Андрей Жвалевский
Порри Гаттер. Всё! (сборник)
Глава 7. Напотейтоу
Кряко добавил щепотку печени единорога, осторожно дунул на получившуюся смесь и сделал шаг назад, любуясь получившейся стенгазетой. Строго говоря, стенгазетой это назвать было нельзя, потому что радужная картинка висела не на стене, а прямо в воздухе, но все остальное было на высоте: название «Чистая сила», передовица «Маг – это от слова „могу“», фельетон о плохой дисциплине Оливье Фореста и его дружков, а также карикатура, бичующая ночные гуляния и драки на дискотеках.
Основную часть газеты занимали четыре колдографии под лозунгом: «Держим равнение на этих!».
В свое время Кряко немало поломал голову над подписями к портретам. Написать под Порри «Обожаемый симпампунчик!!!!!» не позволили члены редколлегии – неразлучные Грэбб и Койл. «Лучший передовик» было бы просто враньем. Поэтому Малхой решил ограничиться нейтральным «Наша гордость».
В первом номере газеты присутствовала только физиономия Гаттера, но разъяренный Порри пригрозил перебить Малхою все очки (это было обидно, но терпимо) и перестать с ним разговаривать (а вот этого Кряко не перенес бы). Пришлось расширить круг «этих», добавив ближайшее окружение кумира.
Под портретами Мерги и дубля (который уже отзывался на имя Дубль Дуб) Малхой аккуратно вывел «Лучшая бригада». Это было чистейшей правдой: вдвоем Мерги и Дубль выкапывали столько же картошки, сколько все остальные первокурсники. Правда, когда однажды мисс Пейджер не вышла на работу, сославшись на мигрень, производительность Дуба подскочила вдвое, поскольку ему не приходилось тратить время на перенос хозяйки с места на место и отгон от нее докучливых мудловских мух.
И, наконец, Сен Аесли удостоился скромной подписи: «Сын начальника Департамента Затуманивания».
Восемнадцатый номер «Чистой силы» был почти готов. Оставалось только получить известия от Койла и Грэбба, которые, в отличие от Малхоя, были вынуждены торчать на поле вместе со всеми. Самого Кряко перевели в освобожденные редакторы по причине слабости здоровья. Кроме того, Малхой страшно переживал из-за своей ошибки в опознании героя и поэтому все равно не работал, а только путался под ногами у Гаттера, вымаливая прощение.
Кряко ожидал обычных нудных донесений о трудовых подвигах Дубля и Мергионы, но на этот раз его корреспонденты ввалились в редакционный вагончик с таким взъерошенным видом, что Малхой сразу понял – случилось.
– Ты представляешь! – с порога заорал Койл, размахивая измазанной в земле волшебной палочкой (палочка очень помогала в сборе урожая – тыкая ею в землю, можно было определить, местонахождение картофелин). – Он ему как даст!
– А тут Мордевольт как зашипит!
– А тут Порри ка-а-а-а-к…
Но что именно Порри «ка-а-а-а-к», Малхой не услышал. Как только он понял, что где-то бушует сражение, в котором участвует Великий Порри, за которым охотится Тот-так-его-разтак, который может нанести Великому Порри травму, которая… Словом, как только Кряко понял, что дело плохо, он тут же без лишних слов и пламенных речей бухнулся в обморок.
А произошло вот что.
Во время очередного перекура (который наступал всякий раз, когда дежурный преподаватель куда-нибудь отлучался) Порри сделал еще одну попытку превратить друзей в сторонников НТР и НТП. Пока он не особенно преуспел. Мергиона и Сен упорно не хотели выходить за рамки привычных тем, и в предыдущие перекуры были обсуждены общенациональная забастовка инвентаря для футбича[31], использование потусторонизатора[32] в творчестве маг-панк-группы «Ливерпуль», способы дрессировки покемонов и прочая волшебная ерунда.
Но сегодня, когда декан Развнедел, удивив всех словами «Пойду почитаю газету», удалился, Порри удалось совершить прорыв. Правда, поначалу разговор пошел о совершенно надуманной, по мнению Гаттера, проблеме быстрого проветривания спален после нелегального вызова духов, но вскоре монолог Мергионы «Да при чем тут размеры спальни, Сен! Условия хранения духов, вот что главное!..» был прерван тарахтением мотоцикла.
– Харлей, привет! – закричал Порри. – Спускайтесь к нам!
– Здравствуй, Порри, спасибо за приглашение, но, пожалуй, нет, – преподаватель остался в висящем над землей мотоцикле. – Ведь неизвестно, кто может водиться именно здесь. Восхищаюсь вашим мужеством, и вот вам э-э-э… памятка. Может, поможет. Как ты думаешь?
Сверху спланировали несколько листовок-колдовок. В верхней части каждой переливалось: «Все, что вы хотели знать о страшном колорадском жуке, но боялись». Друзья погрузились в чтение, а Харлей отправился рассеивать колдовки над остальными первокурсниками. Делал он это почти каждый день, и у старательной девочки Амели, тайно влюбленной в преподавателя, уже скопилась внушительная коллекция таких опусов Харлея, как «Лягушка обыкновенная, но от того не менее опасная», «Мышь-полевка – мифы и тревожные факты», «Как выжить при встрече с диким зайцем» и «Кошки. Кто они?»
Гаттер дочитал душераздирающее произведение, которое заканчивалось стандартной фразой: «Сам-то я этих тварей никогда не встречал, ну, может, и у вас обойдется» и перевернул колдовку. С обратной стороны на него грозно затрубил гигантский колорадский жук – такой, каким его нарисовало воспаленное воображение Харлея. Сверху снова зарокотал мотоцикл.
– Ну как, не очень? – торопливо сказал Харлей, глянув на собственный шедевр. – Ну, не унывайте, на ужин будут баттлброды. А что делать? – и озабоченно утарахтел вдаль.
– Что такое баттлброд? – спросил Порри.
– Волшебный драчливый бутерброд, – предположила Мерги.
– Или битва за урожай, – подхватил Сен.
– Или окаменевший батон, который можно выбросить в форточку с криком: «А нефиг под окнами шляться!», – продолжила Мерги.
– Короче, вы не знаете, – подытожил Гаттер. – Эх, был бы у меня под рукой Интернет, в две секунды бы все выяснили. Интернет, понимаете? Эх, темнота…
Вот так Порри удалось свернуть разговор в нужную сторону. Вскоре выяснилось, что ни Пейджер с ее природным талантом, ни Аесли с его способностью затуманить все, что угодно, в подметки не годятся Порри в вопросах высоких технологий. Сена особенно впечатлили anekdot.uk и ICQ. Он извлек из кармана магильник, критически осмотрел его, хмыкнул и засунул обратно.
– А там можно посмотреть, какие, например, будут носить прически, например, в Париже, например, зимой? – спросила Мерги.
– Конечно! – отозвался Порри. – Надо просто запустить поисковую программу и ввести «прически», «Париж» и «зима».
– Ну-ка, ну-ка, – пробормотала маленькая колдунья и затихла. Через пять минут, когда Порри увлеченно объяснял Сену, где на втором уровне Quake спрятан гранатомет (многие мешки с картошкой уже порядком обгорели), Мерги протянула Гаттеру свою пудреницу и небрежно спросила:
– Так?
Порри еще раз понял, как ему повезло с друзьями: на матовой поверхности горел синим пламенем логотип поисковой системы Google.
В этот момент Великий Гаттер был готов отдать все, что угодно, за девчоночью пудреницу и уже начал рыться в карманах в поисках всего, чего угодно. И именно в этот момент из-за спины раздался голос декана Орлодерра Сьюзан МакКанарейкл:
– А что это мы тут бездельничаем? Прихорашиваемся вместо того, чтобы спасать урожай? Профессор Бубльгум на последнем селекторном совещании… – тут декан Орлодерра заметила Порри, – …подчеркнул необходимость своевременного отдыха. Гаттеру за правильное распределение сил плюс тридцать баллов.
Порри затосковал. Безудержное премирование, которым МакКанарейкл отыгрывала собственноручный штраф, совершенно его не радовало: набери Гаттер минус три тысячи триста тридцать три – и долгожданное отчисление последовало бы автоматически. И хотя за Первертс без Гаттера деканша продала бы душу Дьяволу[33], оставить за Орлодерром такой чудовищный штраф (все баллы отчисленных перечислялись на баланс факультета) она не могла.
Мисс Сьюзан что-то черканула в своем блокнотике, нахмурилась, пробормотала что-то вроде «еще минус одна тысяча шестьсот семьдесят, о Боже, ладно, давайте не будем мелочиться, округлим до тысячи шестисот» и направилась штрафовать слезайблиннцев.
– Мисс МакКанарейкл! – в отчаянии крикнул Гаттер в удаляющуюся спину преподавательницы, – а я, а я… – он запнулся, пытаясь придумать нарушение, которое будет ему стоить минус хотя бы пару баллов. Признаться следовало в чем-то вопиющем – вчерашнее заявление Порри о том, что это он ночью забрался на кухню и съел сто двадцать завтраков (на самом деле это озоровали местные одичавшие домовые), вылилось в «минус десять за детскую шалость и плюс пятьдесят за похвальную честность».
И тут произошло нечто непредвиденное.
В соседней борозде хлопнуло, повалил фиолетовый дым, который вытянулся в длинную сигару, сложился в зловещую надпись: «Гиппократ предупреждает» и наконец принял вид отвратительной физиономии.
– Сьюзи! – просипел призрак. – Воробушек, куда же ты? Вспомни пламенные ночи!
Сьюзан МакКанарейкл слыла самым бесшабашным деканом самого безбашенного факультета[34]. Она была единственным профессором, который осмеливался дерзить ректору. Однажды Сьюзан дралась на магической дуэли сразу с тремя японскими колдунами и довела их до коллективного харакири своим традиционным трехчасовым опозданием.
Но на сей раз декан МакКанарейкл повела себя как обычная перепуганная школьница.
– Чурики-я-в-домике, – провизжала она охранное заклинание и превратилась в избушку на курьих ножках. Избушка тут же шлепнулась оземь, прикрыв окна синими от ужаса лапками.
– Вижу, помнишь, – продолжило привидение. – О, как ты кричала, когда… Впрочем, прости, здесь же дети. Много детей. Много молоденьких деток, которые никогда меня не видели и поэтому не понимают, чего ты так испугалась, Воробушек.
Избушка начала судорожно зарываться в картофельное поле.
– Давайте знакомиться, детки, – призрак становился все плотнее и зримее. – Зовут меня Мордевольт. Ну-ка, все вместе: Мор-Де-Вольт.
Оцепенение сковало первокурсников. Они не могли поверить, что страшилка из маминых сказок «Ешь, а то придет Мордевольт и превратит в телепузика» действительно существует.
Первой завопила Мергиона. Через секунду ее визг подхватила вся девчоночья и большая часть мальчишечьей аудитории. Самые отважные бросились наутек.
Единственным, кто не потерял рассудок от страха, оказался трудолюбивый Дубль. («Как он мог потерять рассудок?» – пожимал потом плечами Сен.) Дуб оторвался от сельскохозяйственных работ, подошел к призраку Мордевольта и деловито стукнул его по макушке. На танцульках, когда Мерги слишком донимали местные мудловские мальчишки, этот способ срабатывал.
Как ни странно, сработал он и сейчас. Фиолетовое лицо перекосилось, сплющилось и превратилось в обычный дым.
Над полем вновь воцарилась абсолютная тишина. Ее нарушала только мерная дрожь избушки да отдельные всхлипывания студенток. И тут из-за здоровенного картофелеуборочного дракона показался довольный собой Развнедел. Его брюхо сотрясалось от беззвучного смеха. Впрочем, через пару шагов смех стал звучным.
– У-хо-хо-хо! – заливался декан Чертекака. – Ну и кто у нас теперь неуклюжий болван? И кто у нас теперь трусишка кролик беленький? И кто у нас боится играть мизер втемную? Не бойтесь, дети, это всего лишь шутка. Хотелось показать уважаемому профессору, что нельзя безнаказанно подкладывать коллегам любовное снадобье в… во всякие лекарства.
Развнедел назидательно поднял палец, попал себе в ухо и шлепнулся на кучу ботвы. Даже это не ухудшило его настроения, и толстяк продолжал хихикать как заведенный.
Зато на МакКанарейкл нельзя было смотреть без опаски. Она уже успела принять свой нормальный вид, но вид у нее при этом был ненормальный. Сен потом клялся, что видел во рту деканши три ряда акульих зубов.
– Почему бездельничаем! – заорала деканша. – Быстро за работу! Всем минус сто баллов! А вам, Гаттер… («Неужели и сейчас премирует?» – ужаснулся Порри) …минус один.
Вся эта история подействовала на Малхоя удручающе. Он еще пару раз упал в обморок, а монолог «Мордевольта» согласился дослушать только после того, как ему дали два честных слова, что «все кончится хорошо». Редактора удалось отвлечь от тяжелых мыслей только предложением быстро написать красочный отчет о происшедшем.
Когда увлекшийся работой Кряко добрался до эпизода, где Порри прикрывает собой мисс МакКанарейкл и Мергиону Пейджер, и (в этом месте Малхой на секунду заколебался) Сена Аесли, и (здесь редактор колебался секунды три) Дубля Дуба, в вагончик ввалился заводила орлодеррских молодчиков Оливье Форест.
– Че вы тут сидите? Айда с мудлами махаться! Из преподов никого не осталось! Канарейка заперлась у себя, глаз не кажет, Развнедел довольный лежит в лазарете с поломанным пальцем. Лужж и Б.Г. еще с утра свалили в город.
– Какой Б.Г.? – рассеянно переспросил Кряко, выколдовывавший огромный заголовок новой передовицы «Отвага Гаттера» и подзаголовок «Сможем ли мы когда-нибудь стать такими же? Вряд ли».
– Ну, Б.Г. – БубльБум! Совсем ты тут одичал, Кряк. Пошли! Там и твой тоже будет.
– Неправда, Порри не дерется! Он только защищает слабых! И вообще, – спохватился Кряко, – какой такой «мой»? Кого ты имеешь в виду?
Оливье, Грэбб и Койл уже были за дверью. Малхой выбежал вслед за ними и с облегчением понял, что помахаться с местными сегодня не удастся: в сельхозотряд вернулись встревоженные Югорус и Бубльгум.
Первым делом они, на радость студентам, устроили педсовет. Для первокурсников это означало трехчасовой перекур, во время которого Порри демонстрировал всем желающим, как работает джойстик. Поскольку компьютера под рукой не было, вместо джойстика Гаттер использовал собственную волшебную палочку, а в качестве управляемого элемента выступил безропотный Дубль. Зрелище было настолько захватывающим, что вскоре выстроилась очередь из желающих освоить «джойстик». Предприимчивый Сен тут же организовал кассу и наладил прокат Дубля по всем правилам.
– Не толпиться! – важно покрикивал он. – Не больше двух минут в одни руки! Учтите, тарификация по двенадцать секунд!
Мерги, у которой была своя доля в этом бизнесе, быстро пресекла попытки поуправлять ее Дублем с помощью посторонних палочек, после чего ухватила Порри за локоть.
– Отойдем-ка на минутку, – сказала она.
Гаттер и Пейджер переместились к вагончикам.
– Вот что, Гаттер. Шутки шутками, но Развнедел не способен такое устроить. Ты же понимаешь, что этот недотепа и увалень не сумел бы одурачить Сьюзан МакКанарейкл?
Порри задумчиво уставился на изможденную почтовую сову, которая уже неделю кормилась при студентах. Сова была исшлепана штампами: «Адресат выбыл», «А мне-то что?», «А я говорю, выбыл адресат!», «Ваши проблемы» и тому подобными. Бедная птица решительно отказывалась улетать, научилась видеть днем и подрабатывала в сельсовете курьером на местных маршрутах.
– Но Развнедел думает, что это он, – наконец сказал Гаттер. – А раз он сам не мог такое сделать, значит… значит… им кто-то управлял, как…
– …как мы Дубом, – закончила Пейджер. – А кто это мог быть, кроме… Ложись!
Порри и Мерги нырнули за картофельную гору, а из ближайшего вагончика (оказалось, педсовет проходил именно здесь) вышли Югорус Лужж и Сьюзан МакКанарейкл. Точнее, вышла только МакКанарейкл, ярый приверженец магии Лужж выплыл на большом банном полотенце.
– Вот видите, Сьюзан, – ласково говорил Югорус (рта он при этом не раскрывал, а слова вылетали из клюва сидевшей на плече огромной черной совы), – все и разъяснилось. Просто дурацкий розыгрыш с помощью ярмарочного пугатора, купленного у какого-то иммигранта…
– Вы полагаете, меня можно напугать дешевым ярмарочным пугатором?! – кипела МакКанарейкл.
Судя по возникшей паузе, Лужж именно так и думал. Кстати, Порри тоже.
– Ну ладно, я скажу, – вдруг произнесла Сьюзан поникшим и почти человеческим голосом, – только это между нами. Ни Развнедел, ни какой-то там иммигрант не могли знать, что Тот-подлый-тип называл меня Воробушком… Этого никто не мог знать…
Тут Порри с изумлением выяснил, что безбашенные деканы тоже умеют хлюпать носом.
Проводив растерянным взглядом деканов, Порри обернулся и увидел, что Мергиона как-то странно на него смотрит.
– А ты бы так смог? – спросила она.
– Как?
– Ну вот так. Через много лет.
– В смысле?
– Дурак ты, Гаттер.
После чего Порри с привычным изумлением обнаружил, что хулиганствующие ведьмочки умеют хлюпать носом не хуже, чем безбашенные деканы.
Обучение работе с «джойстиком» достигло кульминации, многие уже встали в очередь по третьему разу, когда на поле появилась деканская свита во главе с ректором. Все выглядели так, как будто ничего не произошло: МакКанарейкл зорко оглядывала окрестности в поисках нарушителей, Развнедел бессмысленно таращился на студентов, Лужж отрешенно прислушивался к астралу – как раз передавали новости.
Бубльгум откашлялся. В воздухе противно засвистело.
– Дети мои! – начал ректор, дождавшись тишины.
Над полем пронесся стон. Начало «Дети мои!» означало двухчасовую лекцию. Студенты еще согласились бы на «Друзья!» (энергичный спич на сорок минут) или «В последнее время у нас участились…» (получасовая нотация), но «Дети мои» в данной ситуации были явным перебором.
Ректор чутко уловил настроение студентов, а также тычок острым локотком со стороны мисс МакКанарейкл.
– Вы славно поработали, а теперь пора и за учебу, – сказал он. – Сегодня вечером возвращаемся в Первертс. Чертекаку за… хм, оплошность его декана, минус 500 баллов. Все.
Всеобщее ликование нарушил негодующий голосок Кряко:
– А урожай? А битва?
«А ежедневные отчеты про подвиги любимого Порри?» – хотел добавить он, но вовремя сдержался.
– Урожай? А, ну да, конечно! – Бубльгум похлопал по карманам мантии в поисках палочки. – Югорус, будьте любезны!
Погруженный в свои думы Лужж вздрогнул, начертил палочкой в воздухе замысловатую фигуру и снова остекленел взглядом.
Со всех сторон раздались чпокающие звуки. Из земли, в том числе и там, где уже прошла уборочная техника, словно пробки из шампанского, начали выскакивать картофелины. Урожай неспешно направился в сторону бункеров, по пути сортируясь по размеру и форме.
Из недр опустошенного поля раздался трубный вой тысяч обманутых колорадских жуков.
– Так что это, мы зря корячились? – спросил Порри, проводив взглядом картофельный косяк. – Ректор все это мог за пять секунд убрать!
– Мог, – согласился Сен. – Но после уборочной ворожбы на полях остаются правильные концентрические круги, а соседям Бубльгума это не нравится. Они начинают жаловаться на инопланетян, писать в газеты, приезжают уфологи…
– Погоди, – перебил его Порри, – а соседи-то здесь при чем?
– Разуй глаза, солнышко! – рассмеялся всезнающий Аесли. – Мы уже три недели торчим на бубльгумовой даче, убирая бубльгумовую картошку!
– Какое свинство, – присоединилась к беседе Мерги. – У мудлов с их техникой и компьютерами наверняка все по-другому. Правда, Гаттер?
– По-всякому, – замялся честный Порри.
– Вы уж очень плохо о Бубльгуме не думайте, – заметил Аесли. – Сам он мало съедает, почти все по весне отдает на благотворительные нужды. Буманитарная помощь чукотским шаманам и все такое…
– Эй, мелюзга! – Мисс МакКанарейкл снова взяла руководство в свои руки. – Хватит языки чесать! Кто за вас здесь порядок наводить будет, Гэндальф?[35] Ну-ка, бегом! Пейджер! Да останови ты своего… напарника!
Мерги завертела головой в поисках Дуба. Неутомимый Дубль в поисках исчезнувшей картошки зарылся в землю метра на полтора.
Через два часа, когда уже стемнело, на освещенное луной опустевшее картофельное поле примчался худой высокий всадник. Он был закутан в потрепанный серый плащ с выцветшей руной «Г» и полустертым инвентарным номером. Сокрушенно покачав длинной седой бородой, всадник спешился, выставил вперед длинный кряжистый посох и, попыхивая трубкой, принялся сводить правильные концентрические круги.
Глава 8. Крах Каменного Философа
– Что это такое, мистер Гаттер! Что это такое? – Сьюзан МакКанарейкл уже даже не шипела, а рычала, размахивая перед носом Порри черной коробочкой.
– Это пульт дистанционного управления, – пояснил Порри и заранее зажмурился, – на больших интегральных микросхемах.
– На каких?!
– На больших. Хотя на самом деле они маленькие, построены на 0,13-микронных технологиях…
– Я категори… – завизжала преподавательница на такой высокой ноте, что сорвала голос. Она откашлялась (со стороны казалось, что МакКанарейкл отплевывается) и яростно просипела:
– Я категорически запретила тащить на урок всякую дрянь, не связанную с изучением заклинаний!
– Но эта дрянь как раз связана, – смиренно произнес Порри, – с ее помощью я заставил летать табуретку. Видите, там под сиденьем – компактное антигравитационное устройство…
Профессор развернулась к висящей табуретке, на которой первокурсники осваивали простенькое заклятие Аэробус-надуватус, и взмахнула палочкой. Мебель послушно перевернулась, демонстрируя классу банку из-под леденцов «Сюрприз»[36] с торчащими из нее проводками.
Стало так тихо, что все услышали хип-хоп, наяривающий в чудо-плеере Мергионы. «Отпетые волшебники» как раз грянули разухабистое: «Давай-давай, иди колдовай!», но, почуяв неладное, заткнулись.
Кто-то из слезайблиннцев осторожно хихикнул.
– Не вижу причин для веселья! – грохнула табуреткой об пол Сьюзан. – Минус двести баллов Слезайблинну! И минус… пять мистеру Гаттеру. Условно. А после уроков будьте любезны навестить мистера Мистера Клинча.
Мистер Мистер[37] Клинч радостно заулыбался, увидав Порри. Этот угрюмый здоровяк с переломанным носом до смерти пугал первокурсников одним своим видом. (Другим своим видом он любил пугать хорошеньких барышень.) Поговаривали, что все ведра, грабли и веники школы волшебства – это бывшие ученики, превращенные Клинчем в инвентарь за то, что сорили в неположенных местах. Но к Порри Гаттеру школьный завхоз относился с заботливостью старшего брата. С появлением чудесного мальчика Клинч совсем перестал заниматься грязной работой, поскольку строптивый первокурсник регулярно отбывал трудовую повинность за нежелание честно заниматься магией.
Что и говорить, пытаясь довести преподавателей до собственного отчисления, Гаттер трудился не покладая рук. На введении в специальность Порри проводил лингвистический анализ примитивных заклинаний, на занятиях по уходу за магическими животными устраивал лавинообразную направленную селекцию по всем законам генетики, а безобидную прорицательницу Фору Туну довел до заикания своими требованиями сообщить доверительную вероятность и приборную погрешность прогнозов на будущее.
Пока все усилия Порри пропадали даром. Благодаря МакКанарейкл он почти не получал штрафных баллов, зато порции трудотерапии доставались Гаттеру ежедневно.
– Здорово, Настрадамус! – жизнерадостно приветствовал мальчика Клинч. – Настрадался на уроках, решил со шваброй отдохнуть? Ха! Шутка! Сам придумал. Ну и куда тебя сегодня определить? Даже и не знаю, куда тебя определить. Чердак – и тот мы уже отмыли.
Порри невесело усмехнулся. Отмывка чердака считалась самым противным наказанием, потому что при этом запрещалось прибегать к какой-либо магии. Но запрета на синтетические моющие средства не было, и Гаттеру удалось навести полный ажур всего за полчаса. Теперь чердак сиял, как зеркало и вонял, как авария на заводе по производству аммиака.
– Тэ-э-э-к, посмотрим, что у нас осталось… – завхоз прикрыл глаза, делая вид, что он магически осматривает весь Первертс; на самом деле волшебником Клинч был весьма посредственным. – Есть! Есть еще два объекта, которые нужно привести в порядок: комната с маркировкой Ж на шестом этаже…
– Я согласен на второй объект! – торопливо объявил Порри.
– Ты-то согласен, – веско произнес Клинч, – да вот инструкция не согласна. Студенты не имеют права чистить Каменного Философа.
Нерадивый первокурсник приуныл. Второй вариант был нереальным, а значит, перспектива ночной работы в девчоночьем сортире становилась неотвратимой.
Каменный Философ, гордость и талисман школы, представлял собой скульптуру, стоящую на постаменте в Зале Трансцендентальных Откровений. Больше всего он напоминал роденовского «Мыслителя», которого Гаттер однажды увидел на сайте, посвященном трехмерной графике. Правда, Каменный Философ не подпирал рукой подбородок, как мудловская статуя, а чесал этой рукой в затылке, но в остальном все было очень похоже – и поза, и выражение лица.
Каменный Философ считался существом чрезвычайно разумным, а его пророчества – непогрешимыми. Например, в самый разгар Гражданской войны в США он уверенно заявил: «Эти парни своего не упустят!» Уточняющие вопросы Философ проигнорировал. Не удалось выяснить и к чему, собственно, относились его судьбоносные фразы: «Не хотел бы я оказаться на его месте», «Ничего-ничего, дальше; будет хуже» и «Необходимость этого была обусловлена»[38]. Тем не менее, все сказанное тщательно протоколировалось и становилось предметом бурных дискуссий, а также огромного количества докторских диссертаций.
Кроме того, Каменный Философ под настроение мог превратить золото 583 пробы в золото 585 пробы, а в школе выполнял две важные функции: был очистным сооружением и раз в год (на 1 мая) производил волшебные тортики.
Одним словом, о том, чтобы сменить позорную и грязную работу на относительно приятную и интересную, не приходилось и мечтать. Но, видно, не зря Порри провел столько вечеров, заменяя Клинча на постах ассенизатора и уборщика.
– Не боись! На всякую инструкцию есть своя обструкция! Стихи. Сам придумал! – здоровяк хлопнул мальчика по плечу. – Сегодня по школе дежурит Харлей, так что пойдем чистить Философа!
Порри ожидал, что Клинч отправится к Харлею выпрашивать разрешение, но тот устранил проблему более простым способом. Завхоз подкрался к приоткрытой двери с надписью: «Дежурный преподаватель» и, сложив руки трубочкой, издал жуткий протяжный вой. Дверь судорожно захлопнулась.
– Призывный вой собаки Баскервилей во время поиска пары, – довольно пояснил Клинч. – Собаке – собачья жизнь. Народная мудрость! Сам придумал. Теперь мы дежурного до утра не увидим. Пошли в зал.
Клинч и Гаттер завернули за угол и едва не сшибли с ног Югоруса Лужжа. Впрочем, профессор сам был виноват – материализовался прямо у них перед носом.
– Порри! – закричал он, не успев еще полностью появиться. – Скажи, что это неправда!
– Это неправда, – сказал Порри, которому надоело расстраивать бедного профессора.
– Я так и думал! Здравствуйте, Клинч, вы, как обычно… да. Я ни секунды не сомневался! – профессор просто сиял от счастья. – Я знал, что это поклеп!
– Это поклеп, – согласился Порри, рукой прикрывая глаза от яркого света, исходившего от Югоруса, – а что это?
– Некоторые недалекие преподаватели утверждают, что у тебя сова не волшебная и даже не живая. Они сказали, что твоя сова… железная! Это ведь не так? – Лужж заволновался, и сияние стало напоминать северное – волнистое и мерцающее.
– Это не так, – ответил Порри и едва не ослеп от вспышки радости на лице Югоруса, – железо слишком тяжелый металл. Пришлось использовать дюраль[39].
К счастью, профессор дематериализовался, не дослушав Гаттера.
В Зале Трансцендентальных Откровений было тихо и пусто. Лишь у подножия Философа копошился Ухогорлонос. Это диковинное существо, состоявшее из уха, горла и носа, было абсолютно безмозглым, зато великолепно запоминало все звуки и могло воспроизвести их в мельчайших подробностях. Перемещался Ухогорлонос с помощью длинного и мускулистого носа.
– Что, Брюхогландыхвост, записываешь гениальные мысли нашего вождя и учителя? – спросил Клинч, и создание тут же навострило уши, прочистило горло и внимательно выпятило нос. – Что новенького он выдал сегодня? Воспроизведамус!
Ухогорлонос откашлялся, секунду помедлил и произнес задумчивым глубоким голосом:
– Зря ты сюда пришел, маленький мальчик. Именно здесь тебя и найдет В… В… В… В… В…
– Опять заело, – проворчал мистер Мистер, – давно собираюсь окунуть его в кипящее масло… Отдыхамус!
Ухогорлонос покорно опустил уши и затих.
– В.В.? Враг Волшебников? – пролепетал Порри, и ему показалось, что земля уходит из-под его ног.
Клинч успел подхватить мальчика, прежде чем древняя плита под его ногами окончательно раскрошилась.
– Если Бубль не выбьет фонды на ремонт, мы тут все поубиваемся без всяких В.В., – проворчал он. – Не бери в голову. Этот старый истукан еще ни разу не сказал ничего путного. Оклемался? Тогда берешь тряпочку и аккуратненько, легонечко протираешь этого каменного парня. Давай! А я пойду на шухере постою. И имей в виду – никакой магии. То есть что это я говорю! И никаких твоих этих штучек.
Сердце Порри стучало как бешеное, но он взял в руки сначала себя, потом тряпку и осторожно провел по плечу Каменного Философа. Ничего страшного не произошло, не взорвалось, не заверещало. Ухогорлонос продолжал тихонько вздыхать, уткнувшись носом в пол, высоко под потолком, как всегда задумчиво, покачивался Висельник[40]. Порри стер пыль со спины. Хотя все оставалось по-прежнему спокойным, мальчик старался прикасаться к статуе как можно аккуратнее и легче. Именно это стремление и сыграло с ним злую шутку: когда Порри добрался до подмышек (почему-то ужасно грязных), Философ вдруг дернулся, захихикал и, потеряв равновесие, попытался опереться на плечо Гаттера. Мальчик отскочил, а статуя, крикнув неожиданно тонким голосом: «Грядет! Грядет!..», неуклюже замахала каменными ручищами и действительно грянулась оземь.
Порри застыл от ужаса. Словно во сне он увидел страшную трещину в виде молнии, которая зазмеилась у Философа на затылке. Еще одна трещина, в форме перекрещенных костей и черепа, отделила торс статуи от ее ног. Ухогорлонос подпрыгнул и, лавируя между фалангами пальцев, осколками могучего лба и вставными зубами, улепетнул в угол.
– Олух безрукий! – загремел над Гаттером голос Клинча. – Я же сказал: аккуратненько и легонько!
– Я легонько, – пролепетал Порри, – мистер-мистер, я не виноват. Он сам дернулся, когда я начал протирать подмышки…
Клинч застонал.
– Ты не только безрукий олух, но и безмозглый! И еще безглазый! Читать не умеешь? – завхоз сунул проштрафившегося студента в кусок картона, на которой большими бурыми буквами было намалевано:
Под мышками не протирать!
Опасность защекотывания!
!!!
Клинч с чувством сплюнул, произнес несколько ярких, но недействующих заклинаний (Гаттер слышал их когда-то от дяди Петроффа) и перешел на нормальную громкость.
– Ладно, могло быть хуже.
– Меня могло убить? – всхлипнул Порри.
– Это бы еще ничего! Могла Канарейка увидеть.
– Не Канарейка, а МакКанарейкл, точнее, мисс МакКанарейкл, – раздался пронзительный голос, который горе-уборщики меньше всего желали услышать. – А еще точнее – мисс МакКанарейкл, которую поднял с постели ополоумевший дежурный, перепуганный якобы сбежавшей собакой Баскервилей. И уж совсем точно – мисс Сьюзан МакКанарейкл, которая устроит вам обоим очень большие неприятности! И если быть предельно точными! По сравнению с этими неприятностями! Собака Баскервилей! Покажется вам!..
