bannerbannerbanner

Котлован

Котлован
ОтложитьСлушал
000
Скачать
Скачать mp3
Cкачиваний: 5
Аудиокнига
Язык:
Русский (эта книга не перевод)
Опубликовано здесь:
2009-01-30
Поделиться:

Повесть Андрея Платоновича Платонова «Котлован» соединяет в себе социальную притчу, философский гротеск, сатиру, лирику.

В книге отражены события, определившие главные особенности жизни в СССР периода первой пятилетки: индустриализация и коллективизация. Строится «общепролетарский дом», который должен положить начало возведению города будущего. В то же время в деревне колхозники, уничтожая «кулаков», учреждают «оргдвор». Но строительство дома не идет дальше копания котлована под его фундамент, и ощущения того, что дом все же будет построен, нет. Девочка Настя, символизирующая будущее, ради которого строится дом, умирает…

Писатель создал беспощадный гротеск, показывающий бессмысленность и жестокость тоталитарного строя. Роман не был опубликован при жизни Платонова.

Полная версия

Отрывок

-30 c
+30 c
-:--
-:--

Другой формат

Видео

Лучшие рецензии на LiveLib
80из 100boservas

При складывании печатных знаков, которыми автор изобразил жизненное существование и смысл всех, кто родился в мир, начинаешь чувствовать увеличение ума….Вот таким а-ля-платоновсим стилем я задумывал написать свою рецензию. Но передумал, потому что хочется сказать много и быть правильно понятым, а платоновский язык только для аллегорий и всяких собраний активистов и членов разного рода «комов» (парт, проф, мест).Повесть Платонова – блестящая антисоветчина! Далее никому в советской и российской литературе не удастся написать такой мощный антисоветский текст. Солженицын со своими потугами на тысячестраничность, выглядит на фоне Платонова карликом, а все эти Рыбаковы, Аксёновы, Войновичи и прочия-прочия– просто пигмеи.Предупреждаю сразу – я не поклонник антисоветской литературы, в том смысле, что, если это антисоветчина, то тогда мне любо. Ни в коем случае! Любое произведение, перенасыщенное идеологией, будь то как «за», так и «против», вызывает у меня интерес только как исторический памятник своей эпохи и конкретного идеологического направления.Повесть Платонова – уникальный памятник. Не часто автору удается настолько объединить форму и содержание, что они начинают взаимно определять друг друга, Платонов с задачей справился. Речь о языке, которым написан «Котлован». Многим он кажется заумным, некоторым смешным, правда, есть и то, и другое.

А вам этот язык не кажется знакомым? Ведь, именно так разговаривают, например, почти все герои рассказов Зощенко, и булгаковские Шариков со Швондером говорят так же, и у Ильфа с Петровым можно найти образчики такой речи. Это не выдумка авторов – это глобальное явление в русской культуре двадцатых-тридцатых годов ХХ века.Как говорил товарищ Сталин: «Всё решают кадры!». К концу тридцатых накуют новых кадров, дадут им хорошее образование. А пока «берите то, что есть». Революция сделала свое дело – носители культуры высокого уровня были истреблены, изгнаны, изолированы.На авансцену вышел тот, о ком предупреждал Мережковский – «грядущий хам»! Это они – мещане – стали главной движущей силой обновления общества. Пролетариату было некогда – он «работу работал», крестьянство тоже было делом занято, а вот мещанство пошло во власть и в интеллигенцию.

Известно, что необразованный человек лучше, чем полуобразованный. Вот и мещане, имея кто пару классов гимназии или реального училища, кто – ЦПШ, а кто, просто начитавшись «умственных книг», торопились излагать свои мысли не по-старорежимному, а по-новому! Но главным источником новой лексики были газеты и митинги, а там такие же носители «новояза». Зачастую, не зная и даже не догадываясь о настоящем смысле употребляемых «умных» слов, рождая вычурные и такие же бессмысленные словообороты, эти люди представляли мощнейший культурный слой.Вот его и зафиксировал Платонов в своей повести. Зощенко и другие заставляли говорить этим языков своих героев, Платонов использует смелый прием, и делает митинговый новояз авторским языком, достигая тем самым сногсшибательного эффекта. Именно язык- главное достоинство «Котлована», достоверный исторический документ.Про идеологическую составляющую повести сказано немало. Но и тут хочу обратить внимание на историчность и документальность книги. Смотрите даты: конец 1929 – начало 1930. Все ответы ищите там.

Да, котлован – это социализм, в который Платонов не верит, поэтому он и изображен котлованом, а не башней, например. Помню-помню, котлован они копают как раз, чтобы потом построить башню. Но когда это будет и будет ли вообще? А пока они роют котлован – строительство нового мира есть закапывание все глубже в землю, образ не самый оптимистичный.Не верит автор и в коллективизацию, и в индустриализацию. Крестьянство изображено безвольным, в роли сельского пролетария – медведь. С одной стороны – тупое животное, что с него взять, с другой – «русский медведь», который, если разозлиться, то мало никому не покажется.Личное безволие, предопределенность, подчиненность некому центру, – даже колхоз имени Генеральной Линии, – главное качество героев повести. Да и героев-то, как таковых в ней нет. Автор так и не дает читателю главного героя, перескакивая с одного на другого, особенно ни на ком не задерживаясь. К концу повести все они сливаются в единую безличную массу.Автор убедительно показывает, что будущего у этой страны с этими людьми нет. Потому-то и погибает Настя, оторванная от своей среды, тоскующая в последние минуты жизни по «маминым костям».Он честно описал все то, что видел и знал. Он так видел и так чувствовал. Но во многом он оказался не прав – страна поднялась, дети Чиклиных и Вощевых получили хорошее образование, стали настоящими специалистами, построили электростанции и космические корабли, а их внуки и правнуки пошли еще дальше – сегодня они пишут рецензии на книги о своих прадедах на сетевых ресурсах :)Котлован все-таки вырыли, башню построили другую, не ту, которую планировали, но фундамент покоится в котловане, вырытом тогда. Так что Платонов был убедителен, но не прав, его пессимизм не позволил ему увидеть тот человеческий потенциал, который выдернет страну из котлована безвременья. Но он создал самую лучшую антисоветскую вещь в нашей литературе, потому что она честная и искренняя. А это главное достоинство настоящего художника, даже если он заблуждается.

80из 100ShiDa

Поговаривают, что «Котлован» дают читать некоторым школьникам. Мне кажется, это спланированная акция НАТО, чтобы отучить наших детей от классической русской культуры. Я лично впервые попыталась прочитать сие творение Платонова в 20 лет – безуспешно, бросила после первых 30 стр. Потом пробовала читать в 24 года, тогда выдержала уже 80 стр., но все равно в итоге забросила. И вот – о чудо! – в 26 лет я смогла дойти до финала!Если бы Платонов написал самоучитель для писателей, то назывался бы он «Как замучить любого (ну, почти) – 5 действенных способов, освоив которые вы потеряете 95% читателей». Ибо это поистине невыносимая книга – этот «Котлован». Конечно, она в своей невыносимости гениальная (как Джойс или Пруст), но за чтением ее вы не получите удовольствия, разве что вы литературный мазохист и разобрались уже в книжных издевательствах. Стиль Платонова уникален, но тут почти физически неприятен – тяжелый, мрачный, какое-то насилие над языком, но странным образом гармоничное. Сюжета же… нет, если не считать истории с девочкой Настей, которая вызывает вместо симпатии омерзение.


Поговаривают так же, что нет ни одной полноценной и ясной трактовки данного романа. Разбирать Платонова в принципе сложно, а «Котлован» и вовсе выглядит неподьемной тяжестью, океаном, в котором легче утопнуть, через переплыть его. Что это – антиутопия? утопия? экзистенциальный роман? Любой ответ окажется верным – отчасти Платонова можно причислить к предшественникам постмодернизма, в котором смысла либо нет, либо читатель сам его накручивает, как ему нравится. Мне не близка трактовка антиутопии, как и утопии. Как экзистенциальный роман «Котлован» воспринимать легче.Собственно, вот что я поняла ;)


«…все равно счастье наступит исторически»«Котлован» – это трагедия подавления внутреннего внешним. Персонажи – люди (сложно с этим спорить). Любой человек изначально имеет внешние и внутренние потребности. Внешние – самые примитивные, механические, грубо говоря, это то самое ненавистное многим «работать, чтобы есть, спать, чтобы быть бодрым, заниматься сексом, потому что просто есть желание и т.п.» Это база, на которой стоит человек, без нее невозможно само существование нас как организма. Но человек не может существовать без внутреннего – потребности в душевном тепле, поиска смысла, осмысления своего места в большом мире. В здоровом человеке (в нормальной ситуации) внешнее и внутреннее существуют в гармонии, не мешают друг другу. «Котлован» же – о том, как нарушается эта гармония, и внешнее пытается уничтожить внутреннее.


«Вся насущная наука расположена еще до стены его сознания, а за стеною находится лишь скучное место, куда можно и не стремиться»Герои книги живут в каком-то странном коммунизме, который античеловечен в своей сути. Внутреннее (поиски себя, своего места, смысла), личное, тут считается не только лишним, а вредным. Отдельный человек не должен быть сложен (а именно сложность – то, что неразрывно связано с развитым внутренним миром). Он должен быть механизмом. Рабочей скотиной. У него априори не должно быть мыслей о себе. Потребность в личном, только своем смысле, местная… власть (?) пытается заглушить смыслом общим, еще более абстрактным. Человек в гармонии с собой может внятно ответить, зачем он делает то или это, какое место и какой смысл это имеет в его жизни – работа, учеба, семья, дружба и т.п. Но тут личное уничтожается. Человек должен быть примитивен. Он должен быть рабом системы, которой именно что враждебны герои типа Вощева, герои французских экзистенциалистов или Достоевского. Здешняя система как бы говорит: ты хочешь мотаться, как условный Мышкин или Митя Карамазов? нет, уважаемый, я дам тебе готовый ответ на любой вопрос, не нужно смотреть в себя, лучше смотри на других и работай, больше работай, а мы тебе, так и быть, скажем, зачем тебе работать!Так, герои работают, не понимая, зачем им это нужно. Нет, конечно, им объясняют, что вот тут коммунизм, работа во имя общества и т.п. Но в этом нет личного участия. Они многократно повторяют лозунги системы, но, если у них прорывается самостоятельная мысль (вне заученных лозунгов), то она вовсе не о торжестве коммунизма. Она – о женщине, в которую был кратко влюблен и потерял. Она – о ребенке, который может принести тепло и желание заботиться. В холодном мире, где есть только работа и обязанности перед пролетариатом, герои мучительно тянутся к все той же противной системе личности – к собственными симпатиями, воспоминаниями, поисками смысла жизни.


«Не есть ли истина лишь классовый враг? Ведь он теперь даже в форме сна и воображения может предстать!»И вот так герои постоянно мечутся между внешним (лозунги, простая работа, которая не требует ни малейшего интеллектуального усилия) и внутренним. Временами они пускаются в оправдания: нет, я возьму эту девочку на воспитание не потому, что заботиться о ком-то хочется, я это во имя великого коммунизма! Стыдно же просто любить и хотеть любви вне идеологии. Вот и получается, что за душевное приходится оправдываться – а то растекся он тут, пока железные коммуняки без чувств строят новый мир!Отчасти сохранившие внутреннее герои завидуют т.н. Медведю. Медведь (который как бы медведь, но и человек тоже) – это, кажется, эталон новой власти. У него нет личности, нет своих чувств, но зато работает он замечательно. Чем не идеал системы, в которой нужно работать много и не думать о себе? Платонов не случайно сравнивает этого раба системы со зверем. Это действительно звериное состояние.


Платонов показывает и главную жертву системы – девочку Настю. Герои верят, что все будущее заключено в этой девочке (она – как единый образ всех детей).


«Нам, товарищи, необходимо здесь иметь в форме детства лидера будущего пролетарского света!»Но Настя – это страшный образ, тоже почти животный (поэтому у нее особые отношения с Медведем). Лишь в краткие моменты она вспоминает, что она человек, а не зверь. В остальное время она говорит о том, как хорошо убивать людей других классов (и тех, кто смеет оставаться личностью, нужно полагать). Она не понимает, что это за насилие, она не осознает саму суть насилия (с точки зрения и личной, и гуманной общественной, и экзистенциальной). Она примитивна. И это жестокая примитивность. Настя говорит: «Убейте его, он плохой». Но что такое «плохой»? Сможет ли она сказать, почему человек «плохой», и не чужими словами, а своими? Так ли видел будущее Платонов – новое жестокое поколение, которое желает крови не по собственным чувствам, а потому что… кто-то раньше сказал? Если так, то это уже насилие во имя насилия, оно теряет даже тот (пусть аморальный) смысл, который изначально был заложен в новой системе. Новое поколение, из-за своей примитивности, не способно осмыслить и понять причины/логику насилия, оно лишь повторяет его без всякого на то основания и уж тем более личного участия.Можно сказать, что «Котлован» – одно из самых тяжелых и жестоких откровений из 20 века. Платонов хоронит не коммунизм, он хоронит любую систему, которая исключает личное участие, делает из человека винтик чего-то там. Эта система – не только государственная, это можно построить в любом социуме, где есть власть и подчиненные. Как ни странно, но смерть Насти – это скорее положительное явление. Платонов как бы говорит своему читателю: жить так долго невозможно, это просто невозможно! И смерть Насти приносит не печаль, а некое… освобождение. Платонов не убивает совсем личное в своих героях. Наоборот – кажется, в финале книги в них больше человеческого, а не звериного. И, возможно, именно смерть Насти напомнила им, что они все же не звери.

40из 100serovad

Я на протяжении длинных минут читал томительный «Котлован», и всё активно силился отыскать понятие не только этого текста, но и хотя бы смысла для использования такого языка и стиля. Понятие не определялось, но я устойчиво старался трудиться над чтением. В один незафиксированный момент я вдруг понял, что над этим лучше не задумываться – вон Вощев, персонаж книги, тоже много задумывался, и дозадумывался себе на беду. Может, безнаждёжно подумал я, и мне беда явится во всей своей лихости? И я перестал думать и искать понятия. Однако получилось ещё хуже – куда-то потерялась сама осмысленность прочтения. Я тревожно впадал в меланхолию. Кнопки ридера нажимались под моими пальцами, строчки лошадьми проносились мимо глаз, слово Платоново всё норовило мимо души и никак не попадало в цель. Может мой ум совсем стал бесхозяйственный? – спрашивал я себя, но мне никто не отвечал. Я попытался ответить себе сам, и тут же заметил, что начал разговаривать сам со своей личностью. К счастью, за этим разговором никто не присутствовал. Замолчав, я вновь занялся читательским трудом, хотя значения этого труда я всё равно не видел. И вот я трудился, трудился, а завершение почти недлинной повести все не подходило, не подходило. И очевидность явилась, что труд этот мой читательский ну совсем как вощевский – копает он котлован, копает, а выкопать не может. Вот и я так. В общем, осела тяжесть этой мысли на меня, и метался я, забыв про удовольствия личной жизни. Но тут немного неожиданно заглянул Серёгин. От него резко разило приятностями жизни, а весь вид источал приземлённое счастье. – Платонова читаешь? – его взгляд стал утомлённым.– Ага? – ответил я неразвёрнуто. – Хочешь дам совет? – Хочу! – я старался быть краток, словно хотел, чтобы устная речь породнилась с талантом. – Удали! – Серёгин словно бы принял мой стиль разговора и оставил меня наедине с мыслями. Мысли одолевали, что Серёгин прав, потому что он никогда мне ещё не давал плохих советов. И я последовал мыслям.И снова почувствовал себя человеком.

Оставить отзыв

Рейтинг@Mail.ru