Любовь как метаморфоза Горький дым казался сладок, Пепел – белый шоколад. Свеж болотистый осадок, И съедобен сильный яд.
Ночь как утро раскалилась, День – в ладони звезды брось! Сердце надвое разбилось: И душа, и тело врозь!
Лед горячий жжет мне душу, В венах жутко стынет кровь! Клятвы страшной не нарушу — Не скажу, что ты – Любовь!
Рондо
Терзай, любовь, ничтожные сердца, Сердца героев, но меня, чтеца, Не тронут окровавленные руки! Пусть сгину я, пусть я умру от скуки —
Хладна душа реальности чтеца! Не презираю благости Творца, Не предаю страдания я стуки, Но не хочу открыть дверные крюки — Терзай, любовь!
Терзай, любовь, ты суетность кольца И безысходность брачного венца! Я мыслию не обреку на эти муки Ни ум, ни тело… и разлуки Дано мне пережить велением Творца — Терзай, любовь!
Поэт и любовь
Отчего я молчу пред тобою сегодня? Отчего не стучу я чернильной клюкой? Мне не пишутся строки, а только лохмотья… Мое сердце не бьется – лишь шепот скупой…
Отчего мои лапти покрылися сажей? Отчего же мой голос как кочетов бой? Твои нежные руки сковалися в стражей, Твои речи сгустились в раствор зверобой…
Отчего моя память припомнит худое? Отчего мои мысли не рвутся к тебе? Наше звездное счастье – зерцало рябое… Наши сладкие грезы – те в сточной трубе…
Отчего прихожу я старухой к корыту? Отчего ты приходишь к вулканной воде? И обойные стены в молчании размыты, И смешной потолок поседел в темноте…
Отчего наши дни все длинней и длиннее? Отчего наша ночь холодна, коротка? Мое кресло не стонет, и флокс зеленее… И твоя табуретка не ждет молотка…
Отчего, отчего, отчего же я таю? Отчего в твоих жилах остыла вся кровь? Оттого, что причину, к несчастью, я знаю — Знаю, что от поэтов уходит любовь!
О любви
Фонарных яблок суженный зрачок, Полночных улиц скошенные тени… Молчанье – скрипка, провода – смычок! И смех, и ропот в сонме привидений.
И существую я в твоих глазах Зеркальной гладью, сотнями мерцаний… Нам полночь жизни вторит на часах… Любовь – одно из главных оправданий!
Шелка бледное сиянье
Шелка бледное сиянье В череде лампадных душ. Рук кольцованных скитанье Средь шампанского и груш;
Вы тонки, изящны пальцы, Лик восторженен и горд — Амазонка в ритмах танца И вина нежнейший сорт.
Вы чистейший ангел мира, Но любовь все ж вам чужда: Мехом царского порфира Пустоту сокрыть нельзя!
Полночь встречи
Тишины стук горький терпит Мой безмолвный скрежет слезный… Шали ворс немного теплит Поцелуя вкус серьезный…
Ты украден, ты похищен Не любовницей – судьбою… Алы воды, пули свищут — Ты ушел… ты взят войною…
Что невольник в клетке шаха, То, что ты в окопе там! Ах, война! – дрянная сваха, Судьбы делит пополам.
Выстрел жжет прохладу ночи… Холодит картечью день… У души нет больше мочи — От меня осталась тень.
Но настанет полночь встречи, Когда нет иных путей… Поверх шали я на плечи Вскину дюжину ружей!
Волны
Горел маяк, трещали волны моря — Ревел норд-ост, ты был на берегу… Все семь ночей пьянел, пьянел от горя… Все семь ночей ты шел, ты шел ко дну…
Твои глаза как два аквамарина, Свирепо вгрызлись в ночи темноту. Ты ждал меня, а море так манило… Ты звал меня, но знал, что не приду…
Пуста душа – все весны отдарила, И сердце глухо бьется в темноту. Ищи меня – на дне моя могила… Ищи меня – тебя я подожду…
Потух маяк, но плещут волны моря… Луна бледна… а ты на берегу… Кричит волна, и пенится, и воет: «Ты будешь жить, я жертвы не приму!»
Как дерзки и хрупки живые остатки, Остатки живые запретной любви. Но лопнули вожжи уздечки усталой, Усталой уздечки от трезвой дали.
Не открывай своей любви
Не открывай своей любви Мне односложностью томлений. Я их пойму: не скроешь ты Неровный шаг сердцебиений.
Руки воздушный томный жест И глянец яшмовых сверканий, Улыбки скованной протест Увижу я без фраз метаний.
Не оскверняй моей любви Бездушной силой предложенья: Поступок словом надели, Жизнь подари без сожаленья!
Средневековый палантин
Средневековый палантин — Руно возлюбленной Психеи — Храню как зоркий паладин, Как сон безвременный лелею!
Так свят величественный храм Во имя пенной Афродиты! Так чист источник Далай-Лам И дорог сердца стук забытый!
Так полон невод рыбака, И так печально поле брани… Так смерти близкая рука Вонзает когти в тело лани…
Так грежу я в объятьях сна, В своих мечтах живя один! Ты – саван, свитый для меня, Средневековый палантин!
Как Вам будет угодно
Отпускаю я Вас, Как Вам будет угодно… Без расплывчатых фраз Я оставлен, я сорван.
Как Вам будет угодно!
Я не знал Ваших рук Под перчаткой любезной, Я не знал Ваших мук Под вуалью железной…
Как Вам будет угодно!
С Вами я был один, Как ямщик в бездорожье… Был печалью томим, Ваша ж доля надежней…
Как Вам будет угодно…
Вы вдовою при муже Живете игрою… Чтобы не было хуже, Я Вам двери открою…
И это все о НЕЙ…
Сонеты… розы… руки… губы… Да, такова тропа любви: Манят призывно сердца трубы Сгореть… воспеть лета свои!
Младая кровь уста сжигает, Объятья крепче всех цепей. В колодце страсти утопая, Душа, себя до дна испей!
Волна дремала на рассвете
Волна дремала на рассвете, Лазурь струилась, брег был пуст. Я шла одна по склону света И пела ветру свою грусть!
Как солнца луч ласкает локон, Лишь оттеняя дивный цвет, Так, истомив сердечный кокон, Любовь рвет бабочку на свет!
Как тешит первое признанье Младое девичье нутро, Оно тревожит сердце тайной И душу жжет своим клинком.
И в миг слепого упоенья, Когда беснует в жилах кровь, Душа и сердце вдохновенье Вдруг принимают за любовь!
Но горько, горько пробужденье… Лишь охладит наш разум ночь, Все понимаешь – заблужденье! Мечта же гонит правду прочь!
И бег часов не остановит, И разум нужно подчинить. Лишь гордость эту страсть уловит: Любимой вечно, вечно быть!
Но горько жить без упоенья И трудно вечно быть одной! И знать одно пренебреженье! Но страшно не любить самой!
Всегда найдется
Всегда найдется тот, кто любит, — Как трудно же сыскать ответную любовь! Всегда найдется тот, кто сгубит Себя во власти грез, заевши снегом кровь!
Всегда отравит – да – укусом едким змея, Как червь ничтожит тлен усопших королей. Любовь всегда-всегда – волшебница и фея, Злодейка-люцифер, тюремщик-соловей…
Всегда найдется тот, кто любит, И истинна любовь, прочней лишь только сталь! Всегда готов топор, что рубит… Святая эта казнь оправдана всегда ль?
Я летаю
Я летаю, я летаю… И над ней, и над тобою! Я летаю, ты не знаешь — Я дружу с твоей мечтою!
Я летаю – ты мечтаешь, Я летаю – убиваешь! Я летаю – ты свободен! Ты меня не замечаешь!
Я летаю – мир угоден, Я летаю – солнце светит! Поздно только вспоминаешь: «Ты любовь?» – а кто ответит…
Полдень встречи
Солнце скрылось за горою, Я померкла в теплой тени. Ветер ищет, ветер ноет… Не меня ли в теплой тени…
Ты ль тот ветер, ты ли это? Если так – готовьте свечи. Меркнет тень по зову света — Я ушла на полдень встречи.
Мне нечего сказать
Мне нечего сказать листу бумаги: Остро перо и вдоволь тут чернил! Увы! Но он души не потопил В любви моей… забвенье лунной саги.
Я шла к нему, превозмогая тьму, Летела, пусть бескрылая, навстречу… Испить души своей позволила ему… А он сказал: «Не жги напрасно свечи!»
* * *
И вновь чернил прозрачное письмо. Мне снова нечего сказать листу бумаги: Любовь пришла – оттиснула клеймо, Но чтоб любить, не найдено отваги!
Все те же слезы стынут на щеке, Все те же свечи тлеют в полумраке, Все та же боль обидой на щите: Но я не та – я вышла из атаки…
Мой Петербург
Скрипач и слушательница
Слушательница: Твоя музыка тонет во мгле, О, мой щедрый, мой нежный скрипач! Твоя музыка будит во мне Безутешный батистовый плач!
Скрипач: Поищи эту муку в себе, Обвини в этом чудо смычка. Моя боль – это боль о стране! Моя боль – это слезы в стручках!
Слушательница: Где ты слышал подобный мотив? Где безумие ноты ты взял?
Скрипач: Обь и Лену веслом возмутив, Я бездонные зори черпал! Брал в ладони чернее угля Локон дивной уральской косы! А в волнующих душу полях Созерцал соты звонкой росы! Я шагал по амурской тропе, Я бродил среди рощ и дубрав… И не знал, как в озерной воде Отражается ели рукав! Я поил черногривых коней Из иссохшихся, стоптанных луж… Видел малых голодных детей… Как жену бил пропившийся муж… Я рыдал в богадельных домах… Я ослеп от измученных лиц… Я метался в приютских стенах, Перед Господом падая ниц. Оттого ли души я твоей Ранил больше, чем ядом жжет новь… Словно скальпелем, скрипкой своей Я вскрываю живую любовь!
Слушательница: Я отвечу тебе, милый друг, Мой родной, мой философ-скрипач: Русь бессмертна, пока столько мук Рвет из сердца малиновый плач!
Посвящение другу
Разбросаны звезды небесной рукою По синему шелку ночной тишины, И лунные блики сплошной чередою Плывут над гранитной постелью Невы.
Заря поселилась за спящим туманом, Безумствует мгла на стальных облаках, И ветер бодрящий нелегким обманом Вновь властвует градом, забытым в веках…
Мы снова скользим по небесной лазури Шатров предрассветных Пальмиры моей. И мраморный шепот затих в партитуре Церковных гласов и ночных площадей.
Во славу Петра легкий сонм листопадов Востоку дарует загадочный вальс. Дриады и нимфы во злате нарядов Пленяют коварством мифических глаз.
Судьбина моя неразлучна с тобою! Лишь невской волне отдается душа. Величием властвует град надо мною, И сладостным ядом поит тишина!
И северной грустью приветливы очи Навек покорили меня, милый друг! Забвеньем баюкают Белые Ночи! Ты – сердце сердец, Ты – душа, Петербург!
У Александро-Невской Лавры
Весенним воздухом согреты Меж двух Некрополей врата. И медяки как кастаньеты В руках просящих сквозь года.
И так печальна средь тумана Воды чернеющая гладь, Что отражает без изъяна Петровских замыслов печать…
Городу
Немые звезды белой мглы — Непобедимые Армады — Глядят на мрачные громады Угрюмой матушки-Невы.
Так ослепительно и нежно Боа прозрачным сквозь туман Спадают лунные одежды С небесных плеч на град-обман.
Непредсказуемость спасает От предрассудков вековых. И ты не терпишь молодых: Желанье новшеств угнетает!
Не седовласый пуританин, Не резвый юноша, о нет! Созревший плод дворцовых таин, Переродившийся поэт!
Ты – всемогущий и всесильный. Ты – вечный призрак средь людей, Мистификатор-лицедей, Увековеченный уныньем.
Пусть стека скульптора скользнула По глади мраморной твоей Не легким, нежным поцелуем — Ожогом, раной от плетей,
И ненароком император Твой гордый норов укрощал, И смертный одр предвещал Парижа царский ординатор.
Ты ж непреклонно восседаешь На троне – тысяче костей, Но редок час, ты вспоминаешь, Чьих рук творенье, чьих мастей.
Седая пыль сомкнет уста, Когда пробьет твой час расплаты, Но даже Адские палаты Не усмирят в тебе «Отца».
Искупаться в белилах ночи
Искупаться в белилах ночи Мне позволил мой мраморный Друг. Жизнь вокруг все тесней и короче, Только Сон, тишина… белый звук!
И в трехсотый разнеженный танец Я вступаю, крещенье творя, Друг мой спит, словно истины старец, Что хранит робкий свет алтаря.
Острый шпиль не пронзает заката — Этот перст, указующий путь. Не звучит водяная кантата — Это духа петровского суть.
Не колышут балтийские ветры Разводные стальные горбы, И не бродят по улицам смерти… Нет ни крика, ни скучной борьбы…
Плавит терпкое влажное утро Все надежды, мечты и любовь… Но придет одиноко и мудро Ночь белил, и воскресну я вновь!
Автопортрет
Я не пепел в пекле бренном
Я не пепел в пекле бренном, Я – зеленые глаза. Не плаксивая царевна, Стихотворная гроза!
Я нетленна, я туманна, Я как сотни «ярких» звезд! Пятернею майской Анна, Темных вихрей перехлест!
Я – утопленник в пустыне, Я – жара в февральский день… Только буду я отныне — Рифм рокочущая тень!
Я загадываю звезды
Я загадываю звезды Под распятою луною, Как загадывают Солнце Зимней хладною порою.
Я загадываю лица В вихре улиц, сновидений, Как загадывают птицы Дни и взлетов, и падений.
Я загадываю души Через Таро и кристаллы, Как загадывает суша Дождь обильным, зиму талой.
Я загадываю сердце, Что останется со мною, Приоткрывши татем дверцу В мир грядущего покоя.
Я загадываю многих, Разгадать же нет желанья — Это участь одиноких: Я сама сплошная тайна!
Я живу
Я живу в мной придуманной звездной стране, Я живу в мной придуманных дерзких мечтах: Я – страна в не придуманной жизнью главе, Я – мечта в непридуманно мудрых сердцах…
Я, мечтой очертя запредельную высь, Не желаю свершать преобыденный путь. И, вгрызаясь в миры как безумная рысь, От реальности в Чудо стремлюсь я свернуть.
Но и там мне твердят вновь стальные гласа: «Ты не можешь уйти, обмануть, кто ты есть! Ты обязана – быть, как с восходом роса, И гнетущее пламя природы учесть…
Что любовь? не под властью озноба души, Что печаль? не под гнетом смертей и разлук, Что свобода? без ропота сердца в тиши? То, что жизнь без судьбы и без совестных мук».
Но мне хочется жить в мной придуманных снах — Жаждет разум свободы, свобода – дали. Знаю – нет на земле и в стальных небесах Ни счастливой печали, ни мудрой любви…
Я узрела в мечтах безграничную власть Не над разумом жизни, над сутью своей! И сама у себя не могу я украсть Бесконечности призмы реальных вещей!
Поэтам
Ты не вправе, поэт…
Ты не вправе, поэт, Ждать пустой похвалы… Ты, как легкий сонет, Создан эхом мечты.
Сон твой чуток и сед, И ты дремлешь едва. Твой извечный сосед — Хмель… болезнь… нищета…
Ты – нагруженный мул Средь уральских высот… Твоя Русь – не Стамбул, Без халвы здесь народ.
Стол твой грязен и скуп — Покачнувшийся раб. А кошель слишком глуб, Чтоб найти в нем медяк.
Ты – пропойца чернил Средь вторсортных бумаг. Острым штилем черти Свой народный кулак.
Будь ты вечный излом, Будь добрее других… Будь ты праведный гром И спасительный стих!
Судьба поэта
Мне отчуждение даровано навеки. Стезя любви печали отдана, И дар безумства я за саван продала, Что с юности устлал седые веки. Мне одиночество отпущено Судьбою И боль утрат ниспослана сполна, Кровавый яд любви испила я до дна, Лишь дух Свободы веет надо мною. Душа горит в полете своенравном, Взирая на гробницы в Синеве, И, проклиная белый город на Неве, Еще мечтает о наследии бесправном… С зарницей блеклою прощается мечта, Усопшей мести отзвонили панихиду, Моя душа простит судьбе обиду, Но будет презирать ее уста. Пусть на одре секунды нам считают, Пускай объявлен смертный приговор, Не с чертом, мать-природа, договор Пред ликом я искусства заключаю. Пускай глава падет пред Спящей Лирой! Моих стихов пройдет пустая быль, И жар страстей, как вековая пыль, Осядет в омуте прославленной Пальмиры! Я ненавидеть этот город не сумею И проклинать его не захочу, Когда навеки в песне замолчу Пред горделивою красавицей моею. О, Муза! Презираешь ты меня — За слабость духа и душевные пороки… Но жить сулишь, диктуя эти строки, Во славе смутной будничного дня… Мне отчуждение даровано напрасно… Судьба что кубок ржавый короля… Но приговор о жизни бунтаря Звучит в устах богов: «Единогласно».
