Андрей Поляков
Москва и мертвичи
Глава II. Архивы
О некоторых особенностях моей работы и странностях Москвы
Когда я родился, было две новости. О плохой родители узнали быстро – из-за генетической аномалии я подслеповат на один глаз. Вторую новость, не скажешь, что она шибко хорошая, я осознал, когда подрос, – я вижу всякую херотень. Именно так, не хочу пафосного: я вижу, что другим неведомо и неподвластно. Тем не менее я вижу у людей слабые ауры (они цветные, прям как в книжках шизотериков с дешевой обложкой), могу рассмотреть энергетические ловушки, потоки и завихрения, но хуже всего, что иногда я замечаю всякую бесовщину. Не знаю, связано ли это с подслеповатостью, но думаю, что связано.
Вот идешь по улице и вдруг понимаешь, что в толпе на «Щелковской» крадется плотоядно облизывающийся ящер в деловом костюме. Для других это с виду обычный лысеющий чиновник из бесполезного министерства. Но я-то вижу. Потом он подловит кого-нибудь в подворотне и когтем по горлышку, напитается страхом и заснет где-нибудь в заброшке на нижнем Китай-городе. А менты спишут дело на ограбление и бытовуху и постараются не дать огласки в СМИ (хотя с этим все тяжелее в последнее время).
Или вот богатая дама выгуливает кошку на поводке в Столешниковом. Только это кошка ее выгуливает. И это не токсоплазма, про которую даже уже некоторые обыватели слышали. Я вижу, как от того, что прикидывается кошкой, к груди женщины идут фиолетовые флюиды. И хозяйка стареет на день за час прогулки, а у кошки шерсть все больше лоснится.
Иногда они меня замечают и понимают, что я вижу. Кто-то пугается и пытается побыстрее спрятаться, вроде безобидных домовят в Тушино. Кто-то издевательски ухмыляется, как та девушка-суккуб на Чистых. Ей-то что, у паренька-говнарика с гитарой уже нет шансов, будет теперь ее беззаветно любить лет десять, пока она не наиграется и не высосет все жизненные соки. А кто-то хочет убить свидетеля, как тот комок черных щупалец, чуть не скинувший меня на рельсы на «Электрозаводской». Заметили, сколько людей стало под поезд падать? То-то же.
Короче, я стараюсь не смотреть и не видеть. Меньше знаешь – крепче спишь. Но получается не очень. И самая дрянь обычно вылезает в дождь. Вот и тогда был апрельский дождь, когда я снова потерялся в тихих двориках старой Москвы между Покровкой и «Курской».
Особенность первая: не задерживайся
Впрочем, я забегаю вперед.
Иван Петрович Сидоров, позвольте представиться. Нет, это не псевдоним, у моих предков, очевидно, было плохо с фантазией. Эта история начинается, когда мне двадцать три и я работаю курьером – ну а чем заняться парню из необеспеченной семьи в постковидной послевоенной Москве? Мы, курьеры, – герои нового времени. Шарагу закончу, может, и менеджером каким буду. Блогером не хочу – во-первых, все вокруг уже и так блогеры, во-вторых, не люблю технологии. Соцсетями не пользуюсь, в интернете не сижу почти, по возможности не залезаю в телефон (но по работе приходится), читаю бумажные книги по ночам. На курсе считают меня фриком – я и лекции по старинке пишу в тетради. А мне и хорошо, не люблю людское внимание (и не людское – в шараге тоже есть несколько этих).
Одним словом, я идеальный кандидат для собственной службы доставки одного сетевого книжного магазина. Казалось бы, простая умиротворяющая работа, но чего я только не вижу каждый день. Книги – это интимно. Не секс-кукла или вибратор для интеллигентного очкарика или пожилой бабушки, но тоже позволяет неплохо залезть в душу человеку.
Вот, допустим, смотришь, ага, везем Стивена Кинга в Алтуфьево. Получатель – Мария Чернова. Нарисовал себе студентку-неформалку с чокером, розовыми волосами и вечерним макияжем двадцать четыре на семь в хрущевке под реновацию. А дом внезапно оказывается элитной новостройкой, дверь тебе открывает блондинка лет тридцати пяти с такой болью и эмоциональным выгоранием в глазах, что понимаешь, что что-то у нее в жизни пошло не так. И вот она погружается дальше в пучину экзистенциальной безысходности, читая хорроры, чтобы получить дофаминовый приход и еще как-то почувствовать себя живой.
«Попаданцы: Колчак против Дудаева» на Площадь Ильича. Ну, тут понятно, кто читает такую литературу. Владислав Бабело. И опять промах. Открывает дверь университетский профессор с тонкой ухмылкой. Видимо, месье знает толк в извращениях.
И наоборот: нередко привозишь какого-нибудь Хайдеггера или Фукуяму на Кутузовский или Ленинский, скажем, Владимиру Романову-Кранц, а там вот этот феномен бомжа-миллионера. В шикарной сталинке тебя встречает абсолютно деградировавший антисоциальный персонаж в халате и перегаром выдает: «Премного благодарен». Спившийся поэт какой-нибудь, небось. Или московский интеллигент в пятом поколении. Пересекающиеся величины.
Но обычные москвичи за пределами Садового – бог с ними. Я терпеть не могу заказы по центру. Особенно внутри Бульварного кольца. Вся эта нелюдь, она к центру жмется. Город у нас древний, они тут тоже давно, успели обзавестись элитной недвижимостью. Чем ближе к Кремлю и старее жилой дом, тем выше шанс нарваться на какую-нибудь тварь. Кстати, всегда интересовало: они книги хоть читают или только курьера надеются сожрать?
Вот не далее как на прошлой неделе привез «Пиши, сокращай» (господи, и кто это читает, книга в топ-пять продаж по стране) некой Василисе Изадовой на Гоголевский бульвар. И адрес, и фамилия – в общем, я подозревал, что это будет. Так и есть – открывает милая юная девчушка с каре в халатике, такая типа фрилансер, копирайтер какой-нибудь. «Устали? Может, кофейку?» И так плечиком повела, халатик приспустился, губы облизнула. А я смотрю – язык у нее черный и раздвоенный, как у змеи. Я как увидел, глаза опустил сразу, чтоб она не догадалась, что я вижу. Не, говорю, простите, заказов столько, внизу машина ждет с напарником (соврал, естественно), так что давайте автограф, и я побежал. Ну и так же, не глядя, сунул заказ и быстрее спиной вперед по лестнице попятился, благо в доме всего три этажа.
Это не первый такой случай, естественно, мне много чего есть рассказать. Но как-нибудь в другой раз. Главное, что надо запомнить: не задерживайся. Сунул заказ и побежал. И не потому, что курьер. Можно не разглядеть и если не стать чьим-то ужином, то все равно нарваться на крупные неприятности.
Особенность четвертая: кольца Москвы
Вы когда-нибудь задумывались сколько колец у Москвы и зачем ей столько? Кремлевское, Бульварное, Садовое, ТТК, МКАД, ЦКАД, Кольцевая линия метро, МЦК, БКЛ, «зеленое», при Лужкове еще четвертое кольцо собирались строить, я читал. Зачем столько? Как вы поняли, это неспроста…
* * *
– Это все?
– Все. Больше записей не нашли. Ну и еще ворох тех записок, которые вы уже видели. Видимо, сел писать, его вызвали на доставку, и там его сожрала-таки небезызвестная Высокая дама с Трубной, догадавшаяся, что ее видят, ее нейтрализовали уже. Давно вели, но доказательств не было. А тут с поличным взяли – и в расход. Ну как, хотели задержать, все по закону, но она отбиваться стала. Целое представление устроила с выходом на улицу, пришлось потом подчищать. Жалко, паренька не спасли. Хоронили в закрытом гробу, всего расплющило, уж не знаю, какую ахинею придумал отдел сокрытия для свидетелей и родных.
– Да-а, печально. Хотя не подошел бы, шиза эта с призраками, аурами, флюидами. А так толковый мальчишка, даже и не скажешь, что студентик, столько всего знал, до столького всего сам додумался. Нафантазировал от души тоже, поржал над его теориями заговора, понабираются же в интернете! Как он «зоны» с ботинками связал, а? Меня, кстати, тоже этот вопрос всегда интересовал. Интересно, что там с этим стариком. И даже до ливней дошел и про кольца начал догадываться. А как на Книгожора нарвался! Агент бы не получился, но в министерстве бы сгодился… Хотя с его справкой из психдиспансера он не различал, где правда, а где его глюки и вымысел…
– А представьте, это не шиза про ауры и духов все? Вдруг он видел, чего мы не видим?
– Дима, ну ты же знаешь, мы все время исследования проводим. Все министерство не видит, а он видел?
– Ладно… Ну, что теперь делать? Нам как финансирование поиска новых талантов порезали, все больше таких случаев. Находим их пост мортем. И этого прошляпили.
– Ну, земля пухом. В архив.
– Кстати, про непрошляпленный талант, как там, скоро приведут?
– Скоро. Ступай, Дима.
* * *
Я козырнул, вышел из кабинета начальника и отправился в туалет освежить лицо холодной водой. Очень смешно, что наша сверхсекретная организация так же страдает от таких «мирских» офисных проблем, как слабое кондиционирование помещений. Вроде бы офис должен был когда-то переехать, но когда, одному Богу известно. Перевозить содержимое наших запасников и архивов, ах да, и содержимое изолятора, – все равно что катать по Москве атомную бомбу. Я даже не знал, какую версию придется придумать для обычных горожан, зачем перекрывают весь центр, когда все это произойдет. Так, конечно, давно пора было нас выселить из притворяющейся НИИ сталинки в районе «Курской» куда-нибудь в Новую Москву, так будет безопасней для всех.
Ну а пока – пол-лета мы играли во «включи кондиционер – нет, открой окно» и ругались с коллегами по комнате. Особенно невыносимо было в этом июле: стояло плюс тридцать три, дождей не было несколько недель, в парке Горького выцвел газон, а мой черный костюм был вечно весь пропитан потом. Трубы тоже нагревались – я все время выкручивал холодную воду до упора и получал в ладони лишь тепленькую струйку. В общем, я обрадовался, когда в августе похолодало и вода пошла ледяная.
Приспустив душащий галстук, я посмотрелся в зеркало. Там без изменений, лицо мелкого московского клерка. Черты не то чтобы очень фотогеничные: нос слегка кривоват и мог бы быть потоньше, челюсть была бы контурной, если бы не лишний вес, на правой щеке выщербина от ветрянки, глаза темно-зеленые, но иногда становятся карими. Под ними синяки, лицо осунулось. Некрасивые раковины ушей, которые я прятал под русыми волосами, в них уже были видны первые проблески седины. Летом они выцветали до пшеничных, а зимой становились почти серыми. Гладкое бритье, хотя в отличие от обычных «органов» у нашего руководства не было заморочек по поводу бороды. Рост – пять сантиметров не дотянул до Кремлевского полка. В целом не красавец, но неплохо сохранился для своих тридцати трех и иногда ловил взгляды девушек на улице. К сожалению, не только девушек, всякая московская нечисть тоже на меня смотрела и нередко знала, где я работаю. Из плюсов работы в МПД: тебя, скорее всего, не сожрут по беспределу, как обычных москвичей, попавшихся под руку, лапу, щупальце или бесплотный призрачный отросток. Из минусов: тебя спокойно сожрут при выполнении рабочих обязанностей. Я не сдержался и опять заревел. Хорошо, что в туалете я был один.
Дневник парнишки все не шел у меня из головы. Своей любовью к городу, книгам, наивностью какой-то и аналитическим складом ума он напомнил мне меня до инициации. Только мне повезло, и я до этой инициации дожил, а он сожран очередной нечистью, про которую мы знали, что она нечисть и жрет людей, но ничего не могли сделать, так как не получалось поймать за руку. Вся наша деятельность вообще была сродни попыткам зажать воду в кулаке: на пару сотен сотрудников министерства приходились десятки тысяч московских бесов-старожилов, и я даже не говорю про прибывающих и гастролеров. От того, чтобы сожрать нас и устроить кровавый пир в городе, их отделяла всеобщая разобщенность, грызня между собой, отсутствие единого лидера и Пакт. И почти все знали, что им грозит за его нарушение, поэтому действовали тайком, на окраинах, ночью или прямо в своих квартирах, пожирая незадачливых курьеров или сантехников. В целом же уровень потусторонней преступности оставался стабильным – узкой группке наших оперативников едва-едва удавалось поддерживать видимость контроля в пределах ТТК.
Я протер раскрасневшиеся глаза водой, покинул туалет, завернул на лестницу и медленно (работать не хотелось) спустился на два этажа ниже, где располагался наш кабинет. По дороге встретил Мечникова – гордость Московского отделения. «Гроза Покровки», «кошмар гастролеров» и прочая, у него много прозвищ, о нем много восторженных эпитетов. Недавно он раскрыл новое резонансное дело. Мечников куда-то спешил и даже не обратил на меня внимания.
На стене у выхода на лестницу висело масштабное батальное полотно, посвященное «Воробьевому побоищу». А. Н. Оленин, тысяча восемьсот двадцать шестой год. Тогда много чего происходило – повесили и отправили в ссылку декабристов, короновали Николая I, Российская империя приросла турецкими владениями, заморозили строительство Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах. По официальной версии – из-за грунтов. На деле же здесь случилась последняя крупная битва с народниками. После этих событий церковь потребовала перенести стройку с оскверненного холма на привычное место храма у «Кропоткинской».
Яркими масляными красками картина изображала сотрудников тогдашнего министерства, как и сейчас, они были без мундиров, одеты в гражданское. В империи тогда вообще сошла мода на мундиры, мужчины облачились в английские костюмы, так что наши везде смотрелись органично, как денди. Похожие на каноничного Пушкина из учебника литературы, мужчины в черных сюртуках и высоких шляпах дрались на строительной площадке с десятками существ из русского фольклора.
Громадный жердяй насаживал на руку-ветку агента и высоко поднимал его над землей, пока тот безуспешно пытался зарубить живое дерево саблей. Красивая и мертвенно бледная девушка-полудница с серпом, обагренным кровью, чем-то похожая на богиню Кали, падала от меткого выстрела из полутораметрового кремневого ружья стрелка, притаившегося у основания недостроенной колонны. Китоврас топтал копытами лежавшего в пыли юнца, с которого слетела шляпа. В это время в китовраса целились из пистолетов еще двое «пушкиных», один из них на вздыбившемся от ужаса коне.
Хрестоматийная картина, ее все неофиты видят в учебниках.
Пока я был на встрече с руководством, в коридоре закончились работы, монтажники сняли защитные пленки и ушли. Другую стену теперь украшала копия знаменитого документа из Петербурга об основании нашей организации. Я читал его сто раз, но живьем никогда не видел, поэтому притормозил и принялся изучать секретное приложение к «Манифесту о министерствах» во всей причудливости его дореволюционного русского.
* * *
Божiею Милостiю
МЫ АЛЕКСАНДРЪ ПЕРВЫЙ
Императоръ и Самодержецъ
всероссiйскiй
и прочая, и прочая, и прочая
Благоденствіе народовъ, премудрымъ промысломъ Скипетру Нашему ввѣренныхъ, ѣсть священная и главнѣйшая цѣль, которую Мы поставили Себѣ, принявъ бремя царствованія надъ обширною Имперіею Россійскою, – надъ Имперіею, которая столь же разнообразна климатами, мѣстными выгодами и естественными произведеніями, какъ и обитатели ея религіею, нравами, языками и образомъ жизни. Воспламененные ревностнымъ желаніемъ изыскать и употребить всѣ удобныя способы къ скорѣйшему и благопоспешнѣйшему достиженію сего, столь драгоцѣннаго сердцу Нашему предмета, устремили Мы вниманіе Свое на всѣ причины и обстоятельства, содѣйствующіе или препятствующіе оному, и по строгомъ испытаніи и сравненіи ихъ между собой, твердо увѣрились, что благоденствіе народа незыблемо и ненарушимо утверждено быть можетъ тогда единственно, когда Правительство будетъ имѣть спасительные средства не только исправлять всякое явное пагубными слѣдствіями обнаруживаемое зло, но въ особенности искоренять самое начало онаго, отвращать всѣ причины, могущіе создать поводъ къ нарушенію общаго и частнаго спокойствія, открывать нужды народа, предупреждать ихъ, и благоразумно, ревностно и дѣятельно способствовать соблюденію и утвержденію необходимаго во всемъ порядка, и умноженію богатства природныхъ и искусственныхъ произведеній, основаніемъ силѣ и могуществу Имперіи служащихъ.
Слѣдуя внушенію сердца Нашего, слѣдуя великому духу Преобразователя Россіи Петра Перваго, оставившаго Намъ слѣды Своихъ мудрыхъ намѣреній, по коимъ старались слѣдовать достойныя его преемники, въ сѣй день Мы заблагорассудили раздѣлить Государственные дѣла на разные части, о чемъ Мы ранѣе оповѣстили Правительствующій Сенатъ и народы Имперіи Россійской.
Части сіи слѣдующіе:
1. Военныхъ Сухопутныхъ,
2. Морскихъ Силъ;
3. Иностранныхъ Дѣлъ, по которымъ дѣла производятся въ первыхъ Государственныхъ коллегіяхъ;
4. отдѣленіе Юстиціи;
5. Внутреннихъ дѣлъ;
6. Финансовъ;
7. Коммерціи, и
8. Народнаго Просвѣщенія.
Однако, не все обнаруживаемое зло постижимо и не все зло матеріально, и можетъ быть искоренено самыми вѣрными Нашими слугами. Членамъ Непремѣннаго совѣта уже широко извѣстно о бѣсовскихъ проявленіяхъ въ столицѣ Имперіи Нашей, равно какъ и въ древнемъ сердцѣ Россіи, Москвѣ. Злочинства, творимые непостижимыми человѣческому уму плотными и безплотными діавольскими созданіями вызываютъ у Насъ высочайшую тревогу о благосостояніи Нашихъ подданныхъ.
Посему Мы повелѣваемъ тайно приступить къ формированію девятаго, тайнаго Министерства Бѣсовскихъ Дѣлъ съ отдѣленіями въ Санктъ-Петербургѣ и Москвѣ. Возлагаемъ важнѣйшую и сему верховному мѣсту наипаче свойственную должность Графу Николаю Ивановичу Салтыкову, Предсѣдателю Непремѣннаго совѣта и представлять Намъ докладомъ результаты дѣятельности еженедѣльно. Въ виду чрезвычайной деликатности и секретности мѣропріятія, въ существованіе Министерства должно посвятить только и исключительно высшіе чины Министерства Внутреннихъ дѣлъ, отдѣленія Юстиціи и Святѣйшаго Синода.
Министръ Бѣсовскихъ Дѣлъ долженъ имѣть непрерывное сношеніе со всѣми мѣстами подъ управленіемъ его состоящими, и быть свѣдущъ о всѣхъ дѣлахъ, которые въ нихъ производятся. Онъ также долженъ имѣть сношеніе съ Министерствами Внутреннихъ дѣлъ, отдѣленіемъ Юстиціи и Святѣйшимъ Синодомъ для совмѣстной защиты Нашихъ подданныхъ отъ злодѣяній бѣсовъ. По сему каждое мѣсто обязано посылать къ своему Министру еженедѣльные меморіи о всѣхъ текущихъ дѣлахъ, о дѣлахъ же затруднительныхъ, или скораго рѣшенія требующихъ особенные представленія. Министръ сообразивъ всякое дѣло съ пользою и выгодами всѣхъ частей ему ввѣренныхъ, если найдетъ за нужное, дѣлаетъ свои замѣчанія, а на представленія даетъ рѣшительные отвѣты, и какъ сіи послѣдніе, такъ и первые сообщаетъ предложеніями.
Мы имѣемъ лестную надежду, что оно споспѣшествовать Намъ будетъ къ утвержденію народнаго спокойствія, сего истиннаго и ненарушимого оплота Царей и Царствъ, къ сохраненію и возвышенію общаго всѣхъ благосостоянія, и къ воздаянію каждому должнаго отъ лица правосудія.
* * *
Я тяжело плюхнулся в черное протертое офисное кресло на колесиках и уставился в ноутбук. Работать не хотелось – бессонница, уставшие от слез и текста глаза, апатия. Капучино с добавлением эспрессо с утра не помог, я оставался абсолютно разбитым.
– Что, Дима, тяжело тебе? – поинтересовался насмешливый женский голос.
Женька. Офисный разнорабочий, совмещавшая функции личного помощника руководителя отдела аналитики, секретаря, координатора межотдельных процессов и завхоза. Полненькая низкая блондинка с едким чувством юмора и полным непониманием концепции личных границ и персонального пространства. Рассказывает все о себе, особенно когда не просишь, не стесняется никаких вопросов о тебе. Шумная, экспрессивная, громко ржет и мешает работать. Если, не дай бог, в наш кабинет заходила другая женщина, любящая поболтать, работа вставала на час. Если б я интересовался, что она там про себя рассказывает, собрал бы уже полное досье на нее: куда ходит, с кем спит, за кого голосует. Но Женьки было так много, что мне было пофиг, большую часть времени я улыбался и делал вид, что слушаю, а иногда отпускал какую-нибудь издевку в ответ для поддержания видимости общения. Единственное, о чем она не распространялась, – как попала к нам. Коллеги из других отделов тоже не знали.
– Уже легче, ведь ты обратила на меня взгляд – и все вокруг засияло, – ответил с ухмылкой, делая вид, что все нормально.
– Не, мое сердечко занято. Но ты как, нашел себе кого-то наконец-то? Такой мужик пропадает…
Справа от меня раздалось сдавленное хмыканье. Наш офисный зумер Леша. Тоже аналитик, как я. Сын полка, можно сказать, в министерстве с шестнадцати лет. Парню едва исполнилось двадцать, и он реально был, как с другой планеты, как по интересам, так и по общению. Ему с нами, видимо, тоже было тяжело, так что большую часть времени он молчал. Ну или он просто был социофоб. А еще наверняка сказывалась психологическая травма, ведь, когда ему было двенадцать, его родителей на даче сожрала тварь, прикидывавшаяся деревенской бабкой. А Леша не испугался, смог выбраться из дома, закрыл все ставни и двери, облил бензином и поджег, уничтожив монстра. А таким не каждый оперативник мог похвастаться. К счастью, буквально в полукилометре от места событий, на речке, отдыхал тогда один из наших сотрудников. Так что парень попал в нашу спецшколу, а не провел остаток жизни в детских домах и психушках, как заканчиваются большинство таких историй. А аналитические данные у Леши хорошие. Хороший преемник.
– Вас все жду, Евгения Александровна. А ты, Леша, хоть бы раз меня поддержал. Она на меня нападает и нападает. Где твоя мужская солидарность?
Александровна, конечно, выдуманное отчество. Как и у многих из нас. В министерстве мы пропадали с радаров, обзаводились новыми документами, кому-то даже делали пластическую операцию. Как программа по защите свидетелей, только мы и судьи, и правоохранители, и скрывающиеся свидетели в одном лице.
Леша молчал, Женя ржала на всю комнату.
– Ты видел мем из рабочего чатика? – перевела она тему.
Я зашел в чат и открыл картинку, на которую поставила лайк уже половина министерства.
Там редкое фото, сделанное недавно на особую камеру наблюдения в подъезде на окраине Москвы. Опасная тварь с остроумно данной кем-то кличкой Американец. Все из-за вечно-широкой улыбки. Американец готовился атаковать жертву: пасть распахнута, внутри сотни мелких острых клыков. Глаза при этом прищурены, щеки напряжены, как у зевающего. Подпись к картинке: «Твое лицо, когда поздно лег спать».
Я сдался и засмеялся. Женя залилась еще сильнее. Леша спрятал ухмылку в кулак. Я сунул в уши наушники, показывая, что разговор окончен и пора работать. Ладно. Немного почитаю архивное дело и вернусь к работе. Обещаю. Ленинград. Петербург. Город, где я первый раз встретил Леру, первый раз услышал ее яблочный парфюм DKNY.
Приложение к делу № 10046-ВО: о нарушении Пакта № 43
Из доклада и. о. главы ленинградского отдела ЧКПД Барченко А. Д. от 27 февраля 1944 года
Прошел месяц с момента снятия блокады Ленинграда. Город понемногу возвращается к жизни, но обстановка в колыбели трех революций продолжает оставаться чрезвычайно нестабильной. По засекреченным пока данным, за восемьсот семьдесят два дня блокады в городе и вокруг него погибло около миллиона человек. Из них гражданских – до шестисот пятидесяти тысяч. Из этого числа большинство – от голода. Если перейти на несколько уровней секретности выше, к статистике ЧКПД, получается, что минимум семнадцать процентов этих потерь вызваны действиями потусторонних сил. За время блокады количество потусторонних правонарушений и преступлений выросло почти в сто пятьдесят восемь раз, а количество наших сотрудников, учитывая небоевые потери, снизилось в пять.
И без того малочисленная после Гражданской войны Ленинградская чрезвычайная комиссия практически перестала существовать, на данный момент в ней осталось лишь полтора десятка сотрудников, из них с опытом оперативной работы – семь, включая меня. Непоправимый урон нанесен архивам. Большая часть сгорела в тысяча девятьсот сорок третьем при случайном попадании немецкой бомбы. Еще часть бумаг попытались эвакуировать в начале блокады, самолет был сбит, документы то ли уничтожены, то ли достались немцам. Таким образом, множество наблюдаемых или разыскиваемых РПО просто выпало из нашего круга зрения, а данные о них утрачены как документально, так и вместе с погибшими сотрудниками. Это не говоря о сотнях новых, вылезших на запах смерти на улицы города. И даже новых гастролерах с немецкой стороны.
Ситуацию можно охарактеризовать как катастрофическую: налицо масштабное и всеобъемлющее нарушение Пакта, а правопорядок просто перестал существовать. До этого мы сталкивались с таким лишь дважды – в революцию тысяча девятьсот пятого года и в Гражданскую войну. Но представляется, что те события уступают нынешним по масштабу.
Прогнозируется, что с возвращением в город мирной жизни неконтролируемая высокая активность потусторонних сил вызовет неминуемые вопросы и обращения гражданских лиц. Прошу Московский отдел ЧКПД оказать всестороннюю поддержку по восстановлению деятельности Ленинградской комиссии в кратчайшие сроки с целью принуждения потусторонних сил к исполнению Пакта.
Из записок оперативника ЧКПД Барченко А. Д. От 1 января 1942 года
Блокада продолжается уже больше ста дней. Сегодня ночью люди отмечали Новый год. И твари тоже пировали на славу в этом умирающем городе.
Пир во время чумы во всех смыслах. Маленький новогодний, возможно, последний пир замерзающих ленинградцев, получивших к празднику увеличенные пайки. И большой пир нечисти, уже практически не скрывающейся в творящемся аду. Когда с улиц ежедневно увозят сотни окоченевших трупов, когда топить больше нечем и замерзаешь насмерть в ледяной квартире, когда людей вокруг косит потеря калорий от ходьбы до дома из вставшего трамвая, когда соседу отрывает ноги немецкой бомбой, когда товарищ по цеху просто ложится в постель и не встает больше, когда все это вокруг, никто не удивляется и не боится больше смерти.
Один кровосос так обнаглел, что стал вчера при мне пить упавшую старуху средь бела дня, прямо на Большой Конюшенной. Наверное, пуля в затылок его удивила. И даже на это никто из прохожих толком не отреагировал – обернулись да и побрели дальше по своим делам. Подчищать сил и ресурсов у меня не было, да простит меня ленинградская милиция, которой я подкинул лишней работы и очередной висяк. Лишь закинул тело в ближайший открытый подвал да и поспешил по своим делам.
Уже месяц я пытаюсь поймать гастролера: на запах войны, крови и смерти вместе с немцами в наш город пробрался Крампус, или, говоря по-русски, охотящийся на детей рождественский черт. В царящем хаосе никто и не заметил бы его прибытия, если бы он не утащил ребенка моего коллеги, Вила Захарова, прямо из колыбели. На следующий день Вил сообщил руководству комиссии о произошедшем, вышел из штаба и пропал. Все сходятся во мнении, что он отправился на охоту за чертом и не вернулся. Дело отдали мне.
Я поднял милицейские сводки и обнаружил целую вереницу подозрительных новостей, как я и предполагал, особенно много их в ночь на шестое декабря – пропавшие дети, рядом здоровые дети, но умершие за одну ночь от обескровливания, еще одному младенцу обглодал кто-то ночью ногу (хотя это могут быть и крысы), а вот некая гражданка Зихтова божится, что видела мохнатую лапу, утащившую младенца в разбитое окно (если мы когда-нибудь доживем до мирного времени, надо будет к ней наведаться для вербовки). В городе множатся аресты за каннибализм, аресты вполне себе реальных людей, потерявших последнюю грань человечности. Так что, сколько детей на счету у моего гастролера, посчитать сложно. Точно знаю, что немало.
Который день я прочесываю коллекторы, подвалы и чердаки в поисках места, где тварь могла свить себе гнездо. Обстановка ухудшается. На католическое Рождество только в Кировском районе зарегистрирована пропажа десяти детей. По городу начинают ползти слухи, а я ни на сантиметр не приблизился к поимке. Начинаю уже подумывать об охоте на живца – принести младенца в какой-нибудь подвал да устроить засаду.
Фотокопия статьи Encyclopedia Daemonica, 1932 год, переводное издание, Ленспецпечать, перевод Блюхера А. В
Крампус (нем. Krampus, австр. Klaubauf)
Прямоходящий бес из альпийского региона. Рост от ста до ста пятидесяти сантиметров. Твердый шерстяной покров, окрас чаще всего черный, встречаются и другие варианты. Морда напоминает козлиную и защищена шерстью, глаза похожи на человеческие. Голова обычно имеет два небольших завивающихся рога и острый подбородок с бородкой, во рту расположен длинный кинжалообразный язык. Верхние лапы схожи по строению с человеческими, четырехпалый; нижние оканчиваются раздвоенными копытами. Питается мелкими и средних размеров дикими и домашними животными, человеческими детьми. Особенно активен в охоте первую неделю декабря, что связано с приходом ранних сумерек и началом рождественских празднований в Альпах. Вьет гнезда в темных и труднодоступных местах – пещерах, подземельях, на чердаках заброшенных домов. Отдельные особи были замечены в ношении колокольчиков. Впервые описан монахом Йоханнесом Пройслером в четырнадцатом веке. В австрийском фольклоре является спутником и одновременно антиподом Святого Николая: наказывает плохо ведущих себя детей, похищая особо провинившихся и съедая их в рождественскую ночь.
* * *
Работать мне было тяжело, да уже и не очень интересно.
Меня съедала депрессия, что не давала нормально функционировать, но я старался держаться бодрячком – ревел в туалете, потом выходил и улыбался всем, делал вид, что все нормально, пытался забыться в работе. Только начальство знало, что я попросил перевестись в оперативники, а сейчас готовился к экзаменам.
Странная штука жизнь. От смерти меня спас тот дневник паренька с шизофренией.
Я долго думал, как сделать это. Вышибить мозги из пистолета? Вдруг рука дрогнет, останусь в живых овощем-инвалидом. Выпрыгнуть из окна? Броситься под поезд? Неэстетично это все, да и тоже можно выжить. Повеситься? Как-то не хотелось, чтобы из петли вынимали мой обделавшийся труп.
Поэтому я решил уйти красиво. Набрал ванную с теплой водой, включил специально собранный плейлист, налил бокал зинфанделя, закинулся таблетками и полоснул себя вдоль запястий. Чтобы наверняка. Лежать надо было минут пятнадцать, так что я стал в последний раз скроллить телефон. Не соцсети, нет, прощаться было не с кем. Смотрел какие-то старые фотки с Леркой, поглядывал на часы, перелистывал треки на любимые места.
И тут мне пришла рабочая почта: «Гляди, какой парнишка забавный». И вложение – текстовый файл, озаглавленный «О некоторых особенностях моей работы и странностях Москвы». Сначала я хотел удалить, не глядя, но потом почему-то начал читать. Начал и понял, что хочу узнать, чем закончится его история. Тогда я тяжело вздохнул и выбрался из ванной, чтобы выблевать таблетки, попутно измазав кафель и белый унитаз кровью из слабеющих рук.
