Андрей Кривошапкин
Оленные люди
…Не знал забот оленный человек,
когда с ним рядом был его олень.
…Мужал с оленем сам эвен,
хозяином простора становясь.
Наверно, и не вымер потому,
что жизненною силою олень
питал – делился с человеком всем.
Не потому ли человек
сумел тысячелетний путь свой кочевой
в упряжке и верхом преодолеть?[1]
Оленные люди жили во все времена. Никто точно не скажет, когда они появились на Севере. Известно, что оленные люди первыми ступили на студеные берега и вечно продуваемые жгучими ветрами льдины арктических широт и приарктических земель. Туда оленные люди проникли не сразу. Сначала в погоне за дикими копытными и пушными зверьками бесконечно кочевали по тайге и по извилистым труднопроходимым горным тропам. Искали охотничью удачу. Суровая жизнь не баловала их. Жили обособленно. С внешним миром не имели никакой связи. Такого понятия, как снабжение продуктами и товарами повседневного обихода и в помине не было. Это был жуткий период белого безмолвия. Питались тем, что добывали. Рацион питания составляли мясо диких копытных и рыба. Они рассчитывали только на свои силы. Природа наделила их беспримерной живучестью и умением выживать при любых экстремальных ситуациях. Оленные люди смекалисты, потому их ничто врасплох не заставало. Находили путь к спасению из, казалось бы, безвыходных положений. Они удачливые охотники. Вместе с тем весьма расчетливы и экономны. Трудная жизнь научила их добывать столько, сколько нужно им для пропитания. К окружающей среде относились и относятся с трогательной бережностью. Никто их не учил этому. Оленные люди нутром понимают, что природа для них вечная кладовая, потому ее надлежит строжайшим образом беречь. Они смелы и храбры при схватках с хищными зверями. Мужественны при защите своих родовых гнезд. По характеру бесхитростны и открыты. Благородны и надежны. Среди них во все времена было мало завистников и бесчестных, хитроватых людей. Они высоко ценят дружбу между людьми. Их приверженность к такой великой силе, как братство народов, сохранилась до сих пор, более того, приумножается. Это, на мой взгляд, жизненная философия народов Севера.
Оленные люди обладают удивительной сноровкой, невероятно сообразительны и находчивы. О поразительном умении жить этих детей Арктики и Севера можно рассказывать до бесконечности долго. Вечная кочевая жизнь каждодневно требует крепости духа и силы воли. Между тем оленеводы в случае необходимости легко, незаметно примут городской образ жизни. В этом у них неоспоримый талант. Оленный человек легко приспосабливается ко всему, потому выживает при любых условиях. Это надежный и стойкий человек, верный друг Арктики и Севера, выходящий из любой трудной ситуации невредимым и полным сил. Это о нем умные люди говорят как о кудеснике кочевой жизни.
Кто такие оленные люди? Это люди, судьба которых навечно связана с оленем. Прежде всего это оленеводы и члены их семей. Но по большому счету к оленным людям относятся все аборигены Крайнего Севера независимо от того, кто где живет и чем занимается. Это эвены, эвенки, ненцы, долганы, чукчи и другие. Они представляют собой самобытные этносы. Малочисленны, зато у них древнейшая культура, отличная от цивилизаций других, более крупных народов. Их жизнь и развитие с давних времен, исчисляемых тысячелетиями, вращаются вокруг оленя. Отсюда возникла глубокая философская мысль: есть олень – есть жизнь; есть олень – есть эвен. Другие коренные народы Севера точно так же неразрывно связаны с оленем.
Олень для эвена и других северных этносов – это основа жизни. Без оленя они никто. Без оленя они исчезнут как этносы. Тысячу раз правы те, кто считал и считает, что олень – пища, одежда и жилище для северянина. Другого такого животного, как олень, по степени жизненной необходимости и пользы не существует. От него все идет на пользу, ничто не выбрасывается просто так. Олени также представляют собой неповторимый и незаменимый вид транспортного средства. Удивительно надежный, олень не имеет альтернативы, он дает фору самым современным и совершенным видам транспортной техники, включая авиатранспорт и сверхсовременные внедорожники. Он абсолютно надежен и экономичен.
Мировая цивилизация, конечно, с одной стороны, хороша и необходима. Она – часть жизни оленных людей. С другой же стороны, эта цивилизация с самого начала внесла в размеренный ритм жизни северных этносов много вреда. Это родимые пятна цивилизации – пьянство, алкоголизм, социальные болезни, безработица, угроза полного исчезновения родного языка и самобытной традиционной культуры.
Свой роман я назвал «Оленные люди». Постарался дать обобщенное понятие. Через жизнь одного оленеводческого стада и национального наслега попытался обнажить некоторые проблемы, во многом характерные для многих северных народов. Вот перед вами мудрый дед Отакчан, бригадир Айчима, молодые Виктор, Байбал, Илани, неунывающий Бетаки, его сыновья и другие. Уделите им время, потому почитайте мое повествование о них… Получилось что-то путное или не получилось, судить вам.
1
…Он каждого оленя знал в лицо,
и каждый шел к хозяину на зов.
А родословную оленей знал
мой предок, может, лучше, чем свою.
Со дня рожденья олененок был
под ревностным присмотром, как дитя,
до старости оленьей каждый зверь
на попечении человека был –
и не приплод, а весь олений род.
Любовью страстной, вдумчивой любил
священного оленя человек,
мой предок, гордый тундровик – эвен…[2]
Отакчан, радуясь весеннему солнцу, поднялся на невысокую горку. Отсюда все видно как на ладони. Эту местность он облюбовал еще с молодых лет. Она во всех отношениях подходит для отела оленей. Здесь рано начинается таяние снега. Полукругом тянутся к высокому небу могучие горные кряжи. У их подножья отдельными островками кучкуются невысокие сопки, покрытые лиственничными лесами. Под лучами весеннего солнца на склонах сопок снег тает быстрее, чем в лесу или на открытой местности. Так появляются проталины. На таких склонах телятся важенки. Ничто не мешает и не пугает их в этом безмолвии. Пройдет отел без потерь, значит будет заложена основа для успешного завершения года. Конечно, оленята рождаются в тайге, на лоне природы. Тайга – не роддом, но она по-своему таит в себе удивительную таинственную силу по-матерински тепло принимать зарождение новой жизни. В этом плане тайга за тысячелетия, незаметно пролетевшие над планетой, накопила огромный опыт по выхаживанию только-только родившихся живых существ. Это относится ко всему миру как диких, так и одомашненных животных. К последним относятся олени.
Природа сама по себе непредсказуема, как капризная женщина, потому часто меняет свой облик. То абсолютная тишина, когда ни дуновения ветерка, на небе бездонный купол голубого неба, то снег и ветер, то пурга… Капризы природы наносят ощутимый урон слабым еще оленятам. Многие гибнут от простуды. Остается просить Духа земли, чтобы он пожалел их.
Внизу широкая раздольная местность. С началом лета она, освободившись от снега, обильно расцветает разноцветьем трав. Посередине течет речка Умбэ. Ее прозрачная до зеркальности вода весело течет вниз. Жгуче-студеную воду, когда она, играясь, течет, не так-то просто бывает попить. Только глотнешь, как тут же леденящим холодом пронзает все тело. Отакчан знает это по себе. Будучи юношей, баловался и до стужи в зубах пил воду, припав губами к краешку речки с мелкими камушками. А пока до поры до времени речка еще дремлет. Самая малость осталась до того, как она проснется и беззаботно запоет свою песню. Ветра досюда не долетают, сшибаясь с тыльной стороны с каменистыми кручами горных кряжей. Встретив на своем пути такую преграду, волны ветра поворачивают в сторону.
Отакчан спешился и сел на рядом лежащую корягу. С любопытством молча окинул взглядом окрестность. Теплые солнечные лучи иной раз так греют, что клонят все живое к дремоте. Олени, видно, дремлют и жуют жвачку. Довольный тем, что вокруг так тихо, Отакчан вынимает трубку и закуривает. Некоторое время сидит, закрыв глаза. Но вот он открывает их, поднимается и медленно поворачивается к верховому оленю за рюкзачком, с которым обычно не расстается. Но на этот раз оказалось, не взял его. Немудрено, ведь он намеревался быстро вернуться. «Что теперь поделаешь? Есть курево и ладно», – подумал старик.
Отакчан приехал сюда без ружья. Утром, когда затягивал седло ремнем, думал над тем, брать иль не брать его. Оглянувшись на небо, на котором не было ни облачка, тозовку положил около вьючных сум. Пусть лежит. Его хозяин – Виктор.
Сегодня Отакчан вернется пораньше, поймает двух упряжных оленей и поедет вниз по речке к березовой роще. Там отыщет березы, годные для заготовки полозьев и санных ножек для упряжной гоночной нарты. Сейчас самое время для их заготовок. Мог бы прямо сейчас повернуть обратно и поехать, но ему хочется удостовериться в том, в порядке ли олени, не тревожатся ли. Опасность представляют горные орлы. Да и волки могут ненароком нагрянуть. Поэтому решил проведать оленей. Отел пока идет спокойно, без видимых забот. Не тревожь только важенок в это время ничем. Так бывало всегда, как он себя помнит.
Со стороны противоположных сопок у подножья высокой горы между деревьями замелькали олени. Правда, они не подавали признаков беспокойства. Мало ли, некоторым важенкам, может быть, захотелось поменять место лежанки. Бывает и так. Не привязаны же они к деревьям. Важенки свободны. Их тут держат только оленята. Пока те чуть-чуть не подрастут, олени останутся тут. Здесь им спокойно и вольготно. Но Отакчан вдруг поймал себя на мысли, что ему почему-то стало неуютно. Зов оленят, такой знакомый и близкий ему с далеких детских лет, обычно всегда ласкал его слух. Но сейчас почему они разом загалдели? Неужели важенки отошли от детенышей так далеко, что оленята теперь криком плачут? Это встревожило старого Отакчана. Важенок много и на этой стороне, по его левую руку. Отсюда до них рукой подать. Но здесь тишина.
Отакчан вынул свой старенький бинокль. Его ему подарил русский геолог Володя Суслов. Каждый раз, вынимая бинокль, тепло вспоминает того добросердечного геолога. «Интересно, как он? Жив-здоров ли?.. Ну конечно, с ним все в порядке. Правда, отчаянный был. Не терпел несправедливости. А сейчас начальники не переносят, не любят таких. Но мой друг не такой, чтобы покориться и исчезнуть в ряду серых, безликих людей».
Старик краем светлого платка, повязанного на шее, тщательно протер окуляры бинокля. После этого внимательно стал обозревать противоположную сопку. Важенки то сбиваются в кучу, то расходятся в разные стороны. Почему-то оглядываются на оленят. Некоторые возвращаются к ним. Остальные, гордо поднимая точеные головки, смотрят назад. Отакчан медленно, метр за метром, стал разглядывать правое крыло снежной поляны. Важенки, возможно, учуяли лисицу или росомаху. Эти хитрющие зверьки встречаются тут нередко. Орлы просто так не прилетят сюда. Отакчан каждое лето и осенью проверяет, появились ли орлиные гнезда в этих горах. Ему помогает в этом Виктор, молодой оленевод.
Вдруг в зарослях тальника старик отчетливо увидел нечто черное. Удивился тому, что раньше не заметил этого. Что это могло быть? Не сохатый ли сюда забрел? Все может быть. Лежит на боку. Бык, что ли? Сердце старика вдруг резко кольнуло. От нахлынувшего волнения в одно мгновенье его всего обдало жаром. Лоб покрылся испариной. И тут прямо на его глазах то черное поднялось, словно человек. Оказалось, что это огромный бурый медведь. Стоя на задних лапах, он всматривался туда, где сейчас находились важенки. На редколесье деревья голы. На фоне снега олени отчетливо видны хищнику. Старик сразу понял, что зверь подкрадывается к оленям. Наверное, он давно этим занят, а он, Отакчан старый, сразу не заметил зверя. Этот абага[2] теперь не оставит оленей в покое. Погибнут сонгачаны-оленята. Это точно. Важенки убегут. Тогда слабые сонгачаны до единого станут лакомыми кусочками для голодного зверя. Тот, видать, только на днях выбрался из берлоги после долгой зимней спячки. И теперь голоден и зол на все на свете. Видно, ошалел, что такая удача улыбнулась ему. Вот и не торопится. Башка у зверя неплохо соображает. Хочет напасть наверняка. Перед Отакчаном тоже нелегкая задача. Как же быть теперь? Только тут он с сожалением подумал, что зря оставил тозовку. Хотя бы пальнул, чтоб напугать зверя, хотя тот, почуяв легкую добычу, просто так не уйдет. Но Отакчан тоже не уйдет. Не станет же он смотреть, как дикий зверь начнет поедать одного олененка за другим.
Старик поднялся, сорвал с шеи платок, привязал его к кончику тиюна-палки. Развязал оленя с дерева и, ведя его на поводу, начал спускаться вниз. То и дело стал восклицать: «Чо-чо!»[3] Оленям знаком этот возглас. Они по нему узнают присутствие человека и слышат его успокаивающий голос. Внизу, у края открытой местности, старик взобрался в седло и стал понукать оленя ногами, чтобы тот пошел вперед. Поехал он напрямик в сторону важенок. Отакчан понимал, что должен опередить зверя и оказаться между ним и оленями. С другой стороны, старик четко отдавал себе отчет в том, что голодному зверю все равно, кто перед ним. Он наверняка нападет на него. Силы неравны. Но другого выхода у старика нет. Он пожертвует собой и тем, быть может, спасет оленят. Выход и надежда только на это. На поляне снег достаточно глубокий, по брюхо верховому оленю, зато рыхлый, потому ехать все же гораздо легче, чем ехать по твердому насту. Отакчан между тем беспрестанно покрикивал: «Чо-чо! Би элэ эмэддэм!»[4] Громко разговаривал с оленями, мол, он рядом с ними, пусть не пугаются.
Медведь издали заметил, как человек уверенно едет к тем оленям, к которым он так долго крался. До него еще далеко, потому Отакчан не видел, каким злым огоньком загорелись медвежьи глазки, и не слышал, как он зло заурчал. Зверь залег, поджидая человека. Олень под Отакчаном шел уверенным шагом. Это говорило о том, что он пока не учуял близость зверя. Ветерок дул с другой стороны. Да и не видел он еще своими глазами этого опаснейшего врага. Ведь олень особой зоркостью глаз не отличается. Зато нюх и слух у него отменные. Спокойствие оленя передалось его хозяину. Отакчан овладел собой настолько, что теперь медведь не представлял для него особой опасности. Перед ним находился обычный дикий зверь, на которого охотятся. Так думал он, цепкими глазами зорко следя за каждым движением зверя. Но вот тот тоже двинулся вперед. Отакчан стал сильнее понукать своего оленя. Скоро добрался до подножья сопки. Это хорошо, что он первым добрался до поляны. Встреть он зверя на голом снежном поле, где ни травинки, ни деревца, у него шансов никаких бы не оставалось. А тут рядом его родной лес. Тут все под рукой: и деревца молодые, и тальники, и сухие хворосты. Теперь просто так оленят и себя не отдаст в пасть зверю. Отакчан спрыгнул на снег. Быстренько привязал оленя к тонкому деревцу и торопясь стал собирать хворост для разведения костра. Очень кстати под руку попался сухой тальник, из него быстро настрогал острым ножом стружки и подвел к ним горящую головешку спички. Алый язычок пламени радостно разгорелся. Над ним, играясь, стал подниматься сизый дымок.
Отакчан часто поглядывал на верхового оленя. Отсюда медведя ему не видно. Человек-то может и не увидеть зверя, а вот олень наверняка учует. На это и рассчитывал Отакчан. Не теряя ни минуты, он поднялся выше метров на тридцать – сорок и тут же принялся собирать сухой хворост. Развел такой же костер, как и первый. И в этот момент он увидел, как его верховой резко крутанулся на месте. «Абага!» – пронеслось в голове. Однако медведь уже рядом. Отакчан торопясь срезал ножом тоненькое деревце и, на ходу очищая редкие ветви, громко подал оленю голос: «Алатли!»[5] Рассчитывал на то, что голос услышит и абага. Затем быстро спустился к первому костру. «Эхе, как хорошо разгорается костер», – довольный, подумал он, оглядываясь назад. Над вторым костром тоже поднимался густой дым. В эту же секунду олень вновь встрепенулся, выкатил глаза, озираясь туда, откуда шел напролом, судя по треску, зверь. Отакчан подбросил в костер несколько длинных хворостин. «Абага-а! Мучули амаски!»[6] – требовательным голосом крикнул он. В другое время старик, показывая свое уважение и почтение, заговорил бы с медведем иным голосом. Мягко, просяще, даже заискивающе. Но тут они встретились лицом к лицу. Перед ним теперь не тот абага – дедушка медведь, которого он всю жизнь почитал, а зверь-разбойник, жаждущий оленьей крови. К такому отношение у него совершенно другое. Ни голосом, ни движением человек не должен проявить свою робость перед зверем. За его спиной беспомощные важенки и сонгачаны-оленята. Они же, как детишки, маленькие, слабые.
Медведь из-за тальников вперемежку с кустами вынырнул все же неожиданно. Он был стар, долговяз и лохмат. Увидев человека на близком расстоянии, от неожиданности отпрянул всем телом назад. В это время верховой олень смиренно сник.
Отакчан уловил в поведении зверя некое смятение, потому длинной кроной срубленного деревца стал размахивать перед собой, шумно ударяя по кустам. Это отрезвляюще подействовало на зверя. Нехотя он сделал несколько шагов назад. «Хурри! Хурри, абага!»[7] – кричал старик. В одно мгновенье он резко выхватил горящий хворост и швырнул в зверя. Дымящий хворост не долетел до зверя, но запах дыма явно ударил по ноздрям и тот с громким ревом чихнул. Человек беспрестанно собирал хворост и бросал в костер. Второй костер тоже горел и чадил…
* * *
…Сила человека –
в доброте.
Добрый все преграды осилит,
добрый все пути одолеет.
А главное –
он сумеет
одарить, словно солнце, людей
и счастье найти в доброте.[9]
Айчима, Виктор и Байбал к вечеру вернулись к палаткам. Они на оленьих грузовых нартах возили дрова-сухостой в верховья горных рек. Разгружали их в местах летних кочевий. Там леса нет. Одни голые скалы и широкие горные долины. Только вдоль речек кучкуются тальники. В теплые летние дни для растопки сойдут высохшие тальники. А когда нагрянут дожди, спасение в лиственничном сухостое. Айчима предусмотрителен. Все делает загодя. В этом первый ему советник – дед Отакчан. Вот и сегодня поработали на славу.
– Танмак, а где дед? – первым долгом спросил Айчима, войдя в палатку.
– Я видел, как дедушка сел на учага[8] и уехал, – поднял голову Кирилка, сын Танмак от первого брака.
Мальчик смышленый, он по душе Айчиме. Сидит в углу палатки, играет в свою игру, бормочет что-то, барахтается. Забавный малый.
– Как уехал одновременно с вами, так и не вернулся, – добавила женщина, наливая чай в кружки.
В это время Виктор и Байбал один за другим зашли в палатку и сели за стол. Танмак, жена Айчимы, – чумработница. У нее всегда под рукой горячий чай, вареное мясо. Байбал мог бы попить чаю и у себя в палатке. Но старик Гаврила отправляет сына в палатку Айчимы. «Иди чаевничать к Айчиме. Его жена зарплату получает за то, что готовит еду», – говорит он сыну. Иногда и сам приходит к чаепитию, заодно услышать новости. У оленеводов беседа ладно протекает как раз за чаепитием. Байбал не привык что-либо рассказывать отцу. На его вопросы всегда отвечает односложно. Такая скупость сына на слова не нравится старику.
– Дед должен был просто проверить, как идет отел, как ведут себя важенки. Обычно он быстро возвращается. Я сейчас же поеду и выясню, в чем дело, – вызвался Виктор.
– Пожалуй, ты прав. Съезди-ка в самом деле, коли не устал, – одобрительно кивнул головой Айчима. – Бери с собой мой карабин на всякий случай. Мало ли что…
– Целый день ничего не ел, выпей хотя бы кружку чая, – Танмак пододвинула к Виктору кружку, до краев наполненную чаем.
Виктор не заставил себя уговаривать, выпил чаю, отрезал кусок вареного мяса и, на ходу жуя, заторопился на выход.
– Я тоже с тобой поеду, – вымолвил Байбал, намереваясь встать.
– Ты, Байбал, лучше наруби дров на растопку и себе, и деду, – не оборачиваясь, бросил Виктор.
– Дельно распорядился Виктор. В самом деле, Байбал, займись-ка ты колкой дров. А я за оленями присмотрю. Оленей, на которых ездили, отпущу, – говорит Айчима.
Он имел в виду нартовых, вьючных и верховых оленей, находящихся у них под рукой. Таких голов тридцать – сорок.
Другую часть стада – быков, молодняк – давно отделили от стельных важенок и теперь держат на соседней речке. Каждый день наведываются и к ним. Сегодня попутно проверили, как они пасутся. Признаков беспокойства у оленей не было.
…Виктор торопил верхового оленя. Олень и без понукания уловил настроение хозяина, потому шел ходко. Парень внимательно присматривался к утренним следам учага деда Отакчана.
«Откуда у него такая натура? Всегда первым идет на любое дело. При этом не думает, получится или не получится. Последствия могут быть разные, а это его не беспокоит. Однако все наши сородичи его поколения были такими же работящими. Удивительные по твердости духа были люди. Многих в детстве видел. Все они жили и трудились в советское время. Вот где секрет их стойкости, трудолюбия. Дед часто рассказывает о том времени. Он почему-то не воспринимает нынешнее время. Считает всех жуликами. Думаю, дед скорее прав. Мой друг Илани твердо поддерживает деда, – на ходу Виктор думал о деде Отакчане. – Интересно, почему он задержался? Может, упал ненароком и получил увечье. И такое может случиться. Жизнь в тайге – бесконечная загадка… А вот от Илани, как уехал в дальнее стадо на помощь в период отела, тоже ни слуху ни духу. Как он привыкает к жизни в стаде Митэкэна? Интересно, чем сейчас он занят? Кочевая жизнь для него не нова. Еще подростком его брал с собой в стадо Айчима. Илани – парень смекалистый, просто так не будет сидеть, найдет свою тропу где угодно», – постепенно мысли перекинулись на Илани. После того, как он уехал, застопорилась связь по радиостанции «Гроза». Теперь из Дөндэ редко выходят на связь. Часто нарушают установленный график… Скорее бы возвращался Илани и наладил связь…
Олень вдруг вздрогнул под седлом. Стал шевелить ушами и оглядываться вокруг. Вдали показалась речка Умбэ, где телятся важенки. Виктор почувствовал, как в ноздри попал едковатый дух дыма. «Чую дым от костра. Стало быть, дед тут недалеко…» Только подумал было так, как у подножья правой сопки, где темнел лес, увидел сизый дымок. Ударил ногами по бокам оленя. Тот убыстрил ход. Пересек по следам деда снежную долину. Тут же увидел деда Отакчана, вышедшего из редкого леса навстречу. Радость охватила Виктора. «Дед живой. Вот он стоит и поджидает меня», – улыбаясь, подумал он.
– Почему задержался и не возвращаешься домой, дед? – спрыгнув с оленя, спросил Виктор.
Дед улыбнулся глазами.
– Как хорошо, что приехал. Спас, можно сказать, оленей, – молвил он, вытирая пот с лица.
– А что случилось? – коротко спросил Виктор, но, не дожидаясь ответа, снял с седла рюкзачок. Вытащил котелок и начал разгребать уже размокший снег до появления крупных ледяных кристаллов. Этими кристалликами доверху набил котелок.
Дед молча следил за Виктором. Ему понравилась предусмотрительность парня. В душе дед сильно обрадовался. Все нутро у него иссохло от жажды. Весь день ни капли воды не глотнул. А тут настоящий котелок перед ним. Пока Виктор копошился с котелком, Отакчан умело соорудил очаг. И вот котелок уже висит над костром.
Виктор вытащил из рюкзака старую тару из-под муки, которую на всякий случай хранил, и аккуратно расстелил перед дедом. А из другого, уже самодельного, мешочка вынул лепешку, вареное мясо, соль. Дед молча улыбался, довольный всем увиденным. Котелок не заставил себя долго ждать. Вскоре вода в нем закипела. Виктор снял котелок с костра. Из кармашка рюкзачка выволок старый мешочек с заварным чаем. Первым долгом угостил Духа Огня щепоткой чая. Затем заварил воду в котелке, немножко подержал котелок над костром, чтобы чай заварился как следует. Поставил перед дедом большую кружку, из которой тот обыч-но пьет чай, когда чаевничает в палатке Айчимы. И себя, разумеется, не забыл. Налил крепко заваренный чай. Свежий чайный аромат сильно ударил по ноздрям, отчего дед Отакчан аж крякнул от удовольствия. Он хотел было сразу взяться за кружку, но Виктор остановил его. «Подожди, дед. Тебе не кажется, что чай с молоком намного лучше, чем черный?» – «А где теперь возьмешь молоко?» – «А вот Танмак положила кусочек молока. Это она собирала рюкзак». «Вот молодец! То-то Айчима на нее глаз положил», – улыбнулся старик, благодарно думая о Танмак.
После того, как дед Отакчан опорожнил кружку, Виктор вновь спросил:
– А почему так долго не возвращался, дед? Что случилось?
– Да абага надумал было напасть на важенок и телят.
– А где он, абага-то?! – у Виктора в глазах загорелся огонек охотничьего азарта.
– Целый день стояли друг против друга. Я костром, дымком отпугиваю его, а он то уйдет назад и ложится, то поднимется и с ревом идет ко мне. Знает, что мешаю ему. За моей спиной оленята.
– А где он сейчас? – в руках у Виктора карабин. Парень внимательно осматривается вокруг.
– Ушел недавно. Однако учуял, как ты приближаешься.
– Может, пальнуть из карабина в воздух, дед?
– Зачем? Важенок вспугнешь. Может, в это самое время запоздавшие важенки телятся. Не надо стрелять.
– Тогда я поеду за медведем. По снегу догоню без труда.
– Давай вдвоем поедем. Но прежде костры обновим, чтоб больше дыма было, – предложил Отакчан.
Так и поступили. В трех местах развели костер. А сами, разговаривая, поехали по медвежьим следам. Было светло. Медведь, если даже проявит агрессивность, незамеченным не останется. Природная осторожность не позволит ему действовать безрассудно. Он хитер и умен, потому безропотно уходил от погони.
* * *
– Айчима, опасный сосед далеко не уйдет. Он теперь знает, где может найти себе трапезу. Вернется он, – после того, как опорожнил пару кружек чаю, степенно заговорил дед Отакчан.
– Что будем делать? – Айчима пристально посмотрел на старика.
– Нужно организовать круглосуточное дежурство, – после некоторого раздумья проговорил дед Отакчан.
– А как долго ехали по следам медведя? – Айчима спросил у Виктора.
– Абага, как показывают его следы, сначала кружил, затем уходил, поворачивал то налево, то направо. Снова возвращался. В двух местах отлеживался, видно, прислушивался. Он же зверь предусмотрительный и осторожный.
– Стало быть, не хотел уходить, – добродушно заулыбался бригадир.
– Вот именно. Потом, видно, учуял, что мы едем по его следам. По подножью горы, по оврагам шастал. Потом резко ушел, не останавливаясь, – Виктор ловкими движениями пальцев рук подтверждал свои слова. У него это получается.
– Он хитрее нас. Без подготовки преследовать его – пустая трата времени и верховым оленям излишняя нагрузка, – Айчима взглянул на деда, будто спрашивая, верно ли говорит.
– Вернется он. Вот увидите, – откликнулся Отакчан на слова Айчимы.
– Тогда надо объявить ему войну. Организуем облаву, пока снег не растаял, – воодушевляясь, сказал Айчима, известный своей легкостью на дела, требующие быстрых действий.
– Ты хочешь его убить? – ни на кого не глядя, спросил дед.
– Мы должны обезопасить новорожденных оленят от хищника. Только так. Другого способа не вижу. К тому же зачем с ним церемониться, дед?
– Голодный по весне зверь примет твой вызов. Это однозначно, – вроде соглашаясь с аргументами Айчимы, ответил дед Отакчан.
– Нам этого и надо. Я согласен с тобой, дед.
– С одним карабином повоюем? – Виктор посмотрел на Айчиму, как бы сомневаясь.
– Все зависит от нашей сноровки и умения выследить зверя, – Айчима беззаботно хохотнул. – Один охотничий карабин тоже сила.
На некоторое время в палатке воцарилась тишина. Каждый, казалось, думал о своем.
– Абага, как почует, что за ним охотимся, начнет действовать назло нам, – первым нарушил тишину дед Отакчан.
– Каким образом? Устроит нам засаду? – быстро спросил Айчима. Судя по его быстрой реакции, он сидел и думал только о медведе.
– Говорят, когда надо, он стелется по земле. Не увидишь, проедешь мимо, а он сзади нападет, – заговорил Виктор. – Я много слышал таких баек.
– Не спорю. Он способен на это, – Айчима вроде согласился с Виктором, но смотрел он на деда, с невозмутимым видом сосущего трубку. Видно было, как он жаждет услышать мнение деда Отакчана. Тот, будто нарочно, молча дымил трубкой, но спиной чувствовал, чего от него ждет Айчима.
Кирилка примостился рядом с Айчимой и весь превратился в слух. Ему интересно слушать разговор взрослых об абаге – самом страшном на Севере хищнике. Ему хочется его увидеть, с другой стороны, боязно.
– Абага больше опасен для отельного стада. Он начнет гоняться за важенками. А те, когда с испугу массой помчатся, могут затоптать слабеньких оленят. Стадо тогда понесет потери. По-моему, чем тратить время в погоне за абагой, лучше круглосуточно установить дежурство. Скоро важенки все отелятся, – дед Отакчан говорил медленно и рассудительно. При этом он, по своему обыкновению, ни на кого не глядел. Казалось, его не заботило, слушают ли то, что он говорит или не слушают.
– Тоже верно. А как ты думаешь, Виктор? – Айчима посмотрел на Виктора.
– Я согласен с тем, что сказал дед.
– Деду жалко убивать медведя, – тихо засмеялся Айчима.
Дед Отакчан пропустил мимо ушей слова Айчимы. Его глаза заметно потеплели. Понял, что Айчима пошел на попятную. После этого все притихли.
Наконец тишину нарушил тихий голос деда:
– Абага ведь тоже хочет жить. От нас сам уйдет, когда поймет, что мы пуще глаз стережем оленей…
– Надо же, дед, ты о медведе говоришь, как о человеке, – улыбаясь глазами, миролюбиво молвил Айчима.
– Он же умен и хитер, как человек, – добрая улыбка осветила смуглое лицо Отакчана.
Виктор и Байбал засмеялись.
– Выходит, мы отпускаем его на все стороны? – ни на кого не глядя, будто для себя, проговорил Айчима.
– Земля, по которой мы кочуем, его вотчина, – Отакчан, прикрыв глаза, сосал трубку.
Айчиму вдруг прорвал громкий смех.
– Вот как получается: медведь нам бэгэн[9], а мы его кэлмэ[10].
В палатке снова воцарилась тишина.
– Каждый волен принимать абагу, как хочет. А я вот с давних времен знаю, что абага в свою вотчину других зверей не пускает. Разве это плохо, что он защищает наши земли от других хищников? – Отакчан приоткрыл глаза, метнул на Айчиму быстрый взгляд, в котором были и досада, и сожаление, и раздражение.
– Ладно, с тобой, дед, спорить не стану. Пока абага пускай поживет по-соседству, – хохотнул бригадир. – Вот мы с Кирилкой завтра поедем его выслеживать. Ты поедешь со мной, Кирилка?
