bannerbannerbanner
Шенгенская история

Андрей Курков
Шенгенская история

Полная версия

Глава 16. Лондон

Клаудиюс устал вертеть головой, пытаясь выхватить взглядом то красивую церковь, то старинный особняк. Пока мотоцикл ехал не быстро, то и дело останавливаясь на светофорах, разглядывание проплывающих мимо лондонских достопримечательностей даже приносило удовольствие. И это несмотря на явное неудобство, ведь сидел он за спиной мотоциклиста, обхватив его спереди, на животе, руками. Руки терлись об искусственную кожу комбинезона, и это трение приятным назвать никто бы не решился. Самым неприятным, однако, для Клаудиюса было то, что он совершенно не помнил лица мотоциклиста. А сейчас на голове у того был шлем. Клаудиюс помнил, что волосы – русые, и лицо худое, вытянутое. Из тех нескольких фраз, которые он услышал, ему стало понятно, что парень разговаривает на английском со славянским акцентом. Но сейчас, когда центральный Лондон остался позади, а по бокам потянулись индустриальные площадки, склады, заборы, в мыслях у Клаудиюса возникло беспокойство.

Ехали они минут сорок – пятьдесят. И наконец мотоциклист сбросил скорость и стал придерживаться взглядом правой стороны. За очередным длинным забором промелькнул пустырь с руинами не очень старого строения, дальше за новым забором из металлической сетки стояли бесконечные ряды мобильных домов-караванов. На торговую площадку это место похоже не было, да и караваны были старенькими, грязными, пыльными. Клаудиюс с любопытством разглядывал эти белые вагончики на колесах и вдруг заметил, как в одном из них открылась дверца и наружу выглянул непричесанный, голый по пояс старик. Услышал, как там же, где-то рядом со стариком, залаяла собака. Увидел дымок, поднимающийся откуда-то из-за домов-караванов. Клаудиюса разобрало любопытство.

– Это тоже Лондон? – спросил он по-английски мотоциклиста, наклонившись вперед и почти вложив свой вопрос в правое закрытое шлемом ухо.

Мотоциклист услышал.

– Да, это еще Лондон, – ответил он.

Когда поле, занятое городком мобильных домов, осталось позади, мотоциклист притормозил и осторожно въехал в открытые ворота следующей огороженной территории. Остановился около сложенных в три этажа друг на друга морских контейнеров.

Клаудиюс соскочил с мотоцикла и размял ноги.

Парень, не снимая шлема, прислонил свой двухколесный транспорт к контейнеру, потом жестом позвал Клаудиюса за собой.

Они прошли метров пятьдесят, после чего мотоциклист остановился. Стащил с головы шлем и обернулся к Клаудиюсу.

– Мы раньше времени, придется обождать, – сказал.

– А как тебя зовут? – спросил литовец.

– Адам, – нехотя ответил парень.

Через минут пятнадцать на территорию заехал крытый грузовик. Чернокожий водитель доехал до крайних синих контейнеров с надписью «Maersk». Там остановился, вышел из кабины. Увидев приближающихся к нему двух парней, приветственно махнул рукой.

Они втроем сбросили с грузовика на покрытую снежком землю несколько десятков черных мусорных мешков, плотно завязанных и не очень тяжелых. Машина уехала. Адам развязал пластиковый мешок, щелкнул вытащенной из кармана комбинезона зажигалкой и сунул ее, горящую, внутрь мешка. В воздухе запахло паленой бумагой.

– Это все нам надо сжечь? – спросил Клаудиюс, глядя на сваленные на землю мешки.

– Ага.

– Так лучше высыпать все в кучу и…

– Если высыпать, то часть сгорит, а часть улетит по ветру, – спокойно объяснил Адам. – А наша задача, чтобы все сгорело.

– А что это? – поинтересовался Клаудиюс.

– Бухгалтерия, – Адам пожал плечами. – Цифры, буквы, печати…

– Ага, – кивнул Клаудиюс. – А я думал, что сейчас вся бухгалтерия в компьютере хранится!

– Обычно да. То есть «белая» – в компьютере, а «черная» вот так, на бумажках.

– «Черная»? – удивился Клаудиюс. – В Англии?!

– А какая разница: в Англии или в Венгрии? – усмехнулся белобрысый Адам. – Глобализация – штука серьезная! Я в Будапеште барменом работал, так у нас по «черной» бухгалтерии в тридцать раз больше денег проходило, чем по «белой»! Но «белую» после всех расчетов и дележек уничтожают, а «черную» хранят. По этим бумажкам, видно, уже всё поделили! Хотя я себе пакетик такого мусора забрал бы, – Адам вопросительно посмотрел в глаза Клаудиюсу. – Времени свободного хватает. Можно поизучать, ума поднабраться! «Черный бухгалтер» – классная профессия!.. Ты же промолчишь, если я один мешочек возьму себе?

Клаудиюс замер. Он вспомнил напутствие Тани.

– Мне сказали, чтобы я за тобой следил, – признался он. – Чтоб ты ничего отсюда, – он кивнул на черные мешки, – не взял…

– А мне сказали следить за тобой, чтобы ты ничего не взял, – развел руками Адам. – А мне все равно! Если хочешь, то можешь взять!

В разговоре наступила пауза. Адам, подождав еще с минуту ответа Клаудиюса и не дождавшись, развязал второй мешок, вытащил оттуда несколько листков бумаги, пробежал взглядом. Потом поджег один из них зажигалкой и поднес огонь к торчавшим из горловины черного пластикового мешка документам.

– А ты кем у себя дома работал? – снова обернулся он к напарнику.

– Диджеем, грузчиком на пивзаводе. Отцу помогал – у него автомастерская. На курсы массажистов хотел пойти…

– О-о! А зачем тогда уехал?

– У нас, в Литве, никакой перспективы…

– Что, массаж делать некому?! – Адам рассмеялся. – Перспектива, она для тех, кто остается. А уезжают за мечтой! Обычно – за бесперспективной.

Пока шипел пламенем второй мешок, первый сдулся, пластиковая кожа на нем расплавилась и расползлась, а напоследок еще вспыхнула синим огнем. Истлевшая и сгоревшая бумага еще дымилась.

Адам со знанием дела принялся за следующие мешки, каждый раз, перед тем, как запустить внутрь огонь, вытаскивая из них и просматривая беглым взглядом ближние к горловине документы. Предпоследний мешок своими бумажками вызвал у него нескрываемый интерес. Первые же вытащенные документы после краткого ознакомления он закрутил в трубочку и сунул за пазуху комбинезона. Туда же он засунул через несколько минут еще одну пачку бумаг, уже не скручивая их, так как пачка оказалась основательной. Отодвинув раскрытый мешок в сторону, он взялся за последний. Сунул внутрь горящую зажигалку. А предпоследний мешок после этого завязал, приподнял, словно примериваясь к его весу, похлопал по бокам, будто подравнивая и утрамбовывая его содержимое.

На Клаудиюса он больше внимания не обращал. Да и сам он вдруг понял совершенную необязательность своего присутствия. Зачем ему подбросили этот заработок? Из гуманизма? Ведь белобрысый Адам и сам бы мог справиться с уничтожением мешков с ненужными бумажками.

Озадаченный, он следил за вылетавшим из открытой горловины мешка дымом. Ветер, набиравший к вечеру силу, разрывал этот легкий дымок в клочья, смешивал с воздухом. И вот уже вкус дыма садился на язык, щекотал ноздри Клаудиюса. Этот же ветер стал рассыпать по мерзловатой земле бумажный пепел, и не было уже рядом белого снежного покрова, встретившего их здесь. Ранние зимние сумерки добавили неприветливой мрачности в цвета, которыми были раскрашены контейнеры. Клаудиюсу захотелось уехать отсюда как можно быстрее. Беспокойство, возникшее в душе, даже не пыталось объяснить причину своего появления. Необязательность своего присутствия в мыслях Клаудиюса постепенно трансформировалась в ощущение полной своей неуместности здесь, в этом странном безлюдном месте.

– Послушай! – голос Адама заставил Клаудиюса вздрогнуть. – Я все равно старший. Ведь это я тебе должен заплатить!

И Адам протянул напарнику несколько банкнот.

– Вот, пятьдесят фунтов за работу, – продолжал он медленно. – А вот это – десять фунтов на дорогу домой. Втроем с мешком мы на байке не поместимся. Ты пройдешь до городка изгоев, а там напротив въезда по другую сторону дороги остановка. Автобус ходит каждый час, довезет до метро. Там уже разберешься!

– «Городок изгоев»? – переспросил Клаудиюс.

– Белые «караваны» за забором…

Клаудиюс вспомнил, кивнул.

Адам укрепил стягивающими ремнями черный мусорный мешок на задней части сиденья. Натянул на голову шлем, надел перчатки и махнул напарнику рукой.

Красный задний огонек мотоцикла вильнул налево и исчез за крайними выстроенными в три этажа контейнерами. Звук мотора тоже исчез. А ветер стал еще сильнее, и уже щеками и носом Клаудиюс ощутил приблизившийся вплотную неприятный, влажноватый холод зимней лондонской ночи.

Оглянулся по сторонам, отошел под контейнерную «стену», прячась от этого ветра. Посмотрел вверх, на небо, которое не выдавало себя ни звездами, ни луной. Просто серая воздушная тина, тяжелая, готовая упасть вниз, где все, что не было черным, тоже казалось серым.

Маленький черный предмет, выглядывавший с высоты верхнего контейнера, привлек на мгновение внимание Клаудиюса. Присмотревшись, он понял, что это камера CCTV[8].

Отошел в сторону, рассматривая ее. Понял, что объектив направлен как раз на ту площадку, где они жгли чью-то «черную» бухгалтерию. Посмотрел под ноги, он как раз на ней стоял. Пепел едва слышимо шелестел под ногами.

По-мальчишески Клаудиюс ударил по горке ближайшего пепла носком ботинка. Запах гари ощутился сильнее.

– Англия! – саркастически хмыкнул Клаудиюс и, бросив прощальный взгляд на видеокамеру, прикрученную к верхнему контейнеру, зашагал к углу контейнерной «стены», за которой минут десять назад исчез красный задний огонек мотоцикла белобрысого Адама.

Глава 17. Бжежница. Мазовецкое воеводство

Баловалась снегом зима, то засыпая польские дороги и села, то объявляя в своем холодном представлении антракт и позволяя людям – зрителям зимы лопатами помахать да свои привычные пути-тропинки почистить. Снова выходил Кукутис на обочину шоссе, по краям которого бесконечные снежные валы тянулись, снова оглядывался в сторону, откуда шел, в ожидании любого транспорта, готового его подобрать и отвезти дальше в европейскую глубинку, туда, где языки смешиваются.

 

Вчера подбросил его вперед километров на сто латыш-дальнобойщик. С латышами Кукутису всегда было легче – как-никак, а языки у них родственные, хотя общих или похожих слов в литовском и латышском все-таки не хватает, чтобы беседу вести. Говорили они поэтому сначала на немецком, а когда устали – молчали каждый на своем.

Юргис-латыш первым делом поинтересовался у Кукутиса: бывал ли он в Биржай. «Конечно, бывал! – ответил ему Кукутис. – Бывал и не раз! Там моя сестра живет, Айва! Может, встречали?» – «Может, встречал! Но всех встреченных не упомнишь!»


Юргис вёз целый контейнер «Рижского бальзама». В кабине в бардачке напротив сиденья Кукутиса тоже лежала знакомая своей формой керамическая бутылочка. Водитель вежливо предложил спутнику отхлебнуть. Странник пригубил. Во рту стало теплее.

– Хорошая штука! – похвалил бальзам Кукутис. – Сколько лет живу, а его вкус не меняется!

Юргис кивнул. Предложил пассажиру еще выпить.

– Я лучше с собой возьму! – Кукутис сунул бутылочку в карман серого пальто. – Всякое зимой произойти может!

– Да, – согласился водитель. – Зимой надо ко всему быть готовым!

А потом бежали вдоль дороги снежные поля и наваленные бульдозерами по обочинам сугробы. Бежали, мелькали, мельтешили под их обоюдное молчание еще часа два, пока не затормозил Юргис на развилке.

– Мне на Гданьск! – сказал он. – А вам надо прямо!

Поблагодарил странник дальнобойщика. Сказал ему несколько добрых слов, проводил взглядом свернувшую направо фуру и снова пригубил бальзама. Оглянулся, осмотрелся. Часы из кармана достал и время проверил. Время в часах, увы, остановилось. Подзавел их Кукутис, и снова затикали они, показывая теперь свое собственное время, с общим временем ничего общего, кроме стрелок, не имеющее. Ранний зимний вечер приближался и навевал мысли о ночлеге, заставляя Кукутиса внимательнее в горизонты всматриваться. Еще чуть-чуть, и потемнеют, приблизятся горизонты, зажгутся лампочки в окнах домов, которые сейчас со снежными полями смешались и пока невидимы.

Но пока случилось это, как случается всегда в снежное время года, успел Кукутис вдоль дороги не один километр пройти, а может, и все три. И как только молочные сумерки опускаться стали на белую землю, от шоссе, по обочине которого шел Кукутис, отслоилась узкая асфальтированная дорожка и отправилась вправо к огонькам неведомого страннику поселка. И как только ступил Кукутис на эту дорогу, как остановился рядом «малюх» – старая итальянская микролитражка, и распахнул водитель перед одноногим стариком дверцу.

– До Бжежницы? – спросил.

Странник не знал, как этот поселок называется, но в машину сел, хоть и пришлось повозиться с несгибаемой деревянной ногой, прежде чем дверца с его, Кукутиса, стороны закрыться смогла.

Ехали они минут семь, и за эти минуты успел Кукутис согреться и о себе чуток рассказать. Хотел было даже на ночлег к доброму водителю – стареющему мужичку лет шестидесяти – напроситься, да не сделал этого. Вот если б они дольше ехали! А так – семь минут знакомства – не повод на ночлег напрашиваться!

Возле первого же дома поселка попросил Кукутис остановить машину. Вышел. А «малюх» дальше поехал и свернул на какую-то другую, невидимую уже дорогу, уходившую вправо от поселка.

Домики тут были каменные и двухэтажные. Это Кукутиса огорчило сразу. Живущие в кирпичных домах люди обычно не такие гостеприимные, как те, что в деревянных живут.

Окна ближнего дома горели одинаковым ровным желтым светом, словно за каждым таким окном одинаковые люди жили, и все в комнатах их тоже было одинаковым, таким же, как в других комнатах этого дома.

Прошел Кукутис чуть дальше по тропинке и увидел, что из окон первого этажа третьего в ряду дома на снег больше света падает, чем из окон ближних домов. Приблизился и увидел яркую витрину кафе. Внутрь зашел, огляделся. Все столики заняты: где двое, где трое мужиков сидят и пиво пьют. И только за одним столиком с бокалом белого вина – молодая женщина в джинсах и синем свитере с необычно сплетенной русой косичкой волос. Косичка, в которую были собраны волосы с самой макушки, опускалась, закрывая левое ухо, почти до самого плеча. Рядом с ней – мальчишка лет четырех от роду. Мальчишка на листе бумаги цветными карандашами круги рисует. Увлеченно и сосредоточенно.

– Можно возле вас? – спросил Кукутис, с интересом рассматривая ее необычную прическу.

Женщина подняла взгляд на спросившего. Кивнула, не сказав ни слова.

Присел Кукутис за стол, оглянулся на прилавок, за которым бородатый поляк с веселыми глазами стоял в поварской белой куртке. За его спиной на прикрепленном к стене телевизоре показывали без звука футбольный матч в какой-то теплой стране. Футболисты бегали по зеленому полю, но никто в кафе не обращал на них никакого внимания.

– Тут самому надо заказывать, – сказала женщина Кукутису, решив, что он официанта ждет.

– Ага, – кивнул странник. – Отдохну чуток и пойду закажу!

Пять минут наслаждался Кукутис теплом и домашним легким шумом, сплетенным из разговоров за другими столиками, шуршанием карандашей по бумаге, цоканьем кружек, чашек и ложечек, которые время от времени собирал бармен со столов и складывал в мойку. Но потом поднялся, подошел к стойке. Протянул бармену раскрытую ладонь с горстью монет.

– Тут, может, есть и ваши злотые? Посмотрите, а вдруг на чашечку чаю хватит?

Опустил бородатый бармен взгляд на монеты Кукутиса. Среди старинных английских шиллингов и фартингов, среди царских российских гривенников и болгарских левов увидел он серебряный польский грош Зигмунта Первого. Выудил его двумя пальцами из горсти. Посмотрел таинственно на одноногого клиента, словно догадался о чем-то тайном.

– Есть тут польские, – прошептал радостно. – Даже на ужин хватит, не только на чай! Подождите полчасика, вам моя жена приготовит!

«Что такое полчаса в жизни человека, который не умеет умирать?!» – подумал Кукутис и усмехнулся.

Вернулся за стол. Покосил взглядом на молодую женщину с необычной косичкой, на ее малыша, державшего в руке толстый цветной карандаш, как матерые бандиты держат нож – острием книзу, крепко сжав рукоятку в ладони. Малыш продолжал наполнять лист бумаги жирными цветными кругами, время от времени меняя цветные карандаши, но не меняя способ рисования.

– А ты попробуй квадрат нарисовать, – негромко предложил Кукутис мальчику по-польски.

Мама малыша обернулась. Малыш замер, карандаш вертикально застыл на бумаге.

– А как это? – спросил малыш.

– Можно? – Кукутис взял коричневый карандаш точно так же, как держал его мальчик, нарисовал в свободном углу листка квадрат и устало вздохнул.

– Трудно, – сказал он. – Давай я попробую по-другому! – Он взял карандаш пальцами, как ручку, и легко несколько раз обвел квадрат, а после, поменяв несколько раз карандаши, сделал его разноцветным.

Малыш с интересом смотрел на пальцы старика. Потом попробовал сам взять так карандаш. Было видно, что он боится его выронить – пальцы мальчика оказались не приучены его держать.

– Вы, наверное, из Беларуси, – сказала молодая женщина.

– Почему вы так подумали? – удивился Кукутис.

– У нашего сельского старосты домохозяйка из Минска, она тоже всем показывает, как надо правильно делать. Долго втайне пыталась их сына с левши на правшу переучить, пока ее не заставили книгу прочитать о том, что левша имеет больше шансов стать президентом Польши, чем правша. Только тогда успокоилась, но до сих пор за всеми присматривает, где бы ни оказалась, и советы дает!

Говорила это все женщина с косичкой вполне приветливо, без единого намека на недовольство.

– Вы почти угадали, – улыбнулся Кукутис. – Я из Литвы, а Беларусь когда-то тоже была Литвою.

– Ошиблась, – выдохнула она. – Литовцы другие, они советов не дают и никого переучить не стараются.

– А вы откуда так много о литовцах и белорусах знаете?

Женщина задумалась. Посмотрела на сына – он снова водил карандашом, как ножом, по бумаге, стараясь не выскакивать линией из уже многократно наведенных кругов с жирными разноцветными краями.

Молодую женщину с косичкой звали Агнешкой. Жила она прямо над кафе на втором этаже, и поэтому почти каждый день спускалась сюда посидеть и послушать шум жизни. После недолгой паузы призналась она, что о литовцах только слышала, но ничего точного про них не знает, так как в их селе литовцев нет и раньше не было. Слышала она только, что когда-то давно два литовца где-то недалеко отсюда с неба ночью на землю упали и разбились насмерть. Было это в прошлом веке. А вот белорусов видела она немало, видела и русских с украинцами, и даже одного испанца, у которого машина как раз рядом с их селом обломалась и поэтому пришлось ему три дня у них жить.

Вздрогнул Кукутис, услышав про двух упавших с неба литовцев. Вспомнил ту ночь, когда они до Каунаса не долетели. Вспомнил, как сам с десятками тысяч других ждал их с утра на Каунасском аэродроме. Но дальше вспоминать не стал. Отвлекся.

Жена бармена зашла в кафе в синем длинном платье с повязанным поверх платья белым фартуком. В руках она несла поднос с большой глиняной миской, над которой поднимался пар. Шум разговоров в кафе стих, все на нее смотрели, как она к Кукутису подходила, как перед ним миску ставила и нож с вилкой, закрученные в бумажную салфетку, клала. На ее круглом лице светилась такая свежая улыбка, какие Кукутис прежде только на старинных рекламных открытках разных гостиниц видел.

– Смачнего! – выдохнула бархатно жена бармена и тут же отошла, не разворачиваясь к гостю спиной, к дверям.

Потрясающе сочный запах свежезапеченной рульки упорно звал Кукутиса опустить взгляд вниз, на миску. Но он выдержал испытание запахом свиной ножки и опустил свой взгляд на еду, только когда жена хозяина кафе кивнула на прощанье и вышла.

Свиная ножка с румяной корочкой лежала на боку в окружении печеной картошки и печеного пастернака, добавлявшего сладость в и так богатый аромат этого царского блюда.

Кукутис, обычно не обращавший особого внимания на еду, в этот раз оживился, взбодрился в ожидании трапезы. Краем уха он услышал, как малыш за столом перестал водить карандашом по бумаге. Краем глаза заметил, что все внимание малыша теперь было приковано к свиной ножке, над которой поднимался ароматный пар. Словно малыш готовился нарисовать эту ножку. Мама малыша тоже завороженно смотрела на глиняную миску Кукутиса.

Странник размотал салфетку, взял в руки вилку и нож, отрезал кусочек мяса и отправил себе в рот. Сколько раз он уже в жизни лакомился запеченной рулькой, но каждый раз новая рулька казалась ему самой вкусной из всех ранее съеденных. Вот и сейчас это ощущение чуть ли не пугало его: ведь самое вкусное человек обычно съедает перед смертью. После смерти уже ничего вкусного быть не может. Но мысли Кукутиса о смерти и еде, хоть и появлялись в голове время от времени, но никогда не заставляли его помрачнеть и устрашиться. Кукутис, уже похоронивший тысячи знакомых и незнакомых людей, свыкся с иногда вызывающей досаду особенностью своей жизни – со своим временным или постоянным бессмертием. Он просто не умел умирать. Ни родители его, ни соседи родителей, ни сама жизнь его этому не научили. Другие вокруг умели умирать. Приходило время, и они ложились на диван или в кровать, звали к себе друзей и родных попрощаться, говорили наставления и пожелания по разделу их имущества, если таковое у них имелось, а потом спокойно закрывали глаза и умирали. Некоторые, конечно, умирали не в кровати и без прощальных слов, как те двое, Дарюс и Гиренас, что упали на землю нынешней Польши во времена, когда хозяйничали там немцы, вместо того, чтобы приземлиться в Литве, где их ждала вся страна, собравшаяся еще с вечера и до утра тщетно выглядывавшая огоньки самолета в черном небе.

Неподвижность малыша, не сводившего с рульки маленьких своих глазенок, отвлекла Кукутиса и оживила его мысли, заставив забыть о смерти и умирании. Странник отрезал кусочек свиной ножки и, наколов на вилку, протянул мальчику. Тот взял пальчиками кусочек мяса и поднес ко рту, но сразу есть не стал. Видимо, ему понравился теплый запах свинины. А Кукутису понравилось, как мальчишка аккуратно зажал подушечками трех пальчиков кусочек мяса – именно так, как надо держать карандаш или ручку.

– Молодец, – сказал малышу Кукутис. – Хорошо мясо держишь!

 

Мальчик присмотрелся к своим пальцам. Затем поводил длинным кусочком мяса над бумагой, воображая, что держит в руках карандаш, а потом не удержался и отправил свинину в рот.

Кукутис предложил кусочек свинины и его маме, но она, как бы, судя по ее взгляду, ни хотела полакомиться мясом, отказалась от угощения. Правда, после этого так посмотрела на своего сына, что понял Кукутис: отказывается она от мяса в пользу мальчика. И тогда отрезал странник еще кусок свинины и протянул на вилке малышу.

– Вы не знаете, где тут у вас переночевать можно? – спросил Кукутис Агнешку, закончив трапезу, разделенную с малышом, имя которого он до сих пор не знал.

– Думаю, что Марек с Ядвигой, – она кивнула на хозяина кафе, – вас приютят на ночь. А если хотите, можете у нас переночевать. У нас просторнее. А они с двумя детьми живут. К тому же в дальнем подъезде.

– Тогда я лучше у вас, – кивнул, соглашаясь, Кукутис.

Утром, когда Кукутис проснулся на узкой кушетке в довольно просторной кухне, за окном еще царствовала темнота. В квартире было тихо, хотя перед тем, как открыть глаза, сквозь ослабевший под утро сон слышал странник шаги, поскрипывание дверей и постукивание посуды. Интерес к точному времени Кукутис считал забавой молодых и смертных. Поэтому даже неточное время его не интересовало, так что карманные часы, циферблат которых защищала круглая крышка с вензелями и надписью на немецком «Возвращайся с победой!», так и остались в кармане пальто, висевшего в коридоре.

Усевшись на кушетке, Кукутис достал из-под нее свою деревянную ногу с пристяжными ремешками. Прикрепил ее надежно к культе, после чего натянул штаны сначала на деревянную ногу, а потом и здоровую в левую штанину просунул. Поерзал привычно, подтягивая штаны вверх, застегнул все пуговицы на них и завязал веревочный пояс. Только после этого осмотрелся и заметил в темноте на кухонном столике, что под окошком стоял, две кастрюльки и белый прямоугольник бумаги, придавленный круглой стеклянной солонкой.

«На работу, что ли, пошла?» – подумал о хозяйке.

Включил свет, пересел на стул, взял в руки записку.

«Извините, что так получилось, – писала хозяйка квартиры аккуратным школьным почерком. – Я подумала, что вам все равно хорошо бы отдохнуть с дороги, и потому оставляю вас в квартире со Сташеком до вечера. Мне давно надо было в город съездить за покупками – одежду сыну купить, да и мне тоже. От нас до города два часа, и назад два часа. Раньше ужина не вернусь, но на ужин привезу что-нибудь. Не сердитесь! Отдыхайте. Сташеку и вам я на завтрак блинчики в кастрюле оставила. На обед в холодильнике журек есть и винегрет. Агнешка».

– Коварные в Польше женщины! – прошептал, усмехнувшись, странник. – Не успеешь у нее заночевать, а наутро тебя уже ответственным за ребенка делают! Ладно!..

Вышел из кухни, заглянул за следующие двери – там, в комнате чуть большего размера, чем кухня, на диване спал, посапывая во сне простуженным носом, мальчишка. Слева – застеленная железная кровать, справа под окном письменный стол.

«Сташек, стало быть», – подумал Кукутис, аккуратно закрывая за собой дверь перед тем, как вернуться в кухню.

За окном уже светлело, когда дверь в кухню открылась и сонный мальчик в пижаме привычно прошел к столу и уселся на табуретку.

– Ну привет, – сказал ему по-польски Кукутис. – Будем завтракать?

Сташек, не удивившись присутствию гостя, кивнул.

Кукутис положил на тарелку мальчика круглый блинчик, полил его клубничным вареньем. Сташек провел пальчиком по канту тарелки, словно проверяя ее на круглость – на лице у него появилась улыбка. Утренняя сонливость покидала мальчишку. Соскочив с табуретки, он прошлепал голыми пятками по линолеуму пола до кухонной тумбочки, вытащил из ее ящика два ножа и две вилки, и вернулся за стол. Однако, взяв в руки нож и вилку, замер в нерешительности, не сводя глаз с красного пятна варенья.

– Знаешь что, – обратился к нему Кукутис. – Я тебе открою одну тайну, которая потом в жизни не раз поможет! Хочешь?

Сташек кивнул.

– Все, что можно скрутить в трубочку, надо обязательно скручивать! И еду, и одежду. Еда так легче в рот проходит, а одежду так легче с собой возить. Вот смотри!

И он, размазав варенье по всему своему блину, скрутил его в «сигару», взял в руку и откусил ее кончик.

Сташек опустил вилку и нож на стол и принялся сосредоточенно скручивать в трубочку свой блин.

– Молодец! – похвалил его странник. – У тебя с первого раза получилось!

8Система охранного видеонаблюдения, несколько видеокамер, изображения с которых передаются на один экран, разбитый на квадратики.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48 
Рейтинг@Mail.ru