Андрей Иванов
И один в поле воин
Но если ты откажешься, то сначала мы раздавим тебя как таракана, а потом раскидаем листовки над позициями твоей дивизии, что ты позорно сдался нам, как только увидел первого немецкого солдата, и выдал данные о своей воинской части и своём командовании. Ты станешь предателем для своих, а твоя семья будет расстреляна как семья врага народа. Выбирай. Жизнь с достоинством или позорная смерть предателем.
– Семьи-то у меня только мама, да и та стара уже. Мне слава не нужна, не для того живу. Живу для Правды. А в ней Сила. Да и вот они, – и Колька кивнул на своих новых товарищей, – знают, что я не предатель. А мне этого и довольно!
– Кого ты не предашь? Их уже и нет на Земле. Умерли они давно. А то, что тебе мерещится – это только дым, оставленный их душами.
Тут в разговор вмешались мускулистые новгородцы:
– В Бресте-то не такие песни ты пел. Забыл? Визжал, что уничтожите всех – и людей, и память о них, пытками грозил. А теперь договариваться пытаешься? Потрепали там вас сильно? А то ли еще ждет. Впереди Ильинские рубежи. Там снова будет битва!
– Не вмешивайтесь, – перебил немец. – Ответь, солдат Сиротинин, примешь ли ты моё щедрое и честное предложение?
Коля только печально посмотрел на офицера и отрицательно помотал головой.
Немец развернулся и, не говоря ни слова, удалился в туман.
В это время в штабе немецкой 4-й танковой дивизии обсуждали план наступления. Совещание проводил генерал Хайнц Гудариан с чашкой горячего чая в руках. Он не понимал, что происходит, и что делать. То, что ему докладывали, не укладывалось в голове. Штаб дивизии обсуждает вопрос наступления не на армию, не взятие города или непреступной крепости. На повестке дня атака силами танковой дивизии на позиции, артиллерийского подразделения. Основной докладчик – командир дивизии барон фон Лангерман – испытывал неловкость, на его лбу проступили крупные капли пота, голос и руки синхронно дрожали. Он докладывал о потерях.
– 8 танков, 5 бронемашин, 38 солдат, включая бойцов специальной штурмовой бригады.
Гудариан перебил его – потери врага и численность его оставшейся группировки?
По нашим данным – это… Тут он тяжело сглотнул, не смея продолжить. Но всё-таки выдавил из себя… – ОДИН солдат… Но он, кажется, ранен, – дрожащим голосом заключил фон Лангерман.
При этих словах Гудариан звучно поперхнулся чаем, забрызгав окружающих!
– Что?!! Вы шутите?! Это плохая шутка и не к месту.
Лангерман продолжал:
– Более того, по свидетельству егерей, видевших его вблизи, это, кажется… как сказать… – опять сбивчиво запинался барон.
– Ну договаривайте же! – резко одёрнул его Гудариан.
– Это мальчишка!
– И ещё одна порция чая полетела на собравшихся от поперхнувшегося генерала.
– Что? – воскликнул Гудариан. – Кажется, ранен, один солдат противника! Мальчишка! И это оправдывает колоссальные потери! Хотел бы я посмотреть на этого солдата.
Тут к генералу подошёл ефрейтор и что-то шепнул на ухо.
Фон Лагерманн продекламировал;
– Сейчас ясность внесет майор Кёнинг. Это наш самый опытный и мудрый боец. Он часто помогает мне советом. Давайте прислушаемся к нему.
В комнату вошел уже известный нам офицер, общавшийся недавно с Колей.
– Скажу коротко. Что бы сохранить моральный дух наших бойцов, мы должны максимально жестким ударом выбить этого таракана из его щели и раздавить. Не нужно жалеть снарядов и технику. Нужно ударить всеми имеющимися средствами. Мы трижды уже атаковали позиции русских… Черт! Точнее, одного русского. Если мы не сможем пробить его еще раз, то солдаты дальше просто не пойдут, потеряв веру в свою непобедимость и мощь немецкого оружия. Поэтом ударяем все вместе и со всех сторон. Решение нужно принимать немедленно. Я закончил.
В совещательном зале застыла гробовая тишина. Никто не смел ответить ни слова…
После затянувшейся паузы генерал Гудариан резюмировал:
– Да будет так!
А в это время Коля, при советах и помощи своих друзей, готовил новую позицию. Аккуратно собрал оружие убитых врагов, разложил его в заранее подготовленные места в разных окопах. Там же разложил гранаты и дымовые шашки. Переставил орудие в овраг и накрыл его ветками. Овраг смотрел прямо в сторону позиций немцев и имел узкий сектор обстрела. Но и по орудию теперь можно было попасть, только находясь в том же узком секторе.
В воздухе чувствовалось сильное напряжение звенящей тишины. Внезапно, как звук лопнувшей струны в этой тишине, раздался хлопок сигнальной ракеты. И июльский жаркий день взорвался десятками залпов танковых пушек и сотнями автоматных очередей и ружейных выстрелов.
Багратион скомандовал:
– Ждём, пусть подходят ближе, они не знают, куда стрелять, только пыль поднимают. – И тут он вскинул руку с саблей в сторону прожектора танка, рассеявшего поднятую пыль, который появился в секторе обстрела. И крикнул: – Огонь!!!Орудие уже было наведено, Коля мгновенно щелкнул спусковым затвором. Снаряд вошел точно под башню танка, который сразу вспыхнул. За ним появился бронетранспортер. Его Сиротинин подбил из противотанкового ружья.
Бой длился еще более часа. За это время Коля короткими перебежками, ползком и прыжками из траншеи в окоп менял позиции, сбивая противника с толку. Он стрелял то из автомата, то из противотанкового ружья, а иногда и из трофейного Вальтера.
Подползавших вплотную противников забрасывал гранатами. Напряженность боя нарастала. Скорости перемещений и стрельбы были запредельными. Но энергия не покидала Колю. Им двигало огромное желание нанести максимальный ущерб врагу и прожить подольше. Ведь чем дольше враг не может одолеть одного солдата, тем больше растёт в нем страх. А сломить дух врага – это гораздо важнее и сложнее, чем просто железо техники или тело противника. Ему так же активно помогали фантомные друзья – Кузьма с Игнатом помогали наводить орудие, новгородцы – давали сил, когда ему нужно было откатить тяжелое орудие или навскидку стрелять из пулемёта, разведчики давали ловкость, реакцию и внимательность на поле боя. А сам Багратион указывал направления ударов противника и давал команды к обороне.
Удар за ударом отражал Коля. Но в пылу схватки он не сразу увидел, что оказался полностью окружен врагами. Его орудие было уже разбито танковым выстрелом. Из ран обильно сочилась кровь. Огромные силы 4-й танковой дивизии сражались с одним единственным воином. У него осталось только несколько гранат и трофейный автомат с неполным рожком патронов. Фантомы героев стали более прозрачны и начали растворяться в горячем летнем воздухе, раскалённым от ожесточенного боя. Вскоре они исчезли совсем. Две гранаты полетели в сторону Колькиного укрытия. Одну он схвати на лету и сразу отправил в сторону врагов, а другую успел поднять с земли и бросить в противоположном направлении. В другие две стороны бросил и свои гранаты. Погремели взрывы, и со всех четырех сторон послышались проклятия и крики раненных фашистов. Одновременно всех нападавших прошиб холодный пот, и дрожь пробежала по их телам. Что-то невероятное творилось на этом поле боя. Возникла небольшая пауза. Танки уже не моги помочь огнём наступавшим, так как вокруг позиции Сиротинина было слишком большое скопление немецких войск. Но лейтенант штурмовиков дрожащим голосом скомандовал:
– Воран гехен.
И несколько десятков солдат бросились в окоп с разных сторон. Последние два выстрела успел сделать Коля, до того, как десятки автоматных очередей прошили его со всех сторон. Он сделал глубокий выдох и с улыбкой удовлетворённо закрыл глаза…
