Ann Up
Теорема существования – 2. Константа
В дверь снова раздался стук.
– Открыто, – откликнулся Ян.
– Вы звали, эрр? – в проём сунула симпатичную мордашку служаночка. Ян тщетно попытался вспомнить как ее зовут.
– Ты новенькая? – спросил, нахмурившись.
– Я Мика, эрр, вы меня не помните? Четвертый сезон здесь служу.
Арис, хмыкнув, оценивающе оглядывал вызывающее, для прислуги, декольте. «Опять уловки отца, – с тоской подумалось Яну, – за дурака меня родитель держит. Хотя, раньше я бы повелся, и на миленькую мордочку, и на полуголую грудь. И темные кудряшки».
– Мика, скажи, что я распорядился тут прибрать, ванну отмыть, постельное белье сменить, и мои джинсы с рубашкой в стирку.
– Но постель меняли две недели назад, – несмело возразила служанка внезапно кокетливо стрельнув влажными глазками.
Ян, разглядывая пол, раздраженно выдохнул и хлопнул по колену ладонью. Девица вздрогнула.
– Мика, скажи Гриду, что я приказал менять простыни раз в семь дней. Надеюсь, мне не придется об этом напоминать.
Он повернулся к Арису.
– Ну, идем ужинать? Что там нынче у нас?
Арис пожал плечами.
– Суп, бараньи ребра, и десерт, кажется, пирожки с тарикой.
– Отлично.
Ян спрятал ключ от шкатулки в карман джинс.
В столовой было мрачно несмотря на то, что по углам и на столе, в канделябрах, ярко горели свечи. Во главе стола возвышался Гаррарт Рош Экита. Рядом с ним, по правую руку, чинно сложив руки на коленях, сидела мать меланхолично изучающая пустую тарелку. Поодаль, в конце стола сидела Денира. «А ведь она старше меня, – вдруг с жалостью подумал Ян, – она уже почти старая дева, даже странно, ведь завидная партия, что-то отец не торопится выдавать ее замуж».
Гаррарт, высокий, статный, с благородной сединой на висках, брезгливо скривившись, пил морс из серебряного стакана. Завидев входящих в столовую Яна и Ариса сердито стукнул стаканом о стол.
–Заставляете себя ждать.
–Извини, отец, – торопливо и даже как-то суетливо сказал Арис, – нас задержали бытовые вопросы.
Он кивнул на мокрую голову Яна. Отец качнул головой и Арис, облегченно выдохнув, сел за стол рядом с Денирой, оставив Яна стоять посреди зала, перед столом, в одиночестве.
«Пришел на милый семейный ужин, – хмыкнул про себя Ян, – сейчас отец оттопчется на мне вдоволь, при молчании всех остальных, какие-то вещи не меняются совсем»
– Мама, отец, Денира, блага роду и хорошей еды, – улыбнувшись, Ян произнес форму стандартного пожелания перед едой. На отца, впрочем, это не произвело ни малейшего впечатления.
– Почему ты в таком виде, Ярран? – спросил он, приподнявшись со своего места. Элора осторожно положила руку на рукав мужа, пытаясь успокоить.
– В каком? – Ян оглядел себя, потом вопросительно уставился на отца.
– Твоя одежда не соответствует, – отец начал медленно краснеть от гнева.
– Гаррарт, – Элора говорила очень тихо, – у мальчика повреждена рука, ему неудобно надевать обычную одежду.
– Спасибо, мама, за защиту, – Ян кивнул матери, прошел к столу и сел напротив Ариса, – но моя одежда вполне меня устраивает и рука тут не при чем. Я так одет потому, что мне удобно.
Налил морса в серебряный стакан, стоящий рядом с тарелкой, сделал пару глотков, чувствуя на себе взгляды всей семьи, от гневного отцовского, до испуганного Дениры.
Вяжущий кисловатый привкус был давно знаком, сколько Ян себя помнил, на столе в родительском доме всегда присутствовал тариковый морс-любимый напиток отца.
В ожидании, пока ему нальют тарелку супа, Ян прикрыл глаза.
Полтора сезона назад он, почти так же, стоял в этой самой комнате перед отцом. Стараясь не слишком активно выдыхать, ибо сам ощущал вокруг себя облако перегара. Накануне выдался веселый день, где он и компания таких же молодых горгов, выиграли скачки на лошадях и неплохо это отметили. Отметили так, что Ян, явившийся домой под утро, не мог стоять на ногах и Грид был вынужден укладывать его спать.
И когда Ян спустился к ужину, все еще не до конца протрезвевший, то получил основательный нагоняй.
Отец даже не потрудился вызвать Яна к себе в кабинет, он просто отчитывал его, стоящего посреди столовой, как дворового мальчишку. И объявил, что раз Ярран не в состоянии взять себя в руки, то женитьбу на Дегне Рош Истаг пока отложат, дурные манеры Яна не вызывает доверия у будущих родственников.
А он, глядя на отвратительное поведение сына принял решение и отправляет его младшим послом в Хистеран. Возможно тогда, «непутевый мальчишка» научится хоть за что-то нести ответственность. И если поступит хоть одна серьезная жалоба, то пусть пеняет на себя.
Кажется, сейчас история повторялась. Только Ян был трезвый. И провинность его заключалась в том, что одет он неподобающим для семейного ужина образом.
Ян приоткрыл один глаз, следя как Грид ловко разливает по тарелкам суп.
– Что за суп? – тихо, вполголоса, спросил Ян, немного повернув голову в сторону Грида.
– Барашек с зеленью, – тоже полушепотом проинформировал его Грид.
Ян посмотрел в тарелку, там плескался наваристый, до темного цвета, бульон и куски мяса.
– Ты опять пьян? – нахмурившись поинтересовался отец.
Конечно, откуда отцу знать, что за то время, пока Ян отсутствовал, привычки его существенно поменялись.
– Нет, отец, – с усталым вздохом ответил Ян и пояснил, – я не пью уже полный сезон как.
Он поспешил приняться за еду, чтобы избежать дальнейших разговоров, но безуспешно.
– Весьма похвально, что ты больше не пьешь, сын, – торопливо высказала своё одобрение мать.
– У-м-мгм, – Ян кивнул, прожевывая жесткий кусок мяса.
– Ты ведь будешь присутствовать на балу? – отец видимо сменил гнев на милость и задал вопрос почти вежливо.
Ян криво улыбнулся, у отца явно были на него планы, но он потакать этим планам не собирался.
– Нет.
Отец, видимо, ожидавший другого ответа гневно скривился.
Ян доел суп и подозвал Грида,
– Будь добр, принеси мне горячего, крепкого отвара. И пару кусков сахара.
– Да, эрр Ярран, – Грид подхватив поднос направился в сторону кухни.
– И почему же, позволь поинтересоваться? – отец резко отодвинул от себя тарелку.
– Жирное нельзя запивать холодным морсом, – ответил Ян.
Дениира и Арис тихо захихикали, спрятавшись за тарелками как нашкодившие дети. Отец обратил на них грозный взгляд. Брат с сестрой замолкли и съежились, стараясь казаться меньше.
«Как он умудряется столько лет занимать пост министра? – удивился про себя Ян, – будучи настолько эмоционально несдержанным».
– Ты прекрасно понял, о чем я спрашиваю! – рявкнул отец.
– Я собираюсь в Лерт, – спокойно ответил Ян, – скорее всего, останусь жить там. Неподалеку от Вастаба.
–Так и знал, что этот старый подлец задурит тебе мозги своими россказнями, – Гаррарт в сердцах хлопнул ладонью по столу, Денира и мама испуганно втянули головы в плечи от резкого звука.
– Вастаб не при чем, – Ян пожал плечами, – это я не хочу оставаться здесь.
– Полагаю, мне не надо напоминать тебе о долге перед родом, – напыщенно произнес отец, поправляя салфетку за воротником рубашки.
Ян медленно отложил нож и двузубую вилку, которой собирался есть второе, в сторону. Стараясь не дать волю эмоциям.
– Я ничего не должен роду, отец, думаю, это очевидно.
Денира охнула, мать ахнула:
– Ярран, как ты можешь?
– Могу что? – уточнил он.
– Так говорить! – возмущенно воскликнула она.
– Я откупился от рода наследством и своим, заметь, мама, немаленьким личным состоянием, – Ян повторил почти слово в слово то, что говорил Арису на лестнице, – я теперь никому ничем не обязан. Считаю, что это очевидно.
– Тогда не понимаю, какого акуса ты делаешь здесь? – раздраженно рявкнул Гаррарт.
– Сам удивляюсь, – огрызнулся Ян, – я не просил патруль тащить меня сюда.
– Подожди, Гаррарт, а как же бал? – мать погладила отца по рукаву, – столько планов.
– Кстати, о планах, – Ян наконец-то нашел в себе силы открыто посмотреть на отца, глаза-в-глаза, – я знаю, что вы затеяли этот бал ради того, чтобы представить мне Дегну Рош Истаг. Так вот, чтобы избежать скандальных ситуаций сразу поясняю, я не собираюсь на ней жениться. Ни на ней, ни на ком-нибудь еще. Кого вы там мне приготовили.
Ян встал из-за стола и направился к выходу.
– Изгоню, – прохрипел вслед отец.
Ян пожал плечами:
– Поступай как считаешь нужным, – и не оборачиваясь вышел из столовой.
Собранные рюкзаки, стоящие за кроватью, задорно поблескивали в свете свечей отполированными медными пряжками-защелками, Инга назвала их странно звучащим словом «фастексы». Манили, поторапливали в дорогу.
Ян поморщился, свечное освещение раздражало, казалось отталкивающе тусклым, хотелось выйти в коридор, зайти обратно и чтоб комнату залил яркий и ровный свет, как на станции. Всего пара дней с хорошим освещением и на тебе, уже привычка. Ян, сощурившись, поставил подсвечник повыше, на умывальный столик. Светлее не стало, только по углам заметались длинные уродливые тени.
После скандального ужина едва – ли прошло больше полутора кругов. А все вещи были собраны и готовы. Ян присев на край кровати посмотрел в окно, Ночная Гостья была полностью в своем праве.
Лететь в темноту не хотелось, значит, придется ночевать где-нибудь на постоялом дворе. Он проверил кошельки с деньгами. Часть рассовал по карманам.
Отпавшие камни сослужили хорошую службу, Ян бессовестно, невзирая на запрет распространения вещей древних, естественно нелегально, продал их местным магам, собрав неплохого размера сундучок с золотыми.
– Да здравствует финансовая независимость, – хмыкнул, раскладывая содержимое сундучка по дополнительным кошелькам и убирая их в рюкзаки.
Он дернул шнур звонка и сев на стул у умывальника принялся ждать. Вскоре за дверью раздались торопливые шаги и осторожный стук.
– Да, – откликнулся Ян, вспоминая, не забыл ли он упаковать что-нибудь важное.
«Впору писать списки, – подумал он, прогоняя накатившую некстати горечь, – и отмечать сделанное галочками»
В комнату вошел Грид.
– Вы звали, эрр?
– Да, Грид. Подними конюха, пусть седлают мне Ворона прямо сейчас.
Ворон – черный огромный жеребец с шелковой шкурой и великолепной статью был с характером, но Ян его объездил, переупрямил. Еще тогда. В прошлой жизни.
– Эрру нужны сопровождающие? – уточнил Грид.
– Да, я переночую в «Крыле Кира», а потом полечу в Лерт. Мне нужно, чтоб Ворона от «Крыла Кира» доставили сюда в конюшню. А затем переправили в Лерт к Вастабу.
– О Вечность, что я слышу! – в коридоре раздался возмущенный голос матери, – неужели мой старший сын, как бродяга, ночевать на постоялом дворе?
Она застыла на пороге, с интересом оглядывая комнату, ожидая пока Ян пригласит ее войти.
– И тебе доброго вечера, мама, – Ян встал со стула и склонив голову в легком поклоне, протянул руку в приглашающем жесте, – в «Крыле Кира» останавливаются вполне уважаемые люди.
– Но почему ты не останешься, здесь, дома? – она подошла и заглянула Яну в глаза.
– Наверное потому, что отец велел мне убираться, – усмехнулся Ян.
– Грид, – интонации матери враз сменились на повелительные, – пойди пока, мы тебя позовем, когда понадобишься.
Дворецкий поклонился и быстро исчез из поля зрения.
«Семейные проблемы при слугах не обсуждаются, – усмехнулся Ян, – все равно, что слуги давным-давно в курсе».
– Присаживайся, пожалуйста, – Ян указал рукой на кресло. Сам же он сел на стул и приготовился внимательно выслушивать мать.
Она с изяществом присела на самый край кресла, расправила юбки и с укором посмотрела на Яна.
– Ты же знаешь, что твой отец бывает несдержан.
– Конечно, знаю, – не удержался от сарказма Ян, – и как он столько лет на должности министра иностранных дел продержался, будучи таким вспыльчивым и несдержанным?
Элора сердито поджала губы и вздохнула, всем видом показывая, как огорчена поведением сына.
– Он не со зла и совсем не хотел, чтоб ты уходил.
– А чего же он хотел? – поинтересовался Ян.
Тактика кнута и пряника была применяема родителями давно, Ян много раз прокручивал у себя в голове, удивляясь, как же родителям удавалось заставить своих чад поступать иногда совсем против воли.
Сначала отец отчитывал и раздавал наказания, затем являлась мать и сообщала родительскую волю непокорному чаду. Чадо от радости, что наказания не будет, или будет, но смягченное, облегченно вздыхало и кидалось выполнять волю родителей.
Представление раз от раза разыгрывалось словно по нотам.
– Я настоятельно прошу тебя остаться до зимнего бала, – убеждающих ноток в её голосе стало больше, – это всего лишь месяц и несколько дней. Приглашения уже разосланы и отменить праздник невозможно. Иначе будет скандал. Пострадает репутация семьи, а ты хоть и был изгнан, но все-таки из рода РошЭкита.
Она поднялась с кресла.
– Хорошо мама, я задержусь здесь до бала, как ты просишь, – устало согласился Ян. Спорить с матерью не хотелось, потому что, Ян помнил это по предыдущему опыту, последовали бы настойчивые уговоры. С неоспоримыми доводами и вескими причинами.
Элора довольно кивнула головой и выплыла из комнаты.
«Родители явно что-то задумали, чтож, посмотрим-посмотрим, – Ян озадаченно почесал макушку, – надо бы продумать пути к отступлению»
Глава 2
Вспышка света. Незнакомые голоса что-то говорящие. Я спрашиваю кто они, сначала по-русски, потом по-английски.
Мне отвечают, но я не понимаю что. Спрашиваю по-немецки. Единственное, что я помню из фильмов: «Шпрехен зи дойч? Шнелле!». Явь и сон сплетаются в неимоверный клубок.
– На каких языках она говорит? – шепчет женский голос.
– Не знаю, – так же шепотом отвечает ей мужской, – надо доложить владыке.
Темнота.
– Надо уменьшить порцию зелья, – сердито выговаривал голос, – она говорит на своем языке и не понимает хотя бы имперского. А мне нужны ее знания, очень. И она сама. В сознании.
Второй голос дребезжал как крышка на закипающем чайнике:
– Поймите, Владыка, подбор дозы весьма сложен. А она, вдобавок ко всему, постоянно теряет вес, если я дам меньше зелья, чем нужно, она может вспомнить все, – он вдруг замолчал словно наткнувшись на что-то и торопливо добавил, – но я, конечно, постараюсь подобрать.
Я открывала глаза, как бы выныривая из темноты, и видела край окна с темной, вроде бы коричневой, шторой. Она была подвязана толстым золотым шнуром. Темнота наступала снова, подкрадывалась, гася лучики света на потолке. Медленно, приглушенно, как из-под толщи воды до меня доносились звуки. Кто-то гладил меня по голове и ласково просил:
– Милая, не мечись так, я знаю, что тебе больно. Не плачь. Прошу, потерпи немного.
Я, не открывая глаз, чувствовала как меня приподнимают, льют какую-то сладкую жидкость в рот и снова проваливалась в темноту.
Иногда становилось нестерпимо жарко и от этого было еще больше больно. Я дергала ногами стараясь отодвинуть источник тепла подальше.
– Поешь, милая, – просил тот же голос, – немножко. Тебе нужно набраться сил и выздоравливать.
Я отворачивалась, мою голову осторожно поворачивали в нужную сторону и вливали что – то остро пахнущее и соленое. Я отплевывалась. Жидкость была ужасно противной.
Голос рассказывал, что в этом году на удивление теплая осень и в саду огромный урожай яблок и сладких груш. Что я должна обязательно попробовать хоть одну. Иногда он пел, напевал что – то непонятное мне, длинное и заунывное, потом тихо смеялся и говорил, что это его колыбельная для меня, жаль, что я его не слышу. Но я слышала. И снова рассказывал про сад, про цветы, которые спрячутся потому, что скоро придет зима. Про фонтаны. Про птиц, которые поют о любви сидя на фруктовых деревьях. Рассказывал о ягодах атраа – ягодах любви. Когда двое счастливы, они кормят друг друга этими ягодами и целуются, говорил мне голос. Иногда голос был сердитым, он тихо ругался на какой-то совет, говорил, что лучше знает, но не слушать совет нельзя.
Мне нравился этот низкий с хрипотцой голос. Потому, что хоть немного, но он отгонял боль. Боль была постоянной, не острой, но сильной, выматывающей. Болел живот, болели ноги, почему-то в районе колен, болела спина и шея. Я открывала глаза, смотрела на странный потолок, откуда – то я знала, что правильный потолок белого цвета. А этот был неправильным: не белым. Разрисованным и позолоченным.
Потом уставала от боли, снова закрывала глаза проваливаясь в никуда, там, в теплой темноте было не больно.
Однажды мне стало холодно, так сильно холодно, как будто меня положили в ледяную воду. Я поняла, что умираю.
– Я умираю, – сказала я голосу, – жаль.
Голос возразил:
–Как ты можешь умереть, ведь ты такая сильная, и столько времени боролась. И я обещал, что не дам тебе умереть.
– Не, слабая, – возразила я, выдохнула последний воздух из легких, а вдыхать сил уже не было.
– Не смей! – закричал на меня голос, – дыши! Инга! Инга, прошу тебя!
Все верно, мысленно согласилась я с голосом. Инга это я.
Меня тряхнуло, боль снова ожила, обрадовалась, прострелила все тело сверху донизу. Я вдохнула и открыла глаза.
– Были бы у меня силы, я бы тебе врезала, – прошептала я, глядя в бирюзовые глаза моего собеседника.
Он осторожно опустил меня в подушки, нашарил под одеялом мою руку поднял к своим губам и нежно ее поцеловал.
– Ты очнулась, я рад.
Лицо и голос казались знакомыми. Но сколько я не пыталась сообразить, кто этот красивый мужчина, заботливо поглаживающий меня по руке, так и не могла. Вспомнить не получалось. В голове было пусто как в хорошо отчищенной кастрюле.
– Кто вы? – поинтересовалась я, все так же шепотом, говорить в полный голос сил не было.
– Ты меня не помнишь? – в тоне моего собеседника проскользнули довольные нотки, он с кошачьей грацией растянулся рядом со мной поверх одеяла.
Я отрицательно качнула головой.
– Мы собирались пожениться, милая. А потом ты поехала кататься на лошади и упала.
Пошарилась по закоулкам своей памяти, ничего, пусто.
– Кто такие лошади? – уточнила на всякий случай.
Мой собеседник растерялся,
– Это …это животные, на четырех ногах, на них ездят верхом или запрягают в повозки, в телеги. Милая, а ты хоть что-нибудь помнишь?
Я, прикусив губу, сосредоточилась анализируя, что же я помню.
– Меня зовут Инга, – неуверенно выжала я, и он радостно закивал, – это вы мне сказали, когда кричали, чтоб я дышала.
Улыбка сползла с его лица.
– Я устала, – сказала я красивому мужчине и закрыла глаза,
– Ох, милая, – услышала я, перед тем как провалиться в темноту.
В другой раз меня из темноты вынул громкий шепот:
– Он притащил эту дрянь неизвестно откуда, Лоет! И объявляет это…ЭТО своей невестой?! Жениться собрался вот на этой бледной немочи? За все время пока она здесь она даже не очнулась! – Я приоткрыла один глаз и стала наблюдать сквозь ресницы. У двери в комнату стояла высокая девушка, с золотистыми локонами забранными в красивую прическу с заколками из драгоценных камней. «А-ме-тист» вспомнила я название, но здесь их называют как-то иначе. Камни сверкали в лучах солнца падающих через окно. Платье на девушке было из многих слоев тонкой струящейся ткани. Так и хотелось дотянуться рукой и потрогать это нежное цветное великолепие. Рядом с девушкой стояла еще одна, одетая не так ярко и красиво, и без украшений.
Яркая девушка тем временем продолжила:
– И я надеюсь, что она не очнется, Лоет. Зайди ко мне вечером я дам тебе кое-что.
– Да эрра Эдея, – вторая девушка покорно склонила голову и чуть улыбнулась.
Эрра Эдея величественно выплыла из комнаты. Оставшаяся в комнате Лоет опасливо глянула в мою сторону. Из-за подушек ей не было видно мое лицо. И достав из кармана пузырек, стала капать в кувшин с водой, зеленоватого цвета капли. Я прикрыла глаза.
«Если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано "Яд!", то почти наверняка, тебе не поздоровится» вдруг всплыла в памяти странная фраза.
Нужно будет спросить у того красивого мужчины, когда он придет, что такое «яд». Я снова закрыла глаза.
В следующий раз, когда темнота закончилась, передо мной замаячило заботливое, миловидное личико с изящной кружевной наколочкой по темным волосам. Ее имя Лоет. Это я помнила.
Край чашки ткнулся мне в губы, я сжала их и мотнула головой.
– Вам нужно это выпить, не упрямьтесь, – Лоет настойчиво покачала чашку прижимая к моим губам, – прошу вас, эрра.
Я опять мотнула головой, не разжимая губ. Она капала что-то в кувшин. Я помню.
Я рукой отодвинула чашку от своего лица, и половина содержимого выплеснулась на одеяло.
– Ох, эрра что вы наделали, – запричитала она, – теперь придется менять постель.
– Хочу в сад, – прошептала я, – там воздух и яблоки.
– Но, эрра, – возразила Лоет, – вам нельзя вставать, вы еще больны.
– Хочу, – я капризно ударила рукой по одеялу.
– Как обстоят дела, Лоет? – в комнату вошел тот мужчина.
– Хочу в сад, смотреть на яблоки, – упрямо повторила я глядя на него, – хочу! Там воздух.
– Милая, ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, – он взял меня за руку, – что тут произошло, почему постель мокрая?
– Я толкнула Лоет, – призналась я, – не хотела пить. Слишком резко отказалась, так получилось. Я все равно хочу в сад. Хотя бы пока она меняет постель.
Я осторожно сползла с кровати, если не делать резких движений, то вполне терпимо, боль спряталась где-то внутри и выжидала подходящего момента. На стене висело большое, в полный рост, зеркало. В нем отражалась, как раз, как сказала эрра Эдея, «бледная немочь». Ночная рубашка до пола с длинными рукавами, серые волосы похожие на мочалку. Заостренные черты лица, острый, немного длинный нос, небольшой рот с плотно сжатыми бесцветными губами.
Я сделала шаг к зеркалу стараясь рассмотреть незнакомую женщину в нем в подробностях.
– Милая, нет, – мужчина подхватил меня под руку, – раз уж ты встала, давай я отнесу тебя в кресло.
– К зеркалу сначала, – я осторожно шагнула в нужном направлении, – я хочу на себя посмотреть.
– Женщины! – с чувством произнес мужчина, помогая мне добраться к намеченной цели. «Синдром самурая», услужливо подкинул мне мозг определение моего поведения. Что бы это ни значило, я была уверена, что это оно самое и есть.
Я разглядывала свое лицо, странные серые глаза, не такие как у мужчины. Чуть более темные, чем волосы, брови и ресницы. Наверное, будь я здорова, то выглядела бы даже красивой.
– У меня глаза не такие яркие как у вас, – вынесла вердикт я, – и уши тоже другие. Почему?
Как мне показалось, мужчина немного помедлил, прежде чем ответить
– Ты просто немного другая, не алорнка.
– Не алорнка, – повторила я и подняла руку к лицу, на левом плече вдоль спины почувствовалось что-то чужеродное, болезненное. Я, распустив шнуровку у шеи, скинула рубашку и повернулась спиной к зеркалу, разглядывая длинный, толстый, шрам, спускающийся по спине вниз, от левого плеча до бедра.
Лоет за моей спиной охнула и бросилась поднимать рубашку приговаривая:
– Эрра, вы как несмышленое дитя. Нельзя же так.
Мужчина растерянно кашлянул и повернулся к окну.
– Гадость какая, – я провела пальцами по рубцу отчего кожа болезненно натянулась, – это все лошадь?
– Да, – хрипло сказал мужчина, все так же глядя в окно, – это все лошадь, милая, мне очень жаль.
– Почему он такой уродливый, я на арматуру налетела? – память выдала очередной финт. Слово «арматура» я сказала, а что оно значит не помнила.
Мужчина снова откашлялся.
– Ты долго была без помощи, прежде чем тебя нашли, потеряла много крови. Когда тебя привезли сюда, лекарь попытался сшить рану, но не получалось, края рвались. Заражение было.
– И сколько я провела в беспамятстве?
– Больше пятидесяти дней.
Пятьдесят дней это много, даже слишком. Я же куда-то торопилась. Только вот куда? Я нахмурила брови тщетно пытаясь что-то вспомнить.
Лоет, тем временем надела на меня рубашку, и закутала сверху пушистой белой шалью.
– Все-таки я хочу в сад, покажи мне, как туда дойти, – я стараясь не шататься, шагнула к двери, – хочу увидеть яблоки и фонтаны.
Губы мужчины дернулись в намеке на улыбку.
– Хорошо, раз ты так настаиваешь, – он повернулся к служанке, – Лоет, распорядись, пусть принесут кресло и подушки в малую беседку. Если меня будут искать, то я там с моей невестой.
Он подхватил меня на руки и попросил.
– Обними меня за шею. Пожалуйста.
Я сцепила руки в замок за его головой и уткнулась носом в мускулистую шею.
От него пахло чем-то сладким и свежим: медом, цветами, чуть-чуть ванилью, яблоками, вкусный, но неправильный запах.
– От тебя пахнет, – сообщила я, – как в гробу уважаемого человека.
– Что? – мужчина споткнулся.
– Цветами от тебя пахнет, – пояснила я, – и яблоками.
Ответом мне была теплая улыбка.
Он довольно долго шел, несколько раз спускаясь по длинным лестницам.
Двери перед нами услужливо распахивал человек, торопливо идущий впереди и бесконечное число раз оглядывающийся на нас, одетый в странный зеленый пиджак и белые обтягивающие брюки.
Встречающиеся нам в коридорах алорнцы с любопытством разглядывали мужчину и его ношу, то есть меня.
– Кто это? – спросила я после очередной услужливо открытой двери.
– Слуга, милая.
– А те люди, которых мы видели, тоже слуги?
– Не все.
– Они тут живут?
– Некоторые, – отрывисто ответил он.
Мужчине было тяжело, хотя он не показывал виду, на висках проступал мелким бисером пот.
– Отпусти, я хочу пойти ногами, немного, – попросила я. Надо все-таки облегчить ему задачу, то есть ношу, пусть отдохнет немного.
– Уверена? – он с тревогой посмотрел мне в глаза.
– Да.
Он осторожно опустил меня на пол из блестящего белого камня с золотыми искорками. Ноги моментально заледенели, но я упрямо шагнула один шаг, другой, третий.
У окна стояли две, очень красивые, пестро одетые женщины, они с любопытством рассматривали нас, о чем-то очень тихо переговариваясь.
– Что это за место? – я чуть приподняла рубашку, чтоб не запнуться о длинный подол.
– Холл дворца Владыки Алорны, – он перевел взгляд на мои ноги, – вечность, ты же босая, как же так.
Он шагнул ко мне снова собираясь подхватить на руки.
– А ты, тоже слуга? – я, отодвинув его рукой, прошла еще пару шагов.
– Нет, – спокойно ответил мужчина, – я Владыка Алорны.
– А, – поняла я, – так это твой дом.
– Тебе не нравится? – он снова подхватил меня на руки.
– Народу много, и все смотрят, неловко, – пожаловалась, прижимаясь к нему ближе.
– Ничего. В саду сейчас нет никого, думаю, немного солнца пойдет тебе на пользу, чтобы не говорил Агараф. Это лекарь, – пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.
– Лекарь – лечит?
– Да.
– Меня тоже?
Мужчина вздохнул
– Да, милая, тебя тоже.
Он спустился по ступенькам на яркую, изумрудного цвета лужайку.
– Гадость какая, – непроизвольно вырвалось у меня. Где-то я уже видела подобную пастораль. Идеальная лужайка и белые дорожки. Голова закружилась.
– Почему гадость? – удивился мужчина.
– Она идеальная, – объяснила я, – и дорожки тут из белых камушков.
– А должны быть из чего?
Я посмотрела на здание из которого мы вышли. Дом отвращения не вызывал, весь белый, воздушный.
– К дому подходят, тоже белые.
Мужчина озадаченно нахмурился. Да не удивляйся, мне и самой не понятно, почему лужайка вдруг стала «гадостью». Попробуй объясни ассоциативный ряд, где есть зеленая лужайка, белые дорожки и серый мрачный дом. И такое сочетание кажется мне опасным.
– Ты хотела посмотреть на яблоки? Вот яблоневый сад.
Мужчина занес меня в беседку увитую зелеными листьями. Там стояла небольшая софа с большим количеством подушек разнообразной формы и кресло, с пуфиком под ноги.
– А груши где? – спросила я, оглядываясь.
Мужчина указал рукой в сторону.
На стеклянном столике стояла ваза с разноцветными фруктами.
– Ты устал.
Красивые губы изогнулись в улыбке.
– Немного.
Я похлопала ладонью по софе.
– Присаживайся рядышком, отдохнешь.
Он опасливо покосился на софу, но рядом все-таки сел. Взял зеленую ягоду с блюда.
– Это атраа? – спросила я, вспомнив, как он мне рассказывал о них.
– Да, – он поспешно прожевал, – сейчас осень, как раз собирают.
– А нам обязательно целоваться когда мы их едим? Или можно просто их есть? – уточнила я.
Целоваться не хотелось, а вот голод ощущала вполне приличный.
Мужчина закашлялся.
– Можно просто есть, конечно, – в перерывах между кашлем сказал он.
– Бедный мой, – я похлопала его по спине, – а мы уже их ели, ну, с поцелуями?
– Нет, – сдавленно прошипел он, кончики острых ушей покраснели.
Я удивилась.
– А почему? Раз я ваша невеста, мы же наверняка уже ели эти ягоды.
Он налил в стакан воды из кувшина, отпил. Отдышался.
– Да как-то… не сложилось.
– Ну, – неуверенно предложила я, – я, конечно, кушать больше хочу, чем целоваться, но мы можем сейчас попробовать.
– Давай лучше тебя накормим, – улыбнулся он, слегка сдвигаясь к краю софы.
– Ну, спасибо, – я уткнулась носом ему в плечо.
– За что?
– За заботу.
Я, дурачась, прошлась пальцами по его ребрам, он охнул и удивленно уставился на меня.
– Ты чего?
– Извини, – я снова прошлась по его ребрам, – не знала, что ты такой недотрога.
Он сдвинулся снова, едва не свалившись с софы.
– Мне нельзя тебя трогать? – уточнила я, – тебе это неприятно?
– Можно, – он повернулся ко мне, – просто я не совсем понимаю, что ты делаешь.
– Заигрываю, – хитро улыбаясь пояснила я, обняв и прижавшись к его спине грудью.
Нет, все-таки что-то тут не то. Чего он от моих прикосновений так шарахается? Чуть с софы задом на пол не свалился.
– Я хотела тебя спросить, – я потерлась щекой о его плечо и легонько подула на шею. В ответ на мои действия по золотистой коже поши мурашки
– Спрашивай, – я чувствовала, как под моими прикосновениями напрягаются, каменеют мышцы на его спине.
– Что такое яд?
Он вздрогнул и стремительно повернулся ко мне. Пришлось отсесть на некоторое расстояние.
– Где ты это услышала?
– Я видела как Лоет добавляет в кувшин с водой зеленые капли, и вспомнила странную фразу: «Если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано "Яд!", то почти наверняка, тебе не поздоровится»
– Что ты видела?! – он подскочил на ноги.
– Думаю, ей эрра Эдея дала пузырек.
Он шумно вдохнул-выдохнул, сжимая кулаки. Я на всякий случай отодвинулась подальше, мой маневр от него не ускользнул и он, разжав руки, улыбнулся и показал мне раскрытые ладони, сел обратно.
– Милая, ты что, напугалась? Расскажи мне подробно, если, конечно, хорошо помнишь, – мягко попросил он.
Я пересказала ему про визит эрры Эдеи в подробностях, вплоть до того, где та стояла, пока была у меня в комнате.
– Вот вы где! – сбоку от беседки раздался веселый голос и по ступенькам поднялся золотоволосый и синеглазый мужчина, статный, с золотистой кожей, – рад видеть вас здоровой, Ингарра.
Я молча кивнула, рассматривая его. «Имириэль, костер, отвар» услужливо подкинул мозг очередной ассоциативный ряд. Так. И что я делала с Имириэлем и отваром у костра?
