Всё ещё сам овца – Андрей Макаревич

Почти семьдесят цитат из двухсот семидесяти страниц! Никогда у меня не было такого при всей моей любви драконить книги на цитаты. Кроме, разве что, «Законов Мерфи», но из них я цитат не дёргал в силу того, что каждый закон – уже цитата. Но здесь! Уже с первой страницы, с предисловия только – нате вам пожалуйста умную мысль.Не меняются только те, кого уже нет с нами.

Вот почему я начал читать «Овцу» только со второй попытки. Эта книга не из разряда тех, что можно перехватить минут на пять-семь во время завтрака, или убить ею время, стоя в очереди в столовку. Не-е-ет, она требует обстановки, запаса времени для глубокого, медленного прочтения и регулярных отвлечений от книги, чтобы подумать. И, конечно, карандаша – цитаты отмечать.Я не стесняясь пишу – я поклонник Макаревича (а после «Овцы» ещё больший, чем прежде). Почему не стесняясь? Потому что в наши дни любить его – это как любить Путина. Вроде бы и есть за что, а прилюдно не сразу признаешься. Подумаешь прежде, не поколебётся ли общественное мнение о тебе? Я Макаревича люблю. За его песни. За его стихи. За его теперь уже прозу. За то, что он при жизни сделал себя живым классиком.Дальше…Талантливый человек – талантлив во всём. Это в том числе и про него, про Андрея Вадимовича. Начитавшись его, чувствую себя вампиром, незаметно проникшим на станцию переливания крови и также незаметно выбравшимся оттуда, напившись до отвала. Ну или путешественником, доползшего до чистой воды после многодневных скитаний по пустыне. Знал бы Макар, какое действие производит его книга – что б он сделал? Да ничего – он к поклонникам давно относится философски.«Всё ещё сам овца» – это переиздание книги «Сам овца» спустя много лет. Насколько я понял, дело было так – Макаревич перечитал сам себя, сделал какие-то комментарии, ремарки, реплики и вместе с ними переиздал. Получилось, наверное, ещё интереснее, чем было. Сужу по части «Всё очень просто», которую я однажды уже читал, но без этих вот ремарок от 2013 года. С ними книжка стала как-то понятнее и немного актуальнее.Ну а в целом «Овца» – это просто много-много мыслей, воспоминаний и рассуждений умного человека обо всём. Обо всём – не путать с расхожей формулой «обо всем и ни о чём». Пожалуй, уточню – обо всём, что ему интересно.В первой части – воспоминания о детстве. Не какие-нибудь там абстрактные – вполне конкретные, вполне чёткие воспоминания. Причём передан сам дух того времени, дух Москвы конца пятидесятых – начала шестидесятых, и так хорошо, что словно видишь эту самую Волхонку, слышишь звуки, вдыхаешь запахи а главное, чувствуешь людей – людей таких, каких сейчас нет. И не будет. Потому что время не то. Потому что…А по Волхонке ходил трамвай, и магазин «Продукты» назывался не «Продукты», а – «Бабий магазин», а овощная лавка во дворе за ним – «Дядя Ваня», по имени продавца. Кто сейчас знает, как зовут продавца в овощной лавочке?

Итак, человек немного рассказывает о жизни. Немного философствует. Немного касается своего творчества. Всё как-то ненавязчиво и мудро. Настолько, к примеру, что когда он рассказывает о том, как записывал свой сольник «Песни под гитару», хочется прямо сейчас, сразу и немедленно разыскать этот самый сольник в каких-то пыльных углах своего жёсткого диска. И нашёл-таки! И прослушал. И вдруг к несказанному изумлению понял, что эти песни отдают тем же самым духом, что и «Овца». Точь-в-точь. Аура что-ли одинаковая? А то вдруг есть несколько воспоминаний о Бродском, и чувствуешь непреодолимую потребность (не желание, а именно потребность почитать Бродского. Ну хоть сколько-нибудь). А то вдруг натыкаешься на маленькую ремарочку, что после этого написал песню «Чужие среди чужих», и радостно хлопаешь себя по лбу – ах вот она о чём! А я-то думал!.. Наконец-то очередной пазл сошёлся…Макар немного мистик. Он рассказывает о том, какие невероятные вещи могли происходить с ним в детстве, и ёлки-палки, вдруг расшевеливается память, и возникает тридцать лет назад забытый эпизод, который тоже видится мистичным, но не был таким в то время, когда ты ходил пешком под стол. А всё потому, что эти вот самые вещи, как матросики на подоконнике или кусающий за ногу чёртик вполне могли произойти. Но только с ребёнком. Дети всё видят со своего измерения.Макар пишет о счастье. АСчастье – это то, что нельзя запланировать

Макар пишет о времени и возрасте. И совершенно не создаётся впечатление, что он подустал от жизни (хотя, к примеру, на концерте иногда кажется, что он подустал от музыки)Страшно, когда человек, не желая осознавать своей неспособности угнаться за Временем, выносит приговор Времени, а не себе. Хотя винить не стоит ни Время, ни себя.

Но кстати о музыке. О ней написано очень много. И очень интересно. Дело не в том, что то тут, то там приоткрываются секреты «Поворота» или «Ты или я». О музыке пишет человек, заставший битлов и молодых роллингов, заставший и моду на рок-н-ролл, и коллективное схождение с ума по диско, и начало всевозможных свобод, быстро перестроившихся во вседозволенности. Узнаём, как это было. Поразительное дело: как стремительно это техническое студийное великолепие – аналоговые ламповые пульты, большие залы с правильной акустикой, магнитофоны с широкой пленкой – ушло в прошлое, вытесненное новейшей электроникой, цифровой записью, компьютерными программами – казалось, навсегда! Ан нет: разыскивают, бережно восстанавливают, сдувают пыль – оказывается, настоящий-то звук здесь! Объелись электроникой. Все-таки человечество катится вниз – со всеми своими новомодными игрушками.

Наконец, особо интересные страницы о том, как «Машине» совали палки в колёса и сыпали песок в шестерёнки. А «Машина» ехала и ехала своим путём. Многое стало в её истории возможным отдельным случайностям. К примеру вот, несколько раз Макара чисто случайно не загребли туда, куда гребли хиппанов. А в другой раз случайно свернул не туда, куда все. Все познакомились с Кузькиной матерью, а «Машина» не пострадала. Хоть и мяли её, и царапали…Удивительное дело! Почему тоталитарный режим не терпит улыбки? Ведь именно это его в конце концов и губит. Мне всегда казалось, что, если бы твердокаменные наши вожди позволяли хоть чуть-чуть улыбаться и иногда чуть-чуть улыбались сами, их режим мог бы продержаться дольше. Власть сохраняла железобетонное выражение лица, а к людям искусства испытывала глухое и мрачное недоверие.

Я с трудом слушаю сегодняшнюю музыку. Нет, это не касается Тины, Стинга, Джаггера, Клэптона, Коллинза и прочих стариков. Мы с ними еще из того, из иного измерения. Я до сих пор жду, что возникнет какая-нибудь юная команда и вновь перевернет мир, как Битлы четверть века назад. Напрасно я жду. Видимо, с помощью музыки можно перевернуть мир только один раз.

Очень личной получилась третья часть, где Макар рассказывает о своей взрослой жизни. Тут уже другое измерение. Здесь уже больше его наблюдалок за жизнью, метких, иногда искромётных, порой уже демонстрирующих лёгкое разочарование человека. Самая зацепившая фраза в этом контексте – следующая:История начинает повторяться с того момента, когда умирает последний человек, который помнит, как все было на самом деле.

Почему-то в первую очередь подумал о войне, которая закончилась 70 лет назад без одного месяца.Что ещё сказать? Ох и умный вы, однако, Андрей Вадимович.

Моё отношение к автобиографиям вообще очень неоднозначное. Мне человек должен быть просто нереально симпатичен и интересен, чтобы взяться читать его историю. Скажете, обыденно и как у всех? Может быть. Но я всё равно не могу понять, почему столько книг интересных (и очень даже) людей я обхожу десятой дорогой. Ещё тяжелее дело выходит с оценкой этих произведений? Ну как тут можно оценивать? Поставить двойку и сказать: «Херово ты свою жизнь описал, иди, переосмысли?», или «Хм, маловато тут про баб, добавь перчинки». Это, простите, бред. Человек написал ровно то, что хотел. Показал ровно то, что хотел.С этой книгой всё ещё интереснее. Она по своей сути вообще не для меня. Ну, то есть, не для моего поколения. Даже если в поколении наблюдается отчаянный фанат «Машины времени», это всё равно не для него, думаю. Я подарил эту книгу своему отцу. Это его время, его молодость, его переживания, его эпоха, его музыка. Он был искренне рад. И тут вот сманила меня эта обложка по причине постоянного нахождения на виду, в кабинете отца, стала она уже слегка поцарапанной зачитанной. Ей это к лицу, кстати, хм, или к обложке. Она как будто и должна была изначально такой быть.Я слышал песни «Машины времени» ещё в детстве, потому что слушали родители, однако не могу сказать, что прикипел. Мы и с друзьями у костра не раз пели «Синюю птицу», даже не знаю, как так получалось. Позже к «Машине времени» я пришёл уже в свой переходный возраст, когда мои предпочтения уже ярко выраженно ушли в русские рок и фолк. Не могут не понравится стихи Макаревича. Любой может услышать смысл, а то ещё и не один. Андрей Вадимович – потрясающий человек (вот странно, никого из артистов никогда не звал по имени отчеству, а его – так вот нужно звать, я уверен, что нужно). Он очень хотел творить, хотел быть услышанным, хотел потрясти и разогнать серую массу. Хотел этого в такое время, когда одно такое желание было опасным. А он боролся. Он пишет и пишет, как группа была на грани развала, как приходили и уходили люди, как забирали в милицию и вызывали на красные ковры. Он пишет, а я думаю – вот ведь пережить пришлось. А потом он говорит: «Не серчайте, что я только хорошее вспоминаю». Серьёзно? У меня бы опустились руки к карандашу и кульману уже от четверти переживаний. Какой всё-таки характер и дух. Другое время. Совершенно иной набор возможностей и опасностей. Не представляю себе. Могу только поклониться, за его самоотверженность и стойкость.Кроме своих музыкальных приключений Андрей Вадимович две части текста отдаёт основам – дому. Дому детства и дому (не квартире, не путайте), который стал именно домом ему в зрелом возрасте. Это очень нежное повествование, ведущееся со всей любовью, оно и написано на десяток лет позже музыкальной части. Дом – это всё для человека, автор очень хорошо это описывает.Вот так вот без заключения будет рецензия. Не знаю что сказать. Подводить итог автобиографии не хочу, как и оценивать. Пусть горит костёр, зажжённый его душой. Долгих ему лет.

Прочитав Сам овца (рецензия здесь), сразу же взялась за продолжение. Ожидала новых историй из жизни Андрея Макаревича , но оказалось, что спустя 10 лет почти ничего не изменилось: Все еще сам овца это просто текст предыдущей книги с небольшими комментариями. Среди них, правда, пару раз встречаются и более развернутые вставки с занимательными историями. Но мало. Больше похоже на заметки на полях страницы.

Чтением это назвать сложно, так как я листала страницу за страницей в поисках выделенных дополнений. (Спасибо, что их хотя бы выделили курсивом, а не просто включили в текст). И было бы уж совсем обидно, не зная о дословном повторе, купить обе книги в бумаге. Так что только за хорошую первую часть. Ну и за небольшую подборку фотографий в конце книги.