Исчезающее счастье литературы – Андрей Степанов

Обычно мне нравится птичий язык специалистов по структурной лингвистике, литературоведению или лингвокультурологии, их интертекстуальная начитанность и богатый, часто непривычный, словарный запас, хотя нередко то, что на нем высказано, выглядит как поделки спекулятивного ума. Но время от времени мне тоже хочется побыть ананасом в шампанском и побарахтаться в эстетской вязи чужих слов и цитат, пробираясь к смыслу книг, которые я не читала до и вряд ли буду читать после знакомства с рецензиями на них. В общем, взяв эту книгу, я рассчитывала на мимолетное семантическое удовлетворение, точнее даже, на фейерверк быстро исчезающих удовольствий: «исчезающее счастье» как-никак.Все вышло и так, и не так, как мыслилось. Целостного замысла у книги, видимо, не было, и в руках у меня оказался сборник разновременных авторских произведений – от коротеньких, на пару страниц, заметок и пародий до долгоиграющих разборов чужих литературных полетов (А.П. Чехов, В. Пелевин, В. Сорокин, О. Стрижак, Б. Акунин, А.П. Чудаков, Л. Юзефович, Э. Манро, А. Милн, и др.), выполненных в разной стилистике, с разной адресацией и разным смысловым посылом. Сказать, что меня очень уж увлек этот пэтч, я не могу, но не признать мастерство автора в словоплетении тоже будет несправедливо.Такие сборники я всегда читаю с надеждой восполнить недостачу понимания того, как другие видят мир, жизнь, себя, других и литературное творчество. А это всегда интересно. Некоторые пассажи весьма повеселили: например, упоминание названий учебных курсов в университете Беркли и в СПбГУ (просто сравните название курса «История русской литературы второй половины XIX века, часть вторая» с берклианскими «Как девственница: чистота в литературе», «Секс и насилие: литература и политика садомазохизма от Петрарки до наших дней», «Femmes Fatal: фантазии о женственном зле», «Есть и быть съеденным», «Быть или не быть… счастливым?», «Писáние на ногах», «Истории полетов в американской культуре»), или опознание принадлежности к эпохе и хронотопу по жаргонным словечкам («о чем гундос?» – вы так не скажете, если не относитесь к послевоенному поколению) или трактовка «Винни-Пуха» как метафоры антиколониализма (я-то всегда наивно думала, что когда Винни-Пух лезет к пчелам на дерево – это воплощение мифологемы Одина и священного меда поэзии, ан нет – он, оказывается, лезет как колонизатор с целью набега на аборигенов). Больше всего внимания от меня потребовали эссе про поэзию И. Ахметьева и части, посвященные современному прочтению А.П. Чехова И. Бродским и В. Сорокиным. Некоторые очерки показались переполненными чем-то глубоко личным, что не удалось объективировать до конца (первые два), а пародийные вещи не понравились вовсе («Письмо Саше Соколову», «Подделочка Лорочки»). Тем не менее умение выражать себя в словах – хорошее искусство, и я не жалею, что приобщилась к авторскому перфомансу.

Я люблю эссе про литературу. Люблю читать профессиональный взгляд и взгляд коллег по цеху как на знакомые и прочитанные мною уже произведения, так и на те, что мне совершенно неизвестны или не входят в мой список «хочу прочитать». Это, конечно, не диалог с автором, но очень любопытные взгляды можно найти, очень непростые нити ухватить. А порой даже удаётся сократить свой огромный список на прочтение, но чаще всего его все же удаётся значительно пополнить.В моем читательском багаже до этой книги и не было эссе, написанных профессиональными литературоведами. Я читала подобные сборники от популяризаторов литературы. Целью тех было заинтересовать читателя, что им успешно и удавалось.Все же и эссеистика бывает очень разной. Многие эссе от Андрея Степанова давались мне не с первого раза. Написаны они обстоятельно, а виньетки повествования иногда приводят к совершенно неожиданным финалам, а то и вовсе были мною утеряны среди мыслей. Эту книгу невозможно взять наскоком, она должна жить на полочке и ждать своего часа. Того самого часа, когда вы, например, прочтёте Чехова или Пелевина. Когда у вас будет багаж прочтенного и вы сможете по свежим впечатлениям проследить мысль автора, постичь новые глубины прочтенного или даже вступить в полемику с автором данной книги. Так случилось и у меня:Я очень бурно читала заметку о Вини-Пухе (о сколько возгласов, удивлений и молчаливых споров было);Мне жутко любопытно было читать серию эссе про творчество и вообще про явление, которое носит имя Пелевин, потому что у меня есть база и маленький чемодан прочтенного у автора;Очень интересные эссе вышли и про любимого Чхартишвили, особенно про его псевдонимы. Опять же тут важно уже иметь багаж читанного у автора под разными именами;Я не так много читала Чехова, но о ненависти к нему и его творчеству поэтов было очень любопытно прочесть. Захотелось вдруг ещё почитать Чехова, смотря теперь на произведения слегка под иным углом;А единственным автором, который был добавлен в мой список к прочтению оказался Сергей Носов.Советую использовать книгу строго по назначению и уже с чемоданом прочитанного.