Андрей Владимирович Поцелуев
Дюльбер 1918
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Очевидно, большевики не хотят оставлять белым живых символов… Боюсь, что расстрел царской семьи – правда. За это время мы слишком хорошо изучили большевиков, чтобы поверить в чудесное спасение государя.
МИЛИЦА. А если это все-таки слухи, и они живы?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. К сожалению, есть косвенные доказательства убийства Ники. Я обратил внимание, что в одной большевистской газете несколько дней назад стали печатать отрывки из его дневников. Из этого можно сделать вывод, что дневники бывшего императора попали в чужие руки.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Почему же вы молчали?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Я подумал, что эти дневники – выдумка, плод нездоровой фантазии.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Если это правда – это грязное убийство. Я любила Ники, добрейшего из людей, настоящего джентльмена, любившего свою страну и свой народ.
ИРИНА. В это невозможно поверить.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Вряд ли тогда Задорожный сообщил бы нам эту грустную новость. Очевидно, он получил телеграмму из Петрограда.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Не могу и не хочу в это верить. Я просто не могу это вынести.
Сколь низко могут пасть люди, которые отвергли христианские заповеди, возлюбившие грех, утратившие человечность, вкусившие дурман лже-идеи.
Говорит твердо и уверенно.
Я не верю в смерть моего сына и верю в его чудесное спасение. И запрещаю служить панихиду по нему во всех церквях Крыма.
Картина вторая
В гостиной офицеры курят и играют в карты. Феликс играет на гитаре.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. А я вот валетиком покрою. Так, а теперь извольте дамочку принять… Позвольте, позвольте, у меня еще туз есть. Все, я выиграл.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. С вами, Сандро, невозможно играть. Вам везет. Вы всегда выигрываете.
КУЛИКОВСКИЙ. Да уж… пятая партия подряд.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Это, господа, не везение, а умение. Хорошая карта идет к хорошему игроку.
Петр Николаевич встает, идет к другому столику, где стоит графин с водкой, наливает полстакана и выпивает залпом. Потом отходит от стола на несколько шагов и, передумав, возвращается. Наливает еще полстакана и опять выпивает залпом. После этого садится в кресло и начинает читать газету.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. А ты, Петр Николаевич, стал много пить. Думаешь, так забудешь тяготы нашей жизни. Дудки.
КУЛИКОВСКИЙ. Ну и что пишут в газетах?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ (не отрываясь от газеты.). Пишут о победах большевиков на всех фронтах. Ну и длинные столбы с речами Ленина, и Троцкого. (Пауза. Откладывает газету.) Нет, ну какое было преступление со стороны Временного правительства допустить Ленина и компанию в Россию. Да еще дали возможность проникнуть в армию. Ленин – это немецкий шпион, а большевики – немецкие агенты. Гражданская война – это самое страшное, что может быть в России. Русские убивают русских. Как остановить это безумие?
КУЛИКОВСКИЙ. Я очень надеюсь на офицерство, ведь они претерпели немало унижений от революционных солдат и матросов. Но офицеры воевать не желают. По разным причинам. Кто-то устал от войны, кто-то не хочет оставлять семью и ехать в неизвестность, кто-то просто ни во что не верит.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (вскакивает со стула и ходит по комнате.) Знаете, почему мы проигрываем на фронтах большевикам? А потому, что мы живем схемами и мифами. У нас, видите ли, жесткое представление о том, что как должно быть устроено. Свобода, образование, законность, парламентаризм, честный суд, равенство прав, свобода собраний, неприкосновенность личности, верховенство закона, восьмичасовой рабочий день. Что там еще? Думали, объявим народу эти лозунги, и жизнь наладится сама собой. А вот и нет. У большевиков лозунги простые: власть Советам, мир народам, земля крестьянам, фабрики рабочим, немедленное прекращение войны. Такое правами человека не перебьешь.
ФЕЛИКС. Большевики побеждают потому, что они не интеллигенты. По кабинетам не сидят. А прямо взялись за крестьян и рабочих, пошли в казармы и на заводы.
КУЛИКОВСКИЙ. Большевики берут активностью, инициативой и волевым устремлением. Гражданская война – война особая. Здесь, кроме пушек и пулеметов, нужно еще кое-что. Какая-то энергетика, решимость, бесноватость, что ли, способная повести массы за собой. Этого волевого стремления в белой армии нет.
Александр Михайлович подходит к Куликовскому.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Вас забыли спросить, господин полковник, как нам побеждать. Вы бы помолчали, без ваших советов разберемся. Не учите воевать генералов.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. А я согласен с Николаем Александровичем. Гражданская война не сводится только к военным действиям. Главная причина победы большевиков заключается в том, что во главе белых стоят военные, а во главе красных – политики. Это война идеологий, которую красные пока выигрывают.
ФЕЛИКС. И кто же спасет Россию? Деникин, Врангель, Колчак?
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Да, пожалуй, барон Врангель лучше соответствует сложившимся обстоятельствам. Он талантливый военачальник, чрезвычайно честолюбив, смел и решителен. И лучше подходит на роль вождя белого движения.
КУЛИКОВСКИЙ. Господа, все они превосходные военачальники. И, наверное, предпочли бы заниматься только военным делом. Но судьба заставляет их быть и политиками. А это новая для них роль.
Феликс берет гитару и поет.
Печальный Врангель,
Дух изгнанья,
Витал над Крымскою землей.
ФЕЛИКС. А знаете, господа, что барона Врангеля буквально месяц назад здесь в Крыму чуть не расстреляли?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Да что вы говорите? Расскажите.
ФЕЛИКС. Ну, все мы знаем барона как любителя светской жизни. Он отличный танцор, организатор вечеров, музыкант, дирижер. Супруга Ольга Ивановна Иваненко, фрейлина императрицы, его безумно любит. Так вот, барон по каким-то делам инкогнито появился в Севастополе. Совершенно случайно вечером его остановил патруль, и кто-то из патрульных его опознал. Врангеля сразу арестовали просто потому, что он барон. Ну как же, классовый враг.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Не томите, Феликс, дальше, дальше.
ФЕЛИКС. Представляете, он несколько дней сидит в ЧК, Ольга Ивановна каким-то образом об этом узнает, срочно приезжает в Севастополь, идет к начальнику ЧК товарищу Вакуле и говорит, что готова разделить участь своего мужа, даже если его хотят расстрелять. Начальник ЧК так был этим тронут, что в этот же день освободил барона.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Откуда эти сведения, кто вам рассказал об этом?
ФЕЛИКС. Комиссар Задорожный. И ему можно верить.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Да, в это время в Крыму случаются удивительные истории.
Картина третья
Гостиная. Вечер. Часы бьют девять раз. Милица играет на фортепиано. Пьют кофе.
ИРИНА (обращается к Ольге Александровне). А мы стали привыкать к вкусу вашего кофе из желудей.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Да-да. У тебя получается.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Я играю со вкусом. Пробую добавлять разные травы.
В комнату шумно входят Задорожный со Степаном. Задорожный несет большую сумку с оружием, а Степан катит пулемет.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Вы пришли нас расстрелять, товарищ комиссар? Получили приказ из центра? Давайте хотя бы во дворе, а то в гостиной как-то неудобно.
ЗАДОРОЖНЫЙ. До получения телеграммы из Петрограда никаких мер мною приниматься не будет. У меня есть приказ Севастопольского Совета обеспечить вашу безопасность. Товарищ Ленин считает, что вначале надо провести суд над Романовыми.
МИЛИЦА. И в чем же нас будут обвинять? В угнетении трудового народа?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Насколько я помню, суда над императором не было. Его со всей семьей просто расстреляли.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Я хочу вам сообщить, что немцы вторглись в Крым, и скоро они будут здесь.
ФЕЛИКС. Задорожный, не говорите глупостей. Немцы находятся в тысяче верст от Крыма.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Вот и нет. Мне удалось сохранить от вас в тайне передвижение немецких войск. Они захватили Киев еще в прошлом месяце и с тех пор делали ежедневно на восток по двадцать-тридцать верст. Они уже в Симферополе.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Так, значит, мы скоро можем выйти на свободу?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Дела обстоят гораздо хуже. Ялтинский Совет хочет вас уничтожить. Товарищ Драчук настаивает на вашем немедленном расстреле. Он боится, что с приходом немцев у вас будет возможность избежать революционного возмездия.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И что же нам теперь делать?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Защищаться. Я принял решение вооружить вас всех. Мои люди будут оборонять мост на пути к Ялте и въезд в «Дюльбер». Но людей не хватает. Ваша задача – защищать сам «Дюльбер». Вот оружие.
Задорожный высыпает из сумки ружья и револьверы. Степан заряжает в пулемет ленту.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (подходит к Задорожному). Скажите, товарищ Задорожный. Зачем вы нам помогаете? Мы же с вами, так сказать, по разные стороны баррикад.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Слушайте, адмирал Романов… Не знаю, поймете вы или нет. Я не хочу быть изувером и садистом. Я против грабежей и самосуда. Я против массового красного террора в Крыму. К пониманию Советской власти нужно прийти путем перемены в сознании (Пауза.)
Он подходит к окну и внимательно смотрит в него.
Так, обстановка очень сложная. Севастополь далеко, а Ялта близко. И я просто не успею вызвать подмогу. Я боюсь нападения этой Ялтинской банды. По моим данным, они готовы выслать пять грузовиков с солдатами и спокойно доедут до «Дюльбера» за один час Главное, чтобы они не прислали артиллерию. Я дам команду запрячь лошадей в экипаж, чтобы всегда были наготове. Приготовьте все верхнюю одежду. В случае если будет бить артиллерия мы вывезем императрицу через боковые ворота в ближайшее поместье, где она сможет спрятаться в подвале. Но нужно, чтобы Мария Федоровна ничего не знала о нашем плане. Степан, иди еще принеси патроны.
СТЕПАН. Я мигом. Патронов у нас много.
Степан уходит.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Не ложитесь сегодня спать. Нужно организовать ночную сторожевую охрану. Смотрите в оба. Я буду у себя в комнате и в случае тревоги сделаю предупредительный выстрел из своего пистолета. Организацию защиты прошу взять на себя полковника Куликовского.
КУЛИКОВСКИЙ. Я готов.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Послушайте, почему Куликовский? Я вообще-то старше по званию.
ФЕЛИКС. Сандро, это разумно. Вы всей авиацией России командовали, а здесь речь идет об охране одного дворца. Николай Александрович с этим лучше справится.
КУЛИКОВСКИЙ. Петр Николаевич, нужна карта дворца «Дюльбер». Принесите, пожалуйста.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Да, конечно. Сейчас принесу.
Он уходит.
ЗАДОРОЖНЫЙ. У меня еще есть два прожектора. Но беда в том, что никто не умеет с ними обращаться.
КУЛИКОВСКИЙ. Доверьте это мне. Я хорошо разбираюсь в таких вещах. Я настрою прожекторы на дорогу в Ялту. Доставайте их, я сейчас к вам подойду. И приготовьте мешки с песком, если они, конечно, есть.
Степан приносит два ящика патронов и кладет их на пол. Степан и Задорожный уходят. Женщины подходят к сумке с оружием и начинают внимательно рассматривать ее содержимое.
Так, прошу всех женщин немедленно покинуть помещение и закрыться в спальне. В случае опасности ни в коем случае не подходите к окнам. Ложитесь на пол.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. А кто вам будет ружья заряжать?
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Как-нибудь сами справимся. Уходите немедленно.
Женщины уходят. Приходит Петр Николаевич с картой. Офицеры раскладывают карту на столе и внимательно на нее смотрят.
КУЛИКОВСКИЙ. Так, на эту ночь посты надо будет выставить здесь, здесь и здесь (показывает на карте красным карандашом). В качестве наблюдательного пункта предлагаю выбрать ванную комнату, из окна которой хорошо просматривается дорога на Ялту. Там и пулемет поставим.
ФЕЛИКС. А как же мыться?
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Ничего, граф, в тазике помоетесь.
КУЛИКОВСКИЙ. Сторожевую службу будем нести двадцать четыре часа, посменно. Эту ночь, как самую опасную, дежурят все.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. А согласитесь, господа, моя вилла «Дюльбер» имеет много преимуществ с военной точки зрения. Во дворце толстые и высокие стены.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Да, мы, признаться, смеялись, когда Петр Николаевич начал ее строить. Глядя на высокие стены, мы высказывали предположение, что он, вероятно, собирается начать жизнь Синей бороды.
Все смеются.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. «Дюльбер» – здание столь же удачное, столь и необычное. Это дворец арабский, вернее, сарацинский. Это стиль оригинальный, полный поэтического изящества. Он как будто воссоздан по сказкам Шахерезады.
КУЛИКОВСКИЙ. Полноте восхищаться вашим дворцом, Петр Николаевич. Главное – у него толстые стены. Давайте разбирать оружие. За мной будет пулемет.
Куликовский переносит пулемет в ванную. Уходит к Задорожному. Александр Михайлович и Феликс выбирают оружие. Петр Николаевич отходит в сторону.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. А ты что, Петр Николаевич, в сторонку отошел? Выбирай себе оружие. Вот револьвер хороший, почти новый.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Не хочу. Я в оружии ничего не понимаю. Я человек миролюбивый. Я на военную службу поступил скорее по традиции, чем по призванию. И оставил ее в связи с болезнью. Я всю жизнь увлекался живописью, искусством, архитектурой. Ты же знаешь.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Слушай, Петр, не глупи. Возьми револьвер.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Я не могу и не хочу. Потому что мне унизительно от высшей природы переходить к низшей, от высшей силы к револьверу. И, кроме того, ты даешь мне револьвер, из которого я не умею стрелять.
Входит Куликовский.
КУЛИКОВСКИЙ. Все, прожекторы готовы. Сейчас включим. Что у вас тут происходит?
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Да вот, Петр Николаевич отказывается стрелять по красным.
КУЛИКОВСКИЙ. Хорошо, будете заряжать оружие. Давайте встанем у окон. Нужно погасить свет. Я к пулемету.
Петр Николаевич выключает свет. Куликовский уходит в ванную. Каждый встает у своего окна. Петр Николаевич начинает разбирать ящики с патронами.
Пауза.
ФЕЛИКС. Интересно, как сейчас поживают мои карлики.
ПЕТР НИКОЛАВИЧ. Какие карлики?
ФЕЛИКС. Как-то я, господа, скучая за шампанским в парижском ресторане «Пале-Рояль», заметил за соседним столом двух карликов. Я подошел с бутылкой к их столику, представился и предложил выпить за французских мужчин, независимо от их роста. Тост был принят, шампанское выпито, и у нас завязался разговор.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. И что же было дальше?
ФЕЛИКС. Они мне сказали, что им решительно нечего делать в Париже и они не знают, чем заняться. И я им предложил поехать со мной в Петроград и работать в местном цирке. Они согласились, мы выпили еще одну бутылку и уже вместе вернулись в Петроград. Благодаря моим связам их приняли по контракту в цирк, и их номер пользовался большим успехом. Где они сейчас, что с ними?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Наверное, стали маленькими красными большевиками.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Феликс всю жизнь коллекционирует полубезумцев.
ФЕЛИКС. А здесь Библия есть?
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Маленькая есть. Большевики при обыске не забрали.
ФЕЛИКС. А дайте мне ее.
Петр Николаевич берет в шкафу Библию и отдает ее Феликсу.
ФЕЛИКС. Мы в детстве с братом так играли, когда нам было страшно. Открывали ее наугад на любой странице и читали, что готовит нам судьба (листает книгу.) Так, открываю. Глава двадцать восемь, стих второй.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Что, что там написано?
ФЕЛИКС. Написано: «И дам ему звезду утреннюю». Вот видите, господа, все будет благополучно. Ночью с нами ничего не случится.
В это время включаются прожекторы. Они ярко освещают местность за окном.
Через несколько секунд раздается громкий выстрел. Сразу за выстрелом слышна беспорядочная стрельба. Из ванной слышен голос Куликовского.
КУЛИКОВСКИЙ. Это отряд Задорожного стреляет. Готовься. Огонь.
Слышен звук подъезжающих автомобилей. Офицеры стреляют из окон. Раздается стрельба из пулемета. За окном крики, голоса солдат. В темноте мелькают лучи прожекторов.
КУЛИКОВСКИЙ (кричит.) Кажется, попал в автомобиль, и он врезался в отвесную скалу. А вторая машина перевернулась и свалилась в пропасть. Это работа людей Задорожного. Думаю, что сейчас им будет не до штурма.
Слышна стрельба, а потом крики: «Отбой!» «Уходим!» Голоса отдаляются. Пауза.
В комнату входит Куликовский. Он в расстегнутом кителе, волосы взъерошены, по лицу струится пот.
КУЛИКОВСКИЙ. Кажется, в этот раз пронесло. Отдыхайте, господа.
В комнату вбегает Степан.
СТЕПАН. Фу… ялтинцы уехали. Все живы? У нас трое ранены.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Да живы, живы. Все хорошо. Я пойду проведаю наших дам.
Картина четвертая
Спальня Александра Михайловича и Ксении Александровны. Раннее утро. Александр Михайлович в расстегнутом кителе сидит в кресле и курит. У него потрепанный вид. Ксения Александровна стоит за ним, положив ему руки на плечи.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (нежно.) Ты мой бесстрашный рыцарь. Защитил нас от этих красных дьяволов. Люблю тебя.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (снимает ее руки со своих плеч). Прошу тебя, Ксения, не надо. Давай без этой сентиментальности.
Ксения отходит от него и садится на стул перед трюмо. Причесывается.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Приход немцев значит для нас спасение. Это радость освобождения, внезапная и неожиданная. Что ты собираешься делать?
