Андрей Сергеевич Терехов
Щит четвертого стража
– Боюсь, нет, – ответил Михаэль и показал девушке на вязь защитного поля. Оно расходилось полукругом от врат, и было старое, времен стражей, старое и простенькое. Блокировало всего несколько элементов вязи, но характерных именно для орденских заклинаний. – Захват души отключился, едва его святейшество ступили внутрь поля.
"И никак к жизни не вернуть. Ладно душу призовем обратно, а захват кто делать будет? Хоть бы доработал на случай блокировок, как же так? А все же странная блокировка. Старая, а на наш орден. Почему?"
Михаэль не понимал, на кой черт понадобилось ставить защиту от людей, что еще не появились на свет: орден возник только после гибели четвертого стража. Или исчезновения – кому как больше по душе. Странно, конечно, возник: ниоткуда, вдруг, сразу – и в личную охрану короля, но об этом можно было подумать и потом. Как действовать дальше? Глава экспедиции мертв, осталось трое – наемник, колдунья и монах, который бесполезен в практическом смысле, но способен наизусть пересказать двенадцать томов энциклопедии.
Троица начала спорить. Офелия хотела двигаться вперед – ее волновала судьба сестры, Михаэль сомневался. Корягу интересовал чисто практический вопрос – как без Авектуса, который годами изучал историю стражей и карты, вообще можно что-то отыскать.
– Я мог бы у-узнать артефакты, наверное, – неуверенно, слабым, прерывающимся голосом заметил Михаэль.
Ответили ему лишь взгляды, полные скепсиса, и винить соратников было сложно.
С самого начала Михаэлю казалось ироничным, что выбрали его. Всю свою сознательную жизнь монах проповедовал людям учение Утереила, но чем больше Михаэль старался, тем больше народ отворачивался от церкви. В конце концов, и вера монаха стала таять, будто весенний снег. И вот экспедиция – шанс показать мирянам, что все было по-настоящему. И вот шанс его, Михаэля, – показать, что он шел не зря, что он хоть как-то полезен. Это выглядело приятным и новым – стать из пустого места… всем?
"Я проповедник! Что я могу? Что мы втроем можем? Это даже не опасно, это смешно. Не лучше ли, безопаснее вернуться? Собрать новую экспедицию. Или уже не дадут? Или отправят других? Будет еще такой шанс? И что я буду делать, когда вернусь? Когда уже самого тошнит от религии! Нет, нет, разве я для себя сюда шел? Разве не для тех, кто утратил веру?"
– Я мог бы узнать щит, – повторил громче монах, – и помню карты. Плохо, конечно. Плохо, – он поморщился, – нет, дети мои, возвращаемся, это и впрямь глупо.
– А м-моя сестра?
– Дитя мое, ты знаешь.
– Прелестный выбор. Тогда в-веди.
– Дети мои, вы осознаете, насколько мы рискуем? – Михаэль уже пожалел о своем предложении. – Нас трое, а я плохо помню карты.
Коряга задумчиво кивнул. Офелия пожала плечами – для нее жизнь была предельно простой: из вариантов "делать" или "не делать" сирена старательно выбирала первый, будто игрок, который в рулетке всегда ставит на черное.
– Хорошо, – монах помолчал, словно искал лазейку в этом единственном слове. – Хорошо, идем, но, пожалуйста, прошу вас, обещайте слушаться. Там много… чего. А, чего я не знаю… еще больше.
Михаэль бледно улыбнулся – он все сильнее сомневался в успехе предприятия, – и, похоронив рыцаря, троица направилась шахте. Вблизи каменные врата производили тяжелое впечатление: маленькие издали детали узора вырастали больше человека, петель было и вовсе не достать. Монах задрал голову вверх и не увидел конца врат – только отвесную, жуткую стену. И знак наблюдения?
Михаэль вздрогнул. Знак был старый, как и блокировка, – времен стражей. Тяжелого, громоздкого исполнения, а до сих пор следил за входом, будто верный часовой.
– Не бойтесь, дети мои, это просто смотровое заклинание, – успокоил остальных монах.
Офелия покачала головой.
– Я б-боюсь другого, – ответила девушка и вошла в просвет между створками. Михаэль двинулся следом. Он не знал, что имела в виду сирена, но знал, чего боялся сам: пустышки. Четвертый страж пропал здесь более трехсот лет назад – он мог просто уйти; щит давно могли забрать; наконец, вся легенда могла оказаться вымыслом. Михаэль последнее время так и считал, вот и сейчас, погружаясь в темноту пещер, он вспоминал старую поговорку о корабле, который пытался куда-то плыть без моря.
Монах и Офелия скрылись за вратами, и только Коряга медлил. Наемник с грустью оглянулся назад – на шахтерский городок, ельник, серое небо. Казалось, мужчина осознал, что может видеть все это в последний раз.
– Силло? – крикнул Михаэль из темноты.
Коряга невесело улыбнулся и двинулся на звук.
И не было дружбы крепче дружбы стражей, и не было славы большей, чем гремела о них. Дети мечтали повторить их судьбы, грезили женщины о них ночами. Но годы шли, и лавры стражей начали меркнуть. Дряхлели тела, теряли силу члены, и лишь четвертый страж, как прежде, оставался прекрасным и молодым. Потому любил его народ земель наших более остальных и ставил ему памятники и храмы.
И возгордился четвертый страж, и потакал славе своей, и родилась через то в иных душах зависть и ненависть. Чем превозносил себя более четвертый страж, тем больше сказывалось бесстыдных людей, тем больше охотились они на братство и пыталися отнять их божественные дары. Горе им! На всякого, кто дотрагивался до святыни, обрушивался свет Утереила, и слепли они от жадности своей, и погрязали в забвении.
И возник следом раздор промеж самих стражей, и ушли они друг от друга в разные стороны. Первый и второй на юг, третий – на север. О четвертом же не слышали почти десяти лет, пока не пропали былые друзья в северных шахтах.
Фабио Неймар, "Жизнь и удивительные странствия Гийома Де Труа, Четвертого стража Утереила". Глава 4.
Первые уровни оказались чистенькие и хорошенькие, как покои принцессы. И студеные – гораздо холоднее поверхности. Впрочем, Михаэль все равно быстро уставал. От груза ныли плечи и ломило спину; лицо щекотал соленый пот.
"Зачем я только брал с собой лампу? Ладно бы печь, но лампу? Я же монах, я могу наколдовать пламя, а таскаю с собой тяжелую масляную лампу. На сколько ее хватит? Час? Два? Олух. Динозавр. Старый, глупый… динозавр. "
Шел отряд гуськом: вперед Коряга, затем Офелия и монах. В его голове отдавались звуки шагов, и Михаэль недовольно морщился – казалось, они будят этим грохотом древнее… зло? Темноту? Сирена выпустила вперед заклинание света, и оно порхало изящной ласточкой, прогоняя мрак пещер. Михаэль только и видел, что спину девушки да лунные блики на стенах.
Убитых пока не нашлось, но пахло странно, алхимической лабораторией. Пыль на полу тоже лежала странная – темно-красная, точно сухая кровь. Михаэль было неприятно туда наступать.
В ноги опять ткнулись старые рельсы для тележек. Михаэль успел их возненавидеть – каждый раз они возникали из ниоткуда, как грабли на монастырском огороде, и норовили ударить монаха в лоб. Рельсы, шпалы, рельсы, шпалы; брошенные тележки с рудой.
Уже на втором уровне – в заросшей фосфорными грибами оранжерее – обнаружилась пирамида из камней. Михаэль проверил силовые линии на предмет заклинаний и сам начал оттаскивать в сторону тяжелые, как гранит, камни. Дышал монах хрипло, трудно и временами замечал на себе скептические взгляды остальных.
– Помочь? – участливо спросил Коряга. Михаэль покачал головой и стал еще быстрее разбирать конструкцию – точно боялся показаться немощным, бесполезным стариком. И в самом деле боялся. И в самом деле был этим бесполезным стариком, который ничего за свою жизнь не совершил, ничего не добился.
Ничего. Если не найдет щит.
Михаэль в отчаянии отбросил очередной камень и увидел зачарованный пенал:
"Два этажа проверены мной, угроз или следов оных не обнаружено.
Смотрящий знак, что был над вратами, я подчинил себе, дабы знать о возможных гостях, кои, боюсь, не замедлят вскоре прибыть. Управляющий элемент размещен в машинном зале первого этажа.
IV страж
15 день месяца туманов
Високосный год две тысячи третьего цикла"
– Он-н кого-то ждал? – спросила Офелия. – Пенал, поле за-защиты – вязь та же.
Михаэль посмотрел на девушку и вытер с лица виноградины пота.
– Смерть, – донесся голос Коряги. Говорил он сипло, тяжело, как из тисков.
