Андрей Юровник
Внутренности жизни
О книге.
Книгу «Внутренности жизни» автор начал писать на гребне пессимистичной волны. В конце концов, получилась дикая ирония абсолютно на все проявления жизни людей, которые автор описал как скопище микробов в одном организме. Философские размышления коснулись всех основных жизненных мотиваций: секса, денег, политики, религии, смерти и т.п. Всё получилось достаточно лицемерно, за что писатель наложил на это произведение большой CENSOR!!!
ХОЧЕТСЯ ПРЕДОСТЕРЕЧЬ ВСЕХ, КТО РЕШИТ ВЛЯПАТЬСЯ ВО "ВНУТРЕННОСТИ ЖИЗНИ". ТЕПЛОЕ И МЯГКОЕ – ЭТО ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ЗДЕСЬ ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ К ПОЗИТИВУ!
Внимание!
Желающим получить удовольствие от этой книги, советуем использовать её в туалете.
Автор сюжета Александр Штольцман.
Глава 1.
Лежа на травке, мое тело нежилось в приятной истоме и всеобщей гармонии. По небу плыли облачка, а где-то рядом были слышны восторженные визги ребятишек. Они плескались в воде, и брызги весело участвовали в их игре. Всё вокруг было наполнено жизнью, и находилось постоянно в каком-то интересном взаимодействии, причем каждый участник был поглощен тем занятием, в котором участвовал. Дети бросались в воду, которая весело блестела в теплых потоках неба. Даже песчинки на берегу с каждой волной стремились к эпицентру события. Визг разлетался по всем окрестностям и эхом активных болельщиков этой увлекательной игры поддерживался со всех сторон. Самое приятное было то, что здесь все делали что хотели. Мне в этот момент просто нравилось наблюдать за этой бурной жизнью со всеми мелочами и деталями со стороны, хотя я видел счастливые лица участников этого веселого процесса. И то и другое было всем увлекательно: кто-то был творцом этого шоу, а другие, такие как я сейчас наблюдали красоту игры всего этого грандиозного зрелища. И как ни странно, но абсолютно все были затянуты в происходящее. Естественно, что наблюдая за всем процессом в целом, начинаешь подмечать наиболее интересные мелочи кого-то из участников события и уже как яростный болельщик следить как резвится твой выбранный любимчик. Собственные ощущения уже полностью настроены только на него. Переживания так сильно захватывают, что не замечаешь того перехода, когда сам из зрителя превращаешься в того самого игрока, на котором мгновение назад были сконцентрированы все чувства.
И вообще, какая разница, кто я во всем этом: лежащий и переживающий зритель или резвящийся и визжащий игрок – счастье везде, в едином глобальном процессе, где все равнозначно счастливо. Здесь все заняты только для того, чтобы создавать процессы, которые обязательно принесут удовольствие и интерес. А другим здесь собственно никто и не занимается. А зачем? Тут даже мыслей таких нет, чтобы делать что-то неинтересное. И если подходить к этой теме совсем занудно, то можно с уверенностью отметить, что здесь вообще нет мыслей. Никаких. Одни действия. Причем в каждый момент эти действия могут быть разными, но обязательно в кайф.
Кстати, насчет момента. Здесь нет понятия времени, а есть только момент, в котором целиком и полностью находишься. В этом месте нет никаких режимов, распорядков, прошлых ностальгий и будущих планов. Их просто не существует. Есть один конкретный момент, в который ты либо вливаешься, или сам становишься творцом своего собственного кайфа. И, вообще, всё вокруг является порождением чьего-либо интереса. Достаточно было на этом сконцентрировать свое внимание, и я сам становился кем угодно. Если наступал момент, что это переставало интересовать всех, то из-за отсутствия внимания оно просто исчезало. При этом никто даже не расстраивался, а был полностью увлечен всякими актуальными на данный момент приколами. Были и такие, которым нравилось создавать что-то новое, хотя древние мудрецы сказывали, что всё уже когда-либо было придумано и вовремя забыто, а потом опять вспомнено. Всё возможно: почему бы и нет? Для этого например можно превратиться в камень, который хоть и медленный, но очень наблюдательный. В этом состоянии можно погрузиться в свои переживания давно прошедших времен и откопать там какой-либо прикол, который забыли кучу мгновений назад. Полностью сконцентрироваться на нем, тут то оно и проявиться, на удивление всем окружающим. Главное здесь- что хоть кому-то это интересно, тогда это проявляется однозначно. Ну, а потом, снова исчезнет до подходящих времен.
Сейчас мне созерцать и творить не хотелось и я полностью был увлечен игрой в брызги. Я превращался в самую красивую капельку, какую позволяла фантазия и играл солнечными зайчиками, во все стороны, как маленькая звездочка. Изредка, я любил по-пакостничать, направляя лучики в глаза ребятишек. Я летал по воздуху такой быстрый и красивый, а потом нырял в воду, создавая на поверхности множество расходящихся кругов. Потом опять прыгал шариком и опять летал и блестел. Как раз сейчас, я долетел до воды и подумал что можно прокатиться на волне, но вместо этого произошло ВООБЩЕ непредвиденное. Все мое тело ударилось о воду и разлетелось на части вместе с окружающим миром. Вокруг стало темно. Какой-то резкий противный звон наполнил эту пустоту. Состояние, в которое я резко попал, было очень мерзким. Ничего не было, даже меня, хотя я –то был, но не такой как всегда. Нужно было срочно во что-то превращаться, чтобы хоть что-то появилось. В такой экстренной ситуации внимание притягивал этот невыносимый звон, который любыми способами нужно было устранить. Вот только как? Ничего из знакомых мне переживаний не давало подсказку. И тут, произошло нечто: я отбросил одеяло и дотянулся до мерзкого будильника. Наступила тишина, и я как улитка втянулся обратно в свою любимую раковину. Я в своем домике пытался восстановить те приятные чувства, которые переживал несколько мгновений назад, но они с каждой секундой растворялись в пустоте прошлого. На это место все четче и конкретнее стала оформляться совсем другая реальность. Всё мое разбитое «Я» своим чувством ненавидело этот навалившийся мир. Стала проявляться память о том, что эта мерзость, через несколько мгновений станет еще хуже, так как сегодня понедельник и пора вставать на гребаную работу. До пятницы было невыносимо долго, а до отпуска- как до коммунизма. И вот за что мне такое счастье?
Я лежал в своей межгалактической кровати полностью закрывшись одеялом, и медленно стартовал в притягательную томную неизвестность. Как это приятно делать: зависнуть на самом краю, перед отчаливанием из этого убогого мира неизвестно куда. И всё бы хорошо, вот только сам себя начинаешь обламывать и возвращать к свалившимся, абсолютно не нужным проблемам, прислушиваться к диким звукам за окном. А потом наступает момент, когда тянуть со стартом уже больше нельзя. Решение принято, и одеяло с ненавистью срывается со скукоженного тела, которое зябко волочится в туалет. Каждый знает, как и что происходит на этом вокзале проявившейся реальности. Впечатлений масса. Далее направляюсь на таможню для идентификации собственной морды в зеркале, оформляя из всего этого относительно достойный этого мира внешний вид. Холодильник по привычке смотрит на меня как на скотину- гаишника, которому хочется только брать а не давать и, с омерзением, демонстрирует мне все свои внутренности. И спрашивается, зачем лазил-то, если для идиотов написано большими буквами: «ПУСТОЙ». Нет, все равно рефлекс сильнее интеллекта. Убедившись в соответствии написанного с содержимым, хлопаю дверью и иду одеваться. По дороге к шкафу прогнозирую обстановку за окном и что для этого желательно на себя одеть. Осмотрев мрачные внутренности шкафа, залипаю на проблеме выбора самой малопонятной одежды. Одевая на себя всю эту ерунду, думаю: «Ну на хрена мне все это надо?». С этой мыслью открываю входную дверь и выхожу из своего укромненького местечка в дикий, спешащий куда-то мир. На лицах у прохожих можно наблюдать два основных состояния: «Спешу аж обоссусь» и «давно уж обоссался, но идти приходится». На остановке первые бьются друг с другом за возможность наконец-то присесть на мягкое теплое место маршрутки, вторые же пассивно провожают их своим потухшим взглядом и ожидают когда подкатит их судьба с до тошноты знакомым номером во лбу.
У фонаря на корточках сидели мужики и что-то мрачно обсуждали. У каждого в руках было по бутылке пива. К гадалке можно было не ходить, чтобы узнать, как наши вчера футболились. Редкий прохожий чему-то морщился и закрывал платком нос. Приезжих всегда было видно по их реакции на привычную вонь нашего родного завода. Если бы не он, то на этом месте была тихая, занюханная деревушка. Все горожане сильно гордились этой махиной и почти все там работали. Мне повезло меньше, так как заводская зарплата не для меня, а слезы бюджета сильно давили на психику…
Наконец-то появился усатый вагончик с цифрой «1» и очень медленно подкатил к остановке. Бедолаги засуетились у троллейбуса и задние стали активно утрамбовывать вялостоящих передних. Двери закрылись. «Консерва на колесах» дернулась и, окончательно расставив всех по своим местам, поехала. Надо сказать, что в нашем городе абсолютно весь городской транспорт не ездил, а ползал с неимоверно малой скоростью. Местные этого не замечали, так как такой режим жизни у них был всегда: сон-работа-магазин-сон. Вот и сейчас, все в вагоне впали в полукоматозное состояние, заполняя спертый воздух собственными выхлопными газами и перегаром. Из всеобщей медитации выбивала, (в прямом смысле) локтями, пробуравливающаяся в массы падла-кондуктор, которая домогалась к каждому с настойчивым предложением приобретать у нее бумагу. Некоторые мрачно посылали ее работать в другое место, общей же массе было вообще фиолетово, что у этого индивидуума вся жизнь прошла в набитом троллейбусе в процессе раздачи бумажек. Пассажиры растворились в общественном бессознательном, как и сам вагончик, среди множества мельтешащих железных коробок на дорогах нашего города.
Моя контора находилась на остановке пусковых двигателей, хотя с этим названием не имела ничего общего. Я подошел к обшарпанному трехэтажному зданию, куда меня занесло неизвестно каким ветром несколько лет назад. На входе, с левой стороны двери, висела серьезная табличка «Издательство газеты «ЧИСТАЯ ПРАВДА»». С другой стороны двери блестела другая красочная, на которой золотом выгравировали «Радиокомпания «ДИКОЕ ГОНЕВО»». Я потянул за ручку двери и втянулся внутрь.
Все в этом муравейнике находились в постоянном дрейфующем состоянии по рабочим местам. На первом этаже люди писали, а на втором говорили. Рабочая суматоха не доходила до третьего этажа, где восседала бухгалтерия, отдел кадров и наша любимая администрация во главе с шефом Акакием Феоктистовичем. Мы же его просто звали: НАФИГ.
На данный момент я занимал должность члена-корреспондента самой распространенной городской газеты, отчего мне лично было не холодно и не жарко. За дверью моего кабинета разрывался телефон.
– Але – родил я, когда попал в кабинет.
– Привет, Васек, как сам? Поднимись к шефу, он тебя жаждет видеть – сказала секретарша Марыся своим позитивно поставленным голосом.
– А на фиг он мне нужен?
– Вот сам и узнаешь. Давай резче. Ему сейчас вообще хреново, а тут ты еще ждать заставляешь.
– Что это ему хреново-то?
-Здрасте-пожалуйста, ты только вылупился что-ли, или у тебя телек футбол не показывает?
– У меня нет телека.
– Везучий ты человек, вот только сейчас иди к Нафиг!
– Хорошо, подчиняюсь!
Обменявшись привычными любезностями, я положил трубку и вышел в коридор. Изредка мне попадались тени моих коллег, таких же членов как и я. На втором этаже было гораздо оживленнее. На весь коридор выла в прямом эфире по радио Маша Распукина, а ведущие «Бутылки Интернешнел» ей подвывали. Я вопросительно глянул на звукооператора, который сидел за огромным пультом и получил красочный ответ мимикой: «а кому, мол, сейчас легко?». Я понял, что без ста грамм и железной философии здесь не работают. Добравшись до пика Голубизма (восхождение на третий этаж в понедельник утром давалось очень трудно), я уперся в коричневую дверь с надписью «БОСС» и постучал. За ней послышался членораздельный рык означающий: «добро пожаловать». Я зашел.
– Здорово Васек, проходи давай.
На кожаном диване в банном халате валялся Нафиг и цедил из горла темное пиво «Палтику 9ку». Это означало что-то совсем мрачное.
– Давай, не стесняйся, вон в холодильнике пивка возьми.
На шефском столе валялись пустые бутылки, всякие огрызки и скорлупа. Да, тяжело было ему. Нафиг лежал никакой и вяло шевелил губами.
-Нет, ты видел как вчера наши просрали?
– А что, что-нибудь изменилось, если бы я смотрел?
-Эх ты, не патриот совсем. Наши в четверть финал не понятно каким местом прорвались, а тебе по фигу. Вот мы вчера подготовились конкретно: баньку сняли с телевизором на полстены, сисястых трепанем вызвонили, пива вагон притащили и стали яростно болеть. Так вот эти уроды за два тайма не сделали ни одной нормальной атаки. Я пол жизни в этой бане оставил, а тебе по фигу?
– Хорошо, Акакий Феоктистович, в следующий раз я с Вами болеть в баню пойду, будете меня к искусству приучать.
– Это ты правильно подметил. Культуру надо в себе развивать. По этому поводу не грех и сто грамм накатить.
– Да, я за патриотизм и процветание футбола. За это можно вообще литр усосать. Только у меня один маленький вопрос перед тем как мы в слюни нажремся за процветание Родины: Вы меня побухать к себе вызвали или есть еще какая-то причина лицезреть ваше Высочество?
Нафиг нахмурился, напыжился и облегченно родил:
– Точно, есть! Товарищи! Родина в опасности! Мохнатые руки империализма хотят подергать за наше влажное вымя! Хочу от себя заметить – в наглую и бесплатно!
– Але, любезный, это вы о чем? Может пора в больничку сдаваться?
– Да, Васек, классиков надо знать в лицо! На них вся администрация воздвигнута. Наш горячо любимый вождь всех времен и народов Владеймир Кирпич Глинин так завернул, и мы еще долго по инерции его путем нестись будем. Знающие люди понимают, что смена коричневого пролетарского флага на понтовый триколор в сущности мало изменили вкус и цвет политической морали. Только вот не для просвещения я тебя сюда позвал, а направить тебя в бой, а точнее в тыл врага.
– А если ближе к тексту, чё то я туплю сегодня. В какой еще нафиг тыл?
– Но-но, парниша, соблюдай эту самую, как его… а, субординацию. Блин, слово то какое. Короче, Штирлиц, собирай манатки и езжай в ближнее зарубежье на пару ночек.
– Это в Жопорожье, что-ли?
– Это оно при Союзе Желудочно Кишечных Республик было этим самым, а сейчас по ихнему – Желудок или Gastrit.
– Да хоть Глаз Ангелес- от этого местоположение не изменится.
– Настрой мне твой философский нравится. Вот как раз туда с ним и езжай.
– А может сразу на Хер послать? Чего уж там мелочиться?
– На Хер еще заработать надо. На эту историческую родину пол-администрации мечтают попасть, даже свои придатки обрезать стали. Ты то сам как, не хочешь под стафилококка закосить?
– Нет, я патриот. Хоть наша страна и говно, но другой такой нет.
– Это точно. Ближе к телу, как говорят патологоанатомы: от тебя требуется привезти качественное гонево на ихнее правительство, да и вообще на всю страну. Там на днях собираются Пупкин с Плющенко будут общаться по поводу того, как они наш газ в наглую прут и дураками прикидываются. Типа, извините, он по дороге рассосался. У самих то полезных испускаемых как кок накакал, на отрыжках перебиваются, вот и решили по старинке наш экспортный газ заграбастать нахаляву. Только не те сейчас времена. Вздумали отделиться – полный вперед. Никто не держит. Захотели самостоятельности, да флаг вам в руки, живите как хотите. Жаль только, что Серый Сополь им отдали. Красивый город. Да и весь коричноморский флот с ним накрылся. Кстати, ты и туда сгоняй. Там много наших осталось, поднаберись переживаниями сородичей. Короче, действуй по всем законам военного времени. И без компромата не возвращайся. Давай по полтиннику накатим на посошок, и дуй в бухгалтерию за командировочными. Пусть тебе тамошними кривнами выдадут.
– А может факсами? Там они тоже в ходу!
– Не умничай, а то я тебе пугриками чучмекскими выдам. Будешь местным идиотам про жизнь иностранную рассказывать и валюту менять по курсу одна кривна- на килограмм бешенных фантиков. Все, вали давай. Ты меня от футбольных переживаний отвлекаешь.
Закрыв за собой дверь, я затарился обещанной валютой в бухгалтерии и побрел на свое рабочее место. На лестничной площадке радиоэтажа, я встретил своего друга Шмата. Он в этой конторе по вечерам гнал размышлялковую программу «кому в Кишке жить хорошо»
– Здорово, братан, чего такой сумрачный?
– Только что у шефа на приеме побывал.
– Да? Ну, как он там после футбола поживает?
– Да также, как наши футболисты – в нулину. На , кстати, пивка хлебни, он мне на дорожку бутылку вручил.
– Как на дорожку?
– Да вот так. Послал меня Нафиг по полной программе, говорит: езжай дорогой ты мой в Ротожопье.
– Он чего там совсем офигел? Как можно такого ценного работника туда посылать? Да еще и в понедельник? Они же там после развала Союза совсем озверели. Ты знаешь как местные лактобациллы нашего брата энтерококка называют? Нет? Кишкова палка! Вот и выходит что мы для них – бревна приезжие. Там все сейчас повернуты к нам задом, а к звездно-голосатой Глотке – передом. Как Джоп Буш скажет, так Плющенко и сделает. Он за факсы вообще собрался Желудок переименовать в Gastrit и провозгласить его пятьдесят третьим штатом. Там даже гражданская война на эту тему началась. Старорежимные коричневые с новопонятейными оранжевыми схлестнулись и до сих пор не угомонятся. Разделили страну пополам, и давай кто как может ворокозить. Все магазины на оранжевой стороне в shopы превратились а улицы в G. streeты. Они даже на границе с нами вывесили транспорант « Melcome». Ваще опырили гады. Как к ним в гости так нам мельком значит, а как наш газ тырить- так это всегда пожалуйста.
– Ну вот по этому поводу и еду. Там на днях наш Владеймир Владеймирович с ихним атаманом стегаться будут, вот меня шеф и послал эту битву прокомментировать.
– Блин, вот это круто! Я об этом предстоящем шоу уже слыхал. Оно в Харкале будет проходить, а там у меня родни до фига. Слушай, может ты уломаешь шефа меня с собой взять? Мы бы там клево оттянулись.
– Я бы с удовольствием, вот только Нафиг этого не одобрит. Бабло в конторе по крупицам собирали. Там даже пугрики на вес говна стали.
– Жаль конечно, что в жизни счастья нет. Ты мне тогда гостинцы привези с малой родины. Зайди как-нибудь в гипержоп «Пятачок» и заверни в отдел продажи сала. Я уверен, что ты захочешь там попросить политического убежища. Кстати, пива «О,балон» там не такое противное как у нас. Советую затариться. Любят они себя, а нам херню всякую сливают.
– Ладно то жалиться. Самого то на родину не сильно тянет, если родственников своих там пооставлял.
– Да родители в Кишку переехали еще до пересройки, поэтому к Гастриту я не имею никакого отношения.
– Все равно- как был ты Шматом, так им и остался. Привезу тебе гостинцев. Не поминай лихом. Пора мне в путь-дорогу собираться.
– Ну передавай Пупкину привет. Пусть он там всем покажет, где раком зимуют.
– Он заплющит, мало не покажется.
Поручкавшись со Шматом, я добрел до своего кабинета, где меня ждал походный саквояж. Он всегда был наготове, так как знал мои повадки уже давно. В ящике стола я взял свой коричневый паспорт гражданина Тонкого Кишечника и стильное вишневое удостоверение с крупной надписью ПРЕССА. Так как дрога ожидалась долгая и нудная, то вариантов время препровождения могло быть только два: бухать или читать. Состояние было мрачное, но не до такой степени чтобы нажираться в начале рабочей недели, а потом перегаром дышать на лактобацильных родственников Шмата и на незабвенного президента. Оставалось чтиво по настроению. Я взял сто раз перечитанный «ночной дозор» и засунул его в рюкзак. Вроде все. Еще в дорогу нужно было подкрепиться и купить еды.
Наш буфет уже который год кормил меня своей казенной жратвой.
– Привет, Клава- сказал я буфетчице и подошел к кассе.
– Привет, Васек.
– Как обычно? Сорок восемь пятьдесят.
Четыре года я ел здесь одно и тоже: полборща, пол картофельного пюре с подливкой, салат из капусты, три хлеба и компот. Вначале Клава хотела внести разнообразие в мои обеды и возможно даже пригласить на ужин, только из всего меню я остановился на уже сформированном выборе. Местная столовка не отличалась большим ассортиментом, а мясо и рыбу в таких местах я не ел, по многим финансово-гигиеническим причинам. Что же касается однообразия, так я уже давно живу в состоянии «здесь и сейчас» при котором прошлого и будущего просто нет. Для многих такое существование является фантастической теорией, вот только мне как-то их отношение пофигу. Через миг для меня уже не будет важным то, что кто-то говорил и доказывал, что это нереально. На данный момент для меня реальностью является этот буфет и больше ничего в моей жизни просто не существует, причем в любых смыслах. Я же сейчас не в кабинете посылаю шефа или не на вокзале матерюсь с кассиршей и уж тем более не нахожусь в Ротожопии. Я в буфете и считаю, что нет смысла цепляться за то, чего просто нет. Древние мудрецы по этому поводу вывели принцип «говна в проруби»: где есть окружающая действительность, есть объект и иногда возникает движущая векторная сила. Местоположение объекта ограничивается рамками возможностей, который получает способность перемещаться туда, куда дует вектор, если конечно объект, как дурак, не будет этому сопротивляться. В таком случае коэффициент полезного действия обратно пропорционален силе собственной вони. При благоразумной самокритике говно перестает себя считать центром вселенной, оценивает ситуацию и собственные возможности и, самое главное начинает чувствовать ветер. Эту силу не увидишь, не услышишь. И если и унюхаешь, то не его, а такое же говно, только более вонючее. Ветер можно почувствовать необъяснимо каким способом именно в этот самый миг когда он дует– в миг ветра. И тут уже- или ты со всеми своими проблемами и замыслами , или он. Мне же вся моя прорубь уже давно стала до фонаря, и лишь ветер своим присутствием иногда доказывает, что есть еще что-то, что не ограничивается прорубью. Где-то глубоко спряталась мечта, что меня подхватит ветер и вынесет на берег. А дальше понесет хрен знает куда, но обязательно домой. Вот только сейчас я сижу в столовке и пью свой компот, и какая разница что дальше или ближе. Вообще, КАКАЯ РАЗНИЦА…
Глава 2.
С чего начинается любая калония? С вокзала. Вокзал-это лицо населенного пункта и дверь из него. Если эти лица имеют какое-либо разнообразие, то за их дверью открывается одна и та же картина канализации, соединяющая калонии сложно переплетенной паутиной. Глядя на карту железных дорог, я видел линии и узлы, что оплетали страну, в которой я живу. Почти вся ее территория была накрыта этой сетью. Куда ни глянь, везде были узлы и ведущие к ним линии. Мне же предстояло выбрать свою линию. Чтобы сильно не напрягать мозги, даже можно сказать, вообще их не напрягать, я подошел к компьютеру следования поездов и запустил запрос. Железяка покорно сделала за меня выбор, и я пошел к кассе.
– Здрасьте, на сегодня, Воркуда-Харкал, один плацкарт.
– Паспорт, пожалуйста
– Если можно верхнюю полку в середине вагона.
– 13 место в 8 вагоне, отправление через час.
– Отлично.
Забрав билет, я вышел из вокзала и пошел в ближайший продуктовый магазин. Ехать мне предстоит около суток, поэтому еды набирать немного. За углом блестел супермаркет «Корзинка». Продукты здесь, впрочем, как и везде были дерьмовыми, но все уже давно только этим и питались. Как обычно мой выбор остановился на бич пакетах одноразовой лапши, никогда не портящихся йогуртов, коричневых сосисках и пиве «Запасная почка». Нужно было взять еще хлеба и консервов. На железном боку выбранной банки я прочел: ароматизаторы Г824, красители Г371, закрепители полное Г1999 и соевая говнядина. Поглядев на длинные ряды похожих банок в этой гипержопе, я почему-то вспомнил принцип гипнотизеров «выбор без выбора» и бросил консерву к сосискам в своей тележке. На кассе толпился народ, методично заваливая отупевшего кассира. Всем она говорила только две фразы: стоимость выбранного дерьма и «пакет нужен?». Интересно сколько раз в день она это проговаривает? С иронией я подумал, что жизнь ее очень удивительна и разнообразна настолько, что она просто счастлива. Высказав мне пару ласковых фраз, она сгребла выложенные мной бумажки и насыпала в блюдечко какую-то мелочь. По своей привычке, закрепленным внутренним принципом я забрал пакет с едой, оставив сдачу на кассе.
– Зря Вы так молодой человек пренебрежительно к деньгам относитесь- услышал я за спиной старческий голос. Повернувшись, я увидел типичного пенсионера с котомкой в руках. Он как раз прошел кассу после меня.
– А какой в мелочи прок? Только карманы оттягивает и звенит между ног.
– И все равно, деньги – это сущность страны. Какие бы они ни были- их нужно уважать, а то совсем развалимся. В любой стране деньги являются эквивалентом полезных испускаемых, которыми страна владеет. Может быть вы еще застали времена, когда ходил желто-коричневый рубль? Так вот на нем мелкими буквами было написано, что его можно было в любой банке обменять на соответствующее количество говна. Везде богатство считалось по объему имеющегося полезного испускаемого. Даже в стародавние времена, когда все было естественно, деньги были реальным говном. Их носили в специальном кошельке и рубили на куски. Так их потом рубли и назвали. Ну а мелочь, как вы сами догадались, были капельками поноса. Вот только время идет и все естественное куда-то уходит и на его место приходят заменители. Так произошло и с говном. Их заменили бумажками, которые имели прямое к нему отношение, но им не являлись. Всем оказалось удобна подмена этих понятий, да только со временем эти умники стали зарабатывать уж очень много рулонов денег, поэтому пришлось их вообще перевести в несуществующие цифры. Теперь говно стало виртуальным, сложенным аккуратно на банковских счетах этих «работяг», а нам остались обрывки прошлых рублей, да горсть капелек между ног. Цифр на них конечно меньше чем на буржуйских счетах, только их можно подержать в руках и ощутить ту давнишнюю ценность того материала, чем они являются на самом деле.
– Так то оно так, вот только ощущение горсти мелочи, рождают во мне не радость, а злобу на ту страну, которая всем раздала капельки, а себе заграбастала все говно.
– Это не страна заграбастала, так как оно и так всё её, а политики в ней живущие. Как говорят- хуже политики есть только изнасилование малолетних, поэтому обижаться на то место где живешь, совсем ни к чему. Наша страна очень хорошая, а говнюков во все времена хватало. От обиды всё равно выхода не найдешь. Если сам не говнюк, то для счастья мало нужно. На, держи от меня, подарок.
Я протянул руку и старик положил на мою ладонь монетку. Эта была старая коричневая капелька совковского выпуска. Он улыбнулся, похлопал меня по плечу и скрылся на выходе. Прикольно было дотронуться до ушедшей истории.
У вокзала тусовались таксисты. Почти все были на иномарках, которые красовались желтыми шашечками. Ожидающие своей очереди водители столпились у старенького Вопеля и долбили по его капоту картами. Из салона орал какой-то музон. Скорее всего слушали радио «Шансон». На этой волне сидели все водилы такси и маршруток, да и вообще вся калония. Складывалось впечатление, что это и есть Воркуда или, возможно все оттуда. Кстати о музыке. Те кто хоть как-то понимает в жанрах, могут с уверенностью сказать что шансоном здесь и не пахнет. Это опопсевший примитив называется «блатняком», и если этим бравым парням поставить натуральный шансон, они, скорее всего, разобьют бейсбольной битой радиоприемник. Но моего мнения в таких кругах никто не спрашивал, поэтому всё оставалось как есть. На этот вкус и цвет товарищей здесь было хоть отбавляй. У каждого в глазах отражался счетчик, а за спиной червонец лагерей. Казалось, что обучение не таксиста проходят только на зоне. Хотя, если разобраться, там учат всем профессиям- от грузчика до президента.
По матюкальнику сообщили, что прибыл мой поезд на первый пук первой платформы. Пора было загружаться. Я люблю первые пуки. На них поезд выглядит величаво на фоне оформленного вокзала, не то что где-нибудь, на занюханном 5м или 6м пуке, где узко и противно.
Толстая проводница глянула в мой паспорт, порвала билеты и впустила в вагон. Я как инопланетянин прошел на борт межгалактического шитла, где все провожали меня своим бестолковым взглядом по узкому коридору. В моем купе, на нижних полках сидели два индивидуума и квасили водку. Их бритые головы блестели, а майки были мокрые от пота. Наверху лежала свернутая калачиком древняя бабулька, а на моем месте столпились матрасы. В завершении гламурной экспозиции из радио хрипел какой-то тип песню: «голуби летят над нашей зоной». Ожидания меня не подвели.
– Здорово мужики, посадку даете?
Двое медленно переключились на меня и один родил:
– Здорово, коли не шутишь? Ты кто?
– Я, Василий
– А я, Кислый, а вот это – лысый полез обниматься через стол со своим соседом – Симон.
– Ты куда Василий?
– Туда
– И мы тоже туда. Ну ты давай, не стесняйся присаживайся. Стопарик накати, дорога длинная намечается.
– Щас, дайте нары оформить, да пожитки скинуть. Начальник белье выдает?
– А то! Она у нас баба серьезная, но справедливая. Мне уссатый- полосатый заменила и водяры пару пузырей продала. Сразу видно- сотрудник с понятием. Слушай, Василий, а сколько мы тут стоим?
-Ну, еще минут 10, это точно.
– Ладно, Симон,– сказал Кислый – пойдем проветримся и покурим заодно.
Мужики встали и, захватив со стола, пачку ****омора, скрылись за поворотом.
Бабка мрачно тупила на соседней полке. Разобравшись с вещами, я улегся на свое место. В такой ответственный момент мне нужно было срочно сделать выбор, бухать или не бухать? Вот в чем вопрос. Если бухать, то до упора. Такие попутчики, однозначно, имеют стальную закалку, чего не скажешь обо мне. Оставалось только одно- качественно косить. Ребята тут конкретные, поэтому аргумент нужно завернуть достойный. Придумав отмазку, я открыл в первом попавшемся месте свою походную книгу про дозоры. Там, как обычно, силы Света гномили Темных пакостников, а Коричневые инквизиторы дрейфовали то туда, то сюда. И самое главное – всё постоянно находилось в движении, а значит жизнь удалась и все при деле. Самое важное в любом процессе – это маневры, где финиш, каким бы он замечательны не был, может присниться только в самом диком кошмаре. Конец – он всегда конец, а ведь хочется и продолжения. Вот и возятся все в одной навозной куче, провозглашая себя пластелинами этого мира по очереди. Для эволюции нужно постоянное ворошилово, только тогда будет какое-то развитие. Тут главное соперничество и понятия. Без этого всё бы стало коричневым и инертным. А вот этого допускать никак нельзя.
