Андрей Буровский
Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия
В 1919 году Петроградский совет лишил хлебной карточки мою прапрабабушку, Капитолину Егоровну Спесивцеву, в девичестве Филатову. Она умерла от голода.
Книга посвящается светлой памяти этой хорошей, умной женщины и всех других россиян, которые НЕ готовили страшной братоубийственной бойни, НЕ участвовали в ней – но сделались ее жертвами.
За помощь в работе над этой книгой я благодарю своих друзей:
– Александра Рониса – за ряд ценных консультаций о вооружениях и снаряжении Гражданской войны;
– Дмитрия Верхотурова – за обсуждение многих важных моментов политики;
– Андрея Федорова, Сергея Якуцени и Андрея Балабуху – за обсуждение рукописи и ценные фактологические сведения.
Буровский А.М.
Введение
В СССР Гражданскую войну 1917–1922 годов представляли просто: как войну красных и белых. Но до лета – осени 1919 года белых армий в России почти не было. Войны красных с казаками, с националистами разных направлений, с крестьянскими повстанцами, с правительствами социалистов в СССР представляли так, словно это тоже была война с белогвардейцами. Даже польских и финских националистов называли «белополяками» и «белофиннами». Но это полнейшая неправда.
А про войну белых с националистами, с крестьянскими повстанцами и социалистами вообще ничего не писали. Кто в сегодняшней России знает о войнах Деникина с Грузией? О войне Деникина с войсками социалистической «Черноморской рады»? Или о войне Махно с Германией, Австро-Венгрией, с Польшей, с Деникиным, а потом с красными?
Если я произнесу слово «КОМУЧ», россиянин решит, что я перешел на шаманские завывания. А ведь это – социалистическое правительство, сыгравшее огромную роль в событиях 1918 года.
В сущности, истории Гражданской войны 1917–1922 годов в современной России не знает никто. При всей недавности событий: еще в 1980-е годы мне доводилось беседовать с живыми участниками Гражданской войны.
В мировой истории Гражданская война 1917–1922 годов сыграла исключительную роль.
Февральская революция 1917 года не имела всемирно-исторического значения. Это одна из европейских революций. После нее возникла еще одна европейская держава. И только. Вторая мировая война была войной между государствами и блоками государств, возникших после Гражданской войны. И как следствие Гражданской войны.
Гражданская война в России 1917–1922 годов имела Всемирное значение. Она расколола весь мир.
После Гражданской войны возникли два совершенно разных мира. Они существовали параллельно друг другу: мир основных, самых богатых стран мира и мир социализма с совершенно другими правилами жизни. Так и назывались: Первый мир и Второй мир.
37 % россиян считают СССР эпохой высшего политического взлета России. Логично: Российская империя ХIХ века была одной из то ли ПЯТИ, то ли ШЕСТИ великих держав. СССР был одной из ДВУХ сверхдержав. Никогда – не до, ни после – Россия не значила в мире так много[1].
Почти весь ХХ век, с 1920 по 1991 год, Первый и Второй миры, на которые раскололось человечество, пытались поглотить и уничтожить друг друга. Противостояние этих двух миров, двух образов жизни стало основным содержанием мировой истории ХХ века.
Для каждого из россиян и для каждого жителя Земли Гражданская война и ее исход важнее, чем ход и результаты любой из Мировых войн.
Пора рассказать об этом важнейшем, но почти непонятном событии.
А начнем мы с естественного вопроса: кто, когда и зачем подготовил Гражданскую войну?
Часть I
ПОДЖИГАЕМАЯ РОССИЯ
Сбылась бессмысленная мечта террористов…
А. и Б. Стругацкие
Глава 1
Предопределенность Гражданской войны
Я, честно говоря, не вижу принципиальной разницы между деятельностью и целями большевиков и криминальным элементом.
А.И. Деникин
Мифы и факты
Есть миф, что все политические силы вели себя примерно одинаково. Мол, все готовили Гражданскую войну, все виноваты в ее начале. Но это неправда.
В феврале 1917 года царская власть пала за считаные несколько суток. 23 февраля 1917 года первые демонстранты вышли на улицы Петрограда, 2 марта власть перешла к Временному комитету Государственной думы. Все, революция окончена. Царская власть пала, как перезревшая груша в старом саду. Никто не хотел ее защищать. И царская власть сама виновата в том, что произошло с 23 февраля по 2 марта 1917 года.
После Февральской революции народу казалось: нет ничего легче, чем разрушить государство. И ввести самые что ни на есть демократические законы.
Вот как построить новое государство, толком не знал никто. Даже принципиальных систем власти в стране оказалось сразу две: Временный комитет Государственной думы, он же Временное правительство, и Советы. В.И. Ленин придумал для этого времени слово «двоевластие». Его верный соратник Лев Троцкий называл систему иначе: «двоебезвластием». Князь Львов говорил, что Временное правительство – власть без силы, а Советы – это сила без власти.
Утратив государство, россияне мгновенно разбрелись по сословиям, группкам, местожительствам, национальностям, классам и партиям. Деревенский не хотел понимать городского, «пролетарий» – интеллигента, военный – штатского, сибиряк – москвича, латыш – татарина.
Диагноз: русское общество оказалось намного более раздробленным, состоявшим из множества ячеек, чем это думалось до Катаклизма.
Множество партий и партиек прекраснодушной русской интеллигенции беспрерывно, беспробудно болтали и болтали, словно бы наслаждаясь звуками собственных голосов. Эта безответственная публика хотела то ли воплотить в жизнь свои утопии, то ли просто поболтать, но в любом случае она раскачивала и так опасно накренившуюся лодку.
В результате каждый орган власти раздирали партийные и групповые разборки кадетов, правых и левых эсеров, трудовиков, меньшевиков, местных националистов и анархистов.
В уездных городах и сельских волостях власти не подчинялись никому или подчинялись кому хотели.
С весны 1917 года власть в стране оказалась рассредоточенной. Воцарилось хаотическое многовластие сверху донизу, и каждая группа, каждый «клуб по интересам» пытались урвать частичку власти.
Партийная пропаганда вливалась в уши солдатам Первой мировой войны. Ее начало во всей Европе встретили с энтузиазмом. Москва и Петербург тоже ликовали, интеллигенция захлебывалась от верноподданнических чувств. Но русские крестьяне этой войны не хотели. Сегодня трудно передать словами и описать просто иррациональный страх перед массовой мобилизацией, охватившей русскую деревню.
Уже осенью 1914 года число дезертиров составило 15 % призванных, к 1917 году – до 35 %. Для сравнения: в Германии процент дезертиров не превышал 1–2 % призванных, во Франции – не более 3 % за всю войну. При том, что в Российской империи призван был заметно МЕНЬШИЙ процент мужского населения. Нигде дезертирство не стало массовым, типичным явлением, не выросло в проблему национального масштаба так, как в России.
Потери Российской империи в Первой мировой войне указываются с огромной «вилкой» то 10 миллионов погибших, то 7 миллионов. Почему?! Откуда такое различие?! А очень просто. Долгое время старались не указывать число военнопленных, а было их 3 миллиона человек. Вот и писали, то учитывая одних погибших, то приплюсовывая к ним еще и число сдавшихся в плен.
Война дала в руки оружие сотням тысяч, миллионам призванных и отправленных на фронты. Миллионы вооруженных и к тому же не знающих, во имя чего они воюют. Это была страшная сила, и она сказалась в революции в четырех формах: дезертиров, солдат тыловых гарнизонов, балтийских матросов и разагитированных солдат вообще.
Без этого многомиллионного отряда беглецов с фронта Гражданская война вообще не состоялась бы или происходила бы совсем по-другому.
Солдаты тыловых гарнизонов просто панически боятся отправки на фронт. Они готовы поддержать любую силу, которая оставит их в городах и избавит от фронта.
При этом любые войска, снимаемые с фронта для участия в «политике», автоматически становились «верными» правительству – тем, кто снимает их с фронта и делает тыловыми. И пока оставляет в тылу.
Таковы матросы Балтийского флота, который почти что и не воевал. Не случайно же балтийские матросы сыграли такую громадную роль в революции и в начале Гражданской войны.
Все разумные офицеры считали: армия должна быть вне политики. Так считали и в России, и в любой другой стране: армия выполняет общенациональные задачи. «Позвольте! – отвечали большевики, да и другие «левые». – Вы что же, не считаете солдат гражданами?!»
Армия воевать не хотела, а агитаторов слушала, листовки читала…
Во время самой войны люди невероятно озверели. Жестокость, смерть, ранения, голод, бомбежки, применение отравляющих веществ стали повседневностью, бытом.
На людей производили огромное впечатление заготовленные заранее протезы – деревяшки для еще целых, еще находящихся на своих местах ног, которые уже были запланированы как оторванные и ампутированные. В газетах обсуждались «запланированные потери» – то есть ожидание гибели и ранений, которые еще не произошли. Нехватка всего необходимого, даже настоящий голод к 1917 году стали чем-то привычным для всей Европы.
Когда гибнут миллионы – ценность отдельной человеческой жизни не может не приблизиться к нулю. Без этого изменения в сознании тоже не понять поведения россиян во время Гражданской войны.
К концу 1916 года те, что оставались в частях, – это уже разагитированные, читающие листовки разных партий, выбирающие комиссаров, подумывающие о выборе командующих… Эти солдаты подчиняются только тем приказам, которые им нравятся, охотно братаются с противником и пьют водку с немцами, отказываются отдавать честь офицерам, ходят расхристанные и пьяные, а на замечания отвечают матерно, размахивая оружием.
Должность младшего офицера становится чуть ли не самой рискованной в России – и уже не от опасностей фронтовой жизни.
Когда в стране скапливается такая масса, ее не очень трудно повести «на штурм, на слом». Вопрос – кто поведет и куда?
Но все эти факты вовсе не говорят о неизбежности гражданской войны. Они говорят только о том, что в России организовать гражданскую войну легче, чем в более благополучных странах.
Есть огромная разница в том, чтобы в любых обстоятельствах гражданской войны не хотеть. Чтобы стараться ее избежать всеми силами. И в том, чтобы гражданскую войну пропагандировать и организовывать. Совершенно разные позиции.
Важнейший лозунг большевиков
В 1917 году гражданской войны никто не хотел. Все видели – пожар разгорается… Но раздувать его не хотели. Из этого правила было только одно исключение – партия большевиков.
Все партии поддержали свое правительство в Первой мировой войне. А большевики не поддержали. В 1915 году Ленин выступал с программной статьей «Превратить войну империалистическую в войну гражданскую»[2].
Вот он, лозунг, вдумаемся в него: ПРЕВРАТИТЬ ВОЙНУ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКУЮ В ВОЙНУ ГРАЖДАНСКУЮ. Слово произнесено.
Лозунги неизбежности, желательности, полезности гражданской войны большевики произносили много раз, вполне откровенно. Они не скрывали, чего именно хотят.
«Пломбированный вагон»
О прибытии Ленина в «пломбированном вагоне», конечно же, каменно умалчивали в советское время. Наверное, именно поэтому в «перестройку», на волне всех и всяческих разоблачений, информация о «пломбированном вагоне» до такой степени овладела сознанием народных масс.
В действительности ехали большевики из Швейцарии в Россию с несколькими пересадками, и «пломбированный вагон» – только одно из использованных ими транспортных средств.
Вокруг этого «пломбированного вагона» вообще подняли столько шума, что путь большевиков известен буквально до часов. Начался он вовсе не хмурым утром, а ясным днем 27 марта 1917 года, в 15 часов 10 минут по местному времени. Стефан Цвейг в рассказе «Пломбированный вагон» пишет: «К цюрихскому вокзалу идет небольшая группа плохо одетых людей с чемоданами. Их тридцать два человека, в том числе женщины и дети»[3].
Пересадка в «пломбированный вагон» произошла на германской пограничной станции Готмадинген. Вот тут на три из четырех дверей вагона и правда наложили печать, в вагоне от начала и до конца пути по германской земле находились уполномоченные германского Генерального штаба офицеры Арвед фон Планиц и Вильгельм Бюриг.
Из этого вовсе не следует, что едущих остерегались, охраняли или боялись, что сбегут. Все проще: через территорию воюющей страны ехали граждане другой воюющей страны.
Секретарь Швейцарской социал-демократической партии Фриц Платтен вспоминал: «Три наши вагонные двери были запломбированы, четвертая, задняя, вагонная дверь открывалась свободно, так как мне и офицерам было предоставлено право выходить из вагона. Ближайшее к этой свободной двери купе было предоставлено двум сопровождавшим нас офицерам.
Проведенная мелом черта на полу коридора отделяла – без нейтральной зоны – территорию, занятую немцами, с одной стороны, от русской территории – с другой… Верховное командование приказало своим уполномоченным предотвращать любой контакт с немецким населением. Строгие правила действовали и в самом вагоне. Путники строго придерживались договоренности»[4].
Во Франкфурте-на-Майне произошел сбой знаменитого немецкого «орднунга». «Спецвагон» должны были присоединить к поезду на Берлин, а поезд на Берлин уже ушел. Вагон загнали в тупик, где он и простоял несколько часов. Вечером 28 марта вагон в составе уже другого поезда поехал дальше и на следующее утро прибыл в Берлин, а потом в пограничный пункт Засниц. В Заснице путникам пришлось ждать до утра, и они переночевали все в том же пломбированном вагоне. Вот и все. Больше ни большевики никогда «пломбированного вагона» не увидели, ни он их в свои объятия не принял.
Дальше – опять с пересадками. Сначала – пароходом «Королева Виктория» – в шведский порт Треллеборг. На местном, шведском поезде – в город Мальме, оттуда в Стокгольм. Опять по морю – в Финляндию. И все, и путешествие окончено. Финляндия в то время входила в состав Российской империи. Она вовсе не оккупирована немцами, на ее территории не ведутся военные действия. Нет никаких проблем с билетами от Турку до Хельсинки и от Хельсинки до Петрограда.
Временное правительство – автор «пломбированного вагона»
Большевики, политические эмигранты, возвращались в Россию вовсе не нелегально. Вовсе не вопреки воле российского правительства.
Первые дни после Февральской революции большевики и правда пытались как-то сами вернуться… У них возникал даже план перелететь из Швейцарии в Россию на аэроплане.
Ленин думал достать паспорт какого-нибудь иностранца из нейтральной страны, лучше всего из Швеции. Такой паспорт могли достать ему шведские социал-демократы… Ленин не знал шведского языка: так притвориться глухонемым!
Более реалистичный план был – ехать через Британию… Но британское правительство прекрасно знало о том, что большевики во главе с Лениным – активнейшие противники продолжения Первой мировой войны. Оно не пропускало большевиков через свою территорию.
Вечный оппонент Ленина меньшевик Мартов подал еще более реалистичную идею: обратиться к германскому правительству с просьбой разрешить политэмигрантам проезд через Германию. Ведь появление в России откровенных пораженцев – в интересах Германии! Могут и пропустить…
Естественно, германские власти и правда не возражали против проезда большевиков через Германию. Они надеялись на то, что активная пропаганда большевиков против войны поможет Германии заключить сепаратный мир с Россией и сконцентрировать свои силы на Западном фронте.
Ленин попросил секретаря Швейцарской социал-демократической партии Фрица Платтена вступить в переговоры с послом Германии в Швейцарии Ромбергом. Платтен активно взялся за работу. Его переговоры с Ромбергом завершились успешно: германское правительство согласилось на проезд русских политических эмигрантов через Германию.
Параллельно Ленин обращается к Временному правительству и к Петроградскому Совету с просьбой: дать согласие на проезд через территорию Германии!
Петроградский Совет молчит… Ведь большинство в нем – у меньшевиков.
А вот Временное правительство отвечает согласием.
Еще недавно Временное правительство опубликовало в парижской газете предупреждение, что проехавшие через территорию Германии будут судиться по законам военного времени.
Но тут – полная перековка. Одни революционеры пришли к власти, помогают другим. Наверное, рассчитывают на поддержку и помощь. Германия тут же ставит свои условия: она пропустит революционеров в России, но не просто так, а в обмен на интернированных в России германских и австрийских подданных. Временное правительство соглашается.
Оно позаботилось о том, чтобы большевики получили в русском посольстве в Швеции все необходимые документы. В Петрограде прибывших уже в самом обычном вагоне, без пломб, встречали с оркестром.
«Никакой поддержки Временному правительству!»
Первые слова Ленина, вступившего на родную землю 3 апреля, были: «А не арестуют ли меня в Петрограде?» Ленин ведь знал, что приехал как шпион, на деньги врагов и для подрыва своего государства. Но встречавшие Ленина большевики заверили отца родного: нет, никакой опасности нет.
Петросовет даже устроил Ленину торжественную встречу на Финляндском вокзале, от его имени председатель Исполкома Чхеидзе произнес пламенную речь, призывая Ленина присоединиться к «революционной демократии» и рассказывая о его заслугах перед революцией.
Во время речи Ленин откровенно скучал, а потом обратился с речью к собравшейся толпе. Завершил ее Ленин лозунгом:
– Да здравствует мировая социалистическая революция!
Еще одна легенда: что тут же, на площади, прозвучал текст будущей статьи «О задачах пролетариата в данной революции». Эта статья была написана уже после речи на вокзале, назавтра. Она вошла в историю как «Апрельские тезисы».
Смысл статьи очень прост – Ленин объявил войну сразу на четыре фронта:
– руководству собственной партии;
– руководству Советов, особенно меньшевикам и эсерам;
– Временному правительству;
– всем правительствам всего мира (революция-то готовилась Всемирная).
3 апреля 1917 года Ленин привез с собой из Швейцарии гражданскую войну.
«Есть такая партия!»
3 июня 1917 года в Петрограде открылся I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Главная тема обсуждения вращается вокруг идеи коалиции, объединения, поддержки Временного правительства. Все хотят объединиться.
В своем выступлении меньшевик Церетели произносит: «В России нет ни одной политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, мы займем ваше место».
На это Ленин с места закричал, по одной версии: «Есть такая партия!» По другой версии, еще короче: просто «Есть!»
Получив слово, он объяснил более развернуто: «Я отвечаю: есть. Наша партия каждую минуту готова взять власть целиком. Окажите доверие нам, и мы вам дадим нашу программу».
Эта хрестоматийная сцена в советское время подавалась как пример доблести большевиков: вот, готовы были брать на себя ответственность и действовать…
Но понимать можно ведь и иначе: все партии в Советах готовы договариваться между собой, готовы идти на коалицию. Большевики, пока не перекрещенные окончательно в коммунистов, готовы только к одному – воевать. И ни с кем не объединяться, ни с кем не делиться властью.
Требование передела
Коммунисты прямо заявляли, что всякая собственность – бесчестна и беззаконна. Всякий собственник владеет чем-то без всякого на то права. Что отнять у него собственность – закономерно.
В мае на I Всероссийском Съезде крестьянских советов Ленин заявил: «Мы хотим, чтобы сейчас, не теряя ни одного месяца, ни одной недели, ни одного дня, крестьяне получили помещичьи земли».
Ему рукоплескали… Но как можно представить себе это «получение» помещичьей земли? Ленин ведь не предлагает введения закона, ограничивающего масштабы собственности на землю. Он предлагает просто брать – не спрашивая, дают или нет.
Но ведь вполне очевидно, что свою законную собственность никто за здорово живешь не отдаст. Значит, «взять» можно только в виде гражданской войны.
В сентябре 1917 года Ленин требовал двинуться «на заводы, в казармы» с программой радикальных реформ. И тут же: «не теряя ни минуты, должны организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку (там заседает Предпарламент), занять Петропавловку, арестовать Генеральный штаб и правительство, мобилизовать вооруженных рабочих… призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телефон и телеграф».
Как видите, большевистская партия открыто пропагандирует гражданскую войну. Ленин смело пропагандировал насилие и самые грубые способы быстрых, примитивных решений. Его не пугали ни хаос, ни опасность резни. Неудивительно! Большевики давно уже считали гражданскую войну неизбежностью. Они готовили именно ее как «неизбежное будущее» своей страны и всего мира.
По поводу событий 25 октября в Петрограде Троцкий писал: «Буржуазные классы ждали баррикад, пламени пожаров, грабежей, потоков крови. На самом деле царила тишина, более страшная, чем все грохоты мира. Бесшумно передвигалась социальная почва, точно вращающаяся сцена, унося вчерашних господ в преисподнюю»[5]. Что называется – коротко и ясно.
Политические «проговорки»
С 14 по 25 сентября 1917 года в здании Александринского театра шло это Всероссийское демократическое совещание. Делегаты: 134 большевика, 305 меньшевиков, 592 эсера, 55 народных социалистов, 17 беспартийных и 4 кадета.
Демократическое совещание объявляет себя Временным Советом Российской Республики, или Предпарламентом. Новый глава Исполкома Петросовета, Лев Троцкий, заявлял от имени партии: «С правительством народной измены и с этим Советом контрреволюционного попустительства мы не имеем ничего общего».
25 сентября создан новый кабинет министров: 10 социалистов и 6 либералов.
Резолюция ЦК большевиков: создание такого правительства есть «сигнал к гражданской войне».
Простите… Чей именно сигнал?!
В сентябре 1917 года Церетели полагал: «Передача всей власти Советам неминуемо повела бы к немедленной гражданской войне со всеми ее ужасами».
«А мы и хотим гражданской войны!» – ответил ему Троцкий.
После Октябрьского переворота большевики создали свое однопартийное правительство. Тогда рабочие, именем которых клялись большевики, высказались против однопартийного правительства. Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников (Викжель) угрожал забастовкой. Викжель в своей резолюции заявил, что не хочет гражданской войны.
Викжель – ведущее в России профессиональное объединение: самое сплоченное, многочисленное (до 500 000 членов), активное, решительное. В годы Великой войны значение Викжеля определялось исключительно важной ролью железных дорог.
На межпартийные переговоры 30 ноября 1917 года явилась делегация путиловских рабочих. Делегация заявила: «Мы не допустим гражданской войны! Нам не нужно кровопролитие между революционными партиями!»
Путиловцам дали уклончивые обещания, но ничего не изменили.
Ленин три недели вел переговоры с Викжелем. Викжель не уступал, и Ленин разогнал Викжель.
На Учредительном собрании 4 января 1918 года Н. Бухарин говорил не менее определенно: «Вопрос о власти окончательно будет решен той самой гражданской войной, которую остановить нельзя до полной победы русских рабочих, солдат и крестьян. С нашими непримиримыми классовыми противниками мы клянемся с этой трибуны вести гражданскую войну, а не примирение».
Мировая гражданская война
Еще один лозунг: «Мир народам!» Звучит красиво. Но как сочетать с идеей мира слова из официального «Обращения к народам и правительствам союзных стран»: «Мы обещаем полную поддержку рабочему классу каждой страны, который восстанет против своих национальных империалистов, против шовинистов. Против милитаристов – под знаменем мира, братства народов и социалистического переустройства общества».
В условиях войны эта провокация – фактический призыв к измене Отечеству и нарушению Присяги. К тому самому «превращению войны империалистической в войну гражданскую» – уже на территории других стран.
Большевики полагали, что должно состояться «само-определение не народов и наций, а пролетариата в каждой национальности» – «отдельные требования демократии, в том числе самоопределение, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне: общесоциалистического) мирового движения. Возможно, что в отдельных конкретных случаях частичка противоречит общему, тогда надо отвергнуть ее»[6].
Лозунг Мировой революции и означал: гражданская война должна разразиться не только в России, но и во всем мире.
