Я никогда не была во дворце. Для патрулирования мероприятий СИБ не приглашали – этим занималась личная императорская охрана, а повода там появиться у меня, естественно, не было. Иногда, в редкие минуты откровений, мать хвасталась одним из своих любовников, который был одним из приближенных императора и обеспечивал ей пропуск во дворец. Красота и роскошь, царившие там, и были одной из сонма причин, побуждавших ее настаивать на моем обучении, дабы однажды я вошла в белокаменные комнаты как хозяйка. Причем о свадьбе с императором она не говорила никогда. Шут знает, возможно, мать мечтала, что я когда-нибудь выкуплю дворец?!
Автопомощник остановил лимузин у дворцовых ворот, от которых через парк и к огромному белому зданию стелилась темно-красная ковровая дорожка. По обе стороны ковра узким коридором выстроились папарацци, охрана и обычные зрители, коим по случаю такого торжественного момента, как шествие невест, позволено было войти на территорию парка.
Наша машина подъехала третьей, и я заметила уже четырех девушек, с удовольствием позировавших перед фотокамерами. Сквозь прутья огораживающей решетки к ним протягивали руки, требуя рукопожатий и автографов, но отчего-то все они были направлены в пустоту.
Дверь автомобиля распахнул один из охранников, и Мирана выпорхнула первой. Толпа восторженно взревела, а я успела заметить на экране, летающем над дорожкой и транслирующем все происходящее, ослепительную улыбку девушки и ее сияющие глаза. Никакого волнения или же паники заметно не было, хотя в машине мою спутницу била явная дрожь.
– Прошу вас, – сказал охранник, протягивая руку, когда Мирана удалилась на несколько метров и ее успели рассмотреть. Настал мой черед дефилировать перед публикой.
Натренированная множеством концертов и выступлений, зрителей я не боялась, а удобные одежда и обувь не вызывали ненужного дискомфорта. Еще в зале было заметно, как некоторые девушки, впервые вставшие на высокие каблуки, шагают словно цапли, пытаясь удержать равновесие. Возможно, в сравнении с большинством невест я и выглядела ниже ростом, зато могла быть уверена в том, что не упаду в самый ответственный момент. Приветствовали меня так же горячо, как и других конкурсанток, но не успела я сделать и пары шагов по дорожке, как к моему локтю осторожно прикоснулся охранник.
– Извините, мисс Адальстан, вынужден вас предупредить: из рук зрителей ничего не берите, будь то даже бриллиантовое колье или же карандаш. Поклонников у вас пока нет, одни только завистники. Вполне возможно, что вам попытаются нанести разного рода увечья.
– Хорошо, спасибо. – Я торопливо закивала, и мою руку тут же отпустили.
После такого предупреждения стало понятно, почему другие девушки не давали автографов. И уже специально присматриваясь, наметанным взглядом сибовца замечала то миниатюрного размера электрошокеры, то зажатую между пальцами старомодную бритву. И где они отыскали-то ее? А главное, почему ничего не предпринимает охрана? Мне отчего-то стало горько. Улыбаясь и поворачиваясь перед камерами, я размышляла о том, для чего нужен такой показной выбор невесты. Наверное, предполагается, что за время отбора жители империи смогут полюбить будущую императрицу, ведь, наблюдая за развитием отношений потенциальных невест и принца на телеэкране, зрители непременно кому-то будут симпатизировать, а значит, выбор наследника во многом будет зависеть и от телевизионных рейтингов той или иной конкурсантки.
Двигаясь по красной дорожке, парковыми видами я насладиться не могла – весь обзор заслоняла толпа зрителей, поэтому шла вперед, взяв себе за ориентир дворец. Монументальное здание изгибалось буквой «П», и два длиннейших этажа оживлялись выступами с лепниной, колоннами и нишами с поселившимися в них причудливыми статуями. Девушки, закончив свой путь сквозь толпу, останавливались на широком крыльце и ждали остальных конкурсанток (как нам пояснили, для общего фото). Следует заметить, что обгонять друг друга было нельзя, и так как первая девушка взяла неспешный ритм движения (из-за каблуков высотой минимум двадцать сантиметров), то и остальным приходилось идти очень медленно. Мы с Мираной подъехали одними из первых, и, честно сказать, на крыльце в застывшем ожидании затекли спина и щеки, последние из-за чересчур широкой улыбки. Гораздо легче было дефилировать по дорожке, но необходимо было уступить место и другим.
Спустя полтора часа ожидания показалась последняя из конкурсанток, и, клянусь, я услышала слаженный вздох облегчения. Спокойно и тепло улыбаясь, она шла по дорожке, кивая и принимая интересные позы для фотографий, как вдруг остановилась и повернулась к одному из зрителей, протягивающих руки для рукопожатия. Не знаю, как так получилось, возможно, ее в отличие от всех нас не предупредили, а может быть, девушка оказалась не такой уж и разумной, но она дотронулась до руки поклонника. Раздался громкий вскрик, конкурсантка упала на землю и забилась в конвульсиях. Зрители испуганно отшатнулись, началась давка. Злоумышленник попытался убежать, но его сразу же скрутила охрана и куда-то увела. Кто-то из невест заплакал, я и еще несколько девушек бросились на помощь, но охрана задержала нас еще на ступенях. Журналисты же беспрерывно фотографировали, обрадованные происшествием, и за неимением официальных лиц брали интервью у случайных очевидцев. Те из репортеров, которые стояли у ступеней, заснять происшествие не смогли, из-за чего донельзя расстроились. Я лично видела, как хрупкая девушка била микрофоном своего оператора и кричала, что он неправильно выбрал место для съемки.
Прекрасный парк с идеально зелеными, несмотря на раннюю весну, газонами окутался неприятным шумом, полным злорадства и какого-то жуткого наслаждения жестоким зрелищем.
К конкурсантке быстро подошел врач, осмотрел ее и вколол лекарство. Девушка очнулась, но выглядела ужасно: синие потрескавшиеся губы, бледное лицо и выступившие кровавые капилляры в белках глаз. Охрана помогла невесте добраться до крыльца, нас снова выстроили в линию, причем последнюю девушку придерживали с обеих сторон соперницы. Как и задумывалось, сделали групповое фото, и только тогда нам разрешили пройти в холл дворца.
Когда захлопнулась тяжелая дверь, отрезая нас от гама, царящего над парком, я почувствовала невообразимое облегчение. Боль тяжелыми тисками сдавила виски, и я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Злило все: и хихиканье некоторых из конкурсанток над пострадавшей, и равнодушие организаторов отбора – девушке даже стул не предложили, а меж тем она так ослабла, что с трудом держалась на ногах. Наплевав на презрительные взгляды, я подошла к своей так называемой сопернице и подхватила ее под руку, помогая выпрямиться. Она взглянула на меня с благодарностью и слабо улыбнулась.
В холле, рассматривая нас с идеально отрепетированным превосходством, стояла высокая женщина в строгом сером платье и гладко зачесанными назад волосами. Доктор, чуть ли не отталкивая невест, подошел к женщине и тихо заговорил, что-то быстро объясняя. Во взгляде женщины явно промелькнуло еще и раздражение.
– Приветствую вас, невесты принца Максимилиана. Меня зовут Кларисса, и я главная сваха нынешнего отбора. По всем вопросам, которые у вас имеются или которые возникнут впредь, вы должны будете обращаться ко мне.
Сваха обвела нас тяжелым взглядом, и у многих вопросы застыли на губах, так и оставшись невысказанными. У многих, но не у Велании Олькутт. До крайности самоуверенная в себе девушка шагнула вперед, привлекая внимание, и визгливо спросила:
– Где принц? Я вообще-то ожидала, что он нас встретит, но…
– Но встретила вас строгая старуха в чопорном платье, – спокойно перебила ее Кларисса. Насчет старухи она явно погорячилась – на вид ей было не больше пятидесяти лет. – Я понимаю, дорогая, твои грезы, что принц начнет отбор прямо в холле и, естественно, сразу же выберет тебя. Надеюсь только, что в твоих мечтах отбирал он будущую императрицу не по тому, какая она умелая в постели – шлюхи империи ни к чему.
От такой отповеди Велания покраснела, с яростью взирая на сваху, но сказать ничего не посмела.
– С твоего позволения я продолжу? – насмешливо уточнила Кларисса, и стушевавшаяся Олькутт опять промолчала. – В первую очередь мне хотелось бы сказать о правилах пребывания во дворце. В Центральном павильоне, равно как и в правом крыле, вы появляться не должны. На откуп вам и проходящим в рамках отбора испытаниям отдано левое крыло, принадлежащее принцу Максимилиану. – Заметив, как загорелись хищным пламенем глаза участниц, Кларисса усмехнулась. – Разумеется, на время отбора его высочеству выделены покои в правом крыле. В обычное время помещения, находящиеся там, принадлежат Виктору, но…
Я усмехнулась. Может так случиться, что после отбора регенту не выделят покоев ни в одном из крыльев дворца, так что переселение принца можно считать условным – скоро ему официально будет принадлежать вся империя.
Девушки издали единый разочарованный стон – Максимилиан поступил очень мудро, переселившись, иначе его покои оккупировали бы в первую ночь. Только вот возникали сложности с моим заданием – интересно, как подслушивать важные разговоры и ловить мимолетные взгляды, если я буду постоянно находиться в окружении одних только конкурсанток. Заверения Ингириха и Роила в том, что мне дозволено будет блуждать по дворцу в непосредственной близости от принца, рассыпались прахом, хотя и в самом начале не выглядели такими уж правдоподобными. Вся эта доверенная мне операция мало того что была не продумана, так еще и выглядела откровенно глупой. Не удивлюсь, если майор с подполковником придумали ее самостоятельно, желая заработать дополнительные нашивки на мундир.
– Гулять в парке вам дозволено с девяти утра до девяти часов вечера. Будете застигнуты под деревом в одну минуту десятого – без разговоров удаление из отбора. Исключение – личное разрешение принца либо же мое.
Я чуть не засмеялась, когда заметила, что некоторые из девушек пришли в полнейшее отчаяние, – уверена, их планы по вычислению окон Максимилиана и десантирование с ближайшего дерева прямо к нему в спальню, дабы повысить свои шансы на победу, только что рассыпались в прах.
– А если принц пригласит меня ночью в парк? – громко вопросила девица с платиновыми волосами и пухлыми капризными губками. По дорожке она шла как раз за мной, и я слышала ее имя – Кароль Вилз. – Что тогда? Прощаться с ним без пяти минут девять?
Кларисса насмешливо закатила глаза, поражаясь чужой глупости:
– Девушка, позвольте дать вам совет: пореже открывайте рот, иначе свидания с принцем вам не видать. Я же только что сказала: личное разрешение принца аннулирует запрет на прогулки ночью в саду.
Кароль страдальчески сморщила гладкий, без единой морщинки лобик.
– Не поняла, – не обращая внимания на мудрый совет свахи, опять протянула она, хлопая ресницами. – А если меня пригласит на свидание принц, мне нужно у него спрашивать разрешение?
Кларисса устало отмахнулась от девушки и, предоставив Кароль самостоятельно справляться с нахлынувшими на нее рассуждениями, спросила:
– Телефоны сдали все?
Ответ был бы излишним – сваха знала, что нас обыскали.
– Разговаривать вы можете по дворцовому телефону. С кем угодно, но… – Кларисса выдержала долгую паузу, – строго ограниченное время. На всех девушек выделяется два часа телефонной связи в день. С этим временем вы вольны поступать как угодно – может потратить и одна из вас за раз, а можете по-честному разделить на всех. По истечении условленных минут телефон просто-напросто выключается.
Раздались возмущенные крики – шутка ли сказать, всего два часа на двадцать шесть девушек, каждой из которых жизненно необходимо поделиться впечатлениями об отборе с родными и подругами. Я так вообще похолодела – неизвестно, как теперь поддерживать связь с майором и как узнать о продвижении расследования по Хопсвуду. У Ирека слишком много своих незакрытых дел, и, если обойтись без регулярных напоминаний, к моему он может отнестись с недопустимой халатностью.
Кларисса с затаенным злорадством осмотрела наши погрустневшие лица (что-то мне кажется, она та еще стерва) и продолжила:
– Каждой из вас выдадут карточку с определенной, могу сказать, немаленькой суммой, чтобы вы приобрели необходимую одежду, – это было как раз кстати, ведь сумки нам брать запретили. – Никаких указаний на этот счет не будет – вы вольны одеваться в соответствии со своим вкусом и… воспитанием. Еще несколько слов о процедуре отбора, и перейдем к неприятной части нашего с вами знакомства.
Неприятной? То есть до этого сплошь пряники раздавали?
– Конкурс продлится ровно до того момента, когда останется одна невеста или же… ни одной. Да-да, дорогие мои, такой вариант развития событий тоже может быть, если никому из вас не удастся заинтересовать принца настолько, чтобы он выбрал императрицу. – Мне это показалось маловероятным. Ведь тогда Максимилиан не сможет вступить на престол и придется созывать новый отбор. – Так как ваше пребывание здесь подразумевает состязание, у каждой будет возможность выделиться и показать ничтожность соперниц, что в принципе одно и то же. Разница только в моральном удовлетворении.
Кларисса показала зубы, таким образом демонстрируя, что пошутила. Мы все вежливо улыбнулись.
– А вот теперь, как я и обещала, неприятная часть. Девушка, которая упала на дорожке, выйдите вперед.
Несчастная со страхом отпустила мою руку и с трудом подошла к свахе, шатаясь и спотыкаясь. Было заметно, как плохо невеста себя чувствует, но, похоже, это волновало только меня. Кларисса безо всякого сочувствия осмотрела девушку, недовольно поморщилась и приказала:
– Представьтесь.
– Питта Варс.
– Питта, вас предупредили, что опасно отвечать на рукопожатия зрителей?
– Я решила, что раз в руке ничего нет, это безопасно…
– Мне плевать, какие мысли пришли в вашу прелестную головку. Вас предупредили?
– Да, – Питта понуро опустила голову.
– Некоторые из таких условных доброжелателей надевают на руки перчатки, которые пропитывают ядом гренадских собак. И когда вы так безрассудно «подумали» (не делайте этого больше, правда), яд через кожу и поры попал в ваше тело, вызвав ужасное отравление. Доктор вколол противоядие, и вы не умрете, но из отбора, естественно, выбываете. Империи не нужна столь глупая императрица, не способная следовать советам охраны – она и до коронации не доживет. Насчет дальнейшей терапии обратитесь к врачу. Вы свободны, милочка.
Питта залилась горькими слезами и, уже не стесняясь своей слабости, упала на колени. Большая часть нашей уменьшившейся компании смотрела на нее с жалостью, но Велания и подобные ей не скрывали ликования.
Кларисса равнодушно отвернулась от Питы и обратилась к оставшимся девушкам:
– Злодей, который совершил преступление против государства, напав на невесту принца, будет допрошен. Независимо от исхода допроса будет проведено расследование, и если одна из вас замешана в том, что случилось, ей несдобровать.
– Это могла сделать только очень неуверенная в себе особа, – заявила Велания, красноречиво сверля взглядом девушку из Поганки. – Кто-то, у кого есть связи среди отбросов.
– Судя по твоей речи, такие связи здесь только у тебя, – фыркнула одна из девушек, с неприязнью взглянув на богатую выскочку.
– Ха! – Велания одним движением отбросила волосы за спину. – Будущей императрице такие грязные способы избавления от соперниц ни к чему.
– В таком случае в покушении точно виновата ты, – не уступила девушка.
Надо выяснить ее имя – она мне, вне сомнения, нравится.
– Невесты! – рявкнула Кларисса, мигом погасив начинающийся конфликт. – Вы же не в курятнике! Завтра вам предстоит знакомство с принцем, и спешу напомнить, что подходящих, да и каких-либо других нарядов нет ни у кого. Неужели время до девяти часов вы потратите на распри, а не на походы по магазинам?
Всем сравнение с курицами не понравилось, но, надо признать, данное Клариссой определение лучше всего выражало степень накала отношений между невестами. Сваха, посчитав, что вопрос исчерпан, развернулась и направилась вверх по увитой цветами лестнице, приглашая нас идти следом. Ступени были поистине огромны – на каждой умещалось восемь конкурсанток, правда, во избежание подлого тычка или подножки все старались держаться обособленно.
Нас провели в левое крыло дворца. Чтобы до него дойти, пришлось преодолеть множество проходных комнат Центрального павильона, но нам объяснили, что существует и отдельный вход, чтобы невестам не приходилось нарушать запреты при каждой прогулке в сад. В небольшой галерее, по обе стороны которой располагались двери в спальни, Кларисса остановилась.
– Это спальная галерея, в которой вы будете проживать во время отбора. На каждой из дверей спален есть табличка с именем невесты, которая будет в ней проживать. На тумбочке вы найдете банковскую карточку, которой будете расплачиваться, и телефон.
Не успели девушки оживиться, как Кларисса уточнила:
– По такому телефону вы сможете соединиться только с аппаратами внутри дворца. Например, с прислугой или же с шофером. Но вынуждена уточнить: без повода дворец покинуть не удастся – сегодня исключительный случай, но уже с завтрашнего дня для этого вам потребуется отдельное разрешение. Все понятно?
Мы вразнобой кивнули, некоторые вслух подтвердили, что вопросов нет, и сваха, удовлетворенно улыбнувшись, нас покинула.
Моя дверь оказалась третьей справа. Рядом были комнаты Велании и девушки по имени Кризан Арборах. Напротив моей спальни висела табличка с именем Питты Варс, но этой комнате предстояло оставаться пустой.
Предназначенная для меня спальня была очень уютной и комфортной. Двуспальная кровать под тонким, почти воздушным балдахином; большой, во всю стену, шкаф, тумбочка и туалетный столик с зеркалом. Справа у окна едва поместилось кресло. В интерьере в основном использовался голубой цвет, различные оттенки которого изумительно сочетались между собой.
Не тратя время, я взяла карточку, вызвала по телефону шофера и отправилась за покупками. Все девушки поступили точно так же и в большинстве своем выглядели вполне довольными жизнью. Кроме, пожалуй, Велании. Она шла рядом с симпатичной русоволосой девушкой с немного крупными чертами лица и громко жаловалась ей на организаторов отбора. Причиной ее возмущения стал тот факт, что невестам приходится суетиться, разыскивать за столь малое время подходящую одежду. Как оказалось, Велании хотелось, чтобы для нее пригласили гарнизон швей. Я, стараясь не засмеяться в голос, ускорила шаг и обогнала бесцеремонную девицу, которая уже обзавелась прихлебательницей. Наверное, грустно быть человеком, настолько недовольным жизнью.
Для шопинга батальона невест на один день остановили работу крупного торгового центра, наводнили его охраной и досконально обыскали продавцов. Бедные кассиры, пробивая товары, опасались лишний раз моргнуть, настолько грозно выглядели мужчины, сопровождающие каждую невесту. Не обошлось и без перепалок. Две девушки (к сожалению, не успела выяснить их имен) сошлись врукопашную, пытаясь поделить понравившееся платье. До нанесения серьезных увечий не дошло – вовремя вмешалась охрана, но платье было безнадежно испорчено.
Во дворец я вернулась в половине девятого и, надо сказать, успела одной из первых. Шофер принес кучу пакетов в мою комнату, и ожидавшие меня служанки принялись споро разбирать покупки. В этот день ужин для меня принесли в спальню, предупредив, что с завтрашнего дня приемы пищи будут коллективными и в строго обозначенное время.
Каждое мое движение горничные сопровождали настороженными взглядами, будто бы подозревали меня в воровстве. Непонятно только, что я должна была украсть в первую очередь – кровать или туалетный столик, от шкафа-то они в настоящий момент не отходили. Не стоит и говорить, что аппетит у меня пропал, в такой-то атмосфере.
Я вышла в ванную, надела легкое бирюзовое платье и сандалии на плоской подошве и отправилась прогуляться. Горничные моему уходу искренне обрадовались. Похоже, мы обоюдно в присутствии друг друга чувствовали себя не очень уютно.
О предупреждении Клариссы не заходить в Центральный павильон и правое крыло я помнила и запрет нарушать не собиралась. Мне пришло в голову осмотреть открытую для прогулок территорию, ведь галерея спален невест была практически в начале огромной территории крыла.
Другие девушки, по-видимому, примеряли наряды, потому что, проходя по коридору, я периодически слышала восторженные вскрики. Галерея спален сменилась небольшим цветущим садом, который было удивительно видеть не только из-за времени года, но и из-за того, что здания я не покидала. На улице уже стемнело, сквозь стеклянную крышу свет не поступал, но небольшие светильники, скрытые в зарослях, и маленькие фонарики по границам аллеи создавали ощущение естественных сумерек. В изумлении я прикоснулась к розовым лепесткам иделльской гортензии, которую раньше видела только на картинках, но вдыхать ее аромат побоялась, зная, что иногда он может вызывать галлюцинации. По роду своей деятельности обо всех растениях, так или иначе вызывающих одурманивание сознания, я была наслышана. Слева, касаясь меня своими колючими розовыми ветвями, склонилась ангаррская пихта, взгляд притягивали рваные кусты пиколий, а плетенные из тонких прутиков кресла прямо-таки упрашивали присесть.
Я выбрала кресло, стоящее в зарослях межмирской брусники, кусты которой были даже выше меня. Ни одной птицы видно не было, но, если прислушаться, можно было различить их пение, равно как и шум ручья. Скорее всего где-то в стенах, умело сокрытая под вьющимися растениями, располагалась аудиосистема. Меня настигло какое-то светлое чувство, схожее с истинным восторгом, которое всегда наступало, когда я играла на флейте либо же… В моем детстве, полностью контролируемом мамой, было еще кое-что, доставляющее мне невообразимое удовольствие.
Когда мне было десять лет, весь наш класс сбежал с последнего урока. Большая часть детей разбрелись по домам, единицы завернули в кафе проедать карманные деньги, мне же податься было некуда – мама не работала и нарушение дисциплины сразу бы засекла, а вместо денег мне выдавали вкусные (это не мое мнение) и питательные завтраки. Тогда один одноклассник предложил пойти с ним на тренировку. Разумеется, я согласилась.
Полутемное подвальное помещение с лежащими на полу матами меня немного напугало, а когда взгляд поймал существ мужского пола разного возраста, комплекции и даже вида, я и вовсе забилась в истерике. С трудом успокоив, мне объяснили, что в этом подвале занимаются борьбой, и тренер вроде бы в шутку предложил попробовать. В этот день домой я пришла с синяками (хотя в пару со мной поставили семилетнего мальчика), но неожиданно даже для самой себя одухотворенная.
Гнетущее состояние и страх перед матерью не исчезли, но притупились, и я в кои-то веки почувствовала себя свободной.
На следующий день я опять пришла в тот подвал, теперь уже прогуливая курсы театрального мастерства. А потом еще и еще, попеременно пренебрегая теми занятиями, которые мама позволяла мне посещать без сопровождения. Удивительно, преподаватели на мои редкие, но систематические прогулы закрывали глаза, наверное, посчитав, что такая старательная и ответственная девочка без уважительной причины уроки бы не пропустила.
К четырнадцати годам я достигла довольно высокого уровня владения боевым самбо и межмирской борьбы, но ни в каких соревнованиях не участвовала, ограничиваясь ставшим уже родным подвальчиком. В глубине моей души всегда сидел страх, что мама узнает о моем увлечении. Если уж она флейту считала неинтеллигентной, то что она могла подумать о борьбе?
Раскрылось все абсолютно неожиданно. Я уже училась в колледже, но дополнительные уроки, естественно, посещала. Преподаватель по ораторскому искусству позвонил маме, предупредил, что урок отменяется. Родительница, занятая своими делами, мне передать эту информацию забыла, и именно в этот день я прогуляла уже отмененный урок и отправилась на борьбу. Удивленная мама выслушала мой рассказ о том, что я хорошо провела день, и нет, раньше не освободилась. Она молчала, но с этой минуты часы, оставшиеся до моего разоблачения, начали утекать. За мной проследили, обнаружили «этот жуткий разврат» и закатили скандал, который описывать нет никакого желания. Отстоять свое увлечение мне не хватило ни моральных сил, ни опыта манипулирования, поэтому на целый год мне пришлось забыть о любимом подвальчике и друзьях, оставшихся там. Зато, когда уж мне исполнилось восемнадцать лет, я сбежала из дома и обратилась за помощью к своему тренеру. Во многом благодаря ему Оррах и принял меня на службу, хотя не имел на это права. И полностью его заслугой является то, что я удержалась на довольно сложной службе в СИБ так долго. Борьба мне пригодилась гораздо больше, чем скрипка.
Когда, помимо приятных звуков природы, послышался звонкий стук каблучков по плиточной дорожке, я подумала, что гортензию все-таки трогать не стоило, но на случай, если идущая ко мне девица реальна, затаилась. Поддерживать с кем-то бессмысленный разговор не хотелось. Сквозь густую листву брусники мне было видно, как девушка, одетая в обтягивающее белое, длиной до колена платье остановилась рядом с моим укрытием, сняла с себя туфли и, помедлив (по-видимому, огляделась, лицо от меня было скрыто), двинулась дальше.
Несколько секунд я сомневалась, стоит ли обращать на девушку внимание, ведь вполне может быть, что это горничная, возвращаясь в свою комнату, решила сойти с неудобных ходулей, на которые по случайности поднялась, но чувство эйфории уже исчезло, а любопытство острой иглой жгло небезызвестное место, вынуждая встать.
Я осторожно выглянула из зарослей: девушка уже была в конце аллеи, хотя шла очень осторожно, беспрестанно посматривая по сторонам. Такое поведение было более чем странно – вряд ли прислуге запрещено появляться в какой-то из открытых галерей дворца.
Большие стеклянные двери, ведущие из сада, девушка открыла с трудом, нечаянно задев стекло туфельками, которые держала в руке. Раздался звон. Негромкий, но девушка вздрогнула и оглянулась, так что я едва успела спрятаться. Лица ее разглядеть не удалось – приходилось довольствоваться знанием того, что преследуемая мной особа блондинка, а выдающаяся пятая точка и немаленький рост навевали мысли о том, что передо мной одна из невест принца.
Дверь и впрямь оказалась тяжелой. Я аккуратно проскользнула в небольшую щелку в тот момент, когда девушка уже пересекла следующую за садом картинную галерею. Помещение было почти не освещено – тусклые светильники на столах лишь создавали причудливые тени, но если девица вдруг обернется, то не заметить меня не сможет. Приходилось уповать на удачу, и она меня не оставила. Я двигалась, прижимаясь к стене, и старалась приноровиться к чужому шагу, чтобы не приблизиться слишком близко, но и не потерять цель из вида.
Удивительно, но девушка будто бы знала, куда идти, – все быстрее мы проходили через многочисленные коридоры, галереи и лестницы, не теряя времени на раздумья. Несколько раз девушка останавливалась у очередного коридора, прислушиваясь, пережидая патрули и проходящую по своим делам прислугу, и, естественно, такая скрытность возбуждала мое любопытство еще сильнее.
Я не сразу поняла, что мы вернулись к Центральному павильону. Немного изменилась отделка коридоров – левое крыло строилось позже всех остальных, и его стены в полной мере претерпели влияние новомодных дизайнерских тенденций. Об этом мне говорила мать, ей нравились классические мотивы в оформлении, и надругательство (именно это слово она применяла, хотя я в полосатых стенах ничего плохого не вижу) над важной частью дворцовых построек ее очень возмущало. Разумеется, в материнских мечтах присутствовал момент перестройки дворца, когда я стану его хозяйкой. И конечно же, происходило бы это под чутким маминым руководством.
В общем, факт нарушения запрета свахи мне был известен, но сомнений насчет правильности такого поступка не возникало – преследуемая мной девушка уверенно двигалась вверх по витой лестнице, замирая на пролетах и опасливо оглядываясь, и упустить ее я не имела права.
В последний раз девушка оглянулась в полутемном коридоре, находящемся почти под скатами крыши Центрального павильона, и не заметила меня по чистой случайности – как раз перед этим я слишком резко выглянула над перилами лестницы, ударилась носом и инстинктивно пригнулась, потирая пострадавшую часть лица и проклиная и собственное любопытство, и задание руководства. Опять не удалось рассмотреть ее лицо, к тому же, пока я поднялась на этаж, девушка нырнула в одну из дверей.
Теперь прятаться не имело смысла – коридор был абсолютно пуст, и я медленно двинулась по нему, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за закрытых дверей. Тихо, опять тихо, и вдруг… злой шепот:
– Ты зачем пришла?
Я припала ухом к двери. Если бы девица решила выйти, уверена, избежать падения, как морального, так и физического, мне бы не удалось.
Что ответили мужчине (а шепот был явно мужской), слышно не было, но хотя бы я слышала одного говорящего.
– Допрос неизбежен. Исполнитель это отлично понимал. Почему ты так волнуешься?!
О чем это они? Неужели о преступнике, задержанном сегодня на церемонии? Если бы была возможность, я бы еще глубже впечаталась в дверь, дабы выяснить подробности разговора, но увы.
– Все хорошо, твоя паника бес-по-лез-на. Думай о главном.
Главном? Что для этой парочки главное? Победа в отборе? Может быть, смерть принца? Или я зря приписываю им заговор, возможно, устранение конкурентки – единственное их злодеяние.
– Принца здесь нет! – Увлеченная догадками и репликами из-за двери, я не сразу поняла, что мужской голос не шепчет, а достаточно громко доносится… из-за моей спины. Резко обернувшись, я увидела мужчину, одетого в темно-зеленый мундир и раздраженно взирающего на меня сверху вниз. Именно сверху вниз. Хотя с моим ростом я уже и забыла, когда это могла позволить себе такую роскошь, как смотреть на чистокровного человеческого мужчину, задрав голову вверх. Лицо мужчины показалось мне странно знакомым, и пришлось даже встать на цыпочки, чтобы в тусклом свете настенных светильников рассмотреть его поближе. Темные глаза, нахмуренные брови, прямой нос, твердые губы, сжатые в упрямую полоску, и легкая седина на висках, удивительная оттого, что старым мужчина не выглядел… Вроде бы задерживать его не приходилось, и тут меня словно током ударило, даже ноги подкосились. Этого человека я видела каждый день – на плакатах, в выпусках новостей, даже на портрете в кабинете Орраха. Передо мной стоял регент Ригарийской империи Виктор Ригарин.