Анна Белинская
Гадалка для холостяка
Глава 7. Добрый вечер и спокойной ночи!
– Яна, седьмой столик. – В дверном проеме появляется уложенная гелем макушка Рубина Артуровича и тут же скрывается.
Да что ж такое! Ведь только присела!
Ударившись затылком о стену, закрываю глаза и скулю. Про себя. Моя поясница до сих пор отказывается держать меня на ногах, а три часа сна – как легкий аперитив для полноценного отдыха, который стал непозволительной роскошью.
Глаза слипаются так, что во время ожидания, пока блондинка выбирала между коктейлем «Секс на пляже» и «Кричащим оргазмом», я успела отключиться и увидеть короткометражный сон.
В итоге победу одержал коктейль «Мокрые трусики», и, что удивительно, я проснулась с одноименным ощущением у себя в нижнем белье Только не от возбуждения, а от страха.
Просто снился мне Миронов Илья Иванович, будь он неладен: сидит за своим преподавательским столом, значит, ногу на ногу закинул, важный, как гусь, и говорит: «Ну что, Белладонна, как успехи с примером? Решили?».
И смотрит с издевкой. Взгляд такой зловещий, аж до трусов пробирает.
А я голову опустила, губу зажевала и головой покачала, мол, ничего не получается. Так этот садист наклоняется близко и голосом Люцифера в лицо мне бросает: «А что же ты, гадалка в седьмом поколении, себе ответы-то не нагадаешь, а? Уа-ха-ха!»
Бр-р, жуть!
Пощипав себя за щеки, встаю. Деваться некуда, и идти нужно, хотя все равно не понимаю, с чего вдруг я понадобилась. Сегодня в баре даже семидесятипроцентной рассадки нет, и девочки отлично справляются без меня. Я всего-то отпросилась у них на десять минут покемарить.
Поправляю красную галстук-бабочку и одергиваю черную жилетку. Наша униформа мне нравится, ничего пошлого, развратного и кричащего: черные зауженные брюки, белые рубашки, жилетки и красные бабочки. Всего в баре работает шесть девушек-официанток, считая меня. Подобрались все девчонки хорошие, правда, текучка все равно присутствует. Из старейшин – я, Наташка и Мира, а остальные девочки максимум по нескольку месяцев задерживаются. Но судить их в этом я не могу, потому что работу в ночную смену осилит не каждый. По вечерам посетителей больше, чем днем, особенно по пятницам-субботам. А если в баре планируется шоу-программа, так у нас вообще не протолкнешься, и нагрузка на наши хрупкие плечи падает вдвойне.
Ну а у меня другого выбора нет: до обеда я в вузе, после обеда, если есть клиенты, принимаю на дому, а в ночную смену ношусь между столами. Да и коллектив у нас хороший. Директора я никогда не видела, а вот Рубин Артурович – свой мужик, где свои глаза на наше безобразие прикроет, а где за наши задницы грудью мохнатой встанет, и, конечно, по темечку постучать, когда перебарщиваем, не забывает. Остальной персонал бара положительный, и в трусы к девочкам руки никто не совал. Ну, кроме посетителей изрядно подвыпивших, но тут наша охрана – как состав метро: всегда вовремя и к месту поспевает.
– Решетникова, а ты чего? Вроде отдохнуть пошла. – В сторону кухни несется Наташка с полным подносом грязной посуды.
– Рубин Артурович распорядился, – пожимаю плечами.
Хватаю свой сикипер* и натягиваю дежурную улыбку, которая выработалась за годы рефлексом.
Толкаю дверь и выхожу в основное помещение. Сегодня у нас обычный вечер, потому что вчера отгрохала грандиозная вечеринка. Оглядываю зал – на танцполе всего две девушки: одна дрыгается, вторая ее снимает на телефон, ослепляя бедняжку вспышкой.
Хохотнув, следую к седьмому столику, стараясь не хромать.
Эх, вклинило поясницу, сил нет! Надо Степана Васильевича попросить за сервелат, чтобы потоптался по ней.
Оживляю планшет и смотрю на двух мужчин, сидящих за столиком и листающих меню.
Мой тормозной путь стремится попасть в книгу рекордов Гиннесса, потому что я останавливаюсь как вкопанная.
Где-то я читала, что вследствие чрезмерной усталости у человека могут возникнуть галлюцинации. Видимо, конкретно сейчас со мной именно это и происходит, раз в двух посетителях за седьмым столиком я узнаю Миронова Илью Ивановича и … Приглядываюсь, чтобы окончательно удостовериться в начинающейся шизофрении, потому что вторым мужчиной оказывается сам декан моего института. Что?!
Моргнув пару раз, убеждаюсь, что у галлюцинаторных образов слишком громкие голоса, а у одного, который мой преподаватель, слишком сексуальный смех.
Какого небритого?!
Не понимаю.
Он что, выслеживает меня?!
Слишком доцента Миронова стало непозволительно много в пределах моего существования: на занятиях меня изводит, в моем доме уже успел побывать, в сны за каким-то бесом пробрался, так еще и на работу ко мне притащился!
Да что же это такое?! Издевательство, не иначе!
Столько лет работаю в этом баре, но ни разу не встречала здесь знакомого. Во-первых, в Москве моих знакомых-то можно пересчитать по пальцам, да и те, кто имеются, по таким местам ходить не будут: ценник в нашем баре выше среднего, а контингент здесь собирается далеко не простой.
Я всегда была спокойна насчет того, что кто-нибудь из института меня сможет узнать. Преподаватели-старички вряд ли трясут стариной под попсу в ночном баре, а у моих одногруппников штанов вместе с трусами и повышенной стипендией не хватит, чтобы оплатить себе выпивку или закуску.
А этот… приперся…
Хотя, с другой стороны, вести у нашей группы занятия Миронов стал только с этого семестра, и, возможно, он был частым посетителем нашего заведения, просто я его раньше не знала.
Прижимаю планшет к груди и стремительно разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, пока Миронов меня не заметил. Декан, уверена, даже понятия не имеет о такой студентке, как Яна Решетникова, а вот его собеседник…
Несусь в сторону дверей и почему-то про себя проговариваю молитву при изгнании дьявола, которую вычитала в талмуде покойной Беллы: «Избавь род человеческий от пленения диавольскаго, избави раба от всякаго действа духов нечистых, повели нечистым и лукавым духам и демонам отступити от души и от тела раба твоего».
Тьфу!
Три раза «тьфу»!
Смотрю прямо перед собой и выхватываю глазами Наташку, воркующую с барменом Мишей.
Подлетаю к коллеге и утаскиваю ее за локоть за барную стойку, сдвигая Миху.
– Янка, что за прикол?! – хохочет Наталья, но послушно прячется вместе со мной под столешницей.
– Тихо, ты! – шикаю на девушку, будто сквозь долбящую музыку нас смогут услышать.
Осторожно выныриваю из-за стойки, выглядывая одними глазами, а нос оставляю под столом.
– Иди сюда, – подзываю коллегу. – Вон, видишь тех, за седьмым столиком? – киваю на смеющуюся парочку из доцента и декана.
– Тех красавчиков? – Глаза Натахи вспыхивают заинтересованным огоньком.
Смотрю на девушку злобно.
Красавчиков?!
А потом, подумав, решаю, что она не виновата в том, что не знает, какой Миронов засранец. И, если бы я тоже не знала, возможно, посчитала бы так же.
А вот декан… Вновь смотрю на Александра Сергеевича. Никогда не рассматривала его как мужчину. Я, когда случайно в коридорах вуза или в деканате его встречала, смотрела на него как на нечто ученое и неприкосновенное. Никогда бы не подумала, что наш декан может вот так сидеть в баре, без костюма и очков. Слышала, что Александр Сергеевич – ходячий мозг и кандидат чего-то там. Он выигрывал неоднократно научные гранты и имеет вагонетку степеней и званий. И у меня в голове не укладывается, как этот кандидат кандидатский может иметь обычную человеческую жизнь. Он разве не робот?
– Обслужи их столик, Натуль? – Делаю максимально жалостливый взгляд, которому научилась у Степана Васильевича, когда он не поднимает крышку унитаза и выхватывает из-за этого от меня. – Пожалуйста! – умоляюще складываю руки.
– А ты сама почему не хочешь? – удивляется Наташка. – Такие няшные, еще и на чаевые, уверена, раскошелятся!
И тут мой гадкий смех не остается незамеченным от бармена Михи.
Ага, раскошелятся! Не знаю, как насчет декана, а вот от Миронова даже сухого «спасибо» не дождешься!
Но об этом я Натахе не скажу.
– А я сегодня не в ресурсе, – демонстративно хватаюсь за спину и поднимаюсь. – Уй! – Прикладываю ладонь ко лбу и обкладываю столешницу литературным трехэтажным.
– Ну как хочешь! – расцветает Наташа и забирает из моих рук планшет. – Пошла!
Удовлетворённо кивнув напарнице, выныриваю из бара и трусцой направляюсь к дверям, ведущим в нашу служебную подсобку.
– Ты куда? – Не успеваю забежать в дверь, как руки Рубина Артуровича ловят меня в кольцо.
– Э-э-э… – включаю мозговой генератор. – Рубин Артурович, н-не могу. —Обхватываю живот обеими руками. – Живот болит, тошнит. – Сгибаюсь пополам.
Одним глазом подсматриваю за старшим админом, на лице которого появляется гримаса отвращения.
– Отравилась, что ли?
– Наверное, – стону я и хватаюсь за горло, показательно демонстрируя, что меня сейчас стошнит.
– Иди, Решетникова, домой и лечись, – морщится Рубин Артурович.
О, даже так? А я всего лишь хотела откосить от обслуживания седьмого столика.
Мысленно довольно потерев ручки, еле передвигаю ногами и с характерными звуками иду в служебку, как слышу вдогонку:
– А вот нечего после клиентов со столов объедки доедать! – кричит Рубин Артурович.
Чувствую, как к горлу по-настоящему подкатывает тошнота от сказанных админом слов. Фу!
Вообще-то такое было всего пару раз. И я ничего не доедала, а всего лишь собрала в пакетик мясную нарезку для Степана Васильевича, к которой огромная компания ребят практически не притронулась.
В подсобке ускоренно переодеваюсь, запираю форму в шкафчик, беру рюкзак и выхожу в коридор.
Для персонала в баре существует отдельный выход, но прежде чем покинуть заведение, я решаю заглянуть в зал и еще разок взглянуть на своего преподавателя. Озираясь по сторонам, чтобы не быть пойманной админом, проскакиваю к бару. Мишаня усмехается, когда видит меня под барной стойкой, прикладывающую палец ко рту:
– Тс-с-с, – шепчу ему.
– Миш, для седьмого еще не готово? – слышу голос Наташи.
– Делаю, – отвечает Мишаня.
Что она спросила? Для седьмого столика?
– Пс-с! Пс-с, – прячась за огромным пивным резервуаром, окликаю коллегу. – Наташ!
– Яна? – Наташа перегибается через стойку и удивленно смотрит на меня. – Ты до сих пор там сидишь?
– Наташ, – игнорирую вопрос, – эти напитки для седьмого столика? – киваю на бумажный чек, лежащий на стойке.
– Ага, – кивает Натаха. – «Белая лошадь» для красавчика в белой рубашке, «Карибское сокровище» – для сладенького в черном джемпере. – Наташка мечтательно закатывает глаза.
А я закатываю пренебрежительно.
Ну еще бы! В черном свитере – не кто иной, как Миронов Илья Иванович, и неудивительно, что этот мажорик заказал себе такой же смазливый коктейль, как он сам.
– Так, ладно, Миш. – Наташка нервно постукивает ноготками по глянцевой поверхности. – Подойду через пару минут. Меня хотят за вторым, – уносится.
Вновь выглядываю из-за стойки и смотрю на доцента.
Смеется, гаденыш. Весело ему, отдыхает! С утра настроение мне испортил, заработка лишил, так теперь еще и без чаевых оставил!
У-у-у, ненавижу!
И тут меня озаряет!
Усаживаюсь на корточки и рыскаю в рюкзаке.
«Да где же вы?! – Шарю рукой по дну сумки, встречаясь с насмешливым выражением лица бармена.
– Ведь точно помню, что где-то здесь завалялись».
Есть!
Пальцы нащупывают картонную упаковку!
«Капсулы Бисакодил»,** – читаю.
Они, родимые!
Эх, как же хорошо, что я их не выложила!
Месяц назад Степан Васильевич страдал запором. Свозила его к ветеринару, и выписали моему болезному этот лекарственный препарат. Врач тогда разъяснил, что он отлично подходит престарелым кошакам, на что Степан Васильевич оскорбился. И вот, не помню почему, но к моему счастью, а к мироновскому несчастью, из сумки я так это слабительное средство не выложила.
Дождавшись момента, когда Мишаня полез в холодильник за льдом, я со скоростью света вскрываю капсулу и не раздумывая высыпаю в коктейль для доцента.
«Уа-ха-ха!» —Теперь уже я голосом Люцифера злобно смеюсь.
Ну что, Илья Иванович, доброго вам вечера и спокойной ночи!
*Сикипер – разговорное наименование планшета для принятия официантом заказа у посетителя и передача информации о заказанном меню на кухню.
** Бисакодил – слабительное средство.
Глава 8. Встретились как-то доцент и профессор…
– Каждый день концерты мне устраивает! – сокрушается друг. – Прихожу домой уставший, жрать хочу, как собака, а она мне с порога: «Опять со своими студентками развлекался?!»! – пытается спародировать голос своей супруги Саня. – И эта еще… на разогреве ей поддакивает, – ядовито бурчит он.
– Кто? – спрашиваю.
– Так теща.
– Прошу прощения. Повторить? – в который раз певучим голоском спрашивает хорошенькая официантка с именем Наталья на бейдже.
Вообще в этом баре все девчонки ладные, словно их отбирали из фотомоделей. Возможно, я бы с ней сегодня замутил, но она положила свой цепкий глаз на моего друга, которому, в свою очередь, на нее до лампочки.
Сейчас он ненавидит весь женский свет, и эту Наталью, уверен, тоже.
Мой друг Саня изрядно надрался, но у него есть на то причины, и я его полностью поддерживаю.
– Двойной, – кивает Наталье и несколько раз неудачно протыкает шпажкой кубик сыра.
По количеству выпитого мы с Саней идём вровень, но он пьет чистый, а я бодяжу себе льдом. Это ему скоро ехать на каторгу, а у меня грандиозные планы на ночь, где мне нужна относительно трезвая голова и бодрый стояк.
На столе вибрирует телефон Санька. Друг матерится и закатывает глаза. Это уже пятый звонок. За десять минут.
– Да! – рявкает друг, но уже не так активно, как десятью минутами раньше. Его челюсть еле ворочается, и мне вдруг становится жалко Александра Ерохина, декана факультета урбанистики и городского хозяйства.
Я не видел таким товарища… пытаюсь припомнить… И понимаю, что не видел таким дерганым и нервным всегда ответственного, сдержанного, предельно собранного Александра никогда. Саша Ерохин третий год возглавляет Институт и по сей день является самым молодым руководителем вуза. Но даже за время напряженной работы в должности декана, пройдя адовы круги аккредитации и лицензирования, даже тогда Сашка был спокойным как удав.
Мы дружим, не соврать, девять лет. Познакомились в магистратуре. Два года в магистре были самыми отвязными в наших жизнях с Саней. Потом вдвоем поступили в аспирантуру, и там я понял, что наукой сыт не будешь. И ушел в бизнес. А друг закопался в учебе, защитил диссертацию на соискание ученой степени, получил ученое звание доцента, затем – профессора, и в итоге дорос до декана. В тот же год он женился. Для меня все прошедшие три года брак Саши и Оли казался на небе окрещенным. Помню, каким счастливым выглядел друг и как уверял меня, насколько ему в семейных узах комфортно. А сегодня эти прочные узы трещат и грозят тяжелым разводом. По крайней мере, за этот вечер из уст Ерохина подобные фразы я слышал неоднократно. Не знаю, что случилось с их идеальной семьей, но именно гибнущий брак Ерохиных стал для меня жирной конечной точкой.
– Я сказал, что скоро приеду. Не начинай. – Друг прикрывает трубку ладонью, преграждая звук бьющей по башке музыки. – Оля! – предупреждает он супругу. – Да! Да! Я с бабами. Со студентками, именно! Сколько их? Сейчас посчитаю! Так… – делано задумывается Санька. – Шесть. Их шесть, Оля. По три нам с Илюхой на каждого. Довольна? Ты это хотела услышать?
Усмехнувшись, качаю головой.
И вот нафига?! Нафига, спрашивается, оно надо?! Чтобы потом вот так мучиться? Ревность, истерики, слезы – нет, такое не для меня. То ли дело я – никому ничем не обязан, никому не должен и сам ничего не требую взамен.
Сашка раздраженно нажимает отбой и отбрасывает телефон. Рыщет осоловелыми глазами по столу в поисках выпивки, но в наших стаканах пусто.
– Задолбала! – плюется он. Вот, а когда-то на секунду оторваться друг от друга не могли! – Ну ты представляешь, Илюх, эта ненормальная считает, что я только и делаю, что студенток окучиваю. В кишках сидит уже своей ревностью! Да у меня свободного времени нет, чтобы новости в интернете почитать или отлить сходить, а не то что кого-то там клеить! – Это точно: друг зарывается в бюрократии. – Выдра болотная! – Вот, а когда-то была «заей любимой»!
– Тогда уж речная, Сань! – усмехаюсь я. – Выдры в болоте не водятся. Ты же профессор, Ерохин. Стыдно не знать, – подшучиваю над другом, стараясь разрядить обстановку.
– А ты не умничай! Я тебя сколько уламываю защищаться? – вдруг перепрыгивает товарищ.
Да, было дело. Только за каким лесом мне оно надо?! Я и так каждый год веду с другом борьбу на тему моего увольнения.
Честно? Я работаю в вузе только из-за него. Мне даром не сдались те гроши, которые я получаю в должности доцента. Я даже не помню, на какую карточку приходит моя преподавательская зарплата.
Я имею действующий, успешно развивающийся бизнес в сфере тепловодоснабжения. Моя фирма проводит установку и монтаж оборудования для отопления и обеспечивает полный сервис оказываемых услуг. Но каждый год я поддаюсь уговорам Ерохина, филигранно облизывающего мое эго тем, что кроме меня такого специалиста, имеющего опыт в экономике и управлении промышленным предприятием, во всей солнечной системе нет. И да, порой я тщеславен. Но уже в сентябре месяце, когда новые студенты сдают первую контрольную точку, я глубоко сожалею о своем решении и каждый раз обещаю себе, что этот год станет последним.
– Думаешь, рыбки на кандидата технических наук будут лучше клевать, чем на доцента? – перевожу в шутку и поигрываю бровями.
– Да на твою смазливую рожу будут клевать, даже если ты будешь ассистентом! – усмехается друг.
Телефон Ерохина вновь неистово вколачивается в поверхность стола, и сквозь мобилу я ощущаю, насколько смертельно заряжен звонящий абонент.
– Слушаю! – Сашка хватает трубку и, прикрывая свободной рукой ухо, встает из-за стола. Губами шевелит, мол, скоро вернется, и уходит.
Вот так и пропадают нормальные мужики!
Снова обвожу помещение бара взглядом. Вяло сегодня. Даже поохотиться не на кого.
Ерохин возвращается через несколько минут злой как черт:
– Короче… – Он почесывает затылок. – Тут такое дело… – мнется. – пора мне, Илюх, не обессудь. – Ну понятно. Сам, значит, меня выдернул, и сам же кидает. – Всю плешь проела, зараза! – Достает из бумажника пятитысячную купюру и бросает на стол. – Знал бы заранее, чем всё обернется, век бы не женился! Жаль, что нельзя заглянуть в будущее. Ну так без обид? – протягивает руку.
– Без обид, – пожимаю в ответ.
Друг испаряется так же быстро, как охмелел.
Сижу в глубоком одиночестве, и что-то такое зудящее не дает мне покоя.
«Знал бы заранее, чем всё обернется, век бы не женился! Жаль, что нельзя заглянуть в будущее».
А, собственно, почему нельзя?
Действительно, было бы полезнее для всех – знать заранее и соломку потом вовремя подстелить, чтобы потом вот так не мучиться.
Смотрю на часы – 22.30, время практически детское, вечер все равно уже испорчен, да и продолжения, судя по сегодняшнему контингенту, не намечается, поэтому оживляю экран и собираюсь дозвониться до ба, чтобы номерком одним разжиться, да вовремя понимаю: время-то детское, а Аглая Рудольфовна далеко не девочка. Трехсотую серию, поди, «Великолепного века»* во сне уже видит.
Вместо дозвона вызываю через приложение такси, и каким-то необъяснимым образом пальцы сами автоматически знакомый адресок набирают. Тот, который утром на своем навигаторе вбивал.
Расплачиваюсь. Набрасываю пальто. Выхожу на «свежий» московский, с примесями смога, воздух. Чувствую, как начинает кружить. Тряхнув головой, замечаю свое такси.
Сажусь, откидываюсь на спинку кресла, и…темнота.
*«Великолепный век» – турецкий сериал, выходивший с 2011 по 2014 гг.
Глава 9. Ночной визитер
– Степан Васильевич… – Поворачиваю голову к сидящему рядом сожителю. —Вы как думаете?
Забравшись с ногами на диван, пью чай с лимоном, макая в него печеньку. Рядом зевает кошак, но стойко составляет мне компанию по просмотру старого сезона «Битвы экстрасенсов» *, где очередной всевидящий угадывает, в багажнике какой машине спрятался человек. В кошачью миску налито молоко, а на салфетке разложены оставшиеся не съеденными два соленых крекера в виде рыбок.
– Мя-я-уи-и!
– «Жигули»? Ну не знаю, не знаю, – качаю головой, прихлёбывая чай. – Мне кажется в красном Ниссане.
Подпрыгиваем с Васильичем на месте, а у меня носом идет чай, когда наш уютный субботний вечер прерывает настойчивый звонок в дверь.
И прямо такой дерзкий, словно за дверью незваному гостью невтерпёж.
Смотрим с котом друг на друга.
– Кто это? – испуганно спрашиваю у кошака. Бросаю взгляд на старинные часы, показывающие одиннадцать часов вечера. – Вы кого-нибудь ждете?
Степан Васильевич хмурит брови, а я вдруг понимаю, какую чушь спросила. От страха рассудок помутнел. И картинки перед глазами моментально неутешительные всплывают: как недовольный клиент пришел со мной разбираться.
«Ох, Янка, чувствую, закрывать тебе надо твое нелегальное индивидуальное предпринимательство, пока тебя не повязали!»
– Ладно, без паники, – успокаиваю кота, а у самой сердце заходится от страха.
Может, ошиблись дверью. В нашем подъезде семейка алкоголиков живет на четвертом этаже, так к ним часто собутыльники наведываются, а дверь у меня с ними на площадке одинаково располагается.
Но я все равно крадусь. Поскрипываю половицами. Чертыхаюсь, вспоминая нерадивых хозяев, которые поскупились сменить деревянные полы.
Свет не включаю. Только как это может мне помочь, я пока не решила.
Подойдя к двери, убираю заслонку и привстаю на носочки. Прикрываю левый глаз, а правым прижимаюсь к глазку.
Что?!
Хлопаю зенками.
Промаргиваюсь и вновь припадаю к глазку.
Стоит.
Зажимаю обеими руками рот, чтобы не выдать звук потрясения, рвущийся из моего неверующего нутра. Приваливаюсь спиной к двери и смотрю вперед, где в дверном проеме на меня пялятся два мерцающих огонька.
Кошмар!
Прикладываю ладонь к груди, понимая, что это глаза Степана Васильевича в потемках светятся.
Сзади в дверь начинают долбить, и я отскакиваю под испуганное мяуканье Степана Васильевича.
Вот же гад доставучий!
Миронов.
Снова явился.
Да что же это за рок надо мной?! Мне уже начинает казаться, что это на меня кто-то порчу навел. В виде Миронова Ильи Ивановича.
Ой, мамочки!
Зачем он снова приехал? И почему находится в это время у моей квартиры, а не сидя на унитазе? Таблетки не подействовали? Маленькая дозировка? Где я прокололась? А потом меня осеняет, что время действия препарата наступает через шесть-десять часов.
– Степан Васильич, там этот клиент, который утром был с бабулей, – шепчу коту и киваю через плечо. – Что делать будем?
Два горящих зрачка вспыхивают, и я успеваю только заметить пятки котяры, скрывающиеся за дверью его комнаты.
Вот же предатель вшивый! Ну ничего, я тебе припомню, старый обормот трусливый!
Так, что нужно делать? Мечусь в панике глазами по прихожей.
– Сейчас полицию вызову! – слышу за дверью голос соседки справа. – Совсем уже обнаглели, алкаши проклятые! – ругается Нина Никитична. – Ваши на четвертом якшаются, а здесь студентка живет! – Ох, Нина Никитична, ну что же вы меня так подставляете?! Вы еще имя мое назовите и специальность, на которой учусь. – Ну-ка, пьянь подзаборная, проваливай подобру-поздорову!
Э-э-э… это она про Миронова? Если бы все алкаши выглядели как он, в мире бы алкоголизм прогрессировал с космической скоростью.
Мой сердечный ритм стремится к мировому рекорду.
Из-за двери доносится невнятное бурчание моего преподавателя, которое я не могу разобрать.
Крепче прижимаюсь ухом к двери:
– Что ты там бормочешь, алкоголик проклятый?! У-у-у, как же вы надоели! Развели тут притон?! Что?! Какая ясновидящая?! Совсем мозги пропил! А с виду приличный мужчина. Тьфу! Срамота! Яночка тут живет. Умница, студентка…
«О, Господи!
Ангидрит твою перекись марганца!
Яна, думай, думай!»
Но на ум приходит одно: сигануть со второго этажа и бежать… в свою деревню.
Шум в подъезде растет в геометрической прогрессии и обещает перебаламутить всех жильцов.
«Черт!
Черт бы вас побрал, Илья Иванович!»
Щелкнув замком, открываю дверь и, не высовываясь, втягиваю за рукав своего преподавателя, пока он препирается с соседкой, стоя ко мне спиной.
Он что-то бурчит, но я задвигаю Миронова своим телом и выглядываю в щелку:
– Это мой брат, – виновато шепчу одними губами потрясенной соседке. – Он из армии только вернулся. В горячей точке служил. – И, улыбнувшись, захлопываю дверь.
Врать – это моё всё. Главное – чтобы Миронов этого не расслышал, а то слух у него, как у дельфина. Во время выполнения контрольных успела узнать.
В прихожей стоит могильная тишина. Кроме нашего с Мироновым дыхания и моего колотящегося пульса ничего не слышно.
– Почему так темно? – вкрадчиво спрашивает Илья Иванович. – Эй!
«Эй»?! Ну и хамло невоспитанное! А еще доцент!
– Проходите в комнату, – понижаю голос до максимум возможного.
– Я ничего не вижу, – сообщает Миронов каким-то уж странным голосом. Принюхиваюсь и понимаю. Он что, пьян? – Где вы? – Меня задевает его рука, и я резко отшатываюсь, пригвоздившись к двери.
Зачем он приехал?
Напился, осмелел и решил разделаться с неугодной шарлатанкой? Или узнал меня?
Что же делать?! Что же делать?!
– Идите на свет. – Так и просится добавить «там вас встретят», но я затыкаюсь. Надеюсь, Миронов не настолько пьян, чтобы не распознать намек на струящийся проблеск от работающего телевизора в зале. – Я сейчас подойду.
В темноте слышу его шаги, а потом вижу фигуру, скрывающуюся в гостиной.
Облегченно выдыхаю.
Ух! Квест уровня профи!
Так,
с этим разобрались. Что дальше?
Усиленно напрягаю мозги.
В таком виде перед доцентом появляться нельзя.
Балахон в гостиной в шкафу, косметичка в комоде, парик там же – плохо.
Дальше.
Мыши с пауками развешаны, на столе старенький ноутбук вроде закрыт, учебники сложены в тумбочке – хорошо.
«Господи! – Закрываю лицо ладонями. – Когда моя жизнь превратилась в цирк?
Даю себе две секунды передышки, а затем ныряю в ванную, припомнив, что черные линзы находятся там на полочке.
Ну хоть что-то.
«Работай, Яна!»
***
Руки дрожат так, что с трудом удается надеть линзы с пятого раза. Смотрю на себя в зеркало и тяжело вздыхаю: узнает как пить дать. И даже черные глаза не спасут от разоблачения. Мои светлые волосы, отсутствие макияжа и сверхуникальная память Миронова совместно с его гипертрофированной внимательностью к сказанным моей соседкой словам выдадут меня с потрохами. Остается одна надежда на его нетрезвое состояние, но полагаться конкретно на это непредусмотрительно.
«Думай, Яна!»
Рыскаю по полкам навесного шкафчика.
О!
В глубине нахожу смятую угольную маску-пленку для лица. Это то, что нужно! Радостно взвизгиваю и мысленно благодарю Наташку, что несколько лет назад подарила всем девочкам-официанткам на Восьмое марта эту бессмысленную вещь. Я такими вообще не пользуюсь, но сегодня оказалось, что в этой жизни ничего не бывает просто так.
А, кстати, сколько ей лет?
Переворачиваю пакетик, и мое настроение, которое до этого поднялось на ступеньку выше, падает стремительно вниз: срок годности истек год назад.
Черт!
Но выбора у меня нет, и я надеюсь, что моя кожа не облезет вместе с маской.
Распределив пленку так, как указано на упаковке, снова смотрю на себя в зеркало.
Уже лучше!
И страшнее! Вкупе с черными глазами я выгляжу, как старая обугленная чугунная сковородка.
Осталось решить вопрос с волосами. Но здесь сойдет обычное полотенце, которое я заматываю на голове в виде тюрбана.
Мрак.
Надеюсь, доцент не окочурится от страха, увидев меня в таком виде. Стать причиной его кончины – не то, о чем я мечтала, переехав в Москву.
Ладно, больше Миронова держать одного в комнате нельзя, а то, кто его знает, может, уже шмонает по тумбочкам.
Аккуратно выныриваю из ванной. Бесшумно крадусь к залу и выглядываю из-за дверного проема. Илья Иванович, подсвеченный голубым светом от телевизора, озадаченно смотрит наверх. Что он там увидел?
Прослеживаю за его взглядом и хмыкаю, когда понимаю, кто поглотил внимание моего принципиального преподавателя.
Мохнатый паук! Ой, мне и самой он дико нравится! Купила его на барахолке в прошлом году за копейки. Глаза у него будто живые. Смотрит так выразительно, что кажется настоящим.
Слегка откашливаюсь, чтобы оповестить о своем присутствии Миронова, а то я и так переживаю за его психическое состояние после того, как он увидит меня. Опускаю подбородок – так удобнее делать голос низким – и вхожу в комнату.
Вопреки моей заботе Илья Иванович заторможенно поворачивает голову и бесстрастно смотрит на мое лицо, слегка сдвинув брови к переносице. Потом, почесав подбородок, опускает взгляд вниз.
Вот человек удивительный! Да с такой нервной системой только в Call-центре работать, причем в отделе жалоб и претензий!
– Мило, – невозмутимо изрекает Миронов, останавливаясь глазами ниже уровня моего угольного лица.
Мило?
Наклоняю голову, чтобы разглядеть то, что показалось Миронову во мне милым.
Моя пижама… с надписью: «Доцент тупой!». **
О, Господи! И как я не обратила на это внимания в ванной?
Руки непроизвольно дергаются, чтобы прикрыть провокационный принт, но я вовремя себя торможу, стараясь не краснеть. Хотя под черной маской вряд ли возможно разглядеть, как мои щеки горят красным перцем.
Эту пижамку я заказала на сайте. Она мне попалась как раз в тот день, когда Миронов первый раз впорол мне неуд. Ух, как я была на него зла! Хотелось хоть как-то насолить Илье Ивановичу. Кто ж знал, что чуть позже мне представится шанс получше.
– Перенимаете опыт? – кивает на экран телевизора, где участница шоу закатывает глаза и бьется в конвульсиях, призывая духов помочь ей с предстоящим заданием.
«Очень смешно, Илья Иванович!»
Хватаю пульт и выключаю.
– А где ваша ряса с этим… —Показывает на паука с люстры. – Членистоногим на плече?
Он явился в ночь, чтобы об этом спросить?!
– Вы считаете, что я должна круглосуточно ходить в мантии? Я такой же человек, как вы и любой другой – «Только хитрее», – мысленно проговариваю. – Мантия – такой же атрибут, как, скажем, свечи или карты таро, помогающие настроиться на сверхчувствительные волны моего собеседника.
О, как задвинула! Порой я себе удивляюсь. Откуда во мне такой талант к вранью и фантазии, непонятно!
– И, между прочим…– решаю продолжить: слишком мне нравится, как Миронов увлеченно меня слушает. На занятиях не замечает, да и на семинарах ни каждый студент имеет смелость раскрыть перед ним рот, а тут вон как уши развесил! Разве можно упускать такую возможность: Яна Решетникова читает лекцию Миронову Илье Ивановичу! Где бы записать дату этого великого дня?! – Я уже собиралась отдыхать и гостей не ждала. – Отодвигаю для себя стул и сажусь за стол под изучающим взглядом доцента. – А вы, Илья Иванович, перепугали весь подъезд, и я глубоко надеюсь, что для этого у вас были серьезные причины.