Андрей Николаевич Ларионов
Широко шагая

Преподаватель заходит в компьютерный кабинет, игру все вынуждены прерывать. Конец так и не ясен – «game finish». Нужно выполнять лабораторное задание. Это не долго. Минут десять быстрого набора программного кода, и рождается новый программный продукт. Это похоже на маленькое чудо. Мысли человека находят практическое воплощение в виртуальном пространстве. Виртуальность, как порой она нужна нам, как воздух, особенно когда реальность сурова и сера, пытаешься спрятаться как страус голову в землю.

Опять звенит звонок. Все пора домой. В коридорах опять народ, в вестибюле в раздевалке тоже длинные очереди, и три гардеробщицы мечутся между рядами вешалок. «Пожа-а-а-луйста, возьмите мой номерок», – девушки подкупают работниц раздевалки, своими простыми просьбами, протягивают им свои номерки. А парням остается только смотреть и пропускать прекрасный пол вперед, ждать, когда поток девчонок с умоляющими невинными глазками закончится.

Выстояв добросовестно в очереди, я получил, наконец, свою опрятную весеннюю куртку. Невольно вспоминаешь, во что я одевался пять лет назад. Сморщенная помятая кожаная облезлая куртка, которая досталась мне по наследству от отца, затертые от стирки несменные штаны – вот мое одеяние, которым я в свое время удивлял людей на улицах города в весеннее и зимнее время года. Ловил на себе неодобрительные взгляды в трамвае стариков и женщин. Наверное, они думали, что я какой-нибудь наркоман или алкоголик, который опустился на дно жизни. И мое худое лицо от «хорошей сытной» жизни было еще дополнительным аргументом для окружающих меня.

Помню, раз как-то раз ехал в трамвае, впереди меня стояли два наркомана. Одурманенные лица, мутные глаза, трясущиеся ноги, а одежда прямо как у меня – изжеванные кожаные куртки, как кожа старого бегемота. Кондуктор обличала, пыталась заставить их платить за проезд, но они не могли даже ничего внятного сказать.

«Вы посмотрите, на кого похожи, смотреть противно», – кричала женщина.

От кайфа блестели глаза, губы их шептали что-то под нос. Пассажиры с упреками и страхом смотрели на них, а потом когда кондуктор со строгим видом подошла ко мне, все посмотрели на меня. В их глазах я ничем не отличался от двух предыдущих собеседников кондуктора. Какая-то бабушка сердито бормотала себе под нос: «Совсем опустилась молодежь, ни одного нормального не встретишь». Она не знала, что в районе ветхого жилья, есть тоже нормальные парни и девушки, которые не наркоманы, не алкоголики, которые даже не курят. Просто их опустила сама жизнь, бедность, загнала их в тупик безысходности. И в душе я злился на себя, на свою жизнь, на нищету в которой погрязла моя семья. «Все нужно искать на лето работу, буду вместе с отцом где-нибудь работать нас стройке или на заводе», – успокаивал я себя, приводя свои мысли в порядок.

«А у тебя, где за проезд?» – почти зло, говорила кондуктор мне, измотав свои нервы двумя «зайцами». И я, краснея от стыда, насыпал ей в руку целую пригоршню мелочи, ту самую, что вчера я с мамой наскребал дома на дорогу. Бедность – не порок, говорят люди, но когда жизнь зажимает тебя в тиски, невольно опускает на дно жизни, то невольно задумываешься над правдивостью (или неправдивостью) этого высказывания. В жизни деньги решают многое. Без денег человек, может пойти на крайние меры, может сделать шаг в сторону. А сделаешь один неверный шаг, за ним будет наверняка еще и еще… Поступившись со своей совестью, с принципами жизни человек нарушает свое табу, его душа потеряет форму. Бесформенно растекаясь по мутной, грязной и бурной реке, называемой жизнь, все твое содержимое души марается грязью, сереет, теряет первоначальную белизну.

Деньги решают многое, решают наши судьбы. Это неприятная зависимость, но от этого не уйдешь, так как все мы живем в обществе. Иногда отсутствием денег становится расплата здоровьем и даже жизнью. Помню соседку-старушку, которая достаточно часто ходила к нам в гости, в частности к маме. Так вот вовремя выявленный смертельный диагноз – рак, мог быть исцелен, если бы не проблема с деньгами. Но их не нашлось, и человек умер. Но и на этом дело не закончилось. Ее сын, который жил вместе с ней в одном доме, остался один, со временем спился. И меньше чем через полгода его зарезали в собственном доме малознакомые собутыльники. Две смерти произошли только по причине отсутствия денег.

Мои мысли невольно перескакивают на другой несчастный случай, в еще одном соседском доме, где жили наркоманы. Помню как, летним утром я с мальчишками обнаружил мертвого наркомана, который сидел на завалинке частного дома. Холодный, серый, весь съежившийся он походил больше на гоблина, чем на человека. Отрава унесла жизнь в эту ночь этого молодого человека, который выглядел как старик. Ментовская машина приехала, и люди в погонах начали свое расследование. Соседи проходили мимо охали, удивлялись тому, что еще один человек покинул этот мир. Смерть повсюду, она не дремлет, витает вокруг нас, а мы словно идем по лезвию ножа, порой беспечны, безрассудны, прожигаем свою жизнь дотла.

Но хватит о плохом, сейчас, же время очередной весны! Самая прекрасная пора года для меня. Время надежд, время любви, время счастья. Сейчас я просто тряхну головой, взъерошу свои волосы и забуду о прошлом, весело пойду по тротуару. Город сегодня шумит особенно по-весеннему. Машины весело шипят летними шинами на асфальте, грохочет трамвай, звонко стучат каблуками университетские девушки. Вот и одна моя знакомая идет тоже на остановку после университета. Стоим на остановке, ждем трамвая. Она красивая: вздернутый носик, светлые волосы и почти не накрашенная. Она улыбается мне. А я ей в ответ.

«Ну, все пока!» – машет ручкой она мне, садится в трамвай, он ее увозит за поворот проспекта, кишащего жизнью. Мой трамвай идет следом. И через пару минут я тоже сижу на сидении в задумчивости смотрю в окно. Мой старенький телефончик вибрирует в кармане, – это мама перечислила деньги на мою симку. Телефонный оператор уведомляет меня смс-сообщением о поступлении новых денежных средств. Думая о мобильном, я невольно вспоминаю о том зимнем дне, когда мне пришлось несладко. Трое зеков напали на меня, когда я в очередной раз спешил после университета на работу. Вот тогда-то я и не смог отстоять свой недавно купленный телефон. Нож в руке одного из грабителей, кулачные удары сыплются со всех сторон на меня. Я пытаюсь драться с тремя, но бой неравный, и за их плечами опыт суровой лагерной жизни, мой, же опыт ограничивается уличными стрелками. Лицо бывшего заключенного со сломанным носом и со шрамами на лице перед глазами у меня. Эти трое тоже сделали в свое время свой неверный выбор, пошли по пути легкой наживы. Бедность их сделала хуже, и ничего с этим не поделаешь. Одни могут смотреть на проезжающие мимо дорогие иномарки, видеть господ и дам в дорогих шубах и дубленках, а другие не могут этого видеть, начинают подличать, поступаться с совестью.

Трамвай останавливается на очередной остановке. Это моя остановка. Я выхожу, Майя-весна опять обдает меня своим теплом и свежестью. Широко шагаю по дороге, иду домой. Над моей головой сверкает весеннее солнце, небо чистое словно приглашает меня взлететь от счастья. Ах, если бы у меня были бы крылья, я бы улетел высоко, высоко, ощутил бы всю прелесть высоты птичьего полета. Но человек, может только ходить, и поэтому я буду просто широко шагать, идти по жизни уверенно вперед с верой в лучшее будущее…

(2008).

Вспышка

…Говорят, что американцы изобрели новое оружие, еще более мощное, чем ядерное оружие. Прошли успешные испытания. Оружие «умное», совершенно не вредит природе, уничтожает только людей. Психоволны заставляют мозг человека убивать себя. Во все эти слухи, я не верил. Такие слухи ходили в течение года, а потом случилось это ужасное. И мне пришлось поверить во все это, когда по телевизору показали ужасные видеосъемки мертвой столицы, когда сам проснулся в безжизненном городе. А начиналось это так…

Проснулся от сильной боли в голове. В ушах шумело. Посмотрел время. Циферблат показывал 07:25.

«Что это было?» – спрашиваю я сам себя, пытаясь заснуть. Но сон уже не шел.

«Неужели у меня такие проблемы со здоровьем, что просыпаюсь ранним утром от дикой боли?» – опять спрашиваю сам себя. А ответа нет. Я пока еще ничего не знаю, о том, что произошло вокруг меня. За окном начал заниматься новый рассвет. Еще раз смотрю в окно. Но нет, свет не только от зари. Странные огненно-оранжевые лучи проникают в комнату.

«Авария? Война? Ядерный удар?» – теряясь я в догадках, поспешно одеваюсь. Поспешно спускаюсь по лестнице, выскакиваю из подъезда, чтобы не пропустить огненное сияние в небе. Гигантское тусклое солнце гаснет. Очень странное и даже страшное явление. Но я еще не знаю, насколько страшное оно. Поглазев еще пару минут в небо, я понял, что это явление не повторится. Пора бы идти домой, да нет. Насторожила меня необычная тишина в это время. Обычно прохожие спешат на работу в этот час, дороги забиты. Но только не сейчас.

Я прислушался. Было действительно очень тихо, и только ветер шумел в поднебесье. Никакого городского шума не было слышно.

«Странный ветер», – подумал я, опять смотря на светлеющее небо. По телу пробежала легкая дрожь от утренней сырой прохлады. А ветер никак не унимается, треплет деревья, гонит по улице газеты.

На лавочке, среди детских каруселей сидел дед. Похоже, что он спал. Однако его неестественное положение головы немного насторожило меня. «Может, что случилось с ним?» – подумал я, и какое-то нехорошее чувство похожее на предчувствие беды закралось в сердце.

– Эй, дедуль! С вами все в порядке? – крикнул я, не очень желая разбудить старика.

Старый человек по-прежнему не двигался.

«С ним явно что-то не так», – понял я, и пошел к нему быстрыми шагами. Однако меня ждало еще большее потрясение, когда начал обходить припаркованную возле дома машину. С ключами в руках на асфальте лежал сосед из моего подъезда. Он так и не дошел до своей машины.

– Александр, – окликнул я его. Проверил пульс. Он был уже мертв.

«Нужно вызвать скорую!» – мелькнуло у меня в голове, и я начал щупать себя по карманам в поисках телефона, сразу же поняв бессмысленность попыток в данной ситуации. Человек умер, и никто ему не поможет уже. Потом я опять переключился на поиск телефона. Мобильник остался дома. С досадой я помчался по улице в надежде встретить кого-нибудь. Уютный двор, окруженный пятиэтажками, остался позади. Выбежал на улицу. Движение было здесь парализовано. Машины неподвижно стояли, и водители все как один уснули, и, похоже, что вечным сном. Светофор, как ни в чем бывало, мигал своими лампочками. Пешеходы, которые еще несколько минут назад куда-то спешили, кто на работу, кто в школу, кто так по делам, в один миг умерли, у всех у них забрали жизни. Две школьницы лежали на асфальте с ранцами на спинах. На лице ни тени страха или боли. Спокойные и даже веселые они так и умерли, ничего не поняв. На остановке старик с белой бородой сидит на лавке, его руки все еще сжимают, свежую газету. Глаза слегка приоткрыты, и кажется, что он за кем-то наблюдает. Но нет, жизнь покинула и его. Молодая парочка так и умерла в объятьях. «Может быть, им повезло больше чем мне» – прокралась в мою голову мысль. Остаться одному в мертвом городе – это, пожалуй, одно из сильных испытаний для человека. Хотя с другой стороны может быть, в этом проявилась моя удача. Я все еще жив. Однако особой радости поводу этого я не испытывал сейчас, скорей ужас, перед тем неизвестным и глобальным, что пришло в мой город. Кажется, что я сошел с ума. Или весь этот мир катится к своей гибели.

Без какой-либо определенной цели я помчался по улице к скверу. Мертвые люди лежали везде, сидели в машинах, на лавочках. Пробегая мимо магазинчика, я вдруг услышал обрывки человеческой речи. Сердце замерло в надежде, что кто-то еще жив в этом городе. Но, увы. Каково было мое разочарование, когда я увидел включенный телевизор на прилавке маленького супермаркета.

«Черт бы побрал тех, кто все это сотворил с этим городом», – подумал я, стараясь вникнуть в слова репортера. Очередной экстренный выпуск новостей был посвящен именно новой атаке американцев по территории западной Сибири. Россия предприняла попытку ядерной атаки по территории агрессора, но она почему-то так и не свершилась. Возможно, что уже не было никого, даже тех, кто должны были нажимать на кнопку в бункерах.

Сейчас я уже ни в чем не уверен. Я не знаю, ударят ли еще раз американцы по этому городу или это больше не повторится. Нужно уходить из города. Знаю, только одно знаю, что Россия все равно будет жить. Невольно думаю, что возможно я последний житель этого города. Сердце неприятно сжимается. Останавливаюсь. Пустынное шоссе скрывается за горизонтом. Зеленый хвойный лес обступил дорогу впереди. Нужно идти дальше. А перед глазами опять ужасное зрелище мертвых людей, которые куда-то шли, отдыхали, спали. У всех у них враз забрали жизни. Поднимаюсь, быстро иду по направлению к лесу. Он вызывает у меня чувство какой-то безопасности, но хотя это довольно глупо. Он меня не защитит от второй волны.

Прятаться бессмысленно. Здесь не помогут бункеры, защитные костюмы. Остается только ждать, смотреть на небо. Говорят, что яркая вспышка первичный эффект действия оружия. Американцы объявили русским войну, поэтому ждать очередного удара вполне вероятно. Они пока всю страну не уничтожат, не успокоятся, слишком много им «насолила» Россия в свое время. Во времена холодной войны США строила планы по уничтожению СССР, где целями для ядерных ударов должны были стать военные объекты и просто мирные города. И сейчас Москва уже стала первой мишенью психоатаки, представляла собой мертвый город без жизни. По телевизору показывали репортаж. Какие-то отчаянные репортеры приехали в Москву после нападения американцев, снимали безжизненный город. Горы трупов, мертвая цивилизация – все это невольно вызывает шок. И это делает цивилизованное государство, которое традиционно было борцом за демократию. Это такие демократические методы?! Лучше бы молчали бы про свою демократию. Но с другой стороны, это понятно, американцы всегда так поступали. Когда они изобрели атомное оружие, то, что они первым делом сделали? Они сбросили бомбы на Японию, – врага номер один в те времена. Вьетнам, еще одно темное пятно в истории американцев, где они немилосердно бомбили все и всех, вынуждали вьетнамцем прятаться в подземных лабиринтах. Бывшая Югославия запомнилась всем нам, когда по новостям каждый день сообщали об американских бомбардировках. Ночной Белград вспыхивал огнями смерти, а в небе кружили железные птицы американцев. В Ираке США тренировали свои войска, пичкая свою пехоту новыми военными штучками, насаждали там свою «демократию». Во время «холодной войны» США на полном серьезе разрабатывала планы по нанесению по территории Советского союза ядерных ударов. А сейчас они изобрели психооружие, и противником номер один стала – Россия, окрепшая после кризиса 90-х, которая и стала очередным полигоном испытаний. Это бы произошло и раньше, но паритет в стратегических вооружениях не давал полномочий американцам на такие действия.

Я стою, смотрю на восток, там начинает загораться странный огненно-оранжевый свет, кажется, словно это солнце размазалось по небу, увеличилось неимоверно в размерах. Телеграфные столбы, фонари и пустынная трасса растворяются в этом сиянии. Жду, когда дойдет до меня эта смертоносная волна. Я на окраине города, около лесочка, сижу на поваленной сосне. Свет разливается по горизонту. Сердце бьется сильней. Зрачки сужаются. Боль в глазах от яркой вспышки.

«Скоро все закончится, – думаю я, – Второй волны я уже наверняка не переживу». Эта психоатака еще более мощная, голова начинает раскалываться, словно в ней что-то взрывается. Перед глазами светлое пятно. Бессильно падаю на жухлую хвою. Сильный запах сосны приятен, напоминает мне о чем-то далеком и прошлом, чего я уже не могу вспомнить сейчас. Едва уловимый ветер что-то шепчет мне на ухо голосами умерших людей. Крики отчаяния, боли, возмущения и страха ощущается в их голосах. Это те, которые еще час назад были живы. Мысли шебуршаться в голове. Тело не слушается. Я бессильно лежу, смотрю в небо, в котором еще полыхают неприродные огни. Боль постепенно утихает. «Неужели это все?!» – думаю я, сознание опять проясняется.

«Жив! Жив!» – радостно бьется в висках мысль. Поднимаюсь, ощущая в теле слабость. Колени дрожат, словно я работал целый день без отдыху. Из ушей и носа течет теплая кровь.

А где-то вдалеке уже слышен усиливающийся шум моторов. Это ехали американские военные на джипах, танках и грузовиках. Без единого выстрела они покоряли Россию. «Не бывать тому!» – в отчаянии кричу я. Что могу я сделать один, против хорошо вооруженной армии агрессора. Ответ – ничего. А как же наш принцип: «Кто на нас с мечом пойдет, то от меча и погибнет…»? Бегу прочь от плотного соснового леса к шоссе, навстречу армии США. Пусть знают, что не всех они уничтожили. Еще есть хозяева этой северной огромной страны.

Американцы, похоже, заметили меня. Главный из них что-то говорит остальным, жестикулирует. Удивление читается на лицах врагов. После такого ада здесь не выжить никому. Но я жив, назло им…

Еще одна вспышка, на этот раз из дула автомата американского солдата…

(2007).

Огонь в глазах

«причем в глазах его мелькнул

явный… огонь»

(«Мастер и Маргарита», Булгаков)

Она мне говорит, что в моих глазах не видно огонька любви. В них виден только холод, равнодушие. Когда я слышу такие упреки, то подношу зажигалку к своим глазам и спрашиваю ее.

– Теперь видишь в моих глазах огонь?!

– Теперь вижу, – устало отмахивается от меня она, смеется.

И опять напряженное молчание.

– Ну, скажи хоть что-нибудь. Не молчи! – говорит она мне. Но мне нечего сказать, я вижу, как глаза моей любимой утопают во лжи. Достаю газету, смотрю телепрограмму на этот день.

– Что-то интересное есть? – спрашивает она меня.

– Да, нет ничего. Только затертые сериалы, комедии и ток-шоу «Дом-2».

Я встаю, задвигаю табуретку под стол. Убираю за собой тарелку, хлеб и молча, ухожу в спальню. Она остается на кухне, что-то говорит мне напоследок. Я уже не слышу, что именно она говорит.

В спальне царит сумрак. Уютная темнота окутала меня лежащего на диване, а я думаю о жизни. Так продолжаться больше не должно, нужно что-то менять. Вспоминаю о Лизе, какой она была раньше. Что изменилось за это время? Потом вспоминаю еще более отдаленное время.

– Ты спишь? – неожиданно прерывает мои воспоминания она.

– Нет, просто лежу.

Она садиться рядом со мной, смотрит на меня. Я глажу ее руку, лицо.

– Где ты была вчера вечером? – пытаюсь добиться от нее хотя бы правды.

– У подруги, – почти машинально отвечает она, словно выучила этот ответ.

Я отпускаю ее руку. Поворачиваюсь на бок. Перед глазами опять, та видеозапись с ней. И как у нее поворачивается язык сказать, что она была у подруги. Сердце опять начинает биться сильней.

– Мы разводимся, – коротко отрезаю я.

– Да из-за чего ты так поднялся?! В чем дело? – наигранно возмущается она.

– Хорошо, я объясню, – я сел на диван, убрал ее руку с плеча. Достал видеокассету, включил телевизор.

– Смотри, надеюсь, это поможет ответить на твои вопросы, – уже со злостью прошептал я. Обида подступила с новой силой. Я ведь так ее любил, а что сделала она. Цветы, подарки, любовь, – все пошло в помойную корзину. Теперь она молчала, смотрела на экран телевизора, главной героиней там была она.

– Откуда эта кассета? – невольно срывается вопрос с ее уст. Краска заливает ее лицо.

– Это передал мне охранник, все, что было записано на скрытой камере. Теперь ты понимаешь, почему мы разводимся? – гробовым голосом начал опять я. И хотя внутри я был в негодовании, внешнее опять сохранял спокойствие и даже равнодушие. Устало, зевнув, я подошел к окну. За окном начался дождь. Осень перешла в наступление, уже безвозвратно прогнала лето.

Она плакала тихо и беззвучно. Я стоял у окна и молчал. Смеркалось, а в комнате стало совсем темно, однако никто не собирался включать свет. Еще некоторое время, подумав о видеопленке, я вдруг понял, что могу все изменить. Это моя жизнь, мои чувства, поэтому все еще впереди. И часто действия других людей, их ошибки, дают мне преимущества, свободу действий.

Звуки на видеозаписи стали откровенными. Стоны любви вызвали во мне новую волну взрыва ревности и злости. Щелкнув по кнопке пульта, я отключил телик.

Быстро подошедши к шкафу, я стал собирать свои вещи, упаковывал их в сумку.

– Ты что делаешь? – сквозь слезы спросила она меня.

Мне ее не было жалко сейчас, если бы она хотела той прошлой жизни, то наверняка бы не делала бы того, что сделала.

– Ухожу, разве не видно, – ответил я, без всякого желания продолжать этот разговор. Я не хотел, чтобы она начала меня сейчас умолять, просить прощения. Все это было опять частью ее большой игры, театра, в который она играла изо дня в день.

– Не надо, пожалуйста. Прости меня дорогой! – шепчет она мне.

– Нет, – мой ответ краток и лишен эмоций.

– Ну, куда же ты? Давай поговорим, я тебе объясню. Это так получилось. Ситуация такая… Понимаешь.

– Не понимаю, – отрезал я и потащил сумку в коридор. Сумка получилась довольно тяжелая, хотя меня нельзя было назвать тряпичником, который коллекционирует вещи. В коридоре уютно горела лампочка в красивой люстре. Шикарные обои горят золотом и серебром. Еще пару недель я вместе с ней клеил эти обои.

Я быстро накинул черный плащ, надел шляпу.

– Все давай пока, удачи тебе в новой жизни, – пожелал я ей напоследок.

Она женщина-кошка. Ее не изменить, поэтому мне не по пути с ней.

– Подожди, пожалуйста. Этот случай недоразумение…

Она прижалась ко мне, плакала в плечо. Жалость шевельнулась у меня в сердце. И еще одно чувство. Убитая любовь. Но нельзя поддаваться этому, иначе все пойдет опять по-старому. Нужно что-то менять в этой жизни.

– Ну, все давай удачи, – теряя внутреннее спокойствие, прошептал я, с силой закрыл дверь за собой. Перед глазами ее заплаканное лицо. В коридоре лампочка ярко горела. От соседей доносились голоса людей, играла музыка. «Справляют день рождение» – вспомнил я. Еще пара минут, и я на улице, шагал под осенним дождем. Огонь вновь зажжется в моих глазах, когда в сердце родится новая любовь. А она родится…

(2007).