Вильям вздохнул и покинул матч. Он все равно любил любоваться четко выверенными пасами с одного края поля на другой, скоростными прорывами нападающих, искусными подкатами защитников… Но время вышло! Наступал вечер пятницы, и его уже ожидали на платформе отправления.
– Что ж, не мне задерживать идеально рассчитанное общество, – вздохнул Вильям и сел в метро, нырнувшее в глубокую подземную шахту.
Когда метро через десять минут вынырнуло, он оказался на Последней площадке цивилизации. Здесь заканчивался обозримый Город, поглотивший всю несовершенную природу. Его состарившиеся родители уже стояли рядом с его небольшим багажом. Отец прочитал минутную лекцию о действиях в неизученной обстановке и привел теоремы о случайных числах. Вильям плохо слышал. Вернее, он слышал, но вся эта глубоко выверенная информация была слишком сложна для него. Он смотрел в глаза матери. Там, под поседевшими бровями, в глубинах, скрытых за ширмой правильного, он видел росинки далекого дождика, невозможного в здешнем мире безошибочно прогнозируемой погоды. Где-то за ее метеосводками, о которых она говорила, скрывалось то таинственное чувство, погребенное в цифровом мире, но которое нет-нет да и прорывалось в том или ином «хранителе человечества».
Вильям крепко обнял маму и уткнулся лицом в ее все еще пышные волосы. Он запоминал их запах, прикосновение, стук сердца, который не могло спрятать ни одно имплантированное устройство. Поговаривали, что системы ИИ готовят проекты, в котором бы сердца людей можно было бы заменить полностью на цифровой электрогенератор, связанный напрямую с головным чипом. И тогда бы все могли в полной мере насладиться бесконечно долгой и идеальной жизнью.
Но Вильям этого уже не увидит. Его усадили в небольшой челночный шаттл, загрузили багаж и необходимый провиант на первое время и нажали кнопку запуска. В двигателях набирали обороты прогревочные системы. А молодой человек через иллюминатор видел уходившие фигуры родителей.
Они сделали все, что могли для своего несчастного сына. Теперь провидение и мир случайного позаботятся об его дальнейшем будущем. Какое оно будет там, откуда никто не возвращался? Никого это не интересовало. В мире идеального несовершенство выталкивается на обочину жизни.
Элемент случайного больше не потревожит строгие расчеты счастливого общества.