Ангел Богданович
Берне. – Близость его к нашей современности. – Полное собрание сочинений Ибсена
Обыкновенно, никто не злоупотребляетъ такъ ссылками на идеалы, какъ беззастѣнчивые противники всего идеальнаго. Все, что не укладывается въ рамки ихъ будничныхъ требованій, признается недостижимымъ и преступнымъ, какъ нарушаюшее правильный ходъ прогресса. Въ то же время они сами отнюдь не прочь отъ ссылокъ на идеалы, но видятъ и указываютъ ихъ въ прошломъ и всѣхъ несогласно мыслящихъ считаютъ мечтателями, на что Берне остроумно замѣчаетъ: «Смѣются надъ политическими мечтателями, ихъ книжною доктриною, и не подозрѣваютъ, что они сами такіе же мечтатели и идеологи, съ тою только разницею, что одни увлекаются новыми идеями, другіе же – старыми. Но какое изъ этихъ увлеченій самое опасное, какое вводитъ въ болѣе горькое заблужденіе? Какъ будущее, такъ и прошедшее не могутъ быть названы существованіемъ; но то, что еще не есть, можетъ быть, а то, что было, больше никогда не будетъ. Человѣка, который еще не живетъ, можно создать; но человѣка, который уже отжилъ, не вызоветъ изъ гроба никакое искусство, не вытащитъ никакая сила. Впрочемъ, если бы наши государственные люди и узнали когда-либо, чего хочетъ время, и убѣдились, что оно можетъ сдѣлать все, что хочетъ, то и это не заставило бы ихъ поступить умнѣе. Неизбѣжнаго они стараются избѣгать какъ можно дольше, думая, что выиграть время значитъ все выиграть. Но развѣ вашъ врагъ теряетъ время, которое все выигрываетъ? Молодой левъ растетъ въ клѣткѣ точно такъ же, какъ на свободѣ, а когда придетъ день, въ который вы должны будете отворить ему двери этой клѣтки, онъ бѣшено и мощно выскочитъ изъ нея и, конечно, не поблагодаритъ васъ за то, что вы были стражами его молодости».
Одиннадцать лѣтъ послѣ смерти Берне мартовская революція 48-го года подтвердила это заключеніе, но при жизни ему все время пришлось играть роль Кассандры. Его страстная любовь къ отечеству получаетъ вслѣдствіе этого оттѣнокъ глубокаго трагизма, и его опредѣленія патріотизма, свободы, любви къ родинѣ теряютъ совершенно національную окраску. Въ этихъ характеристикахъ Берне выступаетъ не только какъ политическій писатель, публицисгъ своего времени, но какъ поэтъ и идеальный гражданинъ, что обезпечиваетъ за нимъ навсегда право на безсмертіе. Нѣкоторые изъ его политическихъ взглядовъ теперь потеряли значеніе, и современному читателю уже нельзя читать безъ улыбки его прославленіе Франціи и французскаго народа, въ которомъ Берне видѣлъ вождя цивилизаціи, постоянно противопоставляя дѣятельную любовь къ свободѣ французовъ – платоническому къ ней отношенію нѣмцевъ. Освободившись отъ бюрократической опеки, такъ возмущавшей Берне, нѣмцы осуществили и даже превзошли его ожиданія, развивъ всѣ тѣ прекрасныя качества, которыя выставлялись противниками Берне и которыхъ онъ не отрицалъ, указывая только, что при разъединенности Германіи, при беззаконномъ режимѣ они не даютъ такихъ результатовъ, какихъ нѣмцы въ правѣ были ожидать. «Только свобода,– говоритъ Берне,– можетъ развить въ народѣ всѣ силы и этимъ помочь ему достигнуть цѣли, укаэанной ему на человѣческомъ пути. Только она можетъ вывести наружу скрытыя, зрѣющія добродѣтели народа, объяснить, какіе изъ его недостатковъ и пороковъ слѣдуетъ приписать испорченности, а какіе – природѣ, наконецъ, отдѣлить его здоровыя достоинства отъ тѣхъ, которыя, подъ личиною силы, скрываютъ только слабость и суть нечто иное, какъ болѣзненные приливы, противозаконныя посягательства одного органа на другіе, каковы, напр., патріархальность и трансцендентализмъ нѣмцевъ». Мѣсто патріархальности заняла общественность, явился интересъ къ обществевной жизни, развитой въ Германіи несравненно болѣе, чѣмъ въ совремевной намъ Франціи. Политическая жизнь, такъ возбуждавшая Берне въ Парижѣ и на отсутствіе которой въ Германіи онъ такъ горько сѣтовалъ, постепенно передвигалась изъ Парижа въ Берлинъ, гдѣ въ настоящее время, безспорно, центръ прогрессивныхъ движеній, какъ въ наукѣ, такъ и въ политикѣ. Трансцендентализмъ исчезъ безслѣдно, по крайней мѣрѣ въ политикѣ нѣмцевъ, которые съ рѣдкой ясностью и самообладаніемъ рѣшаютъ вопросы экономическіе и соціальные въ томъ самомъ Берлинѣ, гдѣ во времена Берне Гегель доказывалъ «разумность всего дѣйствительнаго», чѣмъ такъ возмущалось патріотическое сердце Берне. Шовинизмъ, столь ненавистный ему, исчезъ совершенно изъ общественной жизни Германіи, сохранившись только на столбцахъ продажныхъ газетъ, руководимыхъ рептиліями – прежде Бисмарка, теперь Вильгельма. Одного не могъ предвидѣть Берне – антисемитизма, въ которомъ наиболѣе невѣжественная часть народной массы ищетъ выхода изъ бѣдственнаго положенія, подъ лицемѣрнымъ руководствомъ новѣйшихъ Менцелей. Но антисемитизмъ не страшенъ самъ по себѣ, такъ какъ свобода является лучшимъ оружіемъ противъ него, предоставляя полную возможность выясненію истинныхъ интересовъ массъ.
