Андрей Иванович Щеглов
Записки НЕ психолога
Глава 3: Баги́ня
Стою на узкой улочке, обрамлённой по бокам сплошными витринами со стеклянными дверьми, большого торгового центра под открытым небом. В ожидании супруги, примеряющей что-то в очередном магазине, наблюдаю за проходящими и праздно шатающимися покупателями.
Выходной. Народу уйма. Погода солнечно шикарна, несмотря на начало октября, отчего люди снимают куртки и небрежно перекидывают их через руки или носят сверху больших бумажных пакетов многообразных брендов. Глазу особо не за что зацепиться и тут… появляется она!
Всё как положено – походка от бедра, прямая спина, вид – утомлённой богатством леди, чьи изящные кисти свисают унылыми лапками на полусогнутых руках, утяжелённых пакетами «Дольче_чего-то_там_всея_Версаче».
Она идёт не среди людей, а над ними. Она – Богиня!
Платиновый блонд её изысканной стрижки лежит крупными змееподобными локонами на плечах, кашемировое тонкое пальто до пят небесного оттенка, оверсайзом укутывающее её невысокую фигуру – всё! Всё было божественно красиво. Пока… взгляд не натыкался в жёсткий тюнинг её лица. Почему «жёсткий»? А вы посмотрите сами.
Утиные губки – это слишком кошерное определение для её бампера рта. Верхняя тюнинговая часть была загнута так, что сверху можно положить сигарету и та не упадёт. Нижняя часть, разделенная на две набухшие половины с ямочкой посередине, выглядела как две перезревшие сливы, готовые вот-вот с громким чпоком лопнуть.
А глаза! Боже! Что она с ними сделала? Я как-то видел в одной из передач про животных, гюрзу крупным планом. Вот эти глаза гюрзы янтарно-ядовитого цвета смотрели мутным взором вокруг на «вот это вот всё».
Как человек впечатлительный, я тут же вспомнил взгляд Медузы Горгоны и решил от греха подальше наблюдать за «богиней», как Персей, исключительно через отражение, в моём случае – витрин.
…Она медленно шествовала с высоко поднятой головой и её взгляд, под полуприкрытыми веками, заставлял каменеть тех, кто осмелился встретиться с её испепеляюще-смертельным взором. В моей голове тревожным хором и медью оркестра грянула мелодия кантаты Кармина Бурана «О, фортуна!» Карла Орфа…
Люди, поймавшие «янтарно-убивающий взгляд», столбенели и, медленно превращаясь в каменные изваяния, начинали постепенно осыпаться прахом под ноги прошедшей мимо них «богини». Те смельчаки, кто дружелюбной улыбкой пытался вызвать ответную реакцию, замирали с застывшими скрюченными судорогой губами на лице и, в последний момент понимая ужасающую опасность, поспешно опускали глаза, чем и спасали себя. Вот, какая-то маленькая девочка внезапно вырвалась из рук матери и бросилась наперерез вальяжно ступающей грозной поступью «богине»… Казалось, что сейчас случится что-то непоправимое, и вдруг…
Произошло неконтролируемое чудо: «богиня» споткнулась о развязавшийся шнурок своих архи-платформенных белых кроссовок и чуть не «нырнула» отменным каменно-тюнинговым лицом прямо в стильную брусчатку мостовой.
Айфон последней модели, весь усыпанный стразами, предательски выскользнул из неглубокого кармана оверсайза и с печальным шлепком решил сбежать. «Божественная хозяйка» негромко вскрикнула что-то «исконно-русское-сермяжное» и элегантно присев почти в реверансе, изогнутыми наружу пальцами взяла смартфон. Приседая, она не разглядела неожиданную лужицу и окунула в неё подол небесного кашемира. Заметив очередной казус, она зло что-то прошипела и с каменной гримасой девы, поверженной ретроградным Меркурием, присела на скамейку.
Следующая сцена достойна отдельного короткого метра для широкого проката.
Небрежно сбросив с унылых лапок пакеты, она посмотрела на разбитый экран смартфона, произвела тюнингованным гудком звуко-вздох, похожий на: «Ааауфх», и положила на скамейку уже никому не нужный и разбитый, но некогда пупусечный айфончик. В её печальном взгляде гюрзы читалась настоящая боль. Но лишь секунду. Затем её ухоженные пальчики с длиннющими ноготками, похожими скорее на когти птеродактиля по своей длине, попытались завязать подлый шнурок, который, мать его растак, лишил её «яблочного великолепия». Первая попытка была самой неудачной. Концы шнурка решили опутать сразу пару потомков летающего ящера на обеих руках и она нервно стряхивая их снова озвучила уже громче известное определение всех гулящих женщин. Потом дело пошло на лад. Она ухватила кончиками ногтей большого и указательного пальца один край шнурка, таким же способом был схвачен другой рукой и второй край. Пару секунд подумав, она перекинула их крест на крест, снова подцепила уже выверенным жестом и постаралась просунуть один конец шнурка под другой. Попытка не удалась. Следующая тоже. Она запихнула шнурки по бокам, встала, сделал шаг и чуть не потеряла кроссовок с ноги. Вернулась на скамейку и продолжила пытать ненавистный шнурок. После пятой или шестой попытки она тяжело вздохнула и огляделась по сторонам, тоскливо ища помощи извне.
Я уже стал тихо похрюкивать от нервного смеха, изображая кашель, но не отрывался от наблюдения этой шедевральной картины в отражении витрины (Персей – красавчик, не зря научил вековому лайфхаку избежать «окаменения»).
И тут произошёл громкий и весьма неожиданный финал.
К уставшей от тяжести жизни «деушке-богине» бодро подошёл пацанчик, лет пяти, шустро присел и быстро стал завязывать проклятущий шнурок. За действиями микро «Робин Гуда» с вальяжной улыбкой наблюдал стоящий рядом мужчина с бегемотообразным животом.
Мальчишка затянул бантик, а она, изобразив на лице умильную полуулыбку вампира, с сексуальным придыхом негромко произнесла:
– Умничка! Ты меня спас.
Пацанчик выпрямился, весело улыбнулся и тут же вытаращил глаза, глядя в необычное лицо.
– Пап, ты видел? – восхищённо звонко воскликнул мальчик, обернувшись. – У тёти цвет глаз, как у нашей Тоськи!
– Спасибаа, маалыш! – жеманно растягивая «а» проговорила «уже багиняй» и, поднимаясь со скамейки, добавила с интересом, – Тося, эта твая мама, да?
– Неа, – шмыгнул носом пацанчик. – Это наша собака. Дворняжка. Но умная-я-я.
Занавес.
Что было дальше, я не смог увидеть, потому что трусливо сбежал в ближайшие двери магазина, где громыхнул смехом, удивив и покупателей, и продавцов.
15.10.19
Андрей Щеглов
Глава 4: Людк
Людка была девушкой видной: чуть миндалевидные серые глаза, копна каштановых локонов, крепкие бёдра и точёная талия, достойная внимания грудь и верх привлекательности – детские ямочки на румяных упругих щеках. После выхода народно-обожаемого фильма глупо было не звать Людку только как на новый лад – «Людк». Людк быстро выскочила замуж за лопоухого Серёгу, который своими длинными волосами так походил на гитариста Модерн Талкинг. Бабки во дворе, нет-нет, да кричали ей весёлое: «Людк! А, Людк!», на что она иногда заливисто смеялась. Людк цвела!
Где-то с девяносто третьего, «как все порядочные люди», Людк приторговывала китайскими и польскими вещичками, что возил её непутёвый муж Серёга. Непутёвым челноком Серёга был, правда, только со слов Людки. Многие одинокие женщины, да и не одинокие тоже, довольно часто позыркивали на этого красавчика в модных шмотках и на престижном тогда джипе «Гранд Чероки».
Эти «позыркивания», как и следовало ожидать, становились причиной скандалов, в которых Людк лупила благоверного, как боксёрскую грушу, потому как обладала не по-женски широкими ладонями и хваткой бульдога. Хоть ростом Людк едва дотягивала до носа мужа, но зато кулаки её легко доставали мужнины «кобелиные гляделки», изредка раскрашивая их оттенками бордового и фиолетового цветов. За этот колёр и за привычку вопяще слушать хард-роковые запилы, окрестила Серёгу местная гопота Дип Пёрплом (Deep Purple в переводе – Тёмно-Фиолетовый, или в вольном переводе – Глубоко Фиолетово; британская хард-рок группа). Но, как показали дальнейшие пару лет челночества, непутёвым он всё же оказался. Нашли Серёгу где-то под Брестом, с простреленной головой. Расследование милиции никаких результатов не дало, и дело закрыли.
В принципе, на этом и рухнул Людк-бизнес. После похорон мужа её попытки спихнуть своих белобрысых сыновей-близнецов матери, жившей в пригороде Питера, не удались. Она переквалифицировалась сначала в продавщицу круглосуточного магазина, а потом и до заведующей споро поднялась. Обладая крикливым голосом и непростым характером, Людк меняла места работы с поистине с крейсерской скоростью. Вскоре уже не осталось, ни ближайших, ни достаточно отдалённых магазинов, где «горластую растратчицу» могли бы взять на работу. Сыновья долго сопротивлялись продавать отцовский джип, но в трудную годину всё же расстались с «этой развалившейся остаткой роскоши», со слов самой Людки, и помогали голосистой мамке, работая, то на автомойке, то в каких-то сомнительных автосервисах.
К своим уже сорока с хвостиком, длину которого дотошные бабки у подъезда всё время допытывались узнать, Людк умудрилась всё же вырастить сыновей. Только внешняя её привлекательность пацанам не передалась, и они как под копирку походили лицами и долговязыми телами на лопоухого покойного отца. Это, впрочем, не помешало им жениться на южно-жгучих сёстрах румынках, и укатить жить к ним в тёплые, но бедные окраины Констанцы. С тех пор только телефонными звонками мать и вспоминали, да денег подкидывали, сколько могли.
Тогда и осталась Людк совсем одна…
Ни тебе работы, толком, ни детей, от которых внуков не дождаться, ни подруг, ни любви… Сидеть с бабками у подъезда и перемывать косточки всем соседям Людк не хотела, да и в пенсионерские ряды особо не стремилась.
Встречались мы с ней почти каждый день на выгуле собак, куда Людк приходила со своей болонкой Дóрой, которую ласково звала «дурой». Не скажу, чтобы мы дружили. Просто сообщество собачников – не более. Частенько на тех вечерних прогулках за бутылкой пива Людк с лёгким хмельным отрешением потихоньку рассказывала нашей компании свою историю. И, то ли от тоски, то ли от накопившейся злобы на несправедливости жизни, увлеклась Людк одним, «не приведи Господи», развлечением. Сама Людк называла это: «зайти полечиться».
Ходила она по почти «родным» магазинам и устраивала там склоки с покупателями. Выпустив пары гнева, Людк на время успокаивалась, но постоянные неудачи с обустройством на новые работы, или с очередным изгнанным «худо-кавалером», заставляли её снова и снова «зайти полечиться».
Сначала охранники старались «нежно» выводить скандалистку. Но потом Людк проявила нетипичное рвение и смекалку. С помощью какого-то очередного отшитого хахаля она освоила смартфон, подаренный сыновьями на «ягодный юбилей», и стала снимать на видео свои скандалы, выкладывая их в интернет. Скандалы стали плавно перетекать в «скандалы и драки». Интернет в начале десятых «не страдал моралью с цензурой», и Людк, что называется, «вошла во вкус». Дошло до того, что эти «лечебные» видео, набрав просмотры в сети, вызвали и ответную реакцию сотрудников и администраций магазинов. Завидев подходящую Людк, охранники уже грубо старались её отталкивать от магазинов. Людк сменила тактику и, обладая недюжинной смекалкой и знанием подсобных помещений, стала пробираться в магазины в момент погрузки товара, или вывоза мусора. Одежду с причёской она меняла, чтобы не примелькаться, и расширяла «свой ареал окучивания» магазинов.
Но однажды случилась неприятность, жестоко определившая судьбу Людк, потому как потеряла видео-скандалистка былую бдительность.
Раззадоренная и воодушевлённая пошлыми и обильными комментариями под своими «похождениями-лечениями», Людк, в предвкушении очередного видео, начала у полок с деликатесами пихать и толкать одну расфуфыренную дамочку. Но дамочка внезапно оказалась такой же горласто-скандальной. Она вырвала мобильный у Людки и с истошными криками швырнула его о кафельный пол. Мобильный разлетелся на куски. А Людк в ярости – это торнадо и цунами в одном флаконе! Людк, от такого хамского уничтожения её имущества, конечно же «закусила удила» и вцепилась в «очередные волосья, очередной тупой бабищи». Закладывая визгом уши, Людк показала в непростительной близости лицу дамочки полку с банками каких-то солений. Пару банок разбилось и порезало щёку пострадавшей. Людк, поняв, что «справедливость восторжествовала», уже собиралась шустро покинуть магазин, но тут-то и начались проблемы. К дамочке с окровавленной щекой подлетел какой-то детина и, увидев её порезы, мёртвой хваткой вцепился в куртку Людки. Та, как не пыталась вырваться, так и не смогла одолеть «вражину», а подоспевший на удивление быстро наряд тогда уже полиции, сопроводил скандалистку Людк в отделение. Всё бы может и обошлось, но пострадавшая, как позже выяснилось, оказалась далеко не простой пострадавшей. Да и видео «помогло», что снял кто-то из продавцов магазина и выложил в сети, подписав: «Конец скандалистки».
«Околоподъездный отряд рентгена» всю неделю с жаром обсуждал это происшествие. Бабульки знали всё и про всех и, конечно же, в самых детализированных подробностях. Выяснилось, что «порезанная дамочка» – жена какого-то полицейского, не то майора, не то капитана, и что Людка уже в карцере, и ей грозит тюремный срок за увечья. Бабулек не раз допрашивал и участковый, приходивший осматривать квартиру вместе с понурой Людк.
Спустя полгода в квартиру нашей горе-героини заехал какой жгучий кавказец, а бабульки вынесли окончательный вердикт: «Усё! Людк на турму уехала!»
Так, вроде бы и должна была закончиться эта история, но…
Приехав однажды почти ночью с дачи и оставив жену дома, решил я заехать на заправку, чтобы утром не терять времени и сразу начать толкаться в пробках на работу. Зайдя в помещение автозаправки, я вдруг увидел за кассой отдалённо знакомое лицо. И пока женщина мне не улыбнулась, тут же обозначив детские ямочки на щеках, возможно, не узнал бы её.
Я просто не мог поверить, что это «наша Людк». Передо мной за кассой стояла постаревшая на десяток лет женщина с выпотрошенным взглядом. От язвительно-задорного блеска её глаз не осталось и следа. Людк осунулась, сильно похудела, но старалась держать лицо. Когда она заговорила, её голос мне показался чужим, не тем, что я помнил – звонким и разухабисто шпанским.
– Привет! Как дела? – чуть сипло и негромко прозвучали её слова.
– Ты ли, чё ли, Людк? – привычно решил пошутить я, но тут же понял по её натянуто-болезненной улыбке, что эти шутки уже из того, ненужного ей прошлого…
– Прости, но… – неловко попытался я оправдаться.
– Всё нормально, – продолжая устало улыбаться, ответила Люда.
В зал заправки со стеллажами снеков и воды зашла дежурная-заведующая, явно не в радостном расположении духа. Взглянув на нашу беседу, она негромко, но властно произнесла:
– Третья заправка ждёт оплаты!
– Это моя машина, – тут же среагировал я, про себя даже поблагодарив дежурную, убравшую глупую неловкость.
Обернувшись к Люде и протянув карту, сам не зная почему, я обратился к уходящей дежурной:
– Простите, пожалуйста, можем мы немного поговорить с Люд..милой? Просто мы соседи в прошлом и сто лет не виделись. Тем более машин нет… Пожалуйста.
Дежурная равнодушно глянула в мою сторону, чуть кивнула и зашла в дверь подсобки. Люда провела оплату, вернула карту и кивнула в сторону пары столиков.
– Давай я кофе угощу! – стараясь выглядеть непринуждённым, предложил я.
Люда молча кивнула и зашумевшая кофемашина вскоре разнесла прекрасный аромат колумбийских зёрен, которые, как все тогда помнили, собирались с любовью.
Сидя напротив меня, Люда мелкими глотками пила свой капучино и молча слушала. А я, надеясь раззадорить и поднять ей настроение, вещал о двухлетнем внуке, с его похождениями и неожиданными словечками. Улыбаясь на некоторых местах моего рассказа, Люда вдруг тяжело вздохнула и произнесла:
– Ромка мой, что старший, помнишь, в Италию переехал со своей… и там умер недавно… Передоз…
Чуть не поперхнувшись кофе, я замер и молча уставился в опустошённые глаза Люды.
