Андрей Коннов
Узники Черного обелиска
Майя человек общительный и открытый. Девчушка успела подружиться с большей частью туристов, поэтому и усом не поведя, прильнула к уткнувшемуся носом в панорамное окно Разумовскому.
– Красивый спутник у Сатурна? – спросила Майя, присев рядышком.
Разумовский смущенно глянул на девушку. Его мимика плавно перетекла к состоянию «Кто ты вообще такая?». Майя не поняла выражения лица Коли.
– Я вот пять лет мечтала увидеть Энцелад, – продолжала безвинно гнуть свою линию Майя, – И вот, я здесь, гляжу на это красивое зрелище, и понимаю, как же хочу туда, на поверхность.
Разумовский повернулся к Майе, его нижняя челюсть слегка отвисла. Разумовский прильнул головой к панорамному окну, смотря краешком на Майю, будто бы выискивая в ней что-то интересное.
– Там ведь есть, что смотреть и что искать! – не унималась Майя, – Я много читала и смотрела про Энцелад. Это же уникальный объект! Его необходимо исследовать! Почему его еще не исследовали?! Что толку любоваться им вот так вот, не зная даже, что на поверхности!
– Если бы ты хорошо читала и смотрела, то наверняка бы знала, что интерес представляет не поверхность Энцелада, а то, что под ней, – Разумовский пристудил пыл Майи, и широко улыбнулся, считая это своей маленькой, но победой.
Разумовской раздвинул руки, а затем надставил одну над другой.
– Энцелад покрыт многокилометровым слоем льда, который, в принципе, схож с нашим,– начал Разумовский громким басом, обстоятельно выделяя высокой интонацией каждую запятую своего высказывания, – Что творится в этом льду – остается лишь предполагать. Многочисленные всполохи, рытвины и гейзеры свидетельствуют о непрекращающихся процессах внутри самого спутника, но по факту мы можем лишь догадываться об их истинном предназначении.
– Так почему мы до сих пор не собрали экспедицию сюда?! – грубо перебила Разумовского Майя.
– Ты думаешь, это так легко? – Разумовский прищурил глаз, – Мы до сих пор Ганимед то не исследовали толком, а уже там станцию воткнули. Что ты знаешь о Ганимеде?!
Разумовский замахал руками перед Майей.
– Что? Что? Молчишь? То-то же! Мы залезли на другой конец галактики, толком, не изучив то, что возле нас. Мы о Земле до сих пор знаем лишь одну десятую часть. Какой Энцелад? Этот ледяной булыжник диаметром в 500 километров летит в составе одного из колец Сатурна, являясь для конкретно моего глаза лишь красивым куском льда из водяного пара. Лететь туда и исследовать – выше моего благоразумия!
Разумовский вскочил, и отошел от Майи
– И вообще, ты бестактная голубоглазка! – ругнулся Коля.
– Кто?! – Майя обиженно визгнула, слегка покраснев от этого.
– Диалог начинают с приветствия и представления. Почему наш диалог завязался задом наперед, не подскажешь?
Майя растерялась. Девушка как в рот воды набрала.
– Меня Николаем зовут. Фамилия моя Разумовский. А вон, видишь, человек стоит? Это Юра Башметьев, первый пилот «Колосса». А я второй пилот и его помощник. Благодаря нам вы здесь, пьете вино из тюбиков, делаете семейное фото на фоне безжизненного ледяного булыжника, и пытаетесь умничать, будто бы являетесь Гершелями в пятом поколении!
Говоря все это, Разумовский активно жестикулировал и возмущался. А закончив парировать, пошлепал в сторону барной стойки, где голограмма бармена предложила ему стакан воды.
– Ты не такой, – сказала Майя, смотря на Энцелад, – Я знаю это!
Разумовский подошел к сонному Башметьеву. Юрий сидел, растёкшись по стулу, на его коленках лежал раскрытый томик книги Лавкрафта.
– Раньше ты его не мог переваривать, – сказал Разумовский, садясь напротив.
– Лавкрафт единственный, кто понимает меня и мое недовольство этим местом, – Юрий съежился от внезапных мурашек, – Я задаю ему вопросы, а он мне отвечает через текст своих нетленок. Каждый писатель, словно инфернальная сущность с того света вещает нам свои мысли и проповеди. Коля, ты ходячая энциклопедия! Когда я твой томик также раскрывать буду?
– Я еще молод, – Разумовский отмахнулся.
Разумовский отвернулся от панорамного окна.
– Несколько десятков недобитых душ, которым не сидится на Земле, захотелось посмотреть, как на другом конце света безжизненный ледяной булыжник опорожняет водяные сполохи в водородную среду. Скажи, зачем человек тогда живет? – бурчал Разумовский.
Башметьев встал, потянулся, закрыл книжку Лавкрафта и внимательно посмотрел на барную стойку.
