Андрей Владимирович Яковлев
Незаменимый человек. По следам пропавшего директора
– Любовь, говорите? Эх, молодые люди, что ж вы так не бережёте себя, поддаваясь эмоциям! Самоубийцы, пытаясь в спешке покинуть наш мир, не учитывают, что организм так устроен, и в любой ситуации он будет пытаться выжить. А когда человек уже нанёс себе серьёзный вред, врачам предстоит нелёгкая задача – настроить повреждённый организм на работу в прежнем режиме. Но другого выхода у докторов просто нет. Что касается Ольги, будем пробовать «вытаскивать» её из теперешнего состояния. Согласны?
– Да.
– Марк Сергеевич, предлагаю пока оставить печальную тему, хочу поговорить о личном и сокровенном.
– Что ж, давайте поговорим.
– Вы сказали, что на первом этапе начали общаться с Ольгой из жалости. Тогда уточните, как завязались Ваши близкие отношения? И кто из Вас двоих был их инициатором?
– Сначала мы просто беседовали о жизни, занимались спортом на стадионе. Затем уже оказывали знаки внимания, возникло чувство.
– Кто первым признался в любви?
– Ольга.
– Вспомните, как это было. Она просто сказала: «люблю»? Или там были бурные эмоции, слёзы?..
– Это были бурные эмоции, даже истерика. Я пытался отговорить её, поскольку был намного старше, к тому же на тот момент ещё официально не развёлся с бывшей женой. Говорил ей, что это просто влюблённость, которая вскоре пройдёт…
– Но Ольга была категорична, и Вы сдались под напором её признаний. Так?
– Да. Но потом её любовь разожгла во мне настоящее чувство. Вы не представляете, как я был счастлив! Я словно заново родился.
– Как сказал Андрей Балконский – герой романа «Война и Мир»: «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год!..».
– Вы угадали, именно эта фраза крутилась тогда в моей голове. Только на тот момент мне было уже сорок.
– Марк Сергеевич, я задаю такие вопросы, поскольку пытаюсь смоделировать устройство нервной системы Ольги, здесь важны все нюансы, чтобы понять, насколько она восприимчива к внешним раздражителям. Значит, Вы говорите, что между Вами была страстная любовь, настоящая и взаимная?
– Да, безусловно.
– Знаете, ведь любовь – это не просто чувство, а сложная химическая реакция. Когда любовные чувства сильны, то и реакции протекают быстрее. В данном биосинтезе задействованы все системы нашего организма, а управляет этим процессом нервная система человека.
Темников немного помолчал, потом продолжил:
– Чтобы Вы понимали, я не только практикующий врач, но занимаюсь ещё и научной работой. Как теоретик, могу сказать, что человеческий организм оснащён сложными системами, которые между собой всегда находятся в равновесии. И как только начинается воздействие внешних факторов, организм перестраивается, всё время, стремясь к равновесию. За счёт этого явления человек способен приспосабливаться и выживать в самых экстремальных условиях. Такое свойство организма само по себе уникально и до конца не изучено. Что удивительно, наша нервная система обладает памятью. Да, да, представьте себе! Она фиксирует, когда и при каких условиях человеку было хорошо, сохраняя эти информационные файлы где-то глубоко на уровне подсознания. Если вдруг нервной системе нанесён ущерб, например, травма головного мозга, то человек, если он выжил, поначалу не в состоянии адекватно реагировать на происходящее. Наша задача – помочь организму, и подтолкнуть его к перестройке для продолжения жизнедеятельности. То есть необходимо подобрать лечение и создать условия, чтобы те самые файлы из подсознания, о которых я говорил, смогли активироваться и восстановить утерянное равновесие. Это и есть путь к исцелению.
– Простите, Виктор Алексеевич, но не могли бы Вы изъясняться понятнее.
– Что же тут непонятного?
– Нельзя ли то, что Вы сказали, применить к нашей ситуации?
– Видите ли, нервная система Ольги сохранила память о том, как хорошо ей было с Вами. Считаю, именно Вы сможете эту память вернуть. Поэтому предлагаю провести научный эксперимент.
– Но как это будет выглядеть на практике?
– Особых усилий от Вас не потребуется. Единственно, что Вам придётся появляться в клинике не только в выходной день, а намного чаще.
– Это без проблем.
– Планирую, что у нас будут совместные сеансы три раза в неделю, то есть через день. Ваша задача – пытаться разговаривать с Ольгой и воздействовать на неё тактильно.
– То есть прикосновениями?
– Да, верно.
– Но у меня нет доступа в палату Ольги, мне было запрещено входить к ней.
– На счёт этого не беспокойтесь, в лечении Ольги у меня карт-бланш, и я всегда смогу объяснить администрации клиники Ваше присутствие лечебной необходимостью. Здесь главное – результат, и мы с Вами его обязательно получим. Вот увидите.
– Виктор Алексеевич, я буду Вам очень признателен.
– Что ж, тогда начнём с сегодняшнего дня?
– Я готов.
– Посидите здесь, сейчас уточню, в каком состоянии находится наш пациент.
Доктор удалился. Меня охватило небольшое волнение, ведь до этого я мог наблюдать Ольгу только на расстоянии, через стекло её больничного бокса, а здесь появляется возможность побыть с ней…
– Всё в порядке, можем пройти в палату, – вернувшись, объявил Темников. – Идёмте.
Как я уже упомянул ранее, специализированное лечебное заведение работало на коммерческой основе, и в большинстве своём здесь содержались пациенты из числа состоятельных граждан. Это были люди после инфарктов и инсультов, а также перенёсшие сложные операции на головном мозге, проходившие сейчас период реабилитации и требующие постоянного ухода.
Ольге выделили отдельную палату с индивидуальной медсестрой-сиделкой. Входная дверь открывалась электронным ключом. Когда мы вошли, девушка сидела в специальном кресле, руки и голова были зафиксированы в одном положении, взгляд её голубых глаз, направлен куда-то в сторону. Волосы острижены под «бобрик» – гигиеническая стрижка, необходимая для длительного пребывания в клинике. Поверх ночной сорочки на плечи накинут фланелевый халат, на ногах – шерстяные носки. Она сильно похудела и очень отдалённо напоминала ту Ольгу, которую я знал раньше. У меня сжималось сердце, без слёз смотреть на всё это, было невозможно. Доктор попросил медсестру удалиться.
– Марк Сергеевич, прошу Вас, без лишних эмоций, – сказал врач, почувствовав мою первую реакцию. – Вы участвуете в эксперименте и должны держать себя в руках. Постарайтесь расслабиться и руководствоваться только моими командами.
– Понял, – с трудом сказал я, пытаясь проглотить комок, подкативший к горлу.
– Врачи возвратили Ольгу к жизни, а после она была перемещена в наш медицинский центр. При посторонней помощи девушка умеет удерживать равновесие, подсаживаться, вставать на ноги и делать несколько шагов. Пока это лишь небольшой прогресс. Сейчас Вы наблюдаете, если можно так выразиться, живое тело с отключённым сознанием, которое внешне никак не реагирует на то, что происходит вокруг. В какой-то степени сказывается действие препаратов, но личность Ольги спрятана где-то глубоко внутри, и я хочу «вытащить» её оттуда. Задача – попытаться вызвать ответную реакцию нервной системы на наши действия. Первый сеанс будет длиться недолго. В дальнейшем время взаимодействия будем увеличивать, снижая при этом дозу препаратов.
Я кивнул.
– Принесите стул и сядьте ближе к Ольге, – попросил Темников.
Сев рядом, я почувствовал запах детской присыпки, которую часто используют при уходе за малоподвижными пациентами.
– Возьмите Ольгу за руку.
Выполняя эту команду, сначала я дотронулся до её холодной руки, уже потом осторожно взял её в свою руку.
– Попробуйте подушечками пальцев надавливать на её ладонь, – руководил моими действиями врач. – Вот так, осторожно. Хорошо.
Я делал всё, как он говорил, но реакции никакой не было.
– Теперь, пусть ваши ладони соприкасаются. Так. Другой своей рукой ведите от запястья вверх, в сторону плеча, лишь слегка касаясь кожи. Вот так, правильно. Немного обратно и опять вверх…
Стало заметно, что рука Ольги выше локтя покрылась «гусиной кожей», и я почувствовал, как ладонь её начала нагреваться.
– Виктор Алексеевич, по-моему, получается, – улыбнулся я. – Видите, она реагирует!
– Вижу. Этот опыт мы пытались проводить недавно, мне ассистировала медсестра, но такого эффекта не было. А с Вами получилось, что доказывает мою теорию относительно памяти нервной системы. Ольга сейчас даёт нам знак, что помнит Вас.
– То есть не всё так безнадёжно, как кажется?
– Я уверен, Вы станете свидетелем пробуждения спящего организма и возврата его в русло нормального функционирования.
– Здо́рово!
– Ольга мой первый пациент с таким диагнозом. На прежнем месте работы мне приходилось иметь дело с больными, потерявшими память. Именно тактильные ощущения зачастую способствовали восстановлению эпизодов из их жизни, утраченных мозгом.
Я взял обе руки девушки в свои, интуитивно поглаживая и разминая их, потом поднёс к губам, стал целовать ладони и кончики пальцев. В глазах Ольги блеснула слеза. Она чувствует, она понимает, что я с ней!..
Но потом произошло непредвиденное. Девушку начало трясти, глаза закатились, мышцы рук напряглись.
– П-п, п-п,… – сжимались её губы, издавая звук. – П-п,…
– Доктор, что происходит?! – забеспокоился я.
– По-моему, пора заканчивать сеанс, – спокойно сказал врач и нажал «тревожную» кнопку на стене.
В палату вошла медсестра, достала из ящика стола заранее приготовленный шприц с препаратом, и отработанным движением ввела инъекцию в плечо пациентки. Девушка моментально «обмякла», доктор помог сиделке переложить её на кровать.
– Ну вот, Марк Сергеевич, как-то так, – развёл руками Темников. – Пойдёмте на выход, на первый раз достаточно.
Ещё немного переговорив уже в его кабинете, согласовали дни посещений для проведения эксперимента, на том и попрощались.
4
Все выходные не находил себе места. Перед глазами постоянно возникало безжизненное лицо Ольги, мерещился запах детской присыпки. Чтобы хоть как-то развеяться, в воскресенье после обеда съездил на лыжную базу и, взяв лыжи на прокат, прошёл дистанцию в десять километров по зимнему лесу.
В понедельник утром на работе был раньше обычного. В приёмной меня уже ожидала делегация сотрудников технических служб проектируемого производства, в составе которой были и гости из Москвы.
– Добрый день, господа! – поздоровался я. – Наша встреча запланирована на 10 часов, но раз вы уже здесь, прошу пройти в мой кабинет.
На ходу отдал несколько распоряжений секретарю, а также попросил вызвать ко мне Екатерину Артюх.
После исчезновения Синицына, должность коммерческого директора была вакантна. Но если честно, особой необходимости в ней не было. Занимаясь глобальным проектом, по просьбе Беляевой, я взял на себя многие управленческие и организационные обязанности, по факту став основным координатором предприятия. Катя, которая по-прежнему оставалась руководителем отдела по работе с клиентами, являлась моим помощником во всём. Считаю, что в этом плане мы идеально дополняли друг друга. Её отдел обновился полностью, новые сотрудники были весьма амбициозны и подавали большие надежды. Однако контракты с ключевыми заказчиками Екатерина предпочитала вести сама.
– Господа, прошу знакомиться – Екатерина Юрьевна Артюх – руководитель клиентского отдела, – представил я свою коллегу, когда та вошла в кабинет.
– Здравствуйте, – улыбнувшись гостям, сказала Катя и села к столу на свободное место.
Сразу после взаимных приветствий, слово взял главный инженер:
– Марк Сергеевич, мы договорились с Вами о встрече, чтобы подвести некоторые итоги прошлого года и наметить планы на будущее.
Он сделал небольшую паузу, затем продолжил:
– Строительные работы по возведению объекта в целом завершены, осталось получить несколько согласований в Администрации города. В этом году планируется поставка немецкого оборудования и пусконаладочные работы. Как мы знаем, запуск производства намечен на первый квартал будущего года. Пусковой регламент, разработанный Вашей организацией, позволил сэкономить нам приличные средства, которые изначально планировались на открытие столь масштабного производства. Немецкие партнёры заинтересованы в продолжении сотрудничества, однако к основному документу они сделали несколько замечаний. Некоторые параметры, по их мнению, требуют дополнительной проработки. Мы обеспокоены, поскольку уже три месяца Ваша организация, как автор проекта, не может решить этот вопрос. Выделение очередного транша заморожено, до решения вопросов. Московский офис подготовил соответствующие документы, и мы сочли необходимым приехать к Вам. Вот вся документация, прошу Вас.
Он передал папку с документами.
– В феврале утверждаем финансовый план. Все показатели – согласно регламенту. Перечисление денежных средств в нынешнем году будет осуществляться один раз в квартал. Надеюсь, Марк Сергеевич, с Вашей стороны услышать слова о готовности исполнителей приступить к работе.
– Безусловно, – подтвердил я. – Команда исполнителей не поменялась. Как Вы знаете, я лично курирую данный проект, заминка в работе произошла по моей вине. Сейчас я не хочу тратить время на объяснение создавшейся ситуации, могу лишь заверить Вас, что в течение двух ближайших недель регламент будет доработан с учётом всех замечаний. Эта работа уже ведётся, свои правки немецкие партнёры выслали нам в электронном виде.
– Что ж, надеюсь, до смены подрядчика не дойдёт, и мы сможем продолжить нашу совместную работу, – заключил главный инженер.
Потом также высказывались московские представители, прозвучало много критики, но и добрых слов было сказано немало. Всё это время, пока шла дискуссия, Екатерина молчала, лишь изредка демонстрируя своё согласие кивком головы.
Примерно через час все вопросы были исчерпаны. Проводив делегацию, мы с Катей вернулись в кабинет.
– Как прошли выходные? – поинтересовался я.
– Как обычно, – вздохнула Екатерина. – В субботу весь день проспала, а воскресенье с Лерой проехали по магазинам.
– Понятно.
– Марк, слушай, в пятницу вечером, когда я хотела уже уехать, Беляева вызвала меня к себе.
– О чём говорили?
– Мы говорили о тебе. По сути ничего такого важного, она лишь интересовалась, как я оцениваю качество твоей работы, смогу ли я возглавить проект, в случае твоего ухода. Марк, ты собрался уходить?
– Ну, я намекнул Лилии Романовне, что готов на это.
– Марк, перестань! Ты же умеешь убеждать людей, вот и сегодня совещание прошло, как «по маслу». К тому же, без тебя здесь всё развалится.
– Катя, незаменимых людей нет.
– Но данный случай – исключение из правил. И Беляева это прекрасно понимает.
– Что ж, ладно. Доработкой проекта мне придётся заниматься самому, так как разработчик отказался продлять с нами контракт. Учитывая то, что немецкая сторона придирается к каждой цифре, простая подгонка здесь «не прокатит». Уповаю на то, что удастся договориться с исполнителем проекта в частном порядке, минуя их организацию.
– Вот видишь, выход есть. Если что, меня подключай.
– О чём ещё Беляева говорила?
– Она вдруг ни с того ни с сего начала вспоминать о своём сыне.
– О Ткачуке?
– Да. Представляешь? Рассказывала, что Евгений Павлович был разносторонней личностью, занимался различными видами спорта. А ещё во времена своей юности он увлекся составлением ребусов и всевозможных головоломок. Евгений придумал целую систему шифрования текстов, иногда присылал таинственные послания своим близким.
– Я знаю. Но Ткачук ничего нового не изобрёл, просто, насмотревшись фильмов про Шерлока Холмса, стал шифровать свои письма. Ольге от отца досталась целая тетрадь записей, в которой есть зашифрованные абзацы. Возможно, эти послания смогут пролить свет на их семейные тайны. Когда выезжал из Ольгиной квартиры, ту тетрадь прихватил с собой.
– Хм. Надо же. Ты никогда не говорил об этом. Думаешь, на сегодняшний день те послания имеют какую-нибудь актуальность?
– Возможно, и не имеют. Но старые записи мне покоя не дают, хочу найти ключ для расшифровки.
– Хорошо бы найти.
– Всё забываю поинтересоваться у тебя. Скажи, где находился кабинет Евгения Ткачука?
– Они с Синицыным сидели в одном кабинете, а Беляевой выделили отдельное помещение. Когда роли в компании были распределены, Ткачук уже редко появлялся в офисе, и их кабинет достался Денису Валерьевичу по наследству.
– Выбрать бы время и наведаться в его кабинет, за одним пересмотреть первоначальные бумаги по проекту.
– Поговори с Беляевой, может тебе стоить переехать на место Синицына?
– Нет, не хочу. По крайней мере, не в этом году.
– Всё с тобой ясно.
– Кстати, в пятницу меня посетила следователь Грачёва из Следственного комитета.
– Помню.
– Сообщила, что дело Синицына отправлено на дополнительное рассмотрение.
– Ты же говорил, что его убили. Чего там рассматривать?
– Но ведь тело до сих пор не найдено.
– Ну да.
– Ладно, пусть разбираются, а мы будем заниматься своими делами.
– Марк, мне пора проводить «планёрку», а то работники соскучились за выходные.
5
Вечером заехал к одному из клиентов, а после возвращался домой по заснеженной дороге. Машин на шоссе много – пробки из-за многочисленных аварий. Но такое небыстрое движение мне только на руку, поскольку было время подумать о том, что сейчас со мной происходит.
Так что же происходит? Надо быть объективным, я страдаю от одиночества, отсутствия женской нежности и заботы. Да, это так, чего тут лукавить! Когда-то я купался в любви, которая исходила от моей Ольги – девушки-загадки – такой очаровательной, такой божественной. После неё отношения с другой женщиной построить уже вряд ли удастся. Возможно, просто необходимо отвлечься. Если бы мне предложили дело, связанное с раскрытием преступления, я бы согласился, не раздумывая. Без обсуждения какого-либо вознаграждения, вложил бы в это расследование всю свою накопившуюся энергию.
Однажды, в разговоре с Ольгой я привёл в пример ситуацию человека на войне, вспомнить которую было бы сейчас уместно. На войне всё понятно, поскольку осуществляется цикл: «планирование – действие – получение результата своих действий». И совершается он, чуть ли не ежедневно. Человек быстро втягивается, его привлекает возможность оперативно получать результат. Война – это наркотик, постоянный выброс адреналина, а цена ошибки тут высока, на кону твоя жизнь и жизнь твоих товарищей. Когда война заканчивается, ветеран приходит домой, попадая в тихое мирное бытие. Ему потребуется немало времени для адаптации. Иногда эта тишина вместо умиротворения создаёт панику, страх перед неизвестным будущим. Боец испытывает желание вернуться к активным действиям, чтобы жить в привычном ритме и регулярно получать свою порцию адреналина. И здесь важно вовремя на что-то переключиться, в противном случае человек может просто не выдержать и даже потерять рассудок. Я знаю, о чём говорю, когда-то вернувшись с войны из Афганистана, сам прошёл через различные трудности.
Вы спросите, зачем я рассуждаю на эту тему? Отвечу: я провожу параллели, сравнивая текущую ситуацию, при которой нынешнее затишье становится для меня невыносимым. Ведь два года назад мы с Ольгой одержали победу над бандой оголтелых мошенников и убийц. Противостояние складывалось весьма непросто. Я лично «выложился по полной» и считаю победу заслуженной. После этого, казалось бы, настало время «почивать на лаврах», но мне хотелось сражаться и дальше, а наступившее спокойствие больше напрягало и беспокоило. Но я «нутром чуял», что это лишь «затишье перед бурей», и скоро должно последовать некое продолжение. Не зря же следователь ко мне приходила…
Вдруг зазвонил мобильный телефон, прервав цепь моих размышлений.
– Алло! Марк Сергеевич, – раздалось в трубке. – Грачёва беспокоит. Можете говорить?
– Да, Наталья Игоревна, добрый вечер. Не поверите, только сейчас о Вас вспоминал.
– Почему же, охотно верю. Звоню Вам по нашему делу. Можете завтра выделить время, подъехать и протокольчик подписать? Сразу оговорюсь, свои встречи предпочитаю планировать до обеда.
– Без проблем!
– После разделения Прокуратуры и Следственного комитета, мы переехали. Напишу Вам SMS-сообщение, в котором укажу новый адрес.
– Хорошо. Завтра ждите меня в 11.00.
– Договорились, до завтра.
Я был несколько взволнован этим коротким звонком. Возможно, именно сейчас рождается преамбула дальнейших событий. Почему нет? Ведь я сам очень хочу этого.
Наконец, добрался домой. На ужин отварил покупных вареников с картошкой и, макая в сметану, не спеша пережёвывал их под новостную программу. Любимый кот Ольги – кремовый перс, по кличке Сэм, которого с позволения Беляевой я забрал к себе, давно смирился с переменами в своей жизни. Сейчас он тёрся о ножку табурета, громко урчал и мурлыкал, выпрашивая для себя дополнительную порцию корма. Время от времени перс таращил на меня огромные глаза, пытаясь понять, привлек ли он моё внимание или ему нужно урчать ещё громче.
Положив в миску добавку кошачьего корма, я отправился в комнату. Там отыскал тетрадь Ольги с записями её отца, и некоторое время листал страницы, вспоминая, как эти наброски пролили свет на понимание процессов, которые ранее происходили вокруг нас с Ольгой. Оставались непрочитанными только зашифрованные строки, состоящие из многочисленных строк с буквами и символами. Именно эти строки, вынесенные, отдельными абзацами, интересовали меня больше всего. Когда-то с Олей, просматривая тетрадь, пытались понять закономерность этих записей. И вот сейчас я вновь решил попробовать сделать это.
Итак, буквы и символы записаны в строки. По четыре строки в каждом абзаце, по длине равные тетрадной странице. В высоту строка составляет пять миллиметров, а один абзац, с учётом пробела между строками, соответствует трём сантиметрам. Чтобы прочитать абзац целиком, нужно приложить ключ для расшифровки, похожий на двадцатисантиметровую линейку или закладку для книг. А если это закладка, то искать её нужно в книгах.
Вновь продолжил рассматривать тетрадь. В самом конце на внутренней стороне обложки имелась ничем не примечательная надпись: «Дост 2».
– Дост, – размышлял я вслух. – Что значит «дост»? Достать, достучаться, достроить…. Какие ещё могут быть варианты? Если это касается книг, то я бы предположил, что надпись означает «Достоевский», цифра 2 – это страница № 2. Возможно, в книге на данной странице находится ключ для расшифровки записей?..
К сожалению, все книги остались в той квартире, где раньше мы проживали с Ольгой, доступ в неё для меня уже закрыт. Ключи я отдал Беляевой. Проверить эту версию в данный момент не представляется возможным. А жаль!
Откинувшись на подушку, задумался, потом так и заснул с той тетрадью.
6
Проснувшись и оперативно позавтракав, я поспешил на работу. Надо было успеть отдать необходимые распоряжения, сделать пару важных звонков, а в 11 утра быть у Грачёвой.
Екатерине, с которой мы пересеклись в приёмной, пообещал принять участие в собрании их отдела, запланированного на 16 часов. Сразу после совещания я покинул офис. Быстрым шагом добрался до стоянки, сел в машину и, прогрев двигатель, выехал на встречу.
Без опозданий прибыл к зданию Областного следственного управления Следственного комитета, где теперь трудилась Грачёва. Припарковал машину, затем выписал у дежурного пропуск.
– Марк Сергеевич, добрый день, – встречала меня Наталья Игоревна. – Вы, как всегда пунктуальны. Проходите, прошу Вас.
– Спасибо.
Расположился у её стола. Следователь, открыв папку, что-то изучала, водя пальцем по строкам. Я терпеливо ожидал, когда Грачёва начнёт нашу беседу. Листая страницы, она тихо произносила:
– Так… Хм… Ладно…
Затем, наконец, Наталья Игоревна обратилась ко мне:
– Простите, Марк Сергеевич, немного не успеваю.
– Ничего, ничего, я подожду.
У неё на столе зазвонил телефон. Сняв трубку, следователь спокойно сказала:
– Грачёва.
В ответ послышался мужской голос, говоривший резко, повышенным тоном.
– Да, Николай Анисимович, конечно, согласна с Вами, – пыталась оправдываться Наталья Игоревна. – Пока ещё не знаю, дел много…
Фраза «много дел» из уст Грачёвой стала «спусковым крючком» для человека «на том конце провода». Он начал кричать, употребляя нецензурные выражения, а из обычных слов различимы были:
– Немедленно!.. Прямо сейчас!..
– Хорошо, я поняла Вас, уже выезжаю, – пообещала следователь и положила трубку.
Наталья Игоревна сделала глубокий вдох и, закрыв глаза, медленно выдохнула.
– Видите, Марк Сергеевич, в каких условиях приходится работать? – печально сказала она. – Персонала в ведомстве не хватает, много нераскрытых дел – «висяков», за них время от времени спрашивает Министерство. А нашему начальству ничего не остаётся, как своим сотрудникам за эти дела «давать по шапке».
– Хотите, я помогу Вам?
– Я Вас умоляю! Как Вы сможете мне помочь?
– Наталья Игоревна, поручите мне какое-нибудь дело.
– Вы серьёзно?
– Вполне! Очень хочу быть Вам полезным.
– Знаете, Никитин, в психиатрии есть термин – «Синдром спасителя».
– Нет, не знаю.
– Синдром, при котором у человека формируется маниакальное стремление помогать людям или спасать их, навязывая окружающим свою заботу, для повышения собственной значимости. Такой человек способен на многое и даже рискует собственной жизнью. «Спаситель» не подозревает, что зачастую в его услугах окружающие не нуждаются, но он упорно убеждает себя и остальных людей в такой необходимости. Это признак психического отклонения.
– Уверяю Вас, ко мне это не относится.
– Даже, если и так, Вы же не юрист, а дилетант. Мало разбираться, где свой, а где чужой, нужно ещё законы знать. В нашей профессии дилетантство недопустимо. К тому же не забывайте, есть такое понятие, как тайна следствия, которую ещё никто не отменял.
– Жаль.
– Марк Сергеевич, Вам заняться нечем?
– Скажу честно, у меня сейчас сложный период, и хотелось на что-нибудь переключиться. Поэтому и предлагаю свою помощь.
– Ладно, поступим следующим образом: Вы подписываете составленный протокол предыдущего допроса, а потом я попрошу Вас «подбросить» меня в одно место. На этом Ваша помощь и закончится. Вы на машине?
– Конечно.
– Вот и славно.
Следователь протянула мне три листа печатного текста.
– Читайте, подписывайте. Здесь то, о чём мы беседовали у Вас в офисе.
Пробежал глазами по тексту и, не найдя там особых расхождений, подписал протокол.
– Так, Марк Сергеевич, ждите меня у машины, сейчас я быстро соберусь, – распорядилась Грачёва. – По дороге всё расскажу.
Выйдя из кабинета, спустился по лестнице в холл, отдал дежурному пропуск с отметкой следователя и покинул здание. Проходя по территории стоянки, невольно стал свидетелем телефонного разговора мужчины, который находясь в салоне своего авто, имел неосторожность не закрыть дверь.
– Здоро́в, Гришуха! – громко говорил он в трубку. – Дела у меня нормалёк! Чего говоришь?.. Да, «пасу́» я её, «пасу́». Вот прямо сейчас сижу в машине и жду. Нет, ещё не выходила. Давно бы уже сам приехал и «грохнул» свою «мусорскую бабу», если она тебе так жить мешает. Заставляешь людей мёрзнуть, теперича не май месяц, Урал всё-таки! Чего говоришь?.. Что?.. Нет, не буду я брать грех на душу. Ну, оборзела, ну, «копает» и что теперь?! Мы с тобой договорились, просто припугнуть. Сегодня вечерком отслежу и подойду к ней. Так чего там сложного, баба она одинокая, жаловаться ей некому. Нормально всё будет! Ладно, давай, наберу потом…
Разговор этот, безусловно, насторожил, особенно после слов «грохнул мусорскую бабу». Затаившись, дослушал всё до конца, и потом прошёл к своей машине, находившейся напротив. Надо бы сообщить Грачёвой, ведь этот агент явно отслеживает кого-то из сотрудников их ведомства. Известно, что объект наблюдения – одинокая женщина. Хотя, зная подход Натальи Игоревны, запросто могу нарваться на обвинения в дилетантстве и бездоказательности моих предположений.
Вот Грачёва показалась на выходе, и сразу же агент завёл двигатель своего автомобиля.
– Хм, очень интересно! – невольно произнёс я. – Уж не Грачёву ли он выслеживает?
Наталья Игоревна искала мою машину, пришлось выйти и помахать ей рукой. Она махнула в ответ и направилась в мою сторону, на ходу закуривая сигарету.
– Курить вредно, – заметил я, когда она подошла.
– Никитин, хорош умничать! Поработайте с моё в этом «царстве правосудия», потом делайте замечания.
После несколько больших затяжек, она выбросила окурок, открыла переднюю пассажирскую дверь и, усевшись, скомандовала:
– Всё, поехали! Нам нужна улица Ангарская.
– Ближний свет! Это ведь самый отдалённый район.
– Ничего, Никитин, Вы же на машине.
Плавно тронулся, покинув стоянку, и вновь остановился перед выездом на проезжую часть. Мои опасения оправдались, агент сделал то же самое, пристроившись следом.
– Наталья Игоревна, скажите, имя Григорий Вам ни о чём не говорит?
– Нет. А почему Вы спрашиваете?
– Сзади на автомобиле едет мужичок, и по поручению некоего Гришухи ведёт за Вами наблюдение. А сегодня вечером он собирается на Вас напасть.
– Марк Сергеевич, что за бред? Откуда такие сведения?
– Я подслушал его разговор.
– Кому я нужна? Расслабьтесь, Вам показалось.
– Не думаю.
– Никитин, следите лучше за дорогой.
Потом Грачёва взяла мобильный телефон, набрала номер и долго общалась, выясняя у своих коллег-оперативников некоторые обстоятельства дела. Машина, ехавшая сзади, не отставала, а учитывая дневные пробки на дороге, оторваться от преследователя шансов почти не было.
– Наталья Игоревна, этот товарищ так и «висит у нас на хвосте».
– Что Вы предлагаете?
– Свяжитесь с сотрудниками ГИБДД, пусть его остановят, проверят документы. Будем хотя бы знать, что это за тип.
– Времени у меня совершенно «в обрез». К тому же мы приехали. Остановите здесь.
Выбрал место для парковки. Преследователь остановился в пятидесяти метрах, на противоположной стороне улицы Ангарская.
– Марк Сергеевич, не хотите поучаствовать? – спросила Грачёва. – Если что, будете понятым.
– Конечно, я с Вами.
– Тогда вперёд!
– Подождите.
– Что ещё?
– Этот, который за нами ехал, он ведь в открытую «пасёт» Вас. Может, я чего-то не понимаю, но разве у Вас не возникает желание его проверить?
– На каком основании? Гражданин совершил какие-то противоправные действия? Или в нашем государстве запрещено ехать следом?
– Наталья Игоревна, всё-таки я удивляюсь Вашей беспечности.
– Так всё, Никитин, мне некогда! Вы идёте со мной?!
– Да!
Мы вышли из машины. Я огляделся, чтобы сориентироваться на местности: узкая проезжая часть в две полосы, справа почти вплотную к ней примыкало бесконечно длинное бетонное ограждение промышленной зоны, а слева – заводские общежития панельного типа. Обойдя дом, попали в первый подъезд, где стоял едкий запах кошачьих экскрементов.
– Нам на этаж выше, – тихо сказала Грачёва.
