Андрей Эдуардович Кружнов
Жизнь после ревизора
Проявление VI
ГОРОДНИЧИЙ. Ваше Божье Величие, ей-богу, не знаю куда старик этот подевался – обер-распылитель, извиняюсь. Даже свой дом ему оставил – бери, пользуйся!.. А от него один штопор в полу. Как корова языком слизала. О милости и снисхождении прошу, Ваше Всевеличие!
Дама с клювом приводит себя в чувство, обмахиваясь платком. Видно, что она очень зла на Городничего, который её чуть не угробил вместе с женой.
ДАМА С КЛЮВОМ. Не верьте этому толстому мерину. Он, скорей всего, старичка и распылил, а нам тут сказки рассказывает.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Странный случай, если честно. Ни с того ни с сего испаряется важная персона. От неё, может быть, наша будущая жизнь зависела… В смысле, улучшение жизни. В смысле, ревизии негативных моментов, так сказать.
КЛУБНИКА. Я всегда был за возвращение ревизора. С первых собраний наших. Всегда ратовал за контроль и наказание. Потому как без контроля и без наказаний государство превратится в помойную яму. И всякая харя крысиная будет мою голову жрать!..
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА (огрызаясь). Так будь здесь ревизор, у меня бы передние резцы не росли по сантиметру за день! Или ты хочешь, чтобы у меня зубы в пол вросли?
КЛУБНИКА. Так и я не обвиняю никого. Я о том же и говорю, о ревизии – порядок, чтоб.
Лапкин-Тяпкин проплывает мимо персонажей с видом победителя-избавителя рода людского от страшной напасти.
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. До чего же вы низко пали! Радели о свободе, о вольности души, а теперь опять про старое заныли. Ревизора им подавай!.. Не верьте им, Ваша Божья Милость, они ведь и нового ревизора съедят, и старого. Я вот, например, от своих слов не отказываюсь, и на божием суде могу поклясться – отказываюсь от ревизора. Не желаю никакого контроля!
Ляпкин-Тяпкин резко разворачивается в воздухе, его сюртук распахивается, и все видят, что его туловище почти исчезло, оставив только плечи и голову.
ГОРОДНИЧИЙ. Не слушайте его, он сумасшедший. Мне по секрету сказал, хочет невидимым стать, мол, тогда будет в любой дом вхож, мол, всё вынюхивать, знать про любое пятнышко на исподнем. Хотел, нечестивец в страхе весь город держать!
Дама-брюква выплывает из сумрака с прижатыми к груди руками.
ДАМА-БРЮКВА. Господа, пусть будет так, как хочет каждый. Пусть сбудутся мечты любого.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну да, пусть у грабителя сбудутся, у разбойника в лесу, у вурдалака из могилы тоже сбудутся… Не бывать такому!
Лицо из пятна, до этого наблюдавшее за всем безучастно, сейчас вдруг встопорщило свои кошачьи усы и сказало тоном, не терпящим возражений.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Ну-ка, возьмите эту откормленную бабу и уложите её на блюдо вместо поросёнка.
Городничий испуганно заюлил глазами, словно бы не понимая сказанного.
ГОРОДНИЧИЙ. Не могу в толк взять, о ком вы сказать изволите?
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. О жене вашей, об Анне Андреевне.
ГОРОДНИЧИЙ. Вона что… А зачем на блюдо? Ежели вы её высечь желаете, то сподручней на лавке. Я сам могу привязать.
От таких слов у Анны Андреевны заходили свиные уши на голове.
АННА АНДРЕЕВНА. Ах ты, курдюк с вином! Высечь он меня собрался.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Анна Андревна, ежели для пользы дела, то и потерпеть можно.
Клубника подкатывает к Анне Андреевне с игривым взглядом и заискивающей улыбкой.
КЛУБНИКА. Не бойтесь, я сам вас высеку. У меня рука нежная, вы даже не поймёте, что вас секут – вроде как поглаживают. (Пытается погладить пухлую ручку Анны Андреевны.)
ДАМА С КЛЮВОМ. Соглашайся, матушка, а то все будем сечь! А я так ещё и клювом тебя припечатаю!
ГОРОДНИЧИЙ (умоляюще). Пумпочка моя, ну хочешь я рядышком лягу – пусть и меня посекут. Мне оно для пользы.
АННА АНДРЕЕВНА. Вы что же, с ума все посходили? Какое-то дурацкое пятно слушаетесь! Жену городничего сечь удумали!
КЛУБНИКА (пытаясь подхватить её под локоток). Ой, Анна Андревна, и не скажите! – всё с ног на голову повернулось. Люди любую глупость готовы сотворить, лишь бы хуже не было. Пойдёмте к столу, Анна Андревна.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Идёмте, идёмте, а то неровен час сгорим все в геенне огненной!..
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Это ещё добро, что вы в свинью воплощаетесь, Анна Андревна, а то ведь можно в такую гнусность обратиться – не дай бог!
ГОРОДНИЧИЙ. Пойдём, матушка, не будем против себя обиду заводить.
АННА АНДРЕЕВНА (с неохотой). Ну, чёрт с вами! Душегубы.
Анна Андреевна подходит к столу и видит знакомые нам две головы на блюдах, которые стараются делать вид, что происходящее к ним не относится.
А эти чего, пялиться на меня будут? Я на это несогласная.
ГОРОДНИЧИЙ (обращаясь к Пятну). Ваше Божье Величие, позвольте эти две башки отнесть куда-нибудь в чулан. Так спокойнее.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Нет.
ГОРОДНИЧИЙ. Отчего же так? (Видно, что Городничий опешил от такого ответа и даже стал ниже ростом.) Какой с них прок – ни есть, ни бегать, ни воровать не могут – всё равно что два кочана с глазами.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА (непреклонно). Я сказал – нет!
ХЛЕСТАКОВ (осмелев). Правильно. Вот состряпаем весёленький водевильчик про всё ваше непотребство – пусть народ смеётся!
ЛИЦО С УСИКАМИ (поддакивая и кивая головой). Непременно состряпаем. Ещё и песенки ввернём с душком.
АННА АНДРЕЕВНА. Смеяться над собой не позволю! Кто первый подойдёт ко мне, сразу в рожу получит! (Показывает всем своё мощное копыто.) Не сечь вам жену городничего!
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Никто вас сечь и не собирается, мадам. Вас будут употреблять в пищу.
АННА АНДРЕЕВНА. Чи-иво? (Обалдев от услышанного.) Мне послышалось?
ГОРОДНИЧИЙ. Это не шутки, Ваше Величие. Разве ж можно живого человека!.. Я долго терпел, но терпёж мой, знаете, испаряется.
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Пусть дозреет хотя бы.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Верно. Пока совершенной свиньёй не станет – зубы об неё сломаем.
ДАМА-БРЮКВА. Господи, это ведь так романтично! Питайтесь мной, господа!
Дама-брюква закружилась вокруг Анны Андревны, раскинув руки, пока не поскользнулась на рассыпанной каше и не грохнулась об пол. Да так и осталась лежать ничком, распластавши руки.
Слышится голос Ляпкина-Тяпкина, но его самого не видно.
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. А меня уже и кушать не надо… (Голос раздаётся где-то возле уха Анны Андреевны.) Меня вроде как и нету уже… (Тихонько хихикает.) Свобода необыкновенная, господа!
АННА АНДРЕЕВНА. Чур меня! (Отскакивает в сторону, словно ошпаренная.) Поди прочь, дурак!.. Гляньте, от Ляпкина-Тряпкина ничего не осталось!.. (Крестится копытом.) Господи, спаси, сохрани и помилуй. Неужто мы вот так все испаримся?
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. А мне очень это даже приятственно. Считаю наградой для себя. Милостью! Избавлением от обязательств и ошибок. Господа, нужно к этому стремиться, как к великому божьему покровительству.
ГОРОДНИЧИЙ. Что за ересь ты, братец, несёшь! (Он с недоверием оглядывается по сторонам, будто не веря, что Ляпкин-Тяпкин полностью исчез.) Ты ведь не выпить, ни поесть не можешь, ни денег сосчитать… Пустым местом быть не желаю!
Толпа начинает галдеть, выкрикивая: «Мерзавец! Подослан специально, чтобы всех в распыл пустить!.. Спрятался и голову морочит!.. Не желаем в пустоте плавать!.. Ишь, благодетель какой!.. Нечего и слушать его!..»
(Криво улыбаясь.) Слышишь, чего народ говорит?.. И Божье Величие такого паскудства тоже не одобряет.
АННА АНДРЕЕВНА. Иначе бы и само уже давно испарилось.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Господа, давайте считать, что это не Ляпкин-Тяпкин, а его эхо. Отголосок.
КЛУБНИКА. Нет-нет, это натуральное привидение, господа. Ляпкин-Тяпкин умер, а его глупости остались, вот и вещают…
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Да Ляпкина-Тяпкина вообще и не было никогда.
АННА АНДРЕЕВНА. А кто же говорил-то с нами?
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Никто. Показалось. Всем показалось.
ГОРОДНИЧИЙ. Ваше Божье Величие, позвольте вам…
Городничий оборачивается к скатерти, на которой было изображено лицо с тремя глазами и кошачьими усами, и с удивлением обнаруживает, что там никого нет.
Чёрт меня дери!.. (Он вытирает рукой пот со лба.) А эта рожа с тремя глазами нам тоже всем померещилась?
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Вот именно – всё померещилось!.. Эй, Ляпкин-Тряпкин, ты ещё здесь?
Голос Ляпкина-Тяпкина отвечает откуда-то высоко сверху.
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Здесь. За вами, пустоголовыми насекомыми, созерцаю.
ГОРОДНИЧИЙ (злобно-издевательски). И где же это божество с тремя глазами?
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Испарился. Как и я.
КЛУБНИКА. Спросите у него, что же с нами-то будет? Мы тоже испаримся?
АННА АНДРЕЕВНА. Не дай-то бог!
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. С вами всё замечательно. Не испаритесь. Навечно своё место заполните.
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. Что ещё за место? Можно без шарад ваших?
ГОРОДНИЧИЙ. Какое такое место?
АННА АНДРЕЕВНА. Пустобрёх!
МЕДНОЕ ЛИЦО. Ой, как неприлично всё!
ГОРОДНИЧИЙ (задрав голову кверху). Отвечай, говорят тебе.
ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Про… про… щайте, господа! Улетучиваю-у-усь!..
Голос Ляпкина-Тяпкина удаляется и скоро совсем умолкает.
ДАМА С КЛЮВОМ. Что это?.. Ой, кажется, у меня ноги к полу приросли!..
КРЫСИНАЯ ГОЛОВА. И я чего-то… не шевелюсь…
Городничий пытается поднять ноги, но с ужасом замечает, что они окаменели. Он поворачивается к жене да так и замирает.
ГОРОДНИЧИЙ (шевеля одними губами). Мать моя, Анна Андревна, ты как?
АННА АНДРЕЕВНА (с ужасом). Чертовщина какая-то… Ноги не слушаются… А руки-то, руки-то!..(Она тянется к мужу, но так и застывает на месте, не дотянувшись.)
КЛУБНИКА (молитвенно сложив руки и устремив глаза вверх). Господи! За какие же грехи великие наказание сие? За что?! (Он вытягивает руки и замирает, наподобие статуи.)
ДАМА-БРЮКВА. Позвольте, позвольте, я хоть дотанцевать должна!..
Дама-брюква кружится по зале, но замирает почти в воздухе с раскинутыми руками в виде буквы Т. В результате все персонажи оказываются застигнутыми врасплох, так и не докончив своих движений к цели. Они все белеют прямо на глазах, словно покрываются мелом, и совершенно превращаются в гипсовые статуи.
Крышка стола, на которой лежали две головы, разламывается на части, словно сухая доска под топором, и мы видим, что под столом были их туловища с руками и ногами целы и невредимы. Лицо с усиками и Хлестаков отталкивают от себя части развалившегося стола и встают в полный рост.
ХЛЕСТАКОВ. Поверить не могу… (Трогает себя за живот, за колени. Ужасно обрадован и удивлён.) Я ведь помню, как моя голова по столу прыгала… Откуда же это?.. Господи!
ЛИЦО С УСИКАМИ. Сам не пойму… Голова кружится… (Смотрит на застывшие фигуры персонажей.) Брат Хлестаков, они ведь застыли как в старом «Ревизоре», в конце пьесы… Только позы другие.
ХЛЕСТАКОВ. Бог с ними. Пойдёмте отсюда, пока с нами чего не приключилось.
Хлестаков торопливо идёт к двери.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Погоди, Хлестаков! В той пьесе должно быть известие о ревизоре, а уж потом они каменеют в ужасе.
ХЛЕСТАКОВ. Значит, не ревизор их ужаснул, а совесть. Жирное пятно с тремя глазами, видать, и была совесть. Пойдёмте скорее!
ЛИЦО С УСИКАМИ. Погоди, неужто ревизора никакого нет?
ХЛЕСТАКОВ. Какая вам разница – написали комедию и трава не расти. Плюньте на всё! Идёмте!
ЛИЦО С УСИКАМИ. Погоди! Я доиграю пьесу…
Лицо с усиками поднимается по ступеням к большим входным дверям и поворачивается к залу лицом.
(Говорит выразительно, по-театральному.) Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует сей же час к себе!..
Лицо с усиками не успело договорить, так как за тяжёлой портьерой послышался знакомый гул, какофония человеческих выкриков, музыкальных фраз, похожие на шум возбуждённой и радостной толпы, которая и сама не может понять почему она радуется или же просто чему-то возбуждена.
У Клубники вдруг с грохотом отвалилась вытянутая рука, будто отлитая из гипса. Он замер с поднятой культяпкой и, кажется, навечно оцепенел от ужаса. У Анны Андреевны с хрустом подломилась окаменевшая нога и женщина тяжело рухнула оземь, словно древнегреческая колонна у храма Афины… Городничий хотел было приподнять Анну Андревну, да так и остался подле неё кверху задом, похожим на два валуна. Дама с клювом как-то сама рассыпалась, и лишь Медное лицо разлетелось по полу на какие-то части металлических листов, пружин и колпачков…
