И вот ты здесь, на Марсе. С ещё двенадцатью мужчинами, потому что психологи посчитали плохой идеей брать на десятилетнюю изолированную миссию смешанный экипаж. Позади полёт, надежды, обмен опытом между специалистами – каждый должен уметь всего понемногу помимо основных навыков. Оборудован временный лагерь, надуты и укреплены модули, налажена связь. Мой лучший друг первого месяца на Марсе – Марио Фульчи, микробиолог, мучает меня бесконечными партиями в шахматы. Жду не дождусь, когда поменяюсь на Клауса Шульца – с этим немцем не соскучишься, он знает наизусть всю коллекцию классических фильмов ужасов до каждой строчки диалога. Честно говоря, я тогда и представить не мог, что идея временных лучших друзей вместе с другими разработанными на Земле психологами трюками сильно облегчит длительное пребывание в столь замкнутом коллективе. А вот к чему пришлось привыкать – это к спартанским условиям постоянной экономии всего. Каждому приходилось бороться с ложным ощущением изобилия и опоры на Землю. Повторяя себе мантру «следующего грузовика может и не быть» мы ходили по разлинованному на семь полос синтетическому полу, равномерно изнашивая материал по дням недели. Даже приноровившись к гравитации, мы старались не совершать резких движений, не бегать и быть крайне осмотрительными с острыми предметами. Приходилось брать выходные – постоянное напряжение, тревога и страх изматывали.
Первые полгода мы просто сидели внутри, наблюдали, привыкали к гравитации, новому жизненному укладу – торопиться было некуда, мы тут надолго. И только после прихода второй по счёту посылки из дома, мы наконец начали потихоньку расползаться по окрестностям. Правило было простое – трое снаружи, десять внутри. И никак иначе. Больше всего на прогулки везло врачам, один из двух обязательно должен быть в составе тройки. И, главное, всегда была работа – ЦУП не давал нам скучать ни секунды. А пока у человека есть работа – его голова свободна от глупых мыслей. В какой-то момент мы просто перестали ощущать себя пришельцами с другой планеты, кто-то однажды пошутил и теперь мы называли между собой Марс – Казахстаном. Даже в ЦУПе оценили шутку, вокруг которой вырос целый эпос понятных только кругу посвящённых оборотов и прибауток. Как-то уже и начинало казаться, что десять лет – не срок. С Земли постоянно подбадривали новостями о подготовке второго этапа, межпланетная почта работала исправно и наши запасы росли намного быстрее, чем убывали. Ушёл страх невозвращения и покинутости на краю света, и мы даже начали ценить аскетичную холодную красоту этого пыльного булыжника. До того дня, как умер Лэнг.
Все составляющие миссии тщательно прорабатывались международными командами. Целая армия психологов трудилась над программой пребывания тринадцати мужчин в течение десяти лет на безжизненной планете. Частью вездесущего прогнозирования рисков была концепция резервирования жизненно важных членов экипажа. Поэтому у нас было двое врачей. Конечно, их навыки и специализация дополняли друг друга, но в целом каждый из них должен был быть готов справляться при посильной помощи остальных с любыми ситуациями. Лучше бы их было трое, или вообще все тринадцать были врачами. Стоматологами, хирургами, терапевтами, отоларингологами, гастроэнтерологами и даже урологами. Но какой смысл в миссии на Марс, где весь коллектив только и занят тем, что следит за здоровьем друг друга? Поэтому их было два. И этого было вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя защищённым.