Андриана Светланова
Мышка
Пролог
г. Дербент, частный сектор, 3 июня 2010г.
Руки предательски дрожат. Крепче сжимаю холодную рукоять пистолета, ставшего неожиданно тяжёлым. На плечи давит груз ответственности за выбор, который я сейчас сделаю. Нажать на курок или опять струсить.
Последние секунды на раздумье.
От нервного перенапряжения по щекам текут слёзы, капая с подбородка на грудь. Часто моргаю, чтобы не терять зрительный контакт с мишенью.
Мишень стоит напротив и даже не пытается защищаться. Смотрю в холодные, серые глаза. Чистые, практически прозрачные. Абсолютно безэмоциональные. В них снисходительность и толика любопытства, больше ничего. Если бы я увидела там страх за собственную жизнь, сожаление, раскаяние – хоть что-то человеческое! Это помогло бы мне принять решение, проявить милосердие, дать ему шанс. Но он не собирается облегчать мне задачу.
– Сними с предохранителя. – Выпрямил спину, став ещё выше и небрежно сунул руки в карманы широких спортивных брюк.
Даже сейчас смеётся надо мной, сукин сын! Думает, не смогу. Кишка тонка. Наверняка, всё это время он считал меня неразумным, ни на что не способным существом. Как бы ни так! Бросила короткий взгляд на оружие в руках, оттянула предохранительную скобу вниз, сняв с затворной задержки. Отец учил меня этому когда-то. Не думала, что пригодится.
– Умница. Теперь прицелься и мягко нажимай указательным пальчиком на курок. Не резко, иначе собьёшь прицел.
– Заткнись! – голос подвёл, получилась не угроза, а жалобная просьба.
Делает полшага ко мне: «Целься вот сюда, или сюда». Стучит пальцем себе по виску, затем по груди, в области сердца. При этом его губы изогнуты в усмешке, словно всё происходящее его забавляет.
– Стой на месте! – срываюсь на крик. Он что, не понимает, что его жалкая жизнь сейчас в моих руках?!
Неоднозначно хмыкнул, достав руки из карманов и разведя их в стороны: «Я всего лишь помогаю тебе, малая. Чтобы наверняка». При этом медленно сокращает дистанцию между нами.
Обескуражена его реакцией. Он блефует или реально не боится? Но это же невозможно! Мы все боимся умереть.
Чувствую, как паника накрывает, обволакивая сознание густым туманом, блокирующим способность здраво мыслить.
Оружие у меня, но преимущество и сила – у него. Даже сейчас, он всё тот же Рустам. Сильный, бесстрашный, несгибаемый. Которого я полюбила.
– Пожалуйста! Я выстрелю! – пячусь назад, оттягивая неизбежное. С каждой секундой сомневаюсь всё сильнее. Не смогу…
– Здорово. Наконец-то хорошая девочка Славочка выросла во взрослую, решительную Владу. – Глумится Рустам.
Продолжает медленно, но верно приближаться. Почему я так слаба перед ним? До мушек в глазах, до дрожи в конечностях! Ведь он всего лишь человек, из плоти и крови. Такой же, как и я. Только с гнилой душонкой. Учитывая то, что я узнала – без жалости, без чести. Он заслуживает смерти, как никто другой!
Давай, Слава, он совсем близко! – вопит внутренний голос. – Стреляй же! Сейчас!
Задержав дыхание, закрываю глаза и жму на тугой курок.
Уши закладывает от оглушительного звука выстрела, отдача бьёт по рукам – ладони самопроизвольно дёргаются вверх, едва не роняю пистолет. В ноздри ударяет горелый пластиковый запах, от которого к горлу подступает тошнота. Тело парализует от потрясения, не могу пошевелиться, только чувствую, как холодные струйки пота стекают по спине.
Оказывается, стрелять в живого человека чертовски трудно. Даже если он конченая мразь.
Секунда, вторая… Открываю глаза. Будто со стороны наблюдаю, как крепкий, бесстрашный Рустам падает навзничь, словно срубленное дерево. Из-под его чёрной футболки по полу ползёт багровое пятно. Вот оно – доказательство его уязвимости. Доказательство того, что он всего лишь человек.
Не вздумай его жалеть, он заслужил! – наставляет всё тот же голос внутри. Но сердце отчаянно заходится, отдавая в грудину громкой дробью. Оно кровоточит, ноет от невыносимой боли, кричит о том, что я совершила чудовищную ошибку…
Стою, не дыша, продолжая сжимать пистолет и смотреть на неподвижное тело. Жду, что он сейчас поднимет голову и рассмеётся, отпустив в своей обычной манере саркастическое: «Недурно! Молодец!».
Но ничего не происходит. В звенящей тишине слышны лишь глухие удары моего ошалевшего сердца о рёбра. Всё громче и громче… Понимаю, что это уже что-то иное. Это топот ног приближавшихся мужчин из охраны, среагировавших на звук выстрела.
По-прежнему не двигаюсь, встречая их тупым, отрешённым взглядом. Двое бросились к Рустаму, один подбежал ко мне, выхватил пистолет. Перед глазами мелькнул мощный кулак. Точным ударом в челюсть меня отшвырнуло назад, голова едва не оторвалась от тела! Волна обжигающей боли затопила сознание, бросая меня в тёмную яму небытия.
Глава 1
Тамбовская обл., ИК общего режима, март 2010г.
Рустам напрягся, увидев приближающегося к нему вертухая, шестёрку блатных. Не иначе, пришли вести с воли. Дежурный остановился в двух метрах от Рустама, кивком приглашая следовать за ним. В прошлый раз его сменщик умудрился похлопать Рустама по плечу, чтобы тот проснулся. Теперь лежит в больничке в гипсе.
Зеки притихли, молча наблюдая за движухой.
Рустам неспешно поднялся, скрипнули ржавые пружины шконки. Прошёл мимо дежурного, в сторону выхода, затем встал лицом к стене, привычным жестом сцепив руки за спиной. Дежурный запер дверь в камеру, щёлкнул браслетами на мощных запястьях осуждённого и только теперь облегчённо выдохнул. Алиев – псих, его побаивается даже начальник тюрьмы, лучше держать зверюгу в наручниках. Даги в принципе все бешеные, но этот совсем отморозок. Скольких зеков поломал в первый год отсидки!
Дежурный повёл его на этаж выше. Туда, где простым смертным путь заказан.
Спустя несколько минут Рустам сидел напротив Седого за накрытым столом в комфортной одиночной камере, сравнимой по обстановке с бюджетным номером в отеле. Он был не голоден, но отказывать Вору – западло. Да и баранина была приготовлена великолепно, таяла во рту и напоминала Рустаму о доме. Его мать почти также готовила это мясо.
– Мои парни с воли досье тебе насобирали. На жирную дичь охотишься, сынок. – Седой цокнул языком, выражая тем самым своё беспокойство. Рустам молчал. Он всё давно решил.
Когда старик доел, то поднялся из-за стола и прошёл к тумбочке. Извлёк из верхнего ящика папку и вернувшись, кинул её на стол. Кряхтя, сел обратно, восстанавливая дыхание. Рустам подумал, что деду немного осталось. Зона есть зона, кем бы ты ни был – год за годом она высасывает твои силы, энергию, здоровье. Старик перед ним был обычным пожилым человеком, несмотря на все свои регалии. И конец его воровской жизни был близок.
Знал Рустам и о войнах за место приемника Седого. Сам чуть не попал в замес, но вовремя обозначил, что он не претендует на привилегированное место в криминальном мире. У него другие цели. Все они – в этой папке.
С первого листа на Рустама смотрело самодовольное, до боли знакомое лицо мужчины, одетого в синюю прокурорскую форму. Глядя на это лицо, Рустам ощутил, как закипает некогда загнанная им глубоко внутрь, слепая ярость. Фото явно свежее – здесь он значительно старше, чем помнил его Рустам. На голове залысины, на висках появилась седина. Крупное лицо, жёсткая линия рта, прямой нос и слегка прищуренные глаза с острым, цепким взглядом.
Медленно выдохнул, усмиряя зверя внутри, почуявшего запах скорой крови. Пробежал глазами по тексту. Бойко Сергей Борисович, 56 лет, государственный советник юстиции… Далее формальные сведения, ниже – неформальные. Связи, каналы отмывания денег, все контакты по службе и не только. Вся их продажная ментовская шайка – как на ладони.
Следующая страница. Бойко Элина Геннадьевна, 43 года, доцент кафедры лингвистики в Институте культуры. Интеллигентная блондинка в очках с тонкой оправой, в кипенно-белой блузке, ухоженная, с мягкой, приятной внешностью, но уже изрядно «помятая». Биография чиста, как горный кристалл.
Рустам усмехнулся. Естественно, зачем при таком муже пыжиться. Деньги сыпятся, как из рога изобилия – можно расслабиться и заниматься наукой!
Ух, какая… Кто у нас тут?
Громова Елизавета Валерьевна, 30 лет, любовница.
Сладкая девочка. Ай да прокурор! Чёрные волосы по самую задницу, голубые глазки, пухлые губки. Сделанная вся, конечно, но очень сочная… Жаль, что блядь. Такой тюнинг нуждается в поддержке, папик Серёжа поможет не увядать красоте ещё лет пять. Потом спишет, когда «посыплется».
Бойко Владислава Сергеевна, 23 года, дочь.
На фото скорее подросток, нежели девушка, хотя возраст указан отнюдь не детский. Маленькая, худенькая вроде, на фото в каких-то дурацких джинсах и толстовке – фигуру не разобрать. Свежее личико, точёные скулы, аккуратный острый носик, большие глаза необычного бирюзового оттенка. Улыбка искренняя такая. На голове небрежный пучок из каштановых волос. Совсем не похожа на прокурорскую дочь, не хватает лоска и сволочности. Обычная серая мышка, в повседневной жизни прошёл бы мимо. Чем же наша мышка занимается? Хореографический факультет, последний курс. Ведёт кружок детского танца, студия «Солнышко»… Ты ж моя радость!
Милая девочка, совсем ещё наивняк. Жаль, что придётся окунуться во всё это дерьмище. «Но родителей не выбирают, малая!».
Рустам зловеще улыбался, предвкушая такую сладкую, терпкую, опьяняющую месть. Только она вытащила его, готового лезть в петлю от отчаяния, когда кишки выворачивало наружу от боли потери и от лютой несправедливости. Только месть придавала смысл его дальнейшему существованию.
– На волю завтра? – вывел его из раздумий скрипучий голос Седого.
– Да. – Рустам поднял на него холодный, безэмоциональный взгляд серых глаз. Сталь, закалённая годами – начиная от изнуряющих тренировок, когда он начинал свою спортивную карьеру, заканчивая выживанием на зоне, среди ментовского произвола и криминальных разборок.
– Будь осторожен, сынок. Свяжись с торпедой1, Сивым, действуй через него. Твой прокурор сразу узнает, что ты вышел. Начнёт пасти. Не подставляйся. – С этими словами старик извлёк меж последних страниц папки конверт с деньгами и сунул Рустаму. – Здесь немного зелени из общака. Тебе на первое время, чтобы устроиться.
– Спасибо, Седой. В Дербенте у меня остался бизнес, не пропаду. Что касается прокурора – не волнуйся, у меня было достаточно времени всё продумать. Ему меня не достать.
– Шесть лет? – Хмыкнул старик.
– Шесть лет и полгода в СИЗО. – Уточнил Рустам.
Он выдержал. Ярость питала его все эти годы. Если бы он не открыл при зоне свой клуб по борьбе при поддержке Седого, то начал бы калечить всех подряд, поскольку в клетке нет иных способов выпустить пар. А его разрывало изнутри, особенно первый год.
Ему снилось, как он зверски убивает прокурора, как его ладони становятся липкими от крови врага. В плане разгрузки клуб просто спас его. Тренируя зеков и устраивая спарринги, он забывался, переключался. Начальник колонии был только рад, гордо рассказывая журналистам, как его «подопечные» любят спорт и как их тренирует мастер спорта России по ММА Рустам Алиев.
Завтра он будет свободен.
Просто убить прокурора – слишком лояльно для этой гниды. Хочется, чтобы он испытал всю ту боль, которую перенёс сам Рустам когда-то по его вине. В голове уже давно созрел куда более нетривиальный способ поквитаться, чем просто смерть.
1. Торпеда – человек, исполняющий воровской приговор или приказ.
Глава 2
Москва, май 2010г.
Мы всегда обедали в два и всегда дома. У папы всё было по расписанию, обед в том числе. Наша домработница Татьяна готовила божественно! Во время её отпуска готовила мама, и мы с отцом быстро худели, поскольку «это» есть было невозможно. Зато с возвращением Татьяны – возвращался и здоровый румянец от гастрономических изысков.
По будням мама забирала меня на своей красной ауди с последней пары с института, а папа приезжал на перерыв из прокуратуры. Мы жили в центре, всё было рядом – и папина работа, и наш с мамой институт. Обед проходил быстро, в тишине, под дружное позвякивание ложек. В выходные – также в два, но уже более степенно, с разговорами и обменом новостями.
Сегодня был как раз выходной.
Я торопилась поскорее закончить обед и бежать на тренировку к детям, от предвкушения внутри всё кипело! Суббота – мой любимый день, моя отдушина! День обмена энергией с самыми благодарными учениками, день торжества тела и духа!
– Владислава! – мама поправила изящные очки, бросив недовольный взгляд в мою сторону.
– Мам, я опоздаю. – Ответила я с набитым ртом в своё оправдание, пытаясь в рекордные сроки пережевать говядину с овощами.
– Лучше опоздать, чем заработать язву.
– Твоя мать права, Слава, торопиться некуда. – Властный голос отца острым лезвием скребанул по моим нервам.
Я послушно замолчала, в очередной раз проглотив рвущийся наружу протест. Мне 23 года, в этом году я заканчиваю институт! Я уже прошла защиту диплома и фактически являюсь специалистом! Осталось несколько посещений – для галочки! Но разве это имеет значение для родителей, которые до сих пор продолжают меня дрессировать, будто домашнюю зверушку??
У нас в семье всё решал отец. Иногда он позволял маме думать, что в каких-то вопросах решает она. Ну а мне он даже иллюзий не оставил на этот счёт.
В прилежном поведении есть и плюсы, конечно… Самый весомый из них – полное отсутствие ответственности. Можно заниматься любимым делом, а все серьёзные решения примет кто-то другой. Чем не плюс?
Но иногда моё свободолюбивое нутро пробивалось наружу. В виде резких реплик или хлопаний дверью. Однако, гонимая муками совести, всё равно на примирение всегда шла первой. Ведь всё, что у меня есть – дали мне родители. В частности, мой отец. Для меня он был неоспоримым авторитетом, олицетворением порядочности, силы и характера.
– Я вообще не понимаю смысла твоей работы в этой студии. – Произнёс отец пренебрежительным тоном, не отрываясь от трапезы. Он всегда говорил негромко, но так, что мы с мамой сразу вытягивались по струнке. – Скакать там за копейки.
– Я получаю от этого удовольствие. – Честно ответила я.
Только не сейчас, опять этот разговор… так я точно опоздаю! И настроение будет испорчено на весь оставшийся день.
– Я предлагал тебе купить студию. Твоё удовольствие можно монетизировать и превратить в хороший бизнес, а не работать на дядю.
– Тётю.
– Не понял?
– Начальница у нас женщина. Спасибо за заботу, папа. Я побежала. – Лаконично уходя от неприятной темы, встала из-за стола.
– Сядь, я не договорил.
Ну всё, приплыли. Назидательный тон и сдвинутые брови анонсируют мне о приближающемся психологическом насилии…
Медленно опускаюсь обратно на стул. Бросаю умоляющий взгляд на маму, но она молчит, с деловым видом ковыряя рагу в тарелке.
Удавка родительской опеки всё сильнее сдавливает мою шею, скоро я не смогу сделать вдох.
Неожиданно у отца завибрировал сотовый. Рабочий. Я спасена! Сейчас он уедет по важному делу, как бывает всегда, когда ему звонят на этот телефон. И я свободна! Закажу такси, может, даже не опоздаю…
– Бойко. – Представляется отец и внимательно слушает собеседника. Неожиданно бледнеет, взгляд меняется, словно он… испуган?? Невольно замираю и смотрю на него во все глаза. Таким я его ещё не видела. Обычно он сдержан и непоколебим, как скала. Годы работы в прокуратуре закалили его, даже в свои 56 он не растерял мужской силы и выдержки. Но сейчас был сам на себя не похож. Если бы я не знала его, подумала бы, что его замешательство – не что иное, как страх.
– Что значит, он в Москве? – произносит сквозь зубы отец, сжав свободную руку в кулак. Первая реакция отступила, теперь он злился. Рявкает в трубку так, что мама от испуга роняет вилку: – Как допустили?! Да мне насрать, кто его крышует! Я тебе что велел?? Сейчас приеду, сорву твои погоны и башку откручу!!
Мазнул взглядом по моему испуганному лицу и уже тише приказал: «Владиславе и жене охрану приставь. Через час чтобы были у дверей. Выезжаю».
Сбросил вызов и встал из-за стола.
Мы с мамой так и сидели, не шелохнувшись. Обернувшись в дверях, отец бросил: «Сегодня из дома никому не выходить. Скоро прибудет охрана. С завтрашнего дня ездить только с ними».
– А как же… тренировка, пап? – начала было я, но тут же осеклась, наткнувшись на жёсткий взгляд отца.