– Но денег моих вы не получите.
– Ты про те семьсот тысяч евро, которые у тебя в оффшоре на Каймановых островах? Отчего же, может, и получим. Хотя простого способа изъять эти незаконно нажитые средства у нас нет. Годы понадобятся, чтобы с офшорным банком сладить. А бриллианты, которые в том же банке в ячейке лежат, изъять будет еще труднее. Но сейчас я о другом, Буров. Не помогут тебе эти деньги. Возможно, ты понимаешь, а может, и нет, что попадешь не в вирт-тюрьму вроде Вальдирских рудников, а в реальную ИТК, где протянешь недолго. Потому что во время суда о твоих делишках узнают все те, кого ты кидал. Вернее, про делишки-то они и так знают, но теперь будут знать, что за человек стоял за теми аферами. Тот же Дом Боли… ты ведь в курсе, кому он принадлежит, какой структуре? И чем эти люди занимаются в реале? Как думаешь, сколько на зоне после этого проживешь? Я лично даю не больше пары недель.
– Это все лирика, вы к делу давайте.
– Да нет, проза это, а не лирика, суровая проза жизни. Конец тебе, Буров, уясни это хорошенько. Хотя срок твой можно скостить до пяти лет – минимум, от которого никуда. Но ГДЕ тебе светят эти пять лет – очень отдельный вопрос. И решение этого вопроса действительно будет следующим шагом нашей беседы.
Я открыл было рот, но он еще не закончил:
– Но только я тебя прошу, Буров, не начинай гарантии требовать. Мы здесь в серьезном заведении, а не на базаре у казахов траву покупаем. Ты делаешь определенные шаги, мы делаем определенные шаги… В этом динамика процесса.
Я повнимательнее пригляделся к Степану Григорьевичу. А необычная у него манера обращения с подозреваемым. Почти что и не ломает, не давит, так, с шуточками все, с улыбочками. Вроде такой не злой мужик, вежливый, даже обходительный. Но в глазах его сталь. Чувствуется: полковник привык нагибать. И, нагнув, не привык отпускать. И вежлив он лишь до поры до времени. И только потому, что все козыри у него в руках. Да что там козыри – вся колода! Держит клиента за жопу и прекрасно знает это.
Потом Степан Григорьевич показал мне ордера. Я не поленился очень внимательно изучить запаянные в особый неуничтожимый полимер бумаги, из которых следовало, что все мое вирт-имущество под арестом. «Авэпэшники» не забыли даже про крошечную гостиничку на пустынном тракте в одном из бесчисленных лесов Февра, мою первую покупку в вирте.
Затем меня перевели в комнату с рядом сидений, где на стене висел белый экран. Уже знакомая девушка, Верочка или как там ее… принесла бутерброды с чашкой кофе. У кресла, в которое я сел, был откидной столик. Я успел съесть три бутерброда и захотеть еще, когда появился Степан Григорьевич, а с ним серьезный худосочный паренек в очках. Полковник уселся в кресло рядом, а очкастый парень – на другой стороне зала. Откинул столик, положил на него черную пластиковую коробочку и нажал на кнопку.
В комнате потемнело. На экране возник пейзаж.
Он был неотличим от реального, так сказать, физического пейзажа… если бы краски не были более густыми, яркими, красивыми, переливчатыми.
Луг до горизонта. На горизонте серая полоса гор. Высокое синее небо. Невдалеке стоит горбатое животное, смахивающее на буйвола, с закрученными спиралью толстыми рогами и длинной шерстью.
Тихий щелчок – кадр меняется – теперь на экране водопад. Он огромен. Две высокие скалы, словно остроконечные башни, и между ними низвергается поток бирюзовой воды. Скалы соединяет каменная арка, тонкая и ажурная, явно искусственная. Вроде бы по ней движется крошечная фигурка – толком не разобрать.
Щелчок – новый кадр – граница дремучего леса. Деревья с узловатыми ветвями и пышными кронами. Между деревьями – глубокий мшистый сумрак, навевающий мысли про леших, кикимор и прочих виев.
– А зачем… – начал я, но полковник поднял руку, требуя тишины.
Кадр дрогнул – изображение сдвинулось, стало ясно, что это начало ролика. Камера поплыла вперед, причем рывками. Э… камера? А может, запись глазами перса? Тот приближался к деревьям, в глубине между ними мерцали призрачные огоньки. Перс вступил в лес, и картинка потемнела. Когда он вошел немного глубже, два огонька вдруг рывком надвинулись. На миг мелькнуло что-то… страшное лицо или звериная морда, пасть, глаза – черт его разберет, слишком быстро, – и тут же экран стал черным.
Щелчок – возник следующий кадр: уже знакомый луг, теперь без буйвола. В высоком синем небе с легкими облаками висит каменный шар.
На снимке трудно было понять размеры, но, кажется, огромный шар парил в километре-двух над землей. В нем зияли темные провалы, камень изгибался толстыми завитками, пласты его уходили вглубь этого странного объекта и выныривали наружу – будто клубок с сотами-ячейками.
Последний кадр уже не менялся, так и остался на экране.
Я молчал, предоставляя полковнику самому вести разговор.
– Это виртмир, – сказал он, не поворачивая головы.
Я пробормотал:
– И мобу понятно.
– М-да… А какой?
Пришлось пожать плечами.
– Не знаю. Не смог узнать.
– Но ведь ты во многих побывал.
– Почти во всех, а может, и во всех. Ну, в значимых.
Степан Григорьевич встал, заложив руки за спину, прошелся передо мной. Парень в очках молчал. Полковник остановился сбоку от экрана и спросил:
– Что можешь сказать о нем? Как профи.
Я еще раз вгляделся в скрин, почесал бровь.
– Крутая графа. Уровень детализации потрясный. Дизайн… красивый. Чуть-чуть странноватый, но без хардкора. И классный. Дизайнера по стилю просечь не могу. В принципе, работа итальянцев, Джоретто Джуро, создавшего Мир Февра, легко узнается. Американцы в Киммерии особо не напрягались с красотами, а вот наши с болгарами и немцами Сферу сделали очень узнаваемо, но там понятно – всем Виктор Антонов рулил… Но это и не Антонова работа, его стиль влет узнаешь. И не азиаты, они друг на друга похожи и узнаваемы. Короче – не знаю.
– Никто не знает, – сказал очкастый.
Я повернулся к нему:
– Ты о чем?
Полковник кивнул очкастому. Тот потер ладони и заговорил:
– Неизвестно, что это за мир. Его никто не создавал, во всяком случае легально. Неизвестны корпорации или частные лица, владеющие им. Неизвестно, на каких серверах он стоит. Ничего неизвестно, нет никаких концов. Он просто… возник.
– Что за чушь? – удивился я. – Это невозможно.
– Еще полгода назад я тоже так считал.
– Нет, стоп! Что значит «возник»? Как возник, откуда вы про него узнали?
– Появился портал. В Февре, на краю Столичного города. В портал вошли несколько игроков и не вышли. По городу поползли слухи, всполошились админы – они не создавали портал в новый вирт-мир! – Очкастый немного повысил голос, пытаясь передать изумление админов (которое я хорошо себе представлял). – Позвали ученых, стали изучать, отправили в портал несколько телеботов, то есть мобильных модулей с обратной связью. Сам портал локализовали, чтобы никто посторонний не имел доступа. Вокруг него даже построен дом. Спешно разработали и внедрили игровую легенду, объясняющую его появление. С тех пор ничего сделать с порталом не удается. Он просто висит там.
– Дайте догадаюсь – и позже порталы стали возникать в других местах Февра?
– Если бы только Февра! – вздохнул полковник. – Их уже пять. Два в Февре – кстати, один из них в лесу не так далеко от твоей гостиницы, – еще один в Сфере, еще… Неважно. Главное, что пока силами Виртпола и местных администраций их вовремя удавалось локализовывать, закрывать от посторонних. Но какое-то количество обычных игроков успело проникнуть туда. Ползут слухи. Все это началось около шести месяцев назад.
– «Туда», – повторил я и ткнул пальцем в экран, – то есть вон туда?
Степан Григорьевич кивнул очкастому, и тот снова заговорил:
– Этот мир называется Мегалон. И еще мы называем его Х-Мир. Попавшего в него человека встречает системное окно с приветствием. Затем…
– Стоп, а на каком языке?
– Неизвестно.
– Ну как это? – Я перевел взгляд с него на Степана Григорьевича, и полковник кивнул ассистенту.
– Неизвестно, – твердо повторил тот. – Картинки, которые вы видели, вытащены прямым сканированием из сознаний некоторых наших… скажем, исследователей Мегалона. Но когда удавалось «заснять» окна – на них были незнакомые символы. Совершенно фантастические. Да и сами окна… Потом я покажу. Такое впечатление, что в сознаниях попавших в Мегалон пользователей происходит лингвистическая перестройка. В результате все они там говорят на одном языке, назовем его мегалонским. И все могут читать надписи на мегалонском. Из порталов игроки возникают вдоль условной полосы, которую мы назвали Пограничье. От нее можно идти только в одну сторону. Мир населен, хотя в близкой к Пограничью области негусто. Но еще до Пограничья игроки попадают в Пещеры. Там происходит первичный выбор расы и прохождение ряда тестов, которые задают будущий вектор развития игрока. Пока наши сведения очень скудны. Очень, – повторил после паузы и снова потер ладони.
– Фух… Так, хорошо, а квесты? Игра выдает их?
– Квестов в привычном понимании нет. По крайней мере, мы пока что поняли ситуацию так. Появление игроков в различных точках мира включает так называемые игровые события. Причем они не стандартные для всех, а зависят от игрока, его класса, манеры игры…
– Интересно, хотя подобное уже есть. А что насчет выхода из Мегалона?
– Выход возможен только в районе Пограничья. Дальше соответствующая функция не работает. Чтобы выйти – надо вернуться к желтым скалам, в которых можно найти магические врата. Вступаешь в них – и возвращаешься.
– А смерть? Что происходит с погибшими?
Он поднял указательный палец:
– Вот тут мы переходим к самому интересному. Они респятся… непонятно где. И непонятно в каких аватарах. На Пограничье не возникают. Тела в капсулах впадают в кому. Считывание информации из сознания становится невозможным, однако биоритмы примерно схожи с теми, которые обычно сопровождают пребывание человека в вирт-мире. Фиксируется движение зрачков, фоновая моторика, активность мышц. Такое впечатление, что точка или точки респа находятся где-то дальше, в глубине Х-Мира, но где именно и в какой роли там оказываются пользователи, мы не знаем. Я могу еще много рассказывать, но… – Очкастый вопросительно поглядел на Степана Григорьевича.
– Пока что хватит, – решил тот. – Вижу по лицу – Бурову и это еще предстоит обдумывать.
– Да уж… – протянул я. – Умеете огорошить. Хорошо, я еще позадаю много вопросов, но сейчас у меня один: при чем тут я?
– А ты не понял? – Полковник повернулся ко мне, сложив руки на груди и покачиваясь с каблуков на носки и обратно.
– Совершенно ничего не понял, – сказал я.
– Все ты понял. Ты слишком умный, чтоб не понять. И я не дурак, поэтому не будем играть друг с другом. Нам нужны свои люди в Мегалоне. Толковые и с большим опытом полевой вирт-работы. Умеющие действовать в кризисных ситуациях, инициативные, психически гибкие… Что значит – способные не оглядываться на стандартные моральные нормы. Короче, не тупые и бесчестные. Но лояльные. Лояльность обеспечит твое тело в нашей вирт-капсуле. Ситуация беспрецедентная: мы имеем непонятно откуда взявшийся глобальный виртмир, который все больше проявляется в других мирах. И мы понятия не имеем, что это значит, чем грозит и к чему вообще может привести. Некоторые организации, как частные, так и государственные, уже активно внедряют в этот мир своих агентов, пытаются подготовить плацдармы. Нам необходимы шпионы, агенты влияния… как хочешь называй. Ты, Бур, будешь одним из них.
На лице его была уверенность: все произойдет именно так, как он и сказал. Все просчитано, схвачено и учтено, клиент никуда не рыпнется, он под полным контролем и будет служить верой и правдой. Короче говоря, на лице начальника ООРа – Отдела Оперативных Разработок – полковника Степана Григорьевича Кареглаза (он мне свою фамилию не называл и вряд ли бы обрадовался, узнав, что она известна мне давным-давно) был триумф.
Мое лицо, в отличие от его, ничего не выражало. Хотя душа радостно трепыхалась и пела. Нет, не пела – скорее сдержанно так напевала, мурлыкала себе под нос. Не привык я громко выражать свои чувства. А повод был: пролог сложнейшей операции завершился успехом. Пусть полковник Кареглаз считает себя акулой, беспощадным хищником, зажавшим в пасти испуганную рыбешку. На самом-то деле рыбешка – он, а я… нет, не акула – скорее рыбак, сидящий на берегу с удочкой в руках. А товарищ полковник – пучеглазый карась, которого я только что подсек. Да так нежно и ненавязчиво, что он и сам не понял, что уже на крючке.
И провернул я все не без помощи худосочного парня в очках, которого звали Игорь Волошин. Того самого, что этим утром сбросил мне СМС на смартфон, предупреждая о скором визите оперативников и о том, что нужно выжечь данные из капсулы (по необходимости я до последнего момента юзал ее и не мог заранее потереть инфу, не предназначенную для АВП). А еще – разыграть перед операми небольшую сценку из серии «а-ну-ка-догони-ка».
Завершив свою речь, полковник отвернулся и шагнул к двери. А мы с Умником обменялись короткими взглядами и направились за ним.
Операция «Внедрение в Х-Мир» вступила в основную фазу.
Звук шагов разбудил меня.
Я сел, свесив ноги с кровати. В комнате больше ничего не было, просто конура три на четыре с койкой, мягкими стенами и двумя дверями. Одна, запертая, ведет в коридор, другая – в кабинку с душем и унитазом. Такой интеллигентный вариант тюремной камеры, спрятанной где-то на подземных этажах бункера АВП.
Снаружи кто-то пробежал. Потом снова – в другую сторону. Донесся женский голос, в ответ мужской гаркнул раздраженно… Ба, да это наш полковник!
Я стал натягивать кеды и закончил, когда дверь со щелчком раскрылась. В коридоре нетерпеливо переминался с ноги на ногу Кареглаз, рядом маячили двое оперов.
– Ну, что у вас стряслось? – спросил я, выпрямляясь.
– Выходи, Буров.
Лицо у него было озабоченное, нервное. Острый контраст с тем вальяжным человеком, которого я наблюдал вчера…
Он кивнул операм:
– Ведите в пересылочную, передайте Волошину. Контролировать. Скоро будут.
И ушел куда-то. Один опер – тот самый, молодой да резвый, который на крыше махал стволом, – ткнул меня в спину, показывая направление.
Авэпэшники направились следом. Впереди коридор вливался в другой, там несколько раз в обоих направлениях быстро прошли люди. Мы свернули, и вскоре молодой опер приказал:
– Лицом к стене!
– Ну, ты зверь, прям конвоир на зоне, – хмыкнул я, выполняя приказ.
– Молчать!
– Степа, усохни уже, – проворчал второй сонно. – Утомил своей резвостью.
Молодой толкнул большую овальную дверь в конце коридора, заглянул и позвал:
– Волошин!
– Входи, Буров, – добавил второй.
В центре большого гулкого зала было круглое возвышение-помост на металлических стойках, там за компьютерами сидели Игорь Волошин и еще двое в белых халатах. Электронные часы на стене показывали начало шестого утра.
Когда Волошин подошел к нам, опер сказал:
– Полковник хочет, чтоб задержанного подготовили к немедленной пересылке.
Игорь скользнул по мне равнодушным взглядом:
– Вон там медицинское кресло. Сядьте в него.
Кресло стояло возле помоста – громоздкое, с кучей всяких девайсов. Шагая к нему, я разглядывал зал. Пересылочная, да? В стене слева были закрытые решетками ниши, где виднелись высокие прозрачные цилиндры. В одном цилиндре кто-то активно шевелился – кажется, человек, но он так извивался и дергался, что больше напоминал огромную раненую сороконожку или жука.
Нас могли слышать техники у компьютеров или оставшиеся у дверей опера (молодой пристально наблюдал за каждым моим действием), и я спросил нейтрально:
– Как тебя… Волошин? Что у вас стряслось?
– Снимите одежду, – попросил он. – Всю. Положите на этот столик и сядьте.
– Зачем?
– Делай что тебе говорят! – прикрикнул молодой от двери.
Я стал неторопливо раздеваться. Волошин пояснил:
– Кресло считает ваши показания. Это может сделать и капсула, но кресло более функционально, лучше потом загрузить в капсулу данные с него.
Покосившись на ближайшую нишу с цилиндром, я сел. Кресло было глубоким и мягким.
Игорь, приставляя к моим вискам две металлические тарелки на кронштейнах, склонился ниже и едва слышно шепнул:
– У меня все готово. Поговорим в буфере. – Он коснулся пальцем своей скулы и добавил: – Дентафон.
Выпрямившись, произнес громче:
– Постарайтесь не шевелиться.
После этого Волошин воткнул в вену на моей руке иглу, от которой прозрачная трубка уходила в подлокотник. Кресло загудело. Трубка наполнилась красным, зажужжали прижатые к вискам тарелки.
В помещение вошел полковник, широкими шагами приблизился к нам.
– Мне нужно несколько минут, – сказал Волошин в ответ на его вопросительный взгляд. – Потом можем загружать его.
В кресле что-то чавкнуло, прожужжало и стихло. Отведя в стороны кронштейны с тарелками и вытащив катетер, Игорь прижал к ранке проспиртованную ватку, затем отошел к помосту с компьютерами. Кареглаз смотрел на меня. Я щелчком сбил ватку на пол и спросил:
– Что происходит?
– Мы отправляем тебя в Х-Мир прямо сейчас.
– Почему вдруг?
– Так надо.
– Да идите вы на хер, – сказал я, оскалившись. – Сверните свое «так надо» в трубочку и засуньте себе…
Должно быть, у них там и правда происходило нечто из ряда вон, потому что лицо его исказилось, он подался ко мне, упершись руками в подлокотники, навис и прошипел:
– Ты сделаешь что тебе скажут!
– А как же суд?
– Никакого суда не будет. Я закрываю дело. Мы тебя не взяли. Ты исчез для всех, точка.
– А для меня что это означает?
– Что ближайшие годы ты проведешь в Х-Мире, выполняя наши задания.
– Ближайшие годы – то есть пять лет?
Он помедлил.
– Да.
– А через пять лет?..
– Тебя выпустят. К тому времени все забудется, до тебя никому не будет дела.
Врет полковник. Они собираются сделать меня своим пожизненным рабом-шпионом… либо, если надобность отпадет, убить. Отключить жизнеобеспечение капсулы несложно.
– И ты рассказывал мне о беспределе, полковник? – спросил я. – Может, теперь еще расскажешь что-нибудь о похищении людей, шантаже и принуждении?
Раздалось пиканье, Кареглаз выпрямился, поднес руку к уху – пленочный телефон, должно быть, был вшит ему прямо в ладонь – и забормотал:
– Что? Нет, нам нужно еще… Держитесь там! Я приказываю: продержаться еще двадцать минут! Не сдавать терем! Да, мы уже начинаем. Волошин! – прокричал он в сторону помоста.
Тот сидел за компьютером, перебрасываясь быстрыми репликами с техниками. Не поднимая головы, показал рукой влево. Одна из решетчатых перегородок, закрывающих ниши в стене, поползла вбок.
– Буров, туда иди, – велел полковник.
Подойдя к нише, я заглянул в нее и сказал:
– Круто. Впервые такие капсулы вижу.
– У нас все готово. – Волошин поспешил к нам.
– Заходи в нее, – приказал полковник. – Мы отправляем тебя в «Гей, славяне!» – оттуда попадешь в Х-Мир. Там у тебя будет четкая цель.
Даже те дорогие капсулы, к которым я привык за последнее время, были, по сути, всего лишь койками-гробами. Навороченными, напичканными всякой электроникой, но – просто люльками для взрослых. Лег, закрылся, подключился… Сейчас же я видел перед собой нечто другое. И хотя Умник описывал мне капсулы нового поколения, которые использует АВП, я счел за нужное не обманывать ожидание полковника и показать удивление.
– В ней что, вертикально стоять надо? Ага, вижу, не стоять – висеть… Охренеть – аппарат.
– Эксклюзивная модель, – пояснил подошедший Волошин, когда стенка цилиндра поползла вбок, открывая проход внутрь. – В продаже таких нет.
Я пробормотал:
– Да уж понятно. И стоит, наверное, как ракета.
– Внутрь накачивается питательный гель. Он конверсирует отходы организма, омолаживает кожу, имеет другие полезные свойства. Питание внутривенно. Видите эту подпругу? Вам надо встать вот здесь…. Так, повернитесь. Теперь не шевелитесь и не мешайте.
Внутри капсулы были провода, силиконовые трубки, свисающие на гуттаперчевых ремешках чешки, большие мягкие перчатки с металлическими фрагментами в «пальцах», кабели… много чего там было. Волошин с подошедшим техником стали сноровисто вдевать меня во все это. Полковник наблюдал за нами. Наконец заговорил:
– От Пограничья ты должен идти в место под названием Зап, это возле горы. Зап… нечто вроде города.
– В мегалонском варианте, – добавил Волошин.
– Связь с тобой будет непостоянная, – продолжал Кареглаз. – Волошин, объясни.
– Через капсулу мы будем посылать модулированные сигналы в ваш слуховой центр. А в зрительном центре будет сформирован образ виртуальной клавиатуры с обратной связью. Мысленно нажимая клавиши, сможете посылать ответные сообщения. По неизвестным причинам в некоторых областях Х-Мира подобная связь не работает. Также это происходит, когда аватар находится под Сардом.
– Сард – это та каменная луна? Вы же ничего мне не успели толком объяснить.
В разговор снова вступил полковник:
– Тебе вообще лучше не попадать под Сард. Когда он зависает вверху, иногда аватары просто исчезают, а тела в капсулах впадают в кому.
– Может, он забирает к себе их, гм, души?
Волошин продолжал:
– Мы будем наблюдать за происходящим, считывая информацию с вашего зрительного центра.
И опять его прервал Кареглаз:
– Есть данные, что в Запе действует чья-то разведка. Агенты влияния, пытающиеся подчинить город и весь регион. Наш собственный агент в Запе, многого успевший добиться, недавно был убит. Ушел на респ, связь с ним прервалась, тело в коме. Ты отправишься в Зап и расследуешь, что произошло. Агент имел игровой ник Хитрый Гримли. В идеале – займешь его место и подчинишь нам Зап.
Прежде, чем на лицо надели маску, от которой к потолку капсулы шла гофрированная трубка, я спросил:
– И здесь мне предстоит провести пять лет?
– Постоянно, – ответил Волошин вместо полковника.
– Да я растением стану. Мышцы в кашу превратятся.
– В этой капсуле – нет. В ней тело двигается, повторяя движения аватара в вирте. В усеченном виде, конечно, но вместе с дополнительной стимуляцией это обеспечивает возможность длительного пребывания. По сути, в такой капсуле можно находиться всю жизнь.
«Вот только какой длины будет эта жизнь?» – хотел спросить я, но маска уже закрыла рот. Я висел в ремнях подпруги, как марионетка, которую кукловод приподнял над сценой. Или как муха в паутине. Хотя ощущения дискомфорта не было. Воздух свободно проходил через гофрированную трубку, сквозь широкие тусклые окуляры я видел людей, стоящих возле ниши. Стенка капсулы поползла обратно, закрыв проем.
Загудело, захлюпало, и сверху мимо лица протянулся толстый слизистый сгусток. Он вытягивался, подрагивая и пузырясь. Конец сгустка достиг пола капсулы и растекся густой лужей. Появились новые сталактиты, все больше, уровень слизи стал быстро расти, достиг моих ступней в чешках… Теперь целый лес прозрачных сгустков окружал меня. Температура геля была в точности как у тела, я ощущал легкое пощипывание по мере того, как он поднимался все выше.
Гель достиг лица, несколько секунд я видел зеленовато-радужную поверхность на высоте глаз, а потом он накрыл меня с головой. Стало очень тихо и глухо, как в мешке, набитом ватой. Пощипывание прекратилось. Резко потемнело – хотя я вроде бы не закрывал глаз, – и тут же исчезло ощущение собственного тела. Его просто не стало, я повис в темноте и тишине… Миг – и вокруг возникла комната. То есть кабинет: большой стол красного дерева, шкафы с книгами, кожаные корешки, благородное золотое тиснение… Тяжелая портьера закрывает окно, на подставке в углу – массивный подсвечник, в котором оплывают слезами воска высокие свечи. На столе шахматная доска, на ней черные и белые фигурки: хоббиты, гномы, эльфы, орки с гоблинами.
Синтезированный голос в голове произнес:
– Это Умник. Можешь отвечать мысленно, но нужно отчетливо проговаривать слова про себя.
Помедлив, я беззвучно сказал:
– Где я?
– В буферной зоне капсулы. Сменить оболочку буфера? Сейчас включен «Кабинет Толкиена». Я сделал семь картинок…
Комнату, озаренную мягким светом свечей, сменил зал, одна стена которого была полностью прозрачной. Сквозь нее открывался вид на заснеженные пики. В зале стояла модерновая дизайнерская мебель – сплошные изогнутые поверхности и ножки, ни одного прямого угла. На стене в рамке висела фотография лыжника.
– Это «Утро в горах», могу включить еще «Райский Сад» или…
– Прекрати! – перебил я. – Мне наплевать на твои оболочки. Где ты сейчас?
– Сижу за компьютером и настраиваю обратный сигнал, чтобы АВП могло коммутировать с тобой.
– Нашу связь не засекут?
– Я не говорю, как и ты. Артикулирую, почти не двигая челюстью. Дентафон преобразовывает колебания гортани в электрические импульсы и через капсулу передает в слуховой центр твоего мозга. Дальше информация снимается с речевого центра и идет на мой слуховой имплант.
– Сколько у нас времени?
– Десять-двенадцать минут. В игре связи поначалу не будет, но позже я налажу ее.
– Почему так срочно началась операция? Я рассчитывал еще на неделю, и вдруг эта СМС! Хорошо, что они считают, будто мои деньги до сих пор в каймановом офшоре.
– У них при очень странных обстоятельствах исчез агент, Хитрый Гримли, из-за чего полковник решил действовать немедленно.
– А этой ночью что произошло?
– Еще один кризис: кто-то пытается отбить их портал в «Гей, славянах!».
– Их портал?
Умник намеренно не ассоциировал себя с АВП. Он был фанатиком почище меня, но я посвятил себя практическим исследованиям границ и возможностей виртмиров, он же являлся теоретиком. Маньяком вирта, хакером и анархистом под личиной очкастого интеля; он ненавидел АВП, Виртпол, любые силовые структуры, их попытки поставить Вирт под тотальный контроль. При этом Умник не был, насколько я знал, членом какой-либо подпольной организации хакеров-антиглобалистов. Нет, как и я – слегка безумный одиночка со страстью к запретному, к тайнам и секретам. Мы сотрудничали уже два года. И эту операцию готовили с тех пор, как узнали про Мегалон и поняли, что хотим во что бы то ни стало проникнуть в него. Умник добывал инфу благодаря своей службе в АВП, и то, что он рассказывал про Х-Мир, мне очень нравилось. Это была зона свободы посреди империи контроля и порядка, которую воздвигали на планете спецслужбы, бюрократия и большой бизнес. Потом Умник сообщил, что АВП вышло на меня и взяло в разработку. Рано или поздно они бы меня схватили, и не было смысла уезжать из страны, прятаться за границей… В двадцать первом веке мир уменьшился, а глобальные спутниковые сети, системы слежки и наблюдения – разрослись. Корпорации, силовики и чиновники превратились в дракона, трехглавого монстра, подмявшего всю планету. Где прятаться? В джунглях Борнео, в каком-нибудь захудалом африканском поселке? И не выходить в Сеть? Для меня такая жизнь – хуже смерти.
Вскоре после того, как стало ясно, что рано или поздно меня схватят, Умник узнал про идею, возникшую в светлой голове полковника Кареглаза – использовать меня в качестве агента. Агента-раба, абсолютно послушного, ведь тело мое будет под их полным контролем. Казалось, выхода нет. Что делать, если дракон загнал тебя, безоружного и бессильного, в угол и уже разинул пасть, собираясь сожрать?
Только самому прыгнуть к нему в глотку – и выскочить через задний проход.
Этим самым «задним проходом» стала возможность сымитировать мою смерть в Мегалоне. Умник такой умник… Он нашел способ сгенерировать цепочку сигналов от сознания к телу, которая обманула бы приборы Агентства. На такой случай у них была четкая инструкция: впавшее в кому тело держали в той же капсуле, продолжая мониторить данные, еще двенадцать дней. Затем, если никаких изменений не происходило, его перемещали, не отключая от вирта, в мобильную капсулу попроще. А ту перевозили в клинику АВП – «на сохранение».
– Так что это за портал в «Гей, славянах»? – переспросил я.
Он начал издалека:
– Недавно Виртпол выпустил Особый Меморандум про объединение усилий в Мегалоне. Вроде все подписались: ЦРУ, ФСБ, АВП, Моссад… все конторы, у которых есть свои вирт-отделы. Но на практике каждый тянет в свою сторону. В Мегалоне уже активно действуют агенты нескольких спецслужб. Исходя из Меморандума, все х-порталы поставлены на учет и контролируются объединенной службой, куда входят представители основных силовых структур. Но на деле Меморандум – просто попытка Виртпола подчинить х-порталы себе. При этом каждая контора пытается заполучить «свой» портал, чтобы тайно юзать его, отправлять в Мегалон агентов, про которых не узнает Виртпол или кто-то еще. Недавно новый х-портал возник в «Гей, славянах!», прямо на одной из лесных застав Китежградского княжества. АВП сразу взяло портал под контроль, никому про него не сообщив. До этой ночи предполагалось, что про него никто не знает.
– Но ночью на заставу напали?
– Атака идет прямо сейчас. Большая ватага лесовиков, в их распоряжении бригада раскачанных кикимор и даже вий. Полковник уверен, что это акция вирт-отдела ЦРУ, хотя доказательств нет. Они уже почти ворвались на заставу. На помощь защитникам идет дружина из Китежграда, но они не успевают. Если портал будет захвачен – Агентству могут предъявить обвинение в нарушении Особого Меморандума. Либо многое потребуют за молчание. Теперь они хотят переправить тебя в Мегалон до того, как… Секунду.
Раздался шум, дентафон донес неразборчивые голоса. Дождавшись, когда они стихнут, я спросил:
– У АВП что, своих людей не нашлось? Одно дело – просто привлечь внештатника с дурной репутацией для экспедиции в Мегалон, другое – сразу поручить ему расследование пропажи агента.
– У них сейчас трудная ситуация. Трое агентов плотно завязаны на крупную операцию, связанную с китайским бот-миром в Сфере, еще целая бригада сидит под глубоким прикрытием в Киммерии. А в Запе кто-то целенаправленно работает против Агентства. Они уверены, что исчезновение Гримли – не игровая случайность, но акция конкурентов. К тому же полковник считает, что ты полностью под контролем.
– Но это не так, правильно? Успокой меня.
– Осталось три минуты до погружения. Бур, мы уже много раз говорили…
– Не ты рискуешь своей жизнью! – повысил голос я.
– Я тоже рискую. Думаешь, они оставят меня в живых, если узнают, что я работаю с тобой? Слушай внимательно, не перебивай. Как только очутишься в Мегалоне, я сдержу обещание и выведу тебя из-под контроля АВП. Программным способом создам цепочку сигналов, которая сымитирует твою смерть. Якобы в Мегалоне ты сразу погиб. И одновременно отрежу поток информации от твоего зрительного центра. Тебе останется игнорировать любые послания от Кареглаза. Вроде ты больше не воспринимаешь их. Они решат, что ты ушел на респ в неизвестную локацию, и станут дожидаться, чтобы от тебя снова пошли сигналы.