Андрей Сергеевич Терехов
Седина
"Дорогая Богдана!
"Лорнет и Кафи" выражают глубочайшие сожаления о вашей безвременной кончине. Нам было приятно работать вместе!"
Тут о всяких начислениях и накоплениях, но в конце мне особенно понравилось: "… если вы, в дни своей постжизни, пожелаете вернуться к работе, "Лорнет и Кафи" предоставит все необходимые условия".
Мне почему-то кажется все это издевкой. Зд…
Щелчок окончания записи. Тишина.
Я вдруг пойму, что облепиховый чай остыл и затихла лебединая песня Анны. И только звучит в голове чуть грудной, чуть надтреснутый голос.
Он знакомый и нравится мне.
Следующая запись.
Гудение. Лифт?
– Я так и не поведала о своей работе. Я – модель. Не особо успешная и популярная, но все-таки. Весной одна косметическая компания заказала "Лорнет и Кафи" девушку без склонностей к прыщам…
С лязгом раскрываются створки, шаги.
– Доброе утро, Сергей Михайлович! А, вы опять спите.
В итоге, после съемок, по всему городу развесили плакаты с моим лицом и… ну, рекламой татуажной маски.
Ох, я была на седьмом небе от счастья. Выхожу из дома и вот, вижу себя через улицу. Еду по городу и вновь: я, я, я. И все смотрят, любуются.
Шум машин. Стенания ветра в динамике.
– Но, когда плакаты выцвели и потускнели, а прохожие так и не стали меня узнавать, я захотела вырвать каждый рекламный щит в городе! Господи Боже, люди, я стою рядом с вами и через дорогу – мое же лицо. Почему вы меня не видите? Даже соседи из дома, даже тот милый парень этажом ниже, у которого чайник закипает одновременно с моим. Ка…
Щелчок. Я выключу запись, чуть испуганный признанием Богданы.
"Милый парень".
Почему я не видел тебя, Богдана? Не замечал? Не хотел?
Залпом выпьется облепиховый чай; хлопнет за спиной дверь. Пролет лестницы, еще один. Пять этажей серых, оттенка неглубокой депрессии, ступенек.
Улица, закутанная в павшую листву.
Вот! Вот! Видите? Рекламный щит напротив, что будто штурмует угрюмое небо: "Татуажные маски "Эйприл Прайм". Еще больше пор и витаминов!"
Девушка на нем красива тихой, домашней красотой. Чуть растерянная. Ее нужно рассматривать, изучать в уютной квартире или парке. Не здесь…
Богдана не подходит для улицы, как для армейского плаката – Мона Лиза.
Порывы ветра будут носиться вдоль улицы, скручивая в судорогах холодный воздух. Захлопают, то и дело, оторванным углом рекламы и сомнут бумажные пузыри.
Мне покажется, что я замечу призрачный, размытый во времени и движении силуэт, который бредет впереди. Захочется позвать Богдану, захочется, чтобы она обернулась… Но ведь это только мое воображение?
Щелчок.
– … аждый день я проходила мимо этого плаката, и та, другая Я стала казаться чужим человеком. Более удачливый, красивый призрак меня самой – из соседней реальности. Глядит сверху и усмехается.
Ее любят, ей подражают, ею восхищаются. А я?
Шаги. Чуть тяжелое от быстрой ходьбы дыхание.
– Под окном у меня бульвар и лавочка. Я часто вижу, как туда приходят пары: молодые, старые, подростки. И мне самой хочется однажды сидеть там, не знаю, просто рядом с кем-то. Это очень нужное чувство – ощущение близости.
Может, это будет Тот парень? Ну, пожалуйста, я же умерла, неужели мне не полагается никаких субсидий от Судьбы? Пенсии удачи?
Что-то в Нем есть, чего не хватает всем этим мужчинам-моделям. Может, ум? – пауза. – Хотя, последний мой парень был на редкость умный… Когда мы целовались, я всегда думала, не решает ли он параллельно теорему Пуанкаре или еще что-нибудь запредельное.
А может, наоборот, – у Него чего-то нет? Ненужного, плохого. Душа – как ядерная бомба: чуть лишку, и ба-бах!
Но Он меня не замечает. Какой-то синдром невидимки.
Шорох одежды.
– Пришла на эту самую лавочку. Я, наверное, сойду за дерево в своем пальто. Оно желтое. Любимое. Ой, а вон мое окно – третье слева на пятом. Я… а к…
Судорожный вздох.
Щелчок окончания записи.
Сколько раз мы пересекались, Богдана? Ехали вместе в лифте, шли по улице? Пару? Десять? Каждый день?
Я направлюсь к бульвару и отыщу ту скамейку. И окно, за котором дремлет Анна Ребер 1972 года. Где зевает кружка с глазами-бусинками и облепиховым ободком а Джек Лондон стоит каждый день в "Однодневней стоянке", точно обелиск нажатой на паузу жизни.
Падают на землю огненные листья, сгорают, тлеют. У осеннего воздуха привкус рябины, и рядом – призрачная девушка в желтом пальто. Вот она, в моем воображении: то мерцает, то гаснет, как солнечные пятна на сетчатке. Смотрит на окна покинутой квартиры и ждет кого-то. Меня?
