Андрей Курков
Закон улитки
16
Поздним вечером Виктор снова играл в бильярд с хозяином. Кий Виктор держал в руках уже намного увереннее и даже время от времени использовал его в деле, гоняя шары к лузам, куда они иногда падали.
– Ну как тебе имиджмейкеры? – спрашивал его Сергей Павлович, одетый в этот раз непривычно строго для столь позднего часа: в хорошо выглаженные черные брюки и белую рубашку с бабочкой.
– Не знаю, – неуверенно отвечал Виктор. – Я таких деловых раньше не встречал… Так вроде нормальные…
– Но ты бы им полностью доверял?
– Нет, – решительно вырвалось у Виктора.
– Вот это интересно! – Сергей Павлович разогнул спину, проследил за парой костяных шаров, вкатившихся паровозиком в дальнюю лузу, снова посмотрел Виктору в глаза. – А тут ты прав. Нельзя доверять тем, кому много платишь! А особенно тем, кто так любит роскошь… Они сегодня попросили самую лучшую в городе сауну для них организовать… Стресс снять. Ты, когда с ними разговаривал, заметил, что они были в стрессе?
– Нет.
– И я не заметил. Но сауну организовал… Ты сауну любишь?
– Не знаю… Всего пару раз был.
– Но тебе понравилось?
– Вроде да…
– Паша! – крикнул в сторону лестницы хозяин. – Сауну включи!
Потом обернулся к Виктору.
– У нас тут тоже сауна есть. Только скромная, электрическая…
Часа через полтора они с хозяином уже сидели в маленькой уютной кабинке сауны, находившейся тут же в подвале, как раз между бильярдной и подземным гаражом. Сидели голые на подстеленных полотенцах. Потели. Сергей Павлович вылил на горку сложенных за деревянным заборчиком раскаленных булыжников кружку воды с добавленным в нее ароматическим маслом лаванды.
Тут же сухой горячий воздух наполнился приятным шелковым вкусом, осевшим на языке.
– В каждом действии есть не раскрытый до конца потенциал удовольствия, – медленно и расслабленно говорил Сергей Павлович. – В сексе, в принятии душа, в игре в бильярд. В сауне он неисчерпаем… А все действия, которые человек совершает после сауны, – это Клондайк удовольствий!..
В два часа ночи Сергей Павлович, снова одетый в выглаженные брюки и белую рубашку с бабочкой, уехал на свой Клондайк удовольствий – на свидание. Он так прямо и сказал Виктору: «Вернусь утром в состоянии выжатого лимона!» Паша сел за руль джипа, и Виктор остался в доме один. Или, по крайней мере, так ему казалось. Ночная тишина, однако, не нагоняла сон. После сауны Виктор пребывал в бодром состоянии.
Поднялся на свою мансарду. Включил свет. Прилег. Вспомнил об Антарктиде, о Брониковском, о пингвине Мише. Подумал о том, что несколько часов назад наступил тот день, когда хозяин пообещал передать ему ключи от его квартиры, уже очищенной от «чужих», то есть от Нины и ее парня. Задумался о Нине. Поискал в своей душе сомнения, жалость к ней. Все-таки она была племянницей погибшего Сереги. Но ни жалости, ни сомнений в себе Виктор не отыскал. Больше его волновало, как быть с Соней. Но и тут волновался он недолго. Просто вспомнил обещание Сергея Павловича «что-нибудь придумать» и сразу успокоился. В том, что хозяин слов на ветер не бросает, Виктор уже убедился. А значит – можно спокойно жить под этой крышей и исполнять несложную и не совсем конкретную работу, пока не наступит естественное окончание неписаного «контракта», согласно которому Виктор временно обменял свободу и дорогу на домик и превратился в законопослушную улитку, или, если быть точнее – в улитку, подчиняющуюся Закону улитки.
Перед сном Виктор достал письмо банкира Брониковского. Прочитать это письмо раньше ему мешали какие-то смутные соображения порядочности и морали. Но теперь, из-за остановки в пути, он даже объяснение своему любопытству нашел. И вполне приемлемое – захотел проверить: а нет ли в письме чего-то срочного, каких-нибудь скоропортящихся просьб, исполнить которые надо было бы до определенной даты.
«Маринка, милая!
Извини тысячу раз. Я очень далеко и, видимо, здесь и останусь. Парень, который передаст тебе письмо, расскажет обо всем. А пока у меня к тебе несколько последних просьб. В этот раз действительно последних. Отыщи Федю Седых и скажи ему, что в его неприятностях я не виноват. Меня подставил Литовченко. Зачем мне с чужими грехами на тот свет! Маме моей скажи просто, что я прячусь за границей и прятаться буду долго. Брату можешь сказать правду. А правда печальна – когда вы получите это письмо, меня уже не будет… Странным образом меня достали и здесь. Через повара. По ночам – страшные боли, к утру – затихают. Могли бы эти сволочи взять что-нибудь мгновенно действующее! Нет, захотели, чтобы я помучился… Извини, что опять о себе…
Денег вам должно хватить надолго. Парень передаст вам кредитку. И скажет ПИН-код. Ну вот и все, обнимаю. А на похороны мои придут тысячи королевских пингвинов… Шучу. В последний раз.
Целую тебя крепко-крепко,
Борис».
Дочитав письмо, Виктор тяжело вздохнул. Лежал на спине на диванчике, вспоминал Антарктиду, Брониковского, толпы пингвинов, среди которых для полного и массового пингвиньего счастья не хватало только «блудного сына» Миши. «Хоть бы уже быстрее эти выборы, – подумал Виктор. – Быстрее бы на свободу, в дорогу, на розыски пингвина!» И конечно, тоже очень важное дело – это письмо. Даже как-то кстати, хоть совпадение это веселым не назовешь, что и получатель письма живет в Москве, и пингвин Миша там же оказался!
Часа через полтора во двор въехала машина, и через открытое мансардное окошко услышал Виктор веселый и пьяный голос главного имиджмейкера Жоры. За те неполные пару минут, пока выходили они из машины и заходили в дом, различил Виктор голоса всех имиджмейкеров и одного из охранников Сергея Павловича, который, по всей видимости, и возил бригаду в сауну.
Наутро Виктор завтракал один. Около девяти утра на кухню заглянул хозяин в тех же брюках и белой рубашке с бабочкой. На лице – улыбка и усталость.
– Сделай-ка и мне кофейку, – попросил он Виктора и исчез.
Появился минуты через три, уже переодетый в спортивный костюм. Присел рядом, поблагодарил за кофе. Насыпал в чашку пол-ложки сахара, размешал.
– Ну как там? – спросил он.
Виктор пожал плечами.
– Вы же больше заданий не давали…
– И меньше не давал, – улыбнулся Сергей Павлович. – Да ты не беспокойся… Я так просто спросил… Твое главное задание сейчас – за этой бригадой присматривать. Может, чему-нибудь полезному у них научишься… Они давно вернулись?
– Ночью, часа в два… Сергей Павлович, а выборы когда?
– Выборы? Скоро. Через две недели, – хозяин вдруг глубоко задумался, и усталость возвратилась на его лицо.
– Но это же совсем скоро…
– Ага, скоро… Да ты не беспокойся, ты что, думаешь, я со своими избирателями не встречался?.. Тут другая проблема – конкурент мой свою игру затеял. Время тянет, никаких плакатов не вешает, только листовки в почтовые ящики бросает, и, что странно, ни одного плохого слова обо мне… А это неприятно…
– Может, порядочный человек? – предположил Виктор и тут же, встретившись с удивленным взглядом Сергея Павловича, понял, что сморозил очевидную глупость.
– Что такое выборы? – спросил негромко Сергей Павлович. – Это конкурс по плевкам в длину. Понимаешь? Он должен доказать, что я – плохой, я должен доказать, что я – лучше, чем он.
– Но вы же ничего никому не доказываете?
– Да не моя это работа – доказывать! У меня сорок человек выборами занимаются! – рассердился хозяин, но его рассерженность не была направлена на Виктора. – Мое дело – быть во всем чистом, с галстуком и побритой физиономией. Вот и все мое дело!..
В коридоре послышались шаги, и в кухню забежал охранник Паша. В руке он держал свернутый трубочкой плакат. Передал его Сергею Павловичу. Тот развернул и уставился на предвыборную агитку своего конкурента. Вдруг лицо хозяина исказилось, он резко обернулся к Паше, застывшему у столика.
– Вы что, не знали, где он это печатать будет?
– Он не здесь печатал… В Белой Церкви…
– Мудаки, – выдохнул Сергей Павлович. – Что делать теперь?
Он перевел взгляд с Паши на Виктора. Виктор, не понимавший в чем дело, сидел с оторопевшим лицом.
– А что там? – осторожно спросил он.
Хозяин передал ему плакат. Плакат как плакат. Нейтральное лицо с низким лбом и короткой прической. Ровный нос, во взгляде – холодный цинизм, но без агрессии. В тексте предвыборной программы – сплошная банальщина. Вплоть до обещания за пять лет решить жилищные проблемы своих избирателей за счет государственного инвестирования жилищного строительства.
Виктор поднял вопросительный взгляд на хозяина.
– Ты ни хрена не понял? – кивнул Сергей Павлович и вздохнул. – К морде присмотрись!.. Погоди! Паша, принеси-ка фотки из нашего архива!
Паша вскоре вернулся с большим коричневым пакетом. Вытащил оттуда десятка полтора снимков большого формата. Передал Виктору.
Виктор задержал взгляд на одной из фотографий – это был пикниковый снимок мужчины, внешне очень похожего на предвыборного конкурента.
– Это что, его брат? – спросил Виктор.
– Это он и есть.
Виктор опустил фотоснимок рядом с плакатом и сразу понял причину столь внезапной смены настроения у Сергея Павловича.
Лицо на плакате отличалось американской чистотой кожи и греческой правильностью черт. То же лицо на фотографии было украшено длинной линией шрама на правой щеке и кривым, сбитым в сторону, боксерским носом. В остальном же различий не было.
– Так, даю вам полчаса! Думайте, что с этим делать! Я понятно сказал? – Сергей Павлович скользнул резким взглядом по охраннику, потом перевел взгляд на Виктора. – А ты пойди разбуди эту бригаду и поставь им задачу. Пускай тоже думают! Чтоб через полчаса доложили мне, как вернуть шрам на место!..
Хлопнула дверь, и охранник с Виктором остались одни. Паша тяжело вздохнул.
– Ну вот, влипли, – протянул он. – Мы же не СБУ, чтобы знать, где какие плакаты печатаются!.. А что теперь с этим делать? – и он вопросительно посмотрел на Виктора. – Что делать будем?
– Пойду Жору разбужу, – Виктор поднялся из-за стола, но взгляд Паши, в мгновение ставший жестким и колючим, усадил его на место.
– Потом разбудишь, сначала сам пораскинь мозгами!
– Ну не пририсовывать же ему шрам на каждом плакате! – Виктор пожал плечами.
– Послушай, – Паша смягчил взгляд и интонацию. – Мне платят за мышцы и верность, а тебе – за голову! Поработай ею!
Теперь уже Виктор вздохнул. Задумался. Опустил взгляд на стол, где теперь лежал предвыборный плакат без шрама и фотография со шрамом. Под ними лежал коричневый конверт с другими фотографиями конкурента. Виктор вытащил его, просмотрел снимки. Остановил взгляд на одном, где был изображен правильный, «документальный» анфас. Тут и шрам красиво выделялся на лице, и нос был кривее, чем на других фотографиях. Виктор взял этот анфас в руки, поднес поближе к глазам. Потом снова посмотрел на плакат – там тоже был анфас, и тоже «документальный», но, кроме шрама и носа, заметил Виктор еще одну важную разницу – на плакатном «очищенном» лице сияла американская самоуверенная улыбка, а на «архивном» снимке выражение лица было мрачным и губы были жестко сомкнуты, из-за чего все выражение лица казалось «беглым», словно у зажатого в углу, затравленного зверя. Эта разница показалась сейчас Виктору важнее, чем присутствие или отсутствие шрама.
– Сделай-ка мне кофе! – излишне раскованно попросил он Пашу, и тот понял, что Виктор на полпути к решению проблемы. Охранник живо поднялся, пошел к плите.
Виктор, совсем недавно так же суетившийся у плиты, готовя кофе для себя и шефа, смотрел теперь на мощную спину Паши, смотрел и думал о том, что всегда найдется кто-то, кто послушно пойдет делать кофе. И этот же человек может убедить кого-нибудь другого сделать кофе для себя. Эдакая бесконечная цепочка людей, цивилизованная иерархическая «кофейная» лестница. «Я делаю кофе для себя и для шефа, Паша делает кофе для себя и для меня, какой-нибудь Ваня будет делать кофе для себя и для Паши». Равенство и братство по нисходящей. Наверно, и кофе должен быть другим, или его должно становиться меньше?
Виктор возвратился мыслями на два анфаса. Вспомнилась телереклама стирального порошка «Тайд». Две рубашки – одна полностью отстиранная, а на другой – оставшееся бурое пятно. «Чистота – чисто «Тайд»!» Паша оглянулся, он словно почувствовал энергию мысли Виктора, которая должна была снять напряжение и у шефа, и у них самих.
А Виктор уже увлекся построении в своем воображении рекламного ролика, где вместо двух одинаковых, но по-разному чистых рубашек были изображены два одинаковых, но по-разному «чистых» лица кандидата в депутаты парламента. Ролик уже крутился в его воображении, хотя он прекрасно понимал, что решить эту проблему с помощью телевидения никто не позволит. Не тот уровень его кандидата. Но ведь информация может передаваться тысячами разных способов, вплоть до грубых надписей на заборе!
– Ну что? – с надеждой спросил Паша, наливая кофе из турки.
– Порядок! И без всяких имиджмейкеров!
– Видишь, как хорошо давать людям поспать! – усмехнулся охранник. – Давай рассказывай!
– Надо допечатать его плакаты, – Виктор улыбнулся, посмотрев в голубые глаза охранника.
Паша прищурился.
– Только в расширенном варианте, – добавил Виктор. – Точнее, это будет один большой плакат, который будет доклеиваться к его плакатам…
Паша всем своим видом показывал, что не понимает, но очень хочет понять мысль Виктора. И тогда Виктор взял «документальный» анфас со шрамом, носом и без улыбки, покрутил его в руке, как выигрышный билет лотереи «Забава». Объяснил, что его надо увеличить до размера предвыборного плаката, чтобы смотрелись они так, будто были отпечатаны одновременно. А потом сверху дать рекламу какой-нибудь косметической фирмы…
Паша ухмыльнулся, но ухмылка была «неполной». Видимо, до конца он все-таки идею Виктора не понял. Хотя что-то подсказало Паше, что этот парень действительно не дурак и шеф очень скоро сменит гнев на милость.
Шеф «въезжал» в идею Виктора медленно, но когда «въехал» – в его глазах вспыхнул пионерский задор.
– Косметическая фирма? – размышлял он вслух. – Косметика – это хороший бизнес, а раз это бизнес, значит, кому-то он приносит хорошие бабки и какая-то часть из них пойдет на выборы!.. Паша! – он обернулся к охраннику, стоявшему теперь у кухонной двери и наблюдавшему, как шеф постепенно возвращается в нормальное расположение духа. – Паша, позвони Потапычу, пусть узнает, какая косметика делится с нашим «приятелем» деньгами!
Паша вышел. Шеф перевел взгляд на Виктора.
– Молодец! – сказал он. – Бригада еще спит?
Виктор кивнул.
– Да, кстати, – Сергей Павлович достал из кармана пиджака ключ, протянул его Виктору. – Это от нового замка, от старого же у тебя есть?
Виктор молча уставился на ключ.
– Это от твоей квартиры, – пояснил шеф.
– А кто в ней сейчас? – с опаской спросил Виктор.
– Кто-кто? Твоя Соня со своей няней… Няня на зарплате и ни на что не претендует…
– Няня та, что была? – осторожно поинтересовался Виктор.
– Ну та, что ты нанимал, как ее там, Нина, что ли…
– А этот Коля?
– Коля твой оказался Сеней. Интересный тип, он у меня в гостях. Только не здесь, а на другой квартире. С ним сейчас проводят воспитательные мероприятия. Ты, кстати, когда домой заедешь, просмотри все внимательно, а то он всякое мог оставить… Он курьерничал между Одессой и Киевом. Сначала тяжелые наркотики возил, а потом на пластиковую взрывчатку перешел. На нее сейчас спрос раз в пять поднялся – выборы!
– Когда я могу домой съездить? – спросил Виктор.
Сергей Павлович посмотрел на часы.
– Через два часа тебя Паша туда отвезет и потом привезет обратно…
Заметив вопросительный взгляд Виктора, Сергей Павлович усмехнулся по-отечески:
– Ты не обижайся, он тебя не сторожить, а охранять будет. Уловил разницу? Твои мозги мне сейчас нужны в рабочем состоянии, а не разбросанные по асфальту…
17
За окнами джипа пронеслась улица Красноармейская. На площади Толстого пришлось простоять несколько минут в пробке. Потом снова без остановок. Пятнадцать минут, и вот уже съезжает джип «мерседес» с дороги, поворачивает сначала направо, потом налево.
Справа «проезжает» мимо одноэтажный мусорник, за которым на пустыре одинокой и жалкой копией Эйфелевой башни стоит голубятня, возле которой меньше года назад по снегу они с Соней и Сергеем прогуливали пингвина Мишу. Тут же где-то бегали бездомные и беззлобные собаки.
Странная оторопь взяла Виктора, и показалось ему, что его в особом скафандре, в какой-то бронированной подводной лодке опустили на мгновение в прошлое. И стоит ему испугаться чего-то – дернет он невидимый шланг, идущий вверх, в реальность, и сразу вытянут его, снимут скафандр и дадут отдышаться, чтобы подумал он и решил окончательно, хочет ли он действительно спускаться в прошлое.
Машина остановилась около подъезда Виктора, и он, посмотрев внимательно Паше в лицо, понял, что Паша уже приезжал сюда и адрес знает.
– Я около трансформаторной будки буду ждать, – сказал Паша.
Виктор молча выбрался из джипа.
Перед своими дверьми помедлил. В руке держал два ключа, но взгляд его упирался в кнопку звонка. Если позвонить – все равно дверь откроют. Соня или Нина. Но тогда он сразу ставит себя в положение гостя. Его впустили, ему открыли дверь. А ведь он хозяин. Просто его, Виктора, долго не было.
Набравшись решимости, Виктор открыл ключами замки, но перед тем, как распахнуть дверь, все-таки позвонил. Потом зашел в коридор. Сразу увидел там, на полу, блюдечко с молоком. Это для кошки, которая царапается.
Скрипнула дверь в комнату, и из проема выглянула Соня, одетая в джинсовый сарафанчик с вышитым букетом роз. Прошлась по Виктору взглядом снизу вверх и остановилась на его лице.
– Привет! – проговорил Виктор негромко.
– Привет! – ответила Соня.
– Ты одна?
Она отрицательно мотнула головой.
Виктор вздохнул. Разулся. Зашел в комнату и тут же застыл на месте. Комната его не принимала, она была совершенно чужой – розовые обои, зеленые гобеленовые накидки на креслах и диване, на столе – розовая скатерть с кружевной каймой.
Виктор осмотрелся внимательнее в поисках узнаваемых вещей. Подошел к столу. Сдернул скатерть, и полированное дерево столешницы словно улыбнулось ему.
– Тебе что, ремонт не нравится? – спросила Соня, стоявшая у дверей.
– Не нравится, – признался Виктор.
Соня открыла дверь в спальню и крикнула туда:
– Нина, а дядь Вите ремонт не нравится!
Виктор зашел в спальню и увидел Нину. Она сидела на двойной кровати, которой тоже раньше не было. Сидела в домашнем махровом халате. Сидела и смотрела в пол заплаканными глазами.
– Ну здравствуй, – выдохнул Виктор, ощущая в груди странное волнение.
Нина подняла на него глаза. Кивнула в ответ, прикусив губу.
– Ну чего вы как две кошки! – проговорила вдруг Соня.
– Сонечка, выйди! – попросил Виктор. – Найди кошку и поиграй с ней.
– А она на улицу пошла!
– Тогда просто выйди!
Соня вышла в гостиную, но дверь за собой не закрыла. Виктор прикрыл дверь. И теперь стоял и смотрел на молчавшую Нину.
– Ну как дела? – наконец нарушил он тишину.
– Как дела? – переспросила она со слезами в голосе. – Как дела? Все, что я нажила, все мое счастье вот так за полчаса разрушить… втоптать в грязь…
– Какое счастье? – искренне удивился Виктор. – За какие полчаса?..
– Не притворяйся! Это же ты все организовал! Я знаю! Меня предупреждали, а я, дура, не верила!..
Виктор вдруг обратил внимание на то, что Нина пополнела, и поясок, которым был подвязан махровый халат, только подчеркивал это. Спорить или говорить с ней больше никакого желания не было. Взгляд Виктора стал мрачным и холодным. Нина это тут же заметила и замолчала.
– Нет, извини… это у меня сорвалось… я просто испугалась, когда вчера пришли… Я согласна, я же вчера сказала. Я ни на что не претендую… Мне ничего здесь не нужно!
– Хорошо, – проговорил Виктор. – Сделай чай, пожалуйста!
Нина вышла. Виктор подошел к окну и посмотрел на тот же самый пустырь с голубятней и мусорником. Слева виднелся краешек низенького забора детского садика, забора, под которым он в раннем детстве похоронил своего первого умершего хомяка. В комнате было прохладно. До начала отопительного сезона еще целый месяц, да и когда начнут топить, тепло до пятого этажа добираться будет с трудом.
Скрипнула дверь. Виктор обернулся.
– Теть Нина сказала, что чай готов.
На кухне, слава Богу, все осталось, как было. Или, по крайней мере, почти все. Только на подоконнике чего-то недоставало. Чего-то очень важного.
– А где Сергей? – спросил Виктор.
Нина посмотрела на него удивленно.
– Какой Сергей?
Виктор показал глазами на то место, где вплоть до его бегства стояла урна с прахом Сергея Фишбейна-Степаненко.
– На балконе, она тут мешала…
– Принеси и поставь на место.
Нина сходила на балкон и принесла урну. Поставила ее на подоконник ближе к плите. Вытерла с нее пыль и грязь губкой для мытья посуды. Присела на табуретку, на которой раньше всегда стояла Мишина миска.
– Осмотри внимательно все вещи, – заговорил Виктор. – И сложи все, что оставил или забыл твой Коля, в кулек или сумку. Если найдешь что-то запакованное – не разворачивай и не смотри. Это может быть опасно…
– О Господи! – вырвалось шепотом у Нины. – Я ж не знала…
– Ты поняла? – спросил Виктор.
Нина кивнула.
– А ты ей поможешь, хорошо? – Виктор повернулся к Соне, сидевшей сбоку между ним и Ниной.
– Хорошо, – пообещала Соня.
– Деньги остались? – спросил Виктор после паузы.
– Мало, – Нина занервничала. – Я же ремонт сделала, кое-что из мебели купила… дачу…
– Какую дачу?
– На Осокорках, на берегу Днепра… Тебе понравится…
Виктор молча поднялся из-за стола. Задел ногой что-то стеклянное. Заглянул под стол – там в три шеренги стояли пустые бутылки из-под шампанского и водки.
– Вынеси в мусор, – бросил Виктор на ходу. – Я вечером перезвоню.
Перед тем как сесть в ожидавший его джип, Виктор заскочил к бабе Тоне, чтобы забрать у нее свою сумку.
– Забрала милиция твоего жильца! – сказала она. – Что он там наделал?
– Милиция? – переспросил Виктор. – Они что, в форме были?
– Да, только форма не милицейская, а «Беркута». Он как раз в парадное входил, а они его с двух сторон и сразу лицом на асфальт, как по телевизору показывают.
– А вы все видели?
– А чего ж тут не видеть, я же на втором этаже живу и как раз напротив. А они за час до того приехали на двух машинах. Ясно было, что что-то интересное будет…
Виктор кивнул.
