Андрей Викторович Дробот
Стена
Пинок истины
«Истина, замеченная через замочную скважину, ничем не отличается от истины, воспринятой через распахнутую дверь, но имеет то преимущество, что не обнаруживает ее открывателя»
В институте Алику давали знания, а он забирал. Слушание, чтение чужих мыслей возвышало и его собственное мышление. Но взгляды на использование совершенствовавшегося аликова мозга у Алика и у сотрудников института были разные.
Алик использовал полученные знания для написания новой книги, а в институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания аспирантов насыщали знаниями и позволяли им легко сдать экзамены, чтобы получить диссертации, новые идеи, а иногда и более прозаические блага.
«Я не хочу пачкаться о научную методику, – отстранялся от диссертации Алик. – Типичные этапы процесса ведут к типизации изделия. Процесс создания уникального произведения должен быть сам уникальным. Место, климат, инструмент письма, отклик на внезапно возникающий интерес… И никакого плана – я не хочу знать, чем закончится история. Я хочу скользить по строкам и восхищаться».
Профессор Бякулев, которого Алик получил в качестве научного руководителя, имел иное мнение.
***
– У меня был серьезный разговор с ректором, – излагал приговор Бякулев, поблескивая плутоватыми глазками. – Деньги, которые мне платят в институте, – это пыль с купюр, которые я могу получать в других местах. Поэтому я решил сократить число своих аспирантов на одного. И этим одним станете вы.
Алик, в руках которого было более двухсот листов цитат из научных трудов, подобранных к теме кандидатской, был подстрелен этими словами, как парковый стеклянный фонарь пулькой из пневматической винтовки. Причем Бякулева вполне очевидно даже не интересовали наработки Алика. Он наслаждался произведенным впечатлением. Он внимательно смотрел на Алика и мысленно слизывал его побледнение и обсасывал его напряжение.
– А что мне делать? – глуповато спросил Алик.
– Да, что угодно, – ответил Бякулев. – Хотите, ищите нового научного руководителя. Просите секретаря аспирантуры – Добрякову.
И это произошло за год до окончания аспирантуры.
***
Алик рассказывал Добряковой о проблемах общения с Бякулевым. Алик жаждал помощи, Бякулев тоже ее искал.
– Да вы, наверное, крутой, как у вас говорят, – ехидничал Бякулев при встречах, – и можете позволить себе гостиницу подороже, вместо общежития при институте.
Мелочность, как песок в шарнирах, сковывает движение и вызывает тревожные звуки. Звуки Бякулева были о деньгах.
– Давайте, я вам заплачу, сколько вы скажете, а вы напишете работу, – прямо предложил Алик.
– Хорошо, – согласился Бякулев, но этим дело и ограничилось.
Алик ждал инициативы от профессора, тот ее ждал от Алика. Оба не дождались.
***
– Я вам всегда говорил, что считаю необходимым доплачивать научному руководителю, – вернулся Алик к старой теме. – В деньгах нет проблемы.
– У меня сейчас много иной работы, – поморщился Бякулев, принявший окончательное решение.
– Но тогда вы хоть откажитесь от меня официально, – попросил Алик.
– Это в любой момент, составьте бумагу, я подпишу, – ответил Бякулев.
На том несостоявшаяся научная семья распалась.
Алик вышел во двор одного из московских институтов, где и происходил разговор, в ярко освещенный солнцем студенческий скверик. Там он присел на лавку, подставил себя солнцу.
Машина без водителя бесполезна ровно так, как великолепный ум без искры Божьей. Если сам не можешь себя везти, то необходимо найти этого человека. Если рядом тот, кто отвлекает от дороги – высади его.
«Водитель Бякулев вышел, – размышлял Алик. – Жаль, что не сразу, а лишь когда все кандидатские экзамены сданы и пришла пора заниматься кандидатской диссертацией. Словно отомстил за что-то».
Знакомое узнается даже по случайной детали, остальное достраивает фантазия. Бякулев Алику не понравился сразу, как и он – профессору. Надо всегда представлять интерес для своего протеже, иначе не продвинуться.
Бякулев любил женщин, а Алик женщиной не был. В томном уставшем голосе Бякулева Алик прочитал все.
Все девушки, которые по молодости лет не признавали Бякулева и даже смеялись над его косоглазием, оказались в его власти. Сейчас он мог помочь им в работе над диссертацией, а мог и чинить препятствия…
Томность в голосе Бякулева появилась, как только Алик завершил с ним разговор и оставил его с молодой аспиранткой.
«Что ж, она действительно неплоха, – оценил Алик, уходя. – Каштановая, пушистая, приодевшаяся к этой консультации. Бякулева можно понять».
Последняя надежда
«Только из трудов и любви вырастают настоящие родные дети, а не из момента зачатия или обслуживания их потребностей. Мало дать тело, надо вырастить душу»
Профессор Свик оставался единственной надеждой Алика на завершение кандидатской, а он был существом странным. Самый уважаемый ученый института чрезмерно гордился тем, что входил в число авторов классического университетского учебника по телевизионной журналистике. Но кто из писателей не мечтает, чтобы его книга вошла в школьный курс и принесла ему мемориальную славу. Кто не мечтает, чтобы его цитировали, как обязательный компонент мудрости? Пусть даже это происходит не из любви, а из необходимости…
***
– Дети, дети мои…, – любил повторять профессор Свик, пронося по проходам между партами с аспирантами свою худощавую фигуру, чем-то похожую на торшер со снятым абажуром. И слова его были истинной правдой, поскольку даже небольшое зернышко, брошенное в амбар, позволяет считать все накопленное в этом амбаре отчасти собственным, чем-то сродненным с собой. Что говорить о слове?
Родитель – понятие накопительное. Родители и учителя – синонимы.
– Дети, дети мои, – говорил Свик…
Родители первыми вовлекают нас в круг общения, затем этим занимаются воспитатели, учителя, друзья, но с достижением определенного возраста каждый становится интересен, как старая пластинка, и тогда, чтобы обрести новую жизнь надо становиться обязательным для прослушивания…
Но не обязательность, возникающая у ученика перед учителем, привлекала в Свике. Он обладал чертовской живинкой в глазах, она и привлекала аспирантов, как свет влечет бездумных бабочек. Живинка сияла во всем его поведении. Он даже умудрился выдумать схему создания телевизионного произведения, то есть из души вырезать молоточек с маленьким штампиком на утяжеленной части, от удара которым любое явление тут же преобразовывалось в сюжет, а то и полную киноэпопею. Но это к слову о переборе. Он пользовался уважением и любовью за свой искренний нрав и, как казалось, бесконечное оправдание разгильдяйства аспирантов.
Алик бы не удивился, если бы узнал, что технология сдачи экзаменов в институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания – это придумка профессора Свика.
При первой встрече он пронзил Алика добрым научным взглядом и, будучи один на один, словно приговоренному сказал:
– Вы человек состоявшийся. Аспирантура вам не нужна.
– Вы правы, – согласился Алик. – Но для меня вырваться за пределы маленького нефтяного города – в Москву, на целый месяц – это равносильно подключению к аппарату искусственного дыхания.
– Но здесь надо учиться и делать кандидатскую, – напомнил Свик.
– Я хочу учиться и готов учиться в аспирантуре хоть всю жизнь. Я желаю беседовать с умными людьми и читать умные книги, – искренне пропел Алик.
– Но бесконечно учиться здесь не требуется, – вернул Алика к теме Свик. – У нас сроки. Вы перестанете нас интересовать, если ваша работа не уложится в эти сроки.
– Давайте я начну учиться, а там посмотрим, – предложил Алик, понимая, что даже завтрашний день непредсказуем.
– Хорошо, – согласился Свик.
***
Минуло три года. Алик сдал все кандидатские экзамены по методу Свика-Добряковой и потерял научного руководителя Бякулева, когда, наконец, занялся кандидатской диссертацией. Теперь он сидел перед Свиком и просил, чтобы тот стать его научным руководителем.
Чтобы быть правильно понятым, Алик принес Свику бутылочку дорогого, на его взгляд, коньяка «Хенесси» и рассчитывал на благосклонность.
– В следующий раз, при покупке мне коньяка, смотрите на буквы на этикетке, – строго сказал Свик, проведя ногтем под теми самыми буквами. – Вы принесли мне коньяк пятилетней выдержки, а я пью не менее, чем двадцатилетней. Я не раз бывал в Париже и у меня там есть местечко, где я постоянно покупаю этот напиток. Будьте внимательнее!
Удар, шок, онеменение – все вместе обрушилось на Алика, но Свик не успокоился:
– А моя жена любит красное сухое испанское вино, но только хорошей марки. Запомните ее…
Свик сказал, а Алик не придумал ничего другого, как показательно записать сказанное.
Профессор оказался не так прост, как его костюм и худосочный вид. Алик вспомнил, как предлагал Свику приехать в телерадиокомпанию маленького нефтяного города и прочитать ряд лекций, но услышал от профессора такую цену, что сразу отказался. При этом Свик оправдывал денежные запросы , как обычно мужчины оправдывают свой уход из надоевших компаний:
– За меньшие деньги меня жена на Крайний Север не отпустит…
Алик выслушивал алкогольные потребности Свика, понимая, что его благодетеля могут заинтересовать и деньги за сопровождение кандидатской, которые в сумме с подарками могут превысить цены за написание кандидатской, размещенные в Интернете. Интернет был полон предложений по изготовлению курсовых, дипломных работ, а также и кандидатских диссертаций, средняя стоимость которых находилась на уровне ста пятидесяти тысяч рублей. И ничего не надо делать. Заплатил и жди. Над кандидатской он работал мало, а невозможно вырастить то, чего не садишь. И сейчас Алик думал о том, как бы ему не пришлось выложить Свику сумму, равную стоимости кандидатской за одни консультации, да при этом еще самому ее и написать. Вот, что смущало нашего героя: двойная оплата, как деньгами, так и собственным временем.
Легкое счастье сдачи экзаменов закончилось, требовалось становиться либо научным работником, что требовало перестройки стиля, либо оставаться писателем, что Алику импонировало куда больше. И эта двойственность душила его так, будто на шею петлей была наброшена веревка, а два равноправных господина тянули его друг к другу, не за руки, а каждый за свой конец веревки. В результате Алик никуда не двигался, задыхался, словно от тяжелой работы, но не мог выбрать от какого господина избавиться.
***
Если вы живете с кем-то в одной комнате, или вас с кем свела судьба иным образом, в чем-то похожем на дружбу, то это не значит, что вы кому-то чем-то обязаны – просто вы удачно сорвали еще один цветок, а дальше вам решать.
Попытка уйти
«Планами всегда жонглирует случай»
ТУ-154 генерального штаба вылетел с подмосковного аэродрома без традиционного осмотра пассажиров, в числе которых были главные руководители объединенной металлургической компании, их пресс-служба и группа прикормленных корреспондентов, представлявших самые авторитетные СМИ России: РБК, «Аргументы и факты», «Российская газета» и другие. Места с диванами и большими столами, на которых разместилась бы карта мира, достались руководству. Алик и другие специалисты пиара, разместились в передней части самолета на обычных пассажирских сиденьях…
***
Идея поработать пресс-секретарем в московской металлургической компании принадлежала другу Алика, уже давно обитавшему в Москве. Звали друга – Александр, он работал в «Кремлевской газете», в «Деловом мире», но затем ушел в пресс-службы и достиг на этом поприще необычайных успехов. Он поднялся до заведующего дирекцией, обрел множество высоких знакомств и хорошее материальное состояние.
– У тебя все равно в твоем городе одни проблемы, – напомнил он Алику, когда тот был в Москве, и предложил. – Увольняйся и – к нам.
– Я не уверен, что у меня получится в пиаре, – засомневался Алик.
– Тут хуже тебя люди пишут и получают хорошие деньги, – обнадежил Александр. – Но сразу предупреждаю. Дружба – дружбой, но для меня эта работа очень важна, она помогает мне выжить в Москве и содержать семью. Пока со всеми пресс-секретарями мне пришлось расстаться, ни один не задержался больше, чем на год.
– А где гарантия, что у меня получится? – высказал очередное сомнение Алик.
– Никакой гарантии, кроме твоего старания, – провел границу в дружбе Александр.
– Давай сделаем так, у нас на севере отпуска по два месяца, я возьму отпуск – и к тебе, – предложил Алик…
***
Упавшая на ногу гантель раздробила Алику большой палец на ноге, поэтому он появился у Александра в мягком войлочном ботинке «прощай молодость» на левой ноге на два размера больше ее истинного размера, коричневых зимних вельветовых джинсах и свитере, и по первому взгляду своего друга, понял, что задержаться на этой работе у него не получится.
– Что случилось? – безрадостно спросил Александр.
– Несчастный случай, – кратко объяснил Алик.
– Ничего, я тоже ногу потянул в Карловых Варах, – неоптимистично признался Александр и, наклонившись, осторожно погладил пальцами лодыжку.
– Что делать? – спросил Алик.
– Для начала – едешь в магазин и покупаешь себе нормальный костюм, – безапелляционно оценил Александр, источая демонстративную энергию руководителя. – Водитель ждет внизу. Затем я познакомлю тебя с коллективом и пора писать доклад для выступления президента компании. Где остановился?
– У метро ВДНХ в недорогой гостинице, – ответил Алик.
– Сколько за сутки? – спросил Александр.
– Тысяча, – ответил Алик.
– Тут у нас сотрудница сдает однокомнатную за пятнадцать тысяч в месяц, я с ней переговорю, – пообещал Александр.
Они вышли из кабинета в приемную.
– Познакомься, это твоя первая помощница – Марина Мальто. Марина – это наш новый пресс-секретарь, – отрекомендовал Александр.
Марина взглянула на Алика, как на платяной шкаф, задержала на нем взгляд ровно настолько, чтобы начальник понял, что услышан, и снова обратила взгляд к монитору. Взгляд Алика ушел за спину Мальто, где в просторном окне суетилась Москва.
– Все, быстрее за костюмом, – подтолкнул Александр…
***
Квартира
«Лазая по дереву, не садитесь на гнилой сук»
Старая просторная однокомнатная квартира, которую Алик снял в Москве, находилась в полутора часах езды на общественном транспорте от его новой работы, что в сравнении с десятиминутной прогулкой до телерадиокомпании маленького нефтяного города, было адом. Отрывной календарь застыл на вторнике полуторалетней давности. Старинные, в корпусе из лакированного дерева, часы с маятником, заметным через застекленное овальное декоративное окошечко, остановились непонятно в каком году и показывали 7.45. Вся обстановка свидетельствовала, что здесь жил старый человек и жил до смерти.
Алик улегся на разбитую пружинную кровать и вскоре уснул. Снилась ему всякая всячина, пока сон не перешел в явь. Он увидел комнату, в которой спал, прямо сквозь закрытые веки. Он лежал в кровати, а за пальцы стопы, свесившейся с узкого ложа кровати, его хватал когтями кот, самый настоящий кот, которого в нормальной реальности в этой квартире не водилось. Это Алик сообразил даже во сне.
Он втянул ногу под одеяло, боясь открыть глаза, тогда кот принялся драть одеяло и потащил его вниз. Алик перевернулся, надеясь уснуть, но тут услышал шаркающую семенящую походку. Кто-то прошел на кухню, цокая твердыми подошвами тапочек по паркетному полу.
«Хозяйка пришла», – осознавая глупость данной мысли сообразил Алик и открыл глаза. В коридоре горел свет и осторожно вливался в комнату. Никого – как и должно быть. Алик закрыл глаза и сразу провалился в дремоту…
Шаги прозвучали совсем рядом.
– Опять шерсть кругом валяется, – раздался совсем не страшный старушечий голос. Алик опять открыл глаза – никого. В коридоре не было света.
«Лампочка перегорела», – подумал Алик. Он закрыл глаза и тут же открыл – лампочка в коридоре горела как обычно.
«Что за ерунда», – подумал Алик и опять закрыл глаза, собираясь заснуть.
– Алик, пора вставать, – почти ласково, но в то же время повелительно, прозвучал старушечий голос, и Алик почувствовал, что старушка так сказала не из-за того, что ему пора на работу, времени оставалось еще примерно час до крика будильника, – а потому, что ей самой захотелось прилечь…
На следующий день Алик зашел в церковь, замеченную им у метро ВДНХ, набрал освященной воды и расплескал ее по комнате. Больше кот и старушка его не беспокоили…
***
…Воспоминания покинули Алика, когда самолет генерального штаба пошел на посадку, и тут он вновь осознал силу денег и компании, в которую пришел работать.
Никакого трапа и ожидания – лестницу выбросили прямо из открытого люка самолета, и сразу – в автобус.
В маленьком металлургическом городе их встречали с почетом, как в маленьком нефтяном городе встречали высоких гостей, вроде московских литераторов и генералов нефтяных компаний, но впервые Алик был по другую сторону.
Посещение местной церкви, восстановление которой профинансировала металлургическая компания, бесплатный обед в столовой администрации маленького металлургического города по специальному меню, открытие памятного знака…
Президент металлургической компании и сопровождающие его лица, приехавшие из Москвы, включая Александра, выстроились перед только что открытой бронзовой фигурой кузнеца, работающего у наковальни, сняли перед ней шапки на более чем двадцатиградусном морозе с ветерком и произносили речи.
