Андрей Галушка
Загадки Столетней войны
2. Загадки длинного лука
Три английских победы
Читатель, который учился в советской школе, если только он не интересовался историей, скорее всего помнит о сражениях Столетней войны только то, что застряло в голове из учебника по истории средних веков для 6 класса Агибаловой и Донского:
Английское войско было организовано лучше французского. Кроме феодальной конницы, у англичан была многочисленная дисциплинированная пехота. Она состояла из свободных крестьян, которые частично сохранились тогда в Англии. Оружием пехотинца был большой лук. Лучники пускали стрелы на 600 шагов, а на 200 били наверняка, пробивая насквозь рыцарские доспехи. Во французском войске преобладала рыцарская конница. Рыцари не признавали дисциплины, в бою каждый из них старался выделиться личной доблестью. Пехота состояла из чужеземных наемников. Рыцари относились к пехотинцам с презрением.
Война велась на территории Франции. С cамогo начала войны французские феодалы терпели поражения. В 1356 году пpoизошла битва у города Пуатье к югу от Луары. Французы имели численный перевес, но они действовали разрозненно. Вырываясь вперед, рыцари нарушали строй и мешали друг другу сражаться. Под тучами стрел английских лучников смешались ряды французской конницы. Французы были полностью разгромлены. В плен к англичанам попали самые знатные феодалы вместе с королём.
Рядом с этим текстом помещена картинка «Битва времен Столетней войны. Гравюра XV века» с таким сопровождающим текстом: «Под натиском английских лучников (справа) смяты ряды французских наёмников (слева). Французские рыцари избивают своих отступающих пехотинцев, но сами попадают под меткий обстрел англичан» Впрочем, сама миниатюра из средневековой хроники изображает эпизод из другого победного для англичан сражения, за деcять лет до Пуатье – при Креси, не упоминающегося в учебнике (правда, в постсоветских редакциях учебника, так сказать, восстановленного в правах и удостоенного упоминания).
В следующей главе упомянута, но без каких бы то ни было подробностей, победа англичан при Азенкуре в 1415 году. Подразумевается, что за полвека французские рыцари не поумнели. Тут даже не знаешь, с чего начать, настолько «смешались в кучу кони, люди».
Начнём, пожалуй, со сравнения потенциалов воюющих сторон, так как у многих читателей, чьё знакомство с предметом ограничивается воспоминаниями о школьном курсе истории средних веков, на который накладываются представления о современном положении этих стран, нередко создаётся впечатление, что из двух противников сильнее была именно Англия. Как иначе ей удалось так часто громить французские армии?
Англия в то время была по сравнению с Францией бедной, преимущественно сельскохозяйственной страной, население которой в основном было сосредоточено в средней и южной Англии. Лишь Лондон с его сорока-пятьюдесятью тысячами жителей мог хоть как-то сравниться с городами континентальной Европы, такими как Гент, Брюгге, Венеция, Флоренция, Париж и Рим, население которых превышало пятьдесят тысяч. Остальные города королевства имели население в лучшем случае несколько тысяч человек. В семнадцати больших городах с епископскими кафедрами, и ещё в десятке больших городов без собственного епископа проживало сто тысяч налогоплательщиков, или около двухсот тысяч жителей, шесть-семь процентов населения страны. Ещё в двухстах городках (многие из которых имели около сотни домов, но зато имели право устраивать рынки) проживало ещё четыре сотни тысяч королевский подданных. Всего около двенадцати процентов англичан были жителями малых и больших городов, остальные жили в сельской местности.
Основной статьей дохода страны была шерсть, от поставок которой зависела промышленность Италии, Франции, Германии, а также Нидерландов. Англия в свою очередь тоже зависела от торговли шерстью, приносившей значительные доходы. Эта торговля ежегодно приносила стране доход в 220 тысяч тогдашних фунтов стерлингов, которые для сравнения с современной денежной единицей того же наименования нужно умножить приблизительно на 1200. Королевская казна из этой суммы получала тринадцать тысяч фунтов, что составляло около половины годового дохода монарха.
Власть короля была ограничена парламентом, куда входили представители аристократии, епископата католической церкви в стране, рыцарства и городов. Сила парламента была подтверждена совсем недавно, в 1327 году, при уже упоминавшейся детронизации короля Эдуарда ІІ. С 1297 года основные налоги на недвижимость могли вводиться только с согласия парламента, а с 1322 года под его контроль было поставлено королевское законодательство. Влияние английского парламента было гораздо сильнее в жизни страны, чем влияние аналогичных представительных собраний в соседних королевствах. Но это компенсировалось налаженным административным королевским аппаратом и политическим единством страны, что позволяло молодому (двадцатипятилетнему на момент начала войны) и энергичному королю Эдуарду ІІІ использовать все ресурсы своего королевства.
Франция в первой половине XIV века была одним из сильнейших королевств Европы, с населением между двенадцатью и шестнадцатью миллионами человек – в два-три раза большим, чем население Англии (между четырьмя и шестью миллионами). Стопятидесятитысячный Париж мог свысока смотреть на провинциальный Лондон. Франция была богатой страной, с сильнейшей экономической, политической и культурной позицией в католической Европе. Начиная с рубежа столетия, папы римские фактически выполняли желания французских королей. Французские кардиналы имели большинство в кардинальском конклаве, избиравшем Папу, и регулярно избирали на папский престол – находившийся в Авиньоне на реке Роне, окружённом со всех сторон владениями короля Франции – очередного французского кардинала.
Однако, в отличие от его соперника, административный аппарат французского монарха был менее эффективным. Хотя король напрямую контролировал две трети территории страны, остальная треть принадлежала его вассалам, могущественным аристократам, с чьими желаниями и капризами королю приходилось считаться. Его власть, как и в Англии, ограничивали Генеральные штаты – собрание представителей духовенства, рыцарства и горожан – их согласия необходимо было добиться, если король хотел ввести новые налоги, например, налог на движимое имущество. В принципе, это было не так уж и плохо с точки зрения монарха. Внешний враг, как известно, часто сплачивает против себя население угрожаемой страны. Кроме того, король имел возможность использовать заседания Генеральных штатов в пропагандистских целях, преподнося представителям сословий собственную версию причин и хода войны. Тем не менее, согласие Генеральных штатов нужно было получить. А это далеко не всегда удавалось.
Впрочем, французский король мог вводить особый налог для защиты королевства без необходимости консультироваться с собранием представителей его подданных. К тому же королевские владения приносили ему ежегодно двадцать шесть тонн серебра в доходах. Король Англии мог распоряжаться лишь годовыми пятью тоннами серебра со своих собственных владений, и поэтому намного сильнее зависел от количества собираемых в его государстве налогов.
У Франции было ещё одно важное преимущество. Её отделял от Англии пролив Ла-Манш (да, была ещё английская Гасконь, но её от Англии отделяло ещё более длительное и опасное морское путешествие). Английскому королю, чтобы вести войну за французский трон, нужно было сперва переправить свою армию на континент. При этом у французской короны был собственный сильный военный флот. К тому же на помощь Франции мог прийти её союзник – итальянская торговая республика Генуя, со своим собственным большим и испытанным в боях флотом. В то же время английский король собственного военного флота не имел и мог рассчитывать только на то, чтобы реквизировать купеческие суда для несения боевой службы, предварительно переоборудовав их. Это означало, что реквизированные корабли не смогут участвовать в транспортировке во Фландрию английского экспорта – шерсти, тем самым снижая размеры английской внешней торговли, а вместе с ней и доходов королевской казны, которые весьма и весьма от неё зависели.
Наконец, военный союз между Францией и Шотландией обеспечивал необходимость для английского монарха держать на севере страны существенный военный контингент, на случай нападения со стороны шотландцев.
В начале XIV века французская армия была реорганизована с целью усиления королевской власти. Эти преобразования стали результатом войны с фламандскими повстанцами, завершившейся победой Франции в 1328 году. К моменту начала Столетней войны армия короля Филиппа VІ насчитывала примерно 20–25 тысяч человек, но в случае необходимости ее численность могла быть увеличена вдвое. В 1339 году под знамёнами короля Филиппа было полсотни тысяч воинов, и ещё двадцать тысяч было мобилизовано для службы на французских боевых кораблях.
Поскольку по численности населения Англия уступала Франции более чем вдвое, король Эдуард не мог созвать такую же большую армию. В том же 1339 году он пересёк пролив Ла-Манш со всего лишь четырьмя с половиной тысячами солдат. Конечно, он мог рассчитывать – но на другом театре военных действий – на своих гасконских подданных, которые могли выставить от четырёх до семи тысяч бойцов. Также ему на помощь могли прийти города Фландрии, с трудом мирившиеся с недавним подчинением французским королём, а также некоторые князья из территорий Священной Римской империи – проще говоря, немцы. Без этих внешних союзников рассчитывать на победу над Францией было бы сложно.
Ядром как английской, так и французской армий были латники, которые могли быть как рыцарями, так и наёмниками из неблагородных сословий. В середине XIV века рыцари в качестве защитного вооружения носили кольчугу – рубаху, сплетённую из железных колец, каждое из которых было соединено с четырьмя соседними. Такая кольчуга весила около пятнадцати килограммов. Весь этот вес приходился на плечи воина. Кольчуга надевалась поверх стёганой куртки и закрывала рыцаря от шеи (хотя иногда делались кольчужные капюшоны, так называемые хауберки) до колен. Ноги были защищены кольчужными же чулками. Голову прикрывал железный шлем: либо открытый, либо с откидывающимся забралом. и в этот период обычно имевший остроконечную форму. XIV век стал началом появления пластинчатого доспеха, достигшего апогея развития через сто пятьдесят лет, и пока что только отдельные железные пластины дополняли кольчугу: нагрудная кираса, а также элементы защиты конечностей. Появившийся позже полный пластинчатый доспех мог иметь массу свыше тридцати килограммов, но этот вес был распределён по всему телу.
Иногда встречающиеся суждения о неповоротливости рыцарей (не могли подняться, если упали, на коня их приходилось сажать, поднимая на канатах и тому подобное) являются мифами. Рыцари в полном вооружении вполне могли вскакивать в седло своих весьма дорогих, иногда стоивших целое состояние боевых скакунов, могли ходить и бегать, и тем более сражаться врукопашную. Надо сказать, что существовали и очень тяжелые доспехи, в которых, действительно, было почти невозможно пошевелиться. Но это были доспехи для рыцарских турниров, так сказать, спортивный инвентарь, а не боевое оружие.
Конные рыцари обеспечивали армии элемент мобильности. Они могли действовать как конница: совершать рейды на территорию врага, в сражениях атаковать вражеский строй, и особенно – преследовать врага, бегущего с поля боя, превращая неудачу в полный разгром. Но довольно часто рыцари верхом лишь передвигались к месту битвы, а во время сражения спешивались и сражались с противником в пешем строю. Оружием рыцарей был прямой длинный меч, который также служил символом статуса рыцаря. Если латник сражался верхом, то был вооружён трёхметровым копьём-лансом. Иногда в схватках верхом рыцари использовали боевые топоры (известен эпизод в начале сражения при Баннокбурне в 1314 году, когда шотландская армия разгромила превосходящую её по численности армию английского короля Эдуарда II: шотландский король Роберт Брюс в единоборстве сразил боевым топором английского рыцаря, устремившегося на короля с лансом наперевес). В рукопашной схватке в пешем строю рыцари использовали и большие боевые топоры и боевые молоты – рубящие и ударно-дробящие инструменты убийства, насаженные на двухметровые древка.
Но рыцари были лишь ядром армии, а не всей армией. Обе воюющие стороны дополняли латников-рыцарей наёмной пехотой. У англичан такой пехотой главным образом были лучники. Надо сказать, что лучники могли быть и конными, вооруженными помимо лука ещё и копьём, и способные сопровождать конных рыцарей в их рейдах по территории врага. Но наиболее многочисленными были пешие лучники, вооружённые длинными простыми (то есть сделанными из одного куска дерева) луками длиной от 170 см до 2 м и с силой натяжения между сорока и пятьюдесятью килограммами. Англичане познакомились с этим точным и эффективным оружием во время своих войн по покорению Уэльса. Для них очень неприятным сюрпризом оказалось, что стрела из такого лука может насквозь пробить, например, церковную дверь. Английские монархи оценили возможности длинного лук, и законодательно постановили, что все мужчины в их владениях обязаны по воскресеньям упражняться в стрельбе из длинных луков в цель. Каждая деревня, стоило королю объявить, что он собирает войско для нового похода, была обязана выставить по крайней мере одного лучника. В сражении лучник имел в колчане до двух дюжин стрел, каждая длиной в три четверти метра, и мог выпускать их со скоростью до десяти в минуту. Отряд лучников мог буквально закрыть стрелами небо. Длинный лук бил на расстояние около ста пятидесяти метров, а начиная с шестидесяти метров мог пробивать рыцарские кольчуги.
Не надо думать, что французы не уделяли внимания дальнобойному оружию. Им также был известен длинный лук, но они предпочитали использовать арбалет, короткий мощный лук, смонтированный на ручном станке и натягивающийся с помощью разнообразных механических приспособлений, самым простым из которых был крюк, подвешенный к поясу арбалетчика, за который он должен был зацепить тетиву, чтобы натянуть её и таким образом взвести арбалет, распрямившись из согнутого положения. По мере роста мощи арбалетов были придуманы системы рычагов или лебёдок для натяжения тетивы. Стрелять из арбалета было легче, он бил точнее, и обучиться стрельбе из арбалета было гораздо быстрее, чем стрельбе из длинного лука. Арбалет был обычным оружием городских ополчений на континенте. Однако это оружие имело свои недостатки. Арбалет был тяжелее лука и стрелял медленнее из-за более сложного и долгого натяжения тетивы, не быстрее четырёх раз в минуту, а обычно лишь один – два раза. Очень часто арбалетчики стреляли из-за больших щитов-павез, у которых имелся упор, позволявший ставить их на землю. Такие щиты обеспечивали определённую защиту от стрел противника на то время, пока арбалетчик приводил своё оружие в боевое положение.
У обеих противоборствующих сторон были и другие виды пехоты, вооруженные не метательным, а ударным оружием: копьями, разными видами алебард, топорами, молотами, разнообразным клинковым оружием. Кроме того, как лучники, так и арбалетчики носили мечи и другое оружие, и могли пользоваться им в бою при необходимости.
Победа английских армий в трёх наиболее известных сражениях Столетней войны (и во многих других) была основана на том, что именно они, а не французы (почти до самого конца войны) научились эффективно использовать все компоненты своей армии и обеспечивать их взаимодействие для достижения максимального тактического эффекта, усиливая сильные стороны каждого рода войск и компенсируя их слабые стороны. Лучники своим дождём стрел могли расстроить оборонительные порядки противника или атаку его конницы, убивая и нанося раны как людям, так и лошадям (что было особенно важно в противостоянии великолепной французской рыцарской коннице). Лошадь, тем более рыцарский боевой скакун – это крупное и сильное животное, и его нелегко убить одной стрелой. Однако рана от стрелы, даже неопасная, причиняла им сильную боль, пугала, приводила к панике, и обезумевшие от боли животные вполне могли понести на ряды своих же солдат, расстраивая их и даже нанося потери.
С другой стороны, в обороне спешенные английские рыцари составляли главную силу оборонительного строя, вынося на себе главный удар противника. Поддержка в рукопашной от лучников и других пехотинцев давала возможность выиграть время для того, чтобы при необходимости рыцари могли вскочить на своих коней для нанесения завершающего удара по противнику и преследования его.
Креси
Ко времени первой из рассматриваемых битв – при Креси – война шла уже десять лет. Если в первые годы французы добились некоторых успехов, то в 1340 году их флот был наголову разбит англичанами. Это обеспечило безопасность коммуникаций между Англией и её армиями во Франции, но не привело к иным решительным результатам. По истечении заключенного перемирия король Эдуард в 1346 году собрал армию для вторжения на континент. Армия вторжения собралась весной этого года в морском порту Портсмут на южном побережье Англии. 12 июля того же года король высадился на побережье Франции, на полуострове Котантэн в Нормандии (совсем недалеко от побережья, где через 598 лет далёкие потомки его солдат – британские, канадские и американские войска – начнут освобождение Западной Европы от нацистов) с армией, состав которой специалисты называют между семью и пятнадцатью тысячами воинов.
Город Кан, крупный центр герцогства Нормандия (в кафедральном соборе которого до сих пор покоятся останки первого короля Англии из Нормандской династии, Вильгельма Первого, получившего прозвище Завоевателя), был взят в осаду и пал ровно через две недели после высадки, 26 июля 1346 года. Гарнизон и жители оказавшего сопротивления города не могли ждать пощады от врага – и три тысячи было предано мечу во время разорения города. Затем Эдуард решил взять столицу Нормандии – Руан, но обнаружил, что мосты через реку Сену, на другом берегу которой лежал этот город, разрушены. Тогда король со своей армией двинулся по южному берегу Сены, всё ближе подходя к Парижу. Но у него не было никакой возможности взять в осаду крупнейший город Западной Европы, тем более, что у короля не было в его обозе осадных орудий, необходимых для серьёзной осады. Кроме того, недалеко находилась армия его соперника – французского короля Филиппа VІ. Поэтому, полюбовавшись столицей врага, король Эдуард ограничился разорением его окрестностей (несмотря на то, что это была, по его же заявлениям, столица королевства, принадлежавшего ему по праву) и, найдя мост, который можно было кое-как отремонтировать, 16 августа 1346 года форсировал Сену и повернул на север. Французская армия следовала за ним на некотором отдалении. Силы французов превосходили армию Эдуарда весьма существенно, и фактически английская армия пыталась ускользнуть от противника.
Английская армия 24 августа 1346 года форсировала вброд реку Сомму (печально знаменитую кровавым сражением в её окрестностях во время Первой мировой войны, ровно через пятсот семьдесят лет). Армия короля Филиппа в тот же день перешла Сомму недалеко у её устья, у города Абвиля, где в 1940 году вышли к Ла-Маншу немецкие танки, отрезав полумиллионную группировку союзных войск после прорыва французского фронта. Через два дня англичане стали лагерем недалеко от маленького городишки под названием Креси на холме на правом берегу речушки с коротким именем Мэ. Это была территория графства Понтьё, до войны находившегося под властью Эдуарда, но с её началом захваченная французами. Тем не менее английская армия могла считать, что защищает свою территорию.
Эдуард знал, что французы совсем близко, и подготовился к обороне. Тыл английской армии защищал лес, телеги обоза прикрывали его позицию с флангов. Мельница на холме стала отличным наблюдательным и командным пунктом. Если бы противнику вздумалось атаковать, им пришлось бы взбираться из долины речушки и примыкающего к ней пологого оврага в горку.
Английский полководец выстроил свою относительно небольшую (от одиннадцати до пятнадцати тысяч бойцов) армию в боевой порядок, ранее с успехом опробованный против шотландцев. Три баталии (отряда) спешенных латников-рыцарей (две с половиной – три тысячи) составляли основу оборонительной линии, а с обоих флангов их прикрывали отряды лучников. Их у Эдуарда было пять или шесть тысяч пеших и до трёх тысяч конных лучников. Помимо этого, английская армия включала от двух до трёх тысяч пеших копейщиков. Авангардом (передовой баталией) командовал старший шестнадцатилетний сын короля Эдуарда, тоже Эдуард, принц Уэльский. Разумеется, командование у него было скорее номинальным, а решения принимали назначенные ему в помощь королём советники – граф Нортхэмптон и граф Уорик. Второй баталией командовали графы Арундел и Хантингтон, и последней, резервной баталией командовал сам король. Известно также, что англичане использовали в воспоследовавшем сражении несколько бомбард – ранних пушек (это первый зафиксированный случай применения артиллерии в полевом сражении в Европе).
Эдуард, зная, что противник близко (действительно, разведывательный отряд из четырёх французских рыцарей уже был замечен вдали, изучая позицию англичан), объехал своё войско, воодушевляя бойцов перед боем, после чего, поскольку солнце уже перевалило за полдень, солдаты перекусили и прилегли отдохнуть, пока была такая возможность. Но при этом они не забыли укрепить свою позицию. По словам автора середины XIV века Джеффри ле Бэйкера:
Англичане же, напротив, воззвав к Матери Христа, и освятив день субботний постом, быстро выкопали многие ямы в земле перед своими рядами, один фут глубиною и такого же размера шириною, чтобы если на них будет чрезмерно сильно напирать французская конница, кони бы об эти ямы споткнулись.
Король Филипп, узнав о расположении противника, решил встать лагерем на ночь и атаковать наутро следующего дня, поскольку солнце уже клонилось к закату. Но имея под своими знамёнами тридцатитысячную армию, из которой по крайней мере треть, а то и две трети составляли конные рыцари, он как командующий оказался не на высоте. Длинная растянутая колонна французов постепенно стягивалась к ставке Филиппа, создавая толчею и беспорядок. Беспорядок только усиливался тем, что, для того чтобы атаковать английскую позицию, французским походным колоннам приходилось разворачиваться под девяносто градусов на ограниченном пространстве. (Эдуард, действительно, хорошо выбрал свою позицию!) Рыцари рвались в бой, и у короля не было возможности их удержать. Поэтому он приказал входившим в состав его войска генуэзским арбалетчикам выдвинуться вперёд и завязать бой с англичанами, чтобы под их прикрытием развернуть свою многочисленную рыцарскую конницу.
Было уже пять часов пополудни, и генуэзцы весьма устали, идя маршем весь день. Обоз, в котором везли их большие щиты-павизы, из-за которых они обычно обстреливали противника, отстал. Подчиняясь приказу короля, они, тем не менее, пошли в бой, и подошли к английским шеренгам приблизительно на две сотни метров. Здесь (во всяком случае, согласно более поздним свидетельствам) разразилась короткая гроза с сильным ливнем, намочившая тетивы арбалетов и таким образом (опять-таки, если верить этим свидетельствам) снизившая их дальнобойность. Эффективность генуэзских арбалетов оказалась невелика, в отличие от английских длинных луков. Арбалетчики, оказавшись под новым ливнем – на этот раз из почти метровых английских стрел – были вынуждены, понеся большие потери (погиб, в том числе, их командир Оттоне Дориа), отойти на безопасное расстояние. Но теперь прямо через их ряды, давя и разгоняя ударами мечей (за якобы проявленную трусость), пошли в атаку на англичан французские рыцари.
Джеффри ле Бэйкер писал об этом так:
Когда они увидели, что их арбалетчики не наносят урона англичанам, французские латники вскочили на своих молодых боевых коней и резвых скакунов и поскакали через ряды арбалетчиков, количеством до семи тысяч, отделявших их от англичан, давя их под копытами своих коней и самонадеянно поспешая вперёд, чтобы показать англичанам свою отвагу.
Филипп VІ полностью потерял управление своей армией. Вместо того, чтобы собрать своих рыцарей в один кулак и организовать скоординированную атаку, он оказался вынужден позволить подходившим рыцарям прямо с марша атаковать противника отдельными отрядами «по мере готовности». Первыми, добивая своих же отступающих арбалетчиков, отважно поскакали на врага рыцари Карла ІІ, графа Алансонского. Но их ряды при этом оказались расстроенными, и когда на них обрушился дождь английских стрел, раня и убивая лошадей и рыцарей, атака захлебнулась. Рыцарей, упавших с понёсших лошадей и оглушенных падением, или придавленных раненной лошадью, добивали английские пехотинцы. Три английские пушки своим грохотом и зловонным дымом добавляли смятения непривычным к их залпам лошадям.
Уильям Шекспир в одной из своих исторических пьес «Эдуард ІІІ» (она не всегда входит в список его сочинений, так как считается, что не весь текст принадлежит Шекспиру) так представил этот эпизод сражения в словах французского герцога, обращающегося с плохими известиями к своему королю:
Герцог Лотарингский
Смятенье, государь, от генуэзцев
Произошло: ропща на то, что их
В бой повели без отдыха с дороги,
Чуть заняли они во фронте место,
Как стали отступать, – на них же глядя,
И остальные все бежать пустились;
При этом началась такая давка,
Что от нее неизмеримо больше
Погибло, чем от вражеских ударов.
Упоминает об этом эпизоде и Морис Дрюон в шестой книге своей эпопеи, «Лилия и лев»:
Отголоски битвы при Креси дошли даже до Сиены. Сиенцы знали, что король Франции послал своих ратников в атаку, не дав людям передохнуть после утомительного перехода в пять лье, и что французские рыцари, обозленные на эту пехтуру, двигавшуюся еле-еле, пошли в атаку сквозь свои же собственные войска, смяли их, опрокинули, потоптали копытами коней, а затем полегли сами под перекрестной стрельбой английских лучников.
Было бы, однако, неправильным считать, что французские рыцари просто побежали. Следующая атака французов, которую возглавляли король Чехии Иоанн Люксембургский, король Майорки Иаков ІІІ и герцог Лотарингский, достигла линии спешенных рыцарей английского авангарда под командованием юного принца Уэльского. Завязалась ожесточённая рукопашная схватка, в которой англичанам пришлось нелегко. Уже упоминавшийся французский летописец Жан Фруассар оставил рассказ о том, что командиры отряда принца Уэльского (Нортхэмптон и Уорик) послали к королю Эдуарду, наблюдавшему за сражением с каменной мельницы на возвышении, сэра Томаса Нориджа с просьбой о подкреплении:
Тогда король сказал: «Убит ли мой сын, или повержен наземь?» «Нет, сир, – ответствовал рыцарь, – но тяжко ему приходится, отчего имеет он нужду в Вашей помощи». «Что же, – сказал король, – возвращайся к нему и к тем, кто послал тебя сюда, и скажи им, чтобы более ко мне не посылали, пока сын мой жив. Так же скажи им, что его задача в сей день заслужить свои шпоры (знак рыцарского звания), ибо коли будет на то воля Божия, я желаю этот день и час во славу ему и тем, кто с ним».
Французы пятнадцать раз атаковали позиции англичан, причём последняя атака проходила в полной тьме, после захода солнца. Но все их атаки были отбиты. Сам король Филипп был ранен стрелой в шею, и конь под ним был убит стрелой. Когда он пытался собрать своих воинов в последнюю атаку, возле королевского знамени оставалось лишь шестьдесят рыцарей, все прочие были либо убиты, либо бежали. Наутро Эдуард ІІІ приказал сосчитать тела, покрывавшие долину и склон холма перед английской позицией. Согласно этому счёту, полторы тысячи французских благородных рыцарей, включая герцога Лотарингского и одиннадцать графов, полегло в сражении, не считая десяти тысяч солдат простого звания, тогда как у англичан полегло менее двух сотен. Король Чехии (или же Богемии) был найден умирающим в окружении своих мёртвых рыцарей. Он был стар и слеп, и приказал пристегнуть своего коня между двумя своими рыцарями, чтобы они направили его в гущу боя. Принц Уэльский был так поражён таким проявлением рыцарской отваги, что в память о короле Иоанне взял себе по праву победителя его эмблему – три белых пера страуса – и девиз Ich dien («Я служу» по-немецки). И эмблема, и девиз используется принцами Уэльскими, включая нынешнего принца Чарльза, до наших дней.
Шекспир, разумеется, не мог пройти мимо этого эпизода:
Принц Уэльский
Сначала долг исполню я.
(Преклоняет колени и целует руку отца)
Привет
И благодарность вам от сердца, лорды.
Преодолев и зимние невзгоды,
И ярость волн морских, уйдя от бездн
Зияющих, от скал вооруженных,
Привел корабль я к пристани желанной,
Где все мои надежды и награда;
И вот я здесь, коленопреклоненный,
А вот и жатва первая меча,
Которую я снял в преддверье смерти,
Король Богемский, мной самим сраженный.
Его войска меня кругом теснили:
Для их мечей, как молоты тяжелых,
Мой шлем был наковальней, – но поддержку
Я в мраморной своей отваге черпал;
Когда же утомившиеся руки
Мне стали изменять, как дровосеку
Топор перед громадою дубов,
Тогда я тут же вспомнил и о ваших
Дарах и о своем обете пылком:
Отвага мне вернула бодрость духа,
Я силой прорубил себе дорогу
И враг бежал. Десница Эдуарда,
Как видите, свершила то, что ей
Велели вы и долг.
Король Эдуард
Да, Нэд, бесспорно
Ты рыцарское званье заслужил.
Твоим мечом, еще доныне теплым
(Взяв меч у солдата и коснувшись им коленопреклоненного принца)
От крови тех, кто смерть тебе готовил,
Тебя я посвящаю. Встань же, рыцарь!
Сегодня праздник мне: в тебе обрел я
Достойного наследника престола.
Надо сказать, что сын короля Чехии Карл, ставший после смерти отца королём Карлом І, а через несколько лет императором Священной Римской Империи Карлом ІV, проявил меньшую отвагу (или большую сметливость), правильно оценив обстановку и покинув поле сражения. Но вряд ли туристы, проходя по Карловому Мосту в Праге (построенному во время пребывания Карла Люксембургского на чешском престоле) или посещая там же Карлов университет (основанный по указу Карла через два года после битвы, сделавшей его королём), задумываются о связи их с давно завершившейся войной на другом конце Европы.