Андрей Левкин
Проводки оборвались, ну и что
Сансуси inside
В здравом уме поставить Сан-Суси в название нельзя, так что тут непреодолимые обстоятельства, непредвиденные. Мне нет дела до истории Пруссии, здесь не психогеография, не экскурсия и т. п. Может, трип. Встретившись утром 25 мая 2019-го с С. Д. на Frankfurter Tor (там прямоугольно-широко и тотально), мы – для установления баланса, что ли, – сравнили, как у кого прошла пятница 24 мая и что из этого теперь следует практически (шли гулять в сторону Кройцберга). Я вроде выспался, но сетовал на то, что, казалось бы, с утра был вполне вменяем, но взял Tageskarte на зоны A, B и C, хотя мне хватало и двух. Не так что жадность (0,7 €), но состояние, значит, было обманчиво бодрым. Да, там подъезжал S41 и сбоил автомат (на этот S я так и не успел), но – все же – ляп допущен. А она говорит, что можешь по этому билету съездить, например, в Потсдам. О! – ощутил я и днем туда поехал.
Я не очень знал, где и что такое Потсдам, так что полдня на незнакомый город (есть же там город), небольшое, но – путешествие, длительность не так и важна. Наличие достопримечательностей в таких случаях ничего не значит (а и когда оно что-то значит). Упоминается об этом затем, чтобы подчеркнуть отсутствие ожиданий, даже намерений. Я ничего не читал об этом месте.
До Потсдама не довезли, возле него ремонтировали пути. По выходным (была суббота) тут так бывает. Доехали до Бабельсберга, оттуда эрзац-автобус до Потсдамского вокзала. Километра три примерно – прикинул, чтобы понять, сколько идти пешком, если не ждать автобус обратно, я же не знаю, как они часто. Приехал просто так, без идей. Потсдам рассматривался как конечная S7, все.
Разве что смутно знал, что там некий парк Сан-Суси, ну а если путешествие, то ходить надо всюду, значит, и туда. Потсдам как таковой можно опустить, Потсдам и Потсдам. Река, что-то реставрируется, какой-то новодел. Церковь, дома, кафе. По телефонному навигатору иду в сторону парка, сбоку – так вроде ближе. Какие-то улицы, какие-то аркады; то ли пересохший пруд, то ли кусок бывшего канала. Боковой вход в парк, нетипичная для Германии церковь, что ли, Италия какая-то. Высокая, квадратная в сечении колокольня, ажурные балкончики друг на друге, штук семь. В парке некоторый хаос, велосипедисты (немного, день ветреный, переменная облачность), затем вправо уходит аллея, там вскоре перекресток, на нем два мраморных гибрида – женщины-львицы, человеческие верхние части, голые; по гибридам ползут мраморные дети. За ними, между ними вдали видна пока еще мелкая феерия. Что-то плоско лежит на холме, вниз террасами стелются дорожки, прямой спуск тоже есть. Как Петергоф, дворец и, где спуск к заливу, каскад. Но не фонтаны, а лестница. Дворец одноэтажный, желто-белый, окна до пола.
Вниз по горке, похоже, виноградники. Дворец небольшой, явно не предполагает массовой жизни, и вряд ли здесь жили постоянно. Слева сбоку торчит ветряк, декоративный. Небольшие размеры строения вытаскивают физиологию: вокруг пустота, деревья, небольшой дворец, людей там не так много, значит – там все лично и интимно, но и не так, что просто быт. Дворец все же. Посещали, принося на ивенты свои статусы. Функционировали как статусы, а не как люди. Сначала статусы, а там уж как пойдет. В самом ли деле тогдашние люди находили удовольствие в хождениях по парку? С какими целями или предощущениями они приезжали сюда? Или нынешние, которые тут ходят. Вот кто-то в желтой майке бегает вдоль рядов винограда туда и сюда, снижаясь.
Иду по аллее к дворцу, уже совсем открыточный вид, а справа на столбе-колонне чья-то темно-бордовая голова (шеи немного, а волосы развеваются в меру возможностей материала, и можно сказать, что башка). Портос практически. Кто такой, хозяин этого места? Но его вид не местный, какой-то он импортный и темно-кирпичного цвета, а здесь все белое и светло-желтое. Кто такой? Собственно, тема: ты оказался тут и что с этим делать? Что с этим будешь делать? Понятно, не испытывать удовольствия хождений по дворцовому парку, но что-то же можно сделать. Например, соотнестись с физиологией и спектром радостей лиц, это место посещавших. Конечно, когда дворец был выстроен. Сейчас не в счет, тут ротозеи и бегуны. А тогда через дворец что-то ж включалось, раз уж возникло желание все это построить.
За башкой на столбе, в подножии холма живость в виде статуй. Круглый пруд, они вокруг него, белые-гладкие, что ли, мраморные. Преимущественно голые. Очень гладкие и чистенькие. Мраморные, в самом деле. Окружают точку, которую сделал водоем. Не точка, а будто дыра, из которой они вылезли и теперь демонстрируют мифологические эпизоды: нагая дама исследует щит, который то ли уже сделал, то ли доделывает гладкий и белый полуголый работник. Другая бело-голая дама почти забралась на, что ли, землепашца, белого и голого; мраморный плуг, красиво. Третья дама (те же параметры) что-то объясняет, жестикулируя, павлину, приобняв его свободной рукой. Дамы так схожи, что может быть одна и та же. Дырка, точка, выкатывается прозрачный шарик.
На холме виноградник, террасами. К дворцу идет широкая лестница, подниматься/спускаться можно и вдоль рядов винограда. Людей мало. Тот, кто по ним бегает (справа налево, слева направо), теперь снижается, лимонно-желтые штаны. Дворец облеплен полускульптурами; объемные, но срезанные стеной барельефы. Крупные, под крышей. Все они косматые, отчасти в грязи – видимо, вода сверху, – самые разнообразные, по двое, по четверо. Уже не мифологические взаимодействия, но энтузиазм и разгул, попарные чувства. Некие смутно различимые атрибуты: чаши, еще что-то такое. Если это вакханки и вакхи, то этот черный налет выходит охватывающим, охватившим их похмельем. Внутри происходило разное, произошло и рассосалось, а этих выдавил наружу утренний петух. Осадком.
Их много, статуй, но обнаружится, что это еще мало. Парк оказался большим, статуи кое-где стоят и в нем, но дальше – на его краю, километра через два, по дороге уже просто лес смешанных пород – еще один дворец. Громадный, там, наверное, даже и жили. Темно-красный с белым, а сразу за ним, в комплекте, – высокая арка, по сторонам которой – через симметричные колоннады – еще два корпуса. Все сплошь в статуях, на темно-красном дворце они и снизу, и на стенах, и сверху, и сбоку. Не белые, темнее и грубее, их очень много. Ровные длинные ряды вдоль всего ровного прямоугольного темно-красного с белым корпуса. Внизу, посередине. Вдоль крыши стоят как демонстративные снайперы.
Тут бы могла возникнуть инерция: такой дворец, сякой, арка, колоннады, дорожки, что да как, откуда взялись и с какой целью. Построил тогда-то, потому-то кто-то. Архитектурный стиль (прусское барокко, если красный дворец), в чем нюансы, самый крупный в Германии, с чего срисовали. Сопутствующие события, персонажи. Не путеводитель, но просветительски-ознакомительное с элементами лирики. Но, раз это отмечено, такого нарратива не будет. Да и статуи своей массой не дают улечься в последовательность, сбивают. Тогда – раз уж начались эти слова – тут может быть какой-нибудь проект. Не описание места, а разрозненные кучки, из которых что-нибудь можно составить. Предпроектная разработка, что ли. И эту тему включили статуи.
Можно сделать оболочку, например – персонажа, тогда функционировавшего (персонажи не живут). Вот он, вот дорожки и статуи во время, когда все было новым. Могло ли у него, у них всех быть локально-историческое чувство или тогдашний общий орган (внешний), который делал им наслаждение – теперь забытое, неведомое. Бродили по аллеям, а эти истуканы повсюду; в какой мере те обеспечивали им день, сгущая их смутные намерения (у всякого всегда есть смутные намерения) во что-либо определенное, как в них это разворачивалось и срабатывало. Но раз уж о них подумал, то статуи влияют и по сей день: у меня не было цели о них думать, я просто так приехал. Допустим, чувство, которое возникало у тогдашних людей, является теперь… не ощутить. Можно назвать его хоть Ssysi, но от этого оно в организм не войдет. Но все же факт его наличия зафиксируется и можно попробовать сделать его осязаемым.
Например, считаем, что все вокруг становится приложениями (в смысле – apps). Автор делает рамку, внутри которой с юзером может происходить то да се, отчасти – но не полностью – контролируемое автором. Связи, движения, ощущения, что угодно. Не все на свете, а что активно в рамке. Они делают почти осязаемую оболочку, в которой есть еще и невидимая кракозябра: завелась внутри оболочки и ее оживляет, взаимодействуя с юзером, тот о ней и не знает. Это всегда так, но сейчас оболочки стали краткосрочнее, они более частные, у приложений локально-отдельное существование. Они не обязаны встраиваться в общий ряд, держат свое при себе. Приложению для парковки нет дела до app’а, который считает количество пройденных шагов. А у меня тут не прагматика, поэтому сначала можно сделать приложение, а уж его к чему-нибудь приспособить.
Самому юзеру кракозябра-загогулина не нужна, она для того, чтобы оживлять оболочку, которую и достаточно выдать, чтобы оказался внутри и там с ним что-то происходит, если он так-сяк соотнесся. Я оказался в Сан-Суси, в приложении Ssysi. Оно здесь со всех сторон, нет ничего постороннего – даже передвижного кофе или будок с сосисками. В посетителе есть опция, которая обеспечивает ему возможность участвовать в чем-то в этом, иначе бы сюда не ходили. Только эта оболочка пока не наладилась, предъявлена еще недостаточно.
Дорожки, статуи, фонтан (не включен), строения, куда тут вживаться. Дорожки, статуи и прочее – шаблон, который тогда был действующим, влиял. Иначе бы расставили что-нибудь другое и иначе. То есть предполагалось, что это будет влиять. Воспитывались, чтобы испытывать это влияние. Уроки танцев и манер, чем следует наслаждаться, а что отвергнуть. Оболочку можно восстановить, частично позаимствовать, но тогда требуются детали. Например, как были произведены эти толпы статуй? Вокруг пруда (и чуть поодаль) они белые, очень гладкие, явно мраморные. Два-три типа на всех, будто сделаны по трехмерным лекалам. Дамы, во всяком случае, похожи, будто отлили в одну и ту же форму, а потом налепили разные атрибуты. Что они как бы античность, это был такой консенсус. Как могли влиять на всех подряд эти выпуклые персонажи, а зачем они, если не влияют? Ставили же, дело хлопотное. Те, что на стенах дворца, серо-черные от потеков, не знаю, из чего сделаны. Гладкие, но не белые. Промежуток между мрамором и песчаником. Если бы возле пруда были из фарфора, то эти из фаянса.
На темно-красном дворце и там, где Триумфальные ворота с колоннадой и двумя зданиями, их больше, много больше. Они разнообразнее, но грубее. Иногда белые, но в основном темно-серые (может, не очищенные, иногда рядом стоят белое и темно-серое). Другой материал, они, что ли, как из бетона; песчаник, что ли. Грубее – черты лиц, складки одежды. Поскольку их много, то определенная топорность может быть связана не только с материалом, но с массовым производством. Был бы бетон, тогда бы разливали по стандартным формам (там много, очень много статуй), но какой тогда бетон, а песчаник тоже могли рационализировать.
Может, были манекены с сочленениями, которые изгибали так и сяк. Вряд ли ставили натурщиц на каждый отдельный сюжет, а может, ставили – время тогда было медленнее (?). Но у скульпторов точно была специализация. Один отвечал за руки, другой за головы, за драпировки. Могли делать потоком, по отдельности, а потом склеивали. Головы ваяли не меньше троих, судя по манере. А голые груди одинаковы и тут, и там: весьма правильные конусы; больше обозначение чем факт.
Тут разнообразнее по типам, натурщиц женских статуй – если были натурщицы – не меньше дюжины, сюжеты те же, что у желто-белого дворца. Та же мифология, просто ее больше, но и тут дама рассматривает щит, в ином пластическом решении. У другой дамы пальцы прорастают в ветки и листья – понятно, кто это. Однако ж для нее не сваяли угрозу, стоит одна, превращается в куст, ну и все. Спокойно стоит, разглядывает уже бывшие пальцы. Утверждались ли эскизы и был ли последующий контроль? Или задавали сюжет, а скульптор ваял, как понимает? Белые, мраморные статуи вокруг пруда явно штучные. Их, похоже, завезли. На стенах желто-белого дворца скорее местные – надо было вписать в здание. На красном дворце и рядом – явно здешнее. Где-то здесь была фабрика по производству этих чучел. И грохотала, а то. Может, в Потсдаме была.
Что до влияния статуй на людей – не сейчас, тогда, – вот бы социологический опрос, а еще бы и по сословиям. Но какая тогда статистика о том, кто как к чему относится и что на него влияет. Что доставляет вам удовольствие, в XVIII веке. Не общими словами – карьера, семья, служение патрону, даже и не ситуационно, а такой-то запах в такое-то утро там-то (кофе, круассаны, мелкий дождь за окном). Как вы относитесь к Генделю, в каких обстоятельствах это проявляется: время года, наличие/отсутствие оптимизма. Почему именно Сан-Суси. Здесь конкретно, пришел сюда, оказался именно тут, и что? Они здесь жили и что-то чувствовали. Видели статую – что-то ощущали. Даму и павлина, например. Вообще, тема статуй возникает нечасто. У Блока, например, есть фигура на Зимнем («И в небе сером осенние светы / Одели Зимний дворец царя, / И латник в черном / Не даст ответа, / Пока не застигнет его заря…»). Так что эти истуканы функционируют, что-то возбуждают. В определенном состоянии глядящего, по крайней мере.
Тему надо прицепить к чему-то или к кому-то. На статуи надо реагировать, меняя характер действий. Не персонаж-герой, а произвольный, лабораторный носитель намерений со своими нравами, особенностями провалов, удач и т. п. Это не будет нарративом или антропологией – тут вне социальной матрицы. Но поди представь, как себя ощущали тогда, имелись ли в виду вообще такие оценки. Ее могло и не быть, разветвляющейся психологии, по крайней мере – в массовом изводе. Доволен и доволен, зачем детали. Это натягивание нынешних чувств, а живет какой-нибудь печатник в начале XIX века, кто ж знает, что у него за переживания. Ежился от дождя, попавшего за шиворот, литеры пачкают пальцы. И что? Впрочем, домысливать имеет смысл. Даже как описание времени годится: скажем, тогда-то стали меньше страдать от домашних насекомых, качественно меньше – уже не думая о них постоянно (если до этого думали постоянно). Вариант не отбрасывается.
Так или иначе, требуются фактические данные. Что-то происходило именно здесь, не где-то и когда-то. А здесь такое место, что оно (пока, по крайней мере) отчетливо отдельное, без связей с чем-либо – как относящимся к месту, так и с чем угодно. Довлеет себе, не требует осознания деталей. Но откуда на русском Сан-Суси? В оригинале, на фасаде иначе, там Sans, souci (фр. «без забот», а почему запятая?). На немецком Schloss Sanssouci. На английском Sanssouci (есть и вариант Sans-Souci Palace, но этот на Гаити). Пусть уж будет Санссуси. А иногда с маленькой, как феномен или термин, санссуси. Да и два «с» ни к чему, одного хватит, Сансуси, сансуси.
Потсдам в 20 километрах на юго-запад от Берлина. Бабельсберг (куда довезла электричка) был границей Западного Берлина, западнее начиналась Восточная Германия (так что Потсдам был в ГДР). На Глиникском мосту (Glienicker Brücke) меняли разведчика Рудольфа Абеля (СССР) на летчика Гэри Пауэрса (США), обмены были еще несколько раз (Конон Молодый, Натан Щаранский с восточной стороны). Это третий мост, самый дальний от вокзала. На обратном пути я дойду до Бабельсберга пешком, через второй мост, перед ним еще указатель museum FLUXUS+, налево. В Бабельсберге была студия DEFA (Deutsche Film-Aktiengesellschaft), устроена после Второй мировой на базе Althoff Studios. Бабельсберг был киногородом, там работали и UFA, и Terra, а Babelsberg Film Studio – первая в мире large-scale киностудия, с 1912-го. Там, в частности, сделаны Metropolis Ланга и Der blaue Engel фон Штернберга (первый звуковой).
Поскольку я пишу на русском, то я können (мочь, иметь возможность), müssen (быть должным, быть вынужденным), sollen (быть должным, быть обязанным), wollen (хотеть, желать), dürfen (мочь, иметь разрешение), mögen (хотеть, желать) употреблять и российские культурные элементы. По сценарию «Семнадцати мгновений весны» в Бабельсберге жил Штирлиц. Понятно, это пустое упоминание, он к статуям (они же включили во мне ответственность за производство здесь хоть чего-то) отношения не имеет. О нем и шпионах что-нибудь сочинить можно, но это мне скучно. А так да, ходил бы в Сансуси, подолгу стоял возле голой дамы с павлином (глядящей на того в формате «видишь ли, птица»), чего ж нет. Штирлиц, какого в СССР не знали. Вздохнет, закурит. Вспомнит Петродворец.
Вариантом может быть сама обязанность что-то тут произвести, откуда-то возникшая вынужденность. Это не лирика вокруг мучений творчества; ответственность возникла в отчетливо физиологическом варианте, без каких-либо умственных оснований и в полном отсутствии понимания ее предмета. Но статуи всё затеяли, поэтому неизбежны в любом варианте. Может, я их просто не люблю, в принципе. Даже не их, но фактуру – гладкие формы, как стилистики со всеми их художественными фишками, мягко изгибающимися причастными, деепричастными, эпитетами и т. п. из выморочного набора. Впрочем, вызывающими инстинктивную приязнь, несносную. Еще ж и заранее задано, о чем они. Но с чего вдруг всплеск чувств по этому поводу? Ну да, оказался тут, а истуканы здесь единственная активная точка пассивного и замкнутого на себя пространства. Не парк же. Присутствует замкнутость существования, а из чего оно следует? Ни из чего, это и главное. А статуи – это как если бы увидел в лесу гриб и решил войти в него. Не так что в каждый: может, вот именно у этого что-то внутри, да хоть магнитик с сансуси (в ножке, крупный гриб). Такой трип, трипы бывают разные, вон, например, какие они длинные у коллекционеров чего угодно.
Место пустое, практически пустое, но продолжаешь о нем думать. Ловушка, вошел и ходишь, не получается связать место хоть с чем-то, а тогда как выйти? Определенность только у статуй. Трава зеленая, деревья зеленые, но темнее, небо голубое, дворцы желто-белый и красно-белый, статуи белые или серые. Цветы (конец мая, тепло) разнообразные. Еще не сумерки, но посетителей почти уже нет. Желто-белый дворец, похоже, закрылся. Ну, музей. Запирают ли вечером ворота? В любом случае со стороны красного дворца забора нет.
Сбоку от желто-белого, в аллее есть и просто головы, у некоторых вполне нынешнее выражение лиц, они вовсе не ажитированы. Как бы вот такая (какая-то) ерунда с нами произошла, да что уж теперь. Есть голова из черного камня, а глаза вставлены белые. Может, разнообразные визуальности насильно хотят выстроить какой-то объект у тебя в голове? Тогда можно фотографировать и эта сборка затормозит, вытеснится.
Оk, пофотографировал, послал R. павлина. Ловушка не рассосалась, но стало понятнее, что с этим можно сделать. Чем-то тут можно поживиться – но чем, где именно это оно? А тогда я отчасти зомби в поисках чего-то невидимого, но ощущаемого. Все честно, оно в ответ попытается сожрать меня. Например, предлагая формы, в которые сдуру влипну. В историю местности, например. Или же магнолии, цветущие повсюду, решат высосать из меня воспоминания о Щецине, где был примерно в 1990-м, их там полно, тоже цвели. Или на кого похожа во-о-он та морда? – что засунет меня в обессмысленную временем память и устранит желание что-либо съесть тут. Но зачем мне тут что-либо апроприировать? Низачем, значит, просто инстинкт, и это вариант: битва кто кого съест, гляделки. Есть и win-win вариант, взаимное одновременное поедание – совсем другое дело. Есть и такой: думаешь, что поглощаешь, но это оно поглощает тебя. Сансуси ловушка, конечно. Сам ее сформулировал, сам себе и сделал. Не разберешься – не выйдешь.
В 1660-м Фридрих Вильгельм I устроил в Потсдаме охотничью резиденцию, потом город стал резиденцией королевской семьи. Но это Потсдам. Сан-Суси (дворец и парк, архитектор Георг Венцеслаус фон Кнобельсдорф, по эскизам Фридриха II) построен в 1745–1747-м. В городе дворец у них есть, а это дача. Сейчас конец мая, почти жарко. Они бы теперь здесь и ходили. Значит, красно-бордовая голова на столбе перед прудом – хозяин, Фридрих II? Не похож. Я его себе еще никак не представляю, Фридриха, но другая стилистика, не местное выражение лица.
Красно-белый дворец называется Новый дворец. Строили после Семилетней войны, с 1763-го (в связи с ней) до 1769-го. Триумфальные ворота еще и просто ворота, за ними, ими парк заканчивается. От ворот расходятся колоннады, на их концах симметрично два здоровенных здания торцами к дворцу.
Когда я шел в его сторону, то оттуда играла музыка. Будто там Луна-парк. Когда дворец стал виден в створе аллеи, музыка сделалась громче, словно за ним весьма массовый концерт. Да, за Триумфальными воротами обнаружилась лужайка, небольшая переносная сцена, человек пять рубят хеви-метал. На немецком он звучит славно, а еще и с энтузиазмом повторялось слово хуллллиганссс, хуууууулллииииииганзззз. Двое или трое музыкантов, похоже, с синдромом Дауна. Полусотня публики, в косухах и ином черном. В палатке продают пиво и пустяки на закуску, возле сцены прыгают дети. Сквозь Триумфальную арку видна часть дворца, почти Пиранези. Вид чуть заслоняет китайская – разглядел, когда подошел ближе, уходя, – пара. Они там застыли в объятиях.
Желание понять, что здесь чувствовали тогда, отчасти рассеялось. Да какая разница между временами, тогда не было телеграфа и теперь его нет. Тогда не было тамагочи и пейджеров, и теперь уже тоже. Мне тут ничего, собственно, не надо, я здесь просто оказался. Все время где-то оказываешься и надо что-нибудь делать. Почему бы и не тут.
Они тоже тут как-то оказались и что-то делали. Это, пожалуй, еще один вариант, без эмпатии, – что делали, зачем. Какими словами сопровождали. Какие были стратегии поведения. Но тогда чуть ли не историческая экономика, а здесь лишь визуалка. Впрочем, к голым героям и материализованным в персонажи страстям можно отнестись технологически. Как действовала физиология времени, которая все это произвела, их же по всей Европе до черта. Зачем голые герои вокруг пруда на фоне виноградных террас. И даже не сообразить, что могло бы быть вместо них. Вазы? Трехмерные орнаменты?
Античные боги, в какой мере сонм античных богов определял обиход (намерения, их реализацию) жителей Пруссии (в частности), как именно это делал? Как антично-русские литераторы XIX века делают это с РФ и посейчас или даже еще конкретнее? Что за умственное пространство они производили?
С плугом стоят, со щитами возятся и у бело-желтого дворца, и у красно-белого. Понималось ли это как тема расцвета королевства? Или просто ощущали, что культурное пространство должно быть насыщено мифологическими богами, а с чего бы? Физиологическое воздействие вряд ли предполагалось, слишком уж много голых персонажей повсюду. Наверное, их и не замечали на плафонах и стенах, как непременный элемент. Но когда это было новым, то как-то ведь замечалось. Что-то в них будоражило, раз уж натыканы повсюду.
А тут они почти в голом поле, должны были влиять. Между ними ходят нарядные господа, а они – белые и гладкие. Что тогда было принято чувствовать? Какие параметры следует привлечь, чтобы разглядеть ситуацию? Парк большой, не запущенный, но и не вылизанный – если отойти от дворца. Дорожки как дорожки, аллея, которая ведет к красно-белому дворцу, тоже обустроена статуями. Заросший – кустарник между деревьями, соснами. Кусты цветут, магнолии тоже. Большие лужайки. Сбоку от желто-белого дворца нечто, называющееся Ботаническим садом, – сквер с мелкими дорожками, есть даже пара крупных пальм, выставлены в кадках. Сверху строение, бежевое. Оранжерея, вероятно.
Они же еще в париках ходили. По крайней мере, те, кого сюда приглашали. Или уже нет? В 1740–1750-х доминировала прическа «Крыло голубя», два-три ряда закрученных локонов укладывали на висках, сзади – косичка или стянутый лентой хвост. Так ходили и Людовик XV, и Фридрих II. Употреблялся и одноименный парик, строго белого цвета. Раньше было иначе, как у барочных композиторов на портретах, ниспадающие волны. Отношение к телу и физиологии в Пруссии в целом непонятно, вряд ли соотносилось с псевдоантичностью. Также видны изменения: возле желто-белого дворца статуи преимущественно нагие, возле красно-белого более-менее одеты. Да, опять о статуях – а как иначе, если их столько? Видел в жизни много статуй, никогда о них не думал, должны же они были сработать, наконец.
К чему, кому бы это все прицепить? Пусть даже фиктивный герой, лишь бы стал переносчиком темы. Кто имелся в окрестностях, самые общеизвестные, которые теперь даже и не герои, а институции и почти природные объекты? И. С. Бах, но он чуть раньше и не в Пруссии. Бетховена еще нет. Гёте родится двумя годами позже (относительно первого дворца). Гайдну было 15 лет, да он и австриец.
Нет, Бах участвовал. В 1747-м Фридрих II его пригласил, он приехал из Лейпцига, Саксония, до Потсдама километров 170. Ситуация: при дворе были музыканты. Композитор, учитель Фридриха II по флейте Иоганн Иоахим Кванц – его король ценил выше всех прочих. Прочие: композитор и клавесинист Кристоф Шаффрат, композиторы Карл Генрих и Иоганн Готлиб Грауны, композитор и лютнист Эрнст Готлиб Барон, композитор и скрипач Франтишек Бенда. Карл Филипп Эммануил Бах, C. P. E. Bach. Заведовал клавишными. Через него и приглашение.
По одной из версий, едва Бах приехал, король тут же позвал его к себе, отменив концерт (он тут все время играл на флейте). Странно, вряд ли во время концерта кайзеру стали бы сообщать о чьем-либо приезде. И не саксонский же король, а его придворный музыкант. По другой версии, Фридрих прервал не концерт, но свой урок. Допустим. Во время встречи – источники сходятся – он показал Баху пианофорте Зильбермана, ранний вариант фортепиано. Логично, Бах с Зильберманом встречался, инструмент с ним обсуждал, что-то советовал. Уже существовал и Das Wohltemperirte Clavier, даже вторая часть. Пишут, у Фридриха было несколько зильберманов. Бах переходил от одного к другому, импровизировал, а затем предложил дать тему, чтобы тут же сделать из нее фугу. Фридрих тему (post factum названную Королевской, Thema Regium) дал. Что-то Бах сыграл сразу, по возвращении домой написал цикл. Инструментовку не сделал, указаний мало, исполняют по-разному. Длительность разнится: 49:16 у Wieland’а Kuijken’а, 1:12:00 у аутентиста Jordi Savall’и. Это то, что теперь называется «Музыкальным приношением», Das Musicalisches Opfer. Вот, о том, как из почти случайного возникает конкретное. Из всех обстоятельств – май, дорога в Потсдам, Сансуси, люди в париках разного времени, Thema, Лейпциг, – итог, где эти обстоятельства уже не существуют, не важны. Множество элементов сцепляются в шар, и безразлично, откуда он взялся. Но я не музыкант, не знаю, как это у композиторов. Поэтому и кажется вариантом.
С внешней стороны все, конечно, реализовано. Например, Johann Sebastian Bach – Große Geschichten, DEFA-Film. На ютубе к фильму можно найти комментарий (Axel Braun), славно переведенный гуглом: «Это очень хороший, связный, многосерийный фильм Defa „Иоганн Себастьян Бах – Великие истории“, с отличными актерами и современным колоритом. Главный актер Ульрих Тейн сам репетировал и играл все пьесы. Это время, когда ГДР был обязан, что король изображается здесь как чрезвычайно грубый несимпат, зависть Баха к его гению, что, конечно, было не так. Я справлюсь с этим, кроме того, это лучший фильм о жизни Баха».
Об этой истории есть несколько фильмов. Например, Д. Дейч нашел Mein Name ist Bach, 2003-го. Среди прочего Фридрих II там катает И. С. Баха (рост 1,80) по Сансуси на верблюде (c 44:30). Верблюд не верифицируется, это не беда, но зачем мне тут верблюд. Есть Ю. Нагибин, тот несколько раз сочинял о Бахе, там тоже ясно, кто хороший, кто плохой. В «Перед Твоим престолом» И. С. будто бы просил у короля денег на издание «Искусства фуги». Король отказал (сборник потом издали сыновья, C. P.E. и Фридеман, Wilhelm Friedemann, – у Шюблера в Целле, тот печатал и Das Musicalisches Opfer. – А. Л.). Отказав, Фридрих идет в конюшню и разговаривает с лошадью: «Милая!.. Красавица!.. Какая ты чистая, шелковая!.. Как вкусно от тебя пахнет!.. До чего же ты вся хорошая, славная моя лошадка! А твой папа Фриц не был сегодня хорошим, ох не был. Дрянь твой папа Фриц, скупердяй, мелочная душонка. Раз в жизни мог совершить доброе, святое дело и не поднялся над собой. Думаешь, побоялся украсть несколько грошей из приданого бедной девочки Пруссии? Да нет же, просто гнусный скряга. Настоящий Гогенцоллерн, этим все сказано. Какая шваль смешивала свою кровь из столетия в столетие, чтобы создать столь мерзкий родовой тип? И отец еще не считал меня своим сыном! Ну уж сегодня-то он понял, что мы одна плоть. Ох и гордился же мною папаша, облизывая сковородки в аду…»
Таков советский литературный язык. Там же и об отношениях Баха с сыном, С. Р.Е. О том же, выпросить у Фридриха деньги на Фугу: «Да согласился бы этот осторожный, осмотрительный и крайне расчетливый во всех поступках царедворец ходатайствовать за своего отца?». То есть он не знал о С. Р.Е., а если и прочел у Моцарта о Бахе: «Он отец, мы – мальчишки. Тот из нас, кто чего-либо стоит, научился у него», то подумал, что это об J. S., а не о C. P.E. (Er ist der Vater; wir sind die Bubn. Wer von uns was Rechts kann, hats von ihm gelernt). Вообще странно было в СССР. Именно И. С. Бах, без сомнений, великий и т. д., правильный дядька, несмотря на церковность. Исполнялись хоралы, иногда и арии из Страстей. Может, немецкий не знали, не понимали, что там поется. А сыновья – ну, детей было мно-о-ого, какие-то стали композиторами под влиянием и на музыкальных запасах отца, чем и промышляли, тихо стушевываясь, во всех смыслах.
С. Р.Е. переоткрыли примерно в 60-х XX, но Нагибин его не знает. А может, и знал, но зачем ему, когда уже есть Великий Бах. Правильный и, в общем, наш – как посейчас существующий оборот: Вильяма нашего Шекспира, Иоганна нашего Баха, Квентина нашего Тарантино и к.у. (кого угодно). Не карго-культ, в России своя цивилизация, за стеной, и там свои Бахи, Бетховены. Как-то они сами завелись, свои. Там реальность со своими Венскими домами, Крэйзи Дэйзи, милкшейками, буланжери-патиссери, выпечкой Фрау Бротхен, мэнспредингом и слатшэймингом – вместо хотя бы блядьюобзывалинга. Такая типа настольная жизнь. Любая идея всегда персонифицированна, никаких теоретических отчуждений – мысли представляет персонаж, он и есть компактный предмет всего. Беньямин, так уж Беньямин, 100 лет для цитирования не срок, он там недавно появился, значит – новость, надолго. Все отдельно, за стеной. В начале 10-х XXI стена стала расти и уплотняться. Какое-то время оставались дыры/щели, затем оставалась примерно треугольная прореха, потом совсем закрылось. Тоже вполне проект, пусть Сансуси и ни при чем.
