не нужно, Полина Андреевна. Спасибо, я сама как-нибудь, – обходит стороной бестия, направляясь к двери.
– Ты слышала, – смотрю на мать. – Она сама, – пожимаю плечами и двигаюсь в сторону столовой.
– Александра, ну что вы, подождите! Такая погода… – пытается остановить ее Полина Андреевна. – Максим!
Оборачиваюсь и вижу около обувной тумбы валяющийся сложенный вдвое белый листок. Поднимаю, но не успеваю его развернуть, как эта чокнутая с бешенством вырывает его у меня.
– Дайте сюда. Это мое, – рычит ненормальная и сует бумажку в карман своего пальто.
– Да пожалуйста, – усмехаюсь. Нервная какая.
– Максим, будь мужчиной, отвези девушку домой. Имей уважение и совесть.
Я уже хочу было сострить про то, как совесть давно поимела меня, но по выражению лица матери понимаю, что сейчас это неуместно.
– Хорошо, – равнодушно сую руки в карманы джинсов.
– Я никуда с вами не поеду, – она еще и выделывается. Гадина.
– Вот видишь, – наставляю пальцем на эту блаженную. – Я пытался быть чертовым джентльменом.
– Ладно. Я согласна, – вдруг обреченно сдается рыжая и ее плечи падают.
Серьезно? С чего вдруг такие перемены?
– Ну окей. Кстати, у меня нет прав, отобрали полгода назад. А еще я пил алкоголь, – делаю паузу. – Вчера, – пауза. – Но много. Едем?
Ржу про себя.
– Максим! – охает мать. – Не пугай девушку, – это мне. – Он шутит, – а это ей.
Девчонка устало качает головой и смотрит так, словно я – душевнобольной и она мне сочувствует.
***
– Сразу предупреждаю, если бы ни дождь, я бы в жизни не села с вами в одну машину, – пристегиваясь, декламирует блаженная.
– Мне тоже, знаешь ли, твоя компания не по душе.
– Вот и прекрасно.
Сидит, спину выпрямила, смотрит исключительно вперед, руки прилежно на коленях сложила – отличница, блть.
Мой Камар низкий, поэтому стараюсь ехать аккуратно, объезжая большие лужи. Дождь хлыщет по лобовому стеклу и мне ни черта не видно. Дворники не успевают стирать плотные потоки водопада.
В салоне гнетущая тишина. Девчонка, не поворачиваясь, прожигает боковое окно, перебирая в руках ручку от сумки. Нервничает?
– Ты очень громко думаешь, – прерываю наше затянувшееся молчание. – Говори уже.
– Что? Вы о чем? – оборачивается ко мне и делает удивленное лицо.
Да, уважаемая, актриса из тебя никудышная. Да и психолог, мне кажется, тоже.
– Ну я же вижу, что ты хочешь что-то сказать.
– Интересно, – приподнимает брови и разворачивается всем корпусом ко мне. – Из каких соображений вы сделали такой вывод? Мне, как психологу, будет полезна данная информация.
– Нуу… во-первых, перестань мне «выкать». Кстати, тем более ТЫ меня старше, – насмешливо подмигиваю.
Девчонка оскорблённо хмыкает и отворачивается к окну, но спустя секунду резко поворачивается обратно.
– Что? Откуда вы…
– Во-вторых, – не обращаю на нее внимания и продолжаю, – ты так рьяно мучаешь ручки сумки, что я даже переживаю за них, – она опускает глаза на свою авоську и тут же разжимает ладони. – В-третьих, ты прикусываешь нижнюю губу, – касается пальцами губ и моментально одергивает руки. – Отсюда вывод: ты нервничаешь и хочешь меня о чем-то спросить, но твоя гордость не позволяет первой заговорить со мной. Я прав? – снисходительно улыбаясь, смотрю на нее.
Она долго молчит. Кусает губы и часто взволнованно дышит.
– Из нас двоих психологом работаю я, – приподняв свой упрямый подбородок, деловито нарушает молчание.
– Да, – согласно киваю. – Но у кого-то из нас двоих получается это делать лучше, – подмигиваю и нагло улыбаюсь.
– Лучше следите за дорогой, – фыркает злючка и отворачивается, пыхтя так, что запотевает боковое стекло.
Я чувствую, прямо кожей ощущаю, как моя пассажирка бесится. Уверен, она бы с радостью набросилась на меня и выцарапала бы мне глаза, но ей приходится молчать и терпеть, потому что сейчас она на моей территории.
Выезжаю из нашего микрорайона на центральную улицу города.
– Ты не хочешь сказать куда ехать? – снова прерываю наше молчание. – Я пока еще не научился читать твои мысли.
– Господи, точно! Ленина, 53, – спохватывается ведьма, подпрыгнув на месте.
***
Мы подъезжаем к указанному адресу, и я отчетливо понимаю, что это детский сад.
Вот черт.
Ненароком вспоминаю первую нашу встречу и того, из-за кого всё пошло не так.
Пацан.
С ней тогда был голубоглазый пацан.
– Вот здесь остановите, пожалуйста, – девчонка указывает на калитку в заборе, по-прежнему «выкая».
Отстегивает ремень, бросает мне скупое «спасибо» и выскакивает из машины под проливной дождь. Я смотрю на то место, где только что сидела рыжая, пытаясь осознать, точно ли она была здесь или мне все это привиделось, но уверенно замечаю на пассажирском сиденье свернутый листок бумаги, который она выхватила у меня дома и запихнула в карман пальто. Наверное, пока суетливо удирала, он выпал. Собираюсь окрикнуть рыжую, но та уже скрылась за калиткой.
Со своей совестью я давно заключил контракт: она спит, а я ей не мешаю. Поэтому не сомневаясь, открываю бумажный лист и начинаю водить по нему глазами.
Это напечатанное четверостишие. Но даже так я узнаю чертов слог своего брата. Он что, блть, ей стихи пишет? Вот такой херней брат занимался, когда встречался с Кристинкой. Долбанный романтик…
Ожесточенно комкаю лист и крепко сжимаю его в кулаке. Передёргиваю желваками на лице. Не знаю, что меня так раздражает больше: то, что мой брат подкатывает свои синие яйца к психологичке или то, что она сумела так быстро его взять в оборот. А почему, собственно, нет? Увидела, как мы живем, поулыбалась, втерлась в доверие, а моему братцу-инвалиду сейчас любые сиськи покажи, он тут же и женится.
А она не такая уж и дура.
Пока я тону в своих размышлениях, краем глаза замечаю, как две лилипутские скрюченные фигурки выбегают на дорогу: рыжая и пацан. Она, промокшая насквозь, и он, в тонкой худой куртке, шапке и целлофановым пакетом поверх нее и с открытым то ли от радости, то ли от удивления ртом.
По идеи мне нужно валить. Я – не чертов принц и не тем более герой. Но глядя на голубоглазого с пакетом на башке, я машу им рукой и открываю приветственно дверь.
Не задумываясь, оба запрыгивают в тачку.
– Здорова, Шумахер! – поворачиваюсь к пацану, который вместе с мамашей сидит на заднем кресле. У него по-прежнему открыт рот, а глаза широко распахнуты. Я помню, как голубоглазый прошлый раз задвинул мне про машину. Поэтому это прозвище как ничто другое подходит ему.
– Здравствуйте, – ошалело произносит парнишка.
– Ну вот видишь, хотел просто посидеть за рулем, а сейчас даже прокатишься!
– Маам, правда? – пацан недоверчиво смотрит на мать, словно спрашивая у той разрешения, – дядя нас покатает?
– Ну если дяде будет не сложно, то скорее всего да, – встречаемся взглядами в зеркале заднего вида с рыжей заразой.
– Э, пацан, давай без этих – дяди, тети?! Я Макс, – поворачиваюсь к нему и протягиваю руку. Пацан радостно пожимает ее, чуть ли дуя в штаны.
– Я Ник! – в тон мне отвечает голубоглазый.
Ухмыляюсь. Прикольный малый. Определенно пацан мне нравится больше, чем его чокнутая мамаша.
13.Саша
Обескураженно смотрю на яркий спорткар, всё еще стоящий на подъездной дорожке к детскому сада. Собираю с лица студеные капли дождя и смаргиваю их с ресничек. Мне же не кажется?
Конечно, Никита замечает его сразу. Вызывающе-желтое авто даже в такой темный дождливый вечер привлекает внимание, а когда водитель приглашающе машет нам рукой, я неверующе щепаю себя за кожу запястья. Крайне неожиданное проявление заботы от такого бесчувственного болвана как Максим.
Но я не гордая и ради ребенка готова, стиснув зубы и собрав волю в кулак, потерпеть его общество. Мы живем недалеко от детского сада, но в такую погоду без зонта, дождевика и резиновых сапожек сын промокнет насквозь.
Никитка долгое время не может поверить в такое внезапно привалившее счастье: он не избалован ездой в машинах, а тем более на такой крутой. Смотрит широкими глазами то на меня, то на водителя и, кажется, не дышит, чтобы не спугнуть момент. Мой маленький наивный сыночек! Такой искренний в своих эмоциях. Дети не умеют скрывать чувства и от того они безусловны, чисты и невинны.
Мы сидим позади водителя: Никитка сразу за Максимом, а я правее. Когда мы ехали по дороге в садик, сидя на соседнем пассажирском сидении, у меня не было возможности рассмотреть водителя, это было бы слишком очевидно. Но сейчас, когда напыщенный индюк и мой Никитка без труда находят общий язык и мне начинает казаться, что в нашем случайном коллективе лишняя именно я, у меня появляется такая возможность.
Скольжу по парню глазами: он сидит расслаблено, управляя машиной одной правой рукой, а левую облокотив на дверной подлокотник. Его колени высоко задраны и широко разведены. Ну еще бы, машина довольно низкая, а рост у наглеца приличный. Я еще в первую нашу встречу у него дома заметила, какой Максим высокий. У него широкие плечи и крепкая грудная клетка. Но он не перекаченный альфа, зависающий в тренажёрном зале. Это натренированное спортом телосложение, возможно, даже профессиональным спортом. Интересно, чем он занимается? Гандбол, водное поло, хоккей? Естественно, я не спрошу.
Смоляные, как уголь, волосы от высокой влажности завились и несколько прядей упали на лоб. Он снова не брит. Но легкая щетина совсем не портит его, даже наоборот, придает брутальности и мужественности. Даня всегда идеально выбрит. Разительно, насколько два брата друг на друга не похожи.
На парне надеты темные джинсовые брюки и черная кожаная куртка, из-под которой выглядывает белая рубашка. На правой руке стильно поблескивают часы и, вероятно, они не из вагончика с дешевой бижутерией. А еще у него много кожаных браслетов на запястье, что очень не вяжется с его образом отвязного пофигиста. Да вы – чертов модник, Мистер Наглец!
– Да. Здорова, – мои разглядывания прерывает телефонный звонок. – Нормально, старик, не дождешься, – хрипло гогочет недоумок. Теперь в правой руке у этого индюка телефон, а левая по-прежнему лежит на подлокотнике, и мне страшно подумать, чем он рулит. Господи, хоть бы добраться домой живыми! – Во сколько и где? – продолжает как ни в чем ни бывало разговор. – Где, блть? Да ты охре…
– Максим! – визжу я не своим писклявым голосом, жестко вцепляясь в обивку спинки кресла.
Сама не ожидаю, что получается настолько громко и истошно, потому что в одно мгновение нас кидает на встречную полосу, а затем я слышу скрежет тормозов, чувствую резкое смещение вправо и полную остановку. Сижу с закрытыми глазами, вцепившись в Никитку и прикрывая собой. Боюсь пошевелиться и дышать. В салоне машины стоит гробовая напряженная тишина, за исключением чьего-то шумного дыхания, которое оглушает.
Максим поворачивается. Медленно. Я это чувствую вибрирующей кожей. Он смотрит. Боязливо открываю сначала один глаз, потом второй. Ох, черт! Лучше бы я этого не делала и не видела перекошенного от злости лица Филатова.
Мм-мамочки. Можно открыть форточку и сигануть в нее, обещаю, я буду осторожна?!
– Ты совсем ненормальная? – орет дьявол. – Угробить нас всех решила? Чокнутая баба какая-то, – эй, а вот это уже обидно.
– Я ненормальная? Да ты на себя посмотри, псих недоделанный, – закипаю. – Ты, видимо, забыл, что не один в машине находишься. А здесь, между прочим, ребенок, – а вот не нужно на меня орать, я ведь тоже умею, – и в моей семье не принято ругаться при детях, ясно?
– Да мне насрать, что принято в твоей семье. Я спрашиваю, зачем нужно было так вопить, словно тебя расчленяют? – гневно выплёвывает Максим.
– Потому что ты, – яростно наставляю на него указательный палец, – вместо того, чтобы следить за дорогой, трепался по телефону, не забывая при этом материться.
– Какой же я дурак, что…
– Вот с этим полностью соглашусь, – перебиваю его и воинственно складываю руки на груди.
– Что согласился на вот это вот всё, – обводит салон рукой. – С тобой одни проблемы.
– То есть это я проблемная? – ничего себе заявление.
– А разве нет?
– Да ты… да вы… просто осел.
– Мам…
– А ты раздражающий геморрой в заднице.
– Что? – оскорбительно вспыхиваю. – Геморрой?
– Маам, Маакс…
– Здесь ребенок, перестаньте… ой… Никита? – очумело перевожу внимание на сына. Господи, я совершенно забыла про собственного ребенка, пререкаясь с этим психом, а он все это время слушал наш треп?
Одновременно замолкаем с грубияном и виновато смотрим на Никитку. Но сынок удивительно спокойно сидит и поочерёдно осматривает то меня, то мерзавца.
– Прости, пацан, – ох, да неужели мы знаем такие слова.
– Да все нормально, – Ник одобряюще пожимает маленькими плечиками. Он единственный из нашей троицы выглядит адекватным и сдержанным. – Но… – почесывает затылок, – я не совсем понял, что такое «геморрой в заднице», – задумчиво произносит Никитка, как бы перебирая в голове подходящее определение выражению.
Занавес.
